Текст книги "Экстрасенс в СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Яманов

Соавторы: Игорь Подус
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 10
Снова в деле

Последний болт с характерным скрипом поддался гаечному ключу. Закончив работу, я выпрямился, ощущая на себе два пристальных взгляда. Один – тяжёлый и властный – принадлежал председателю колхоза. Жуков стоял немного поодаль, заложив руки за спину, и его молчание давило сильнее любых слов. Второй взгляд, спокойный и оценивающий, принадлежал бригадиру.

Все звали его дядей Колей, мужик и сам так представился. Он оказался фундаментально деревенским персонажем. В смысле основательный и классический такой колхозник. Натруженные узловатые пальцы доказывали, что бригадир до сих пор пашет наряду с подчинёнными. Николай тоже наблюдал, как присланный с завода парень возится с прицепной системой косилки.

Я смахнул со лба каплю пота, явно оставив на лице грязную полосу. Но сейчас не до этого. Внутри меня всё бурлило. Сознание из будущего с изумлением наблюдало, как человек, видевший сельхозтехнику лишь в телевизоре, только что отрегулировал навесное оборудование для трактора. А здешнее тело или мышечная память просто выполняли поставленную задачу. Мистика!

Пальцы сами находили нужные агрегаты, глаза безошибочно определяли степень натяжения тросов, а в голове всплывали чужие знания. Я никогда не знал, как выставить угол или высоту и тем более как проверить люфт в подшипниках.

И это ещё не всё. У меня оказалось и другое умение – управлять зерноуборочным комбайном. Всплывшее знание ощущалось смутно. Но одновременно появилась уверенность, что стоит оказаться в кабине – и я найду, какие тумблеры переключать и рычаги нажимать.

Ловлю себя на мысли, что стараюсь не для галочки. Возникло какое-то детское желание сделать хорошо. Заодно проявить себя перед сельскими жителями и доказать свою состоятельность.

«А вдруг? – пронеслось в голове крамольной искоркой. – А вдруг мне захочется здесь остаться?» Мысль была пугающей и одновременно притягательной. Ведь я никогда не спал так хорошо, как этой ночью. Ни в прошлой жизни, измученный бессонницей и тревогами, ни в этой – пока чужой. Утром я проснулся с ощущением, будто заново родился. Или так на меня действует убаюкивающая советская действительность?

Размышления прервал рёв мотора. На противоположном конце полевого стана Рыжий принимал видавший виды ЗИЛ-130. Длинный прицеп делал грузовик похожим на неповоротливую гусеницу.

Саня, весельчак и балагур, сев в кабину, сразу преобразился. Лицо друга стало сосредоточенным, а движения уверенными. Он с первого раза загнал грузовик на специальную площадку, ограниченную колышками с красными флажками. Манёвр получился ювелирным, прицеп не задел маркеры. Затем Рыжий столь же уверенно сдал вперёд и дважды повторил упражнение, подъезжая к площадке с разных сторон.

Я почувствовал гордость за друга, который неделю назад был мне никем, а теперь стал частью жизни. Это чувство было таким же новым и необъяснимым, как и умение управлять сложной техникой.

Всего неделю назад я стоял под софитами и свысока внимал восторженным воплям зала, держа в руках кубок победителя. А сейчас потею под палящим солнцем 1979 года в шофёрской кепке и с ладонями, испачканными солидолом. И злюсь на себя. Злюсь за потраченные впустую годы прошлой жизни. Она ведь действительно была пустой. Положительно, это какое-то психологическое заболевание. Шучу.

Ничего, начнём с нуля. Но это не значит, что мне нравится крутить гайки, как сейчас. Для эмоциональной перезагрузки полезно, только временно. Закончив работу, я провёл ладонью по потёртому корпусу косилки и посмотрел на председателя с бригадиром.

Фёдор Николаевич быстро обошёл трактор с косилкой. Его взгляд, казалось, ощупывал каждую заклёпку и шов.

– Николай, ну что скажешь? – бросил он, не глядя на меня.

Дядя Коля наклонился, ткнув пальцем в только что отрегулированный узел:

– Сделано по-людски, Фёдор Михайлович. Не гляди, что парень городской. Там где надо подтянул. Я гляжу, и мелкую неисправность нашёл?

Бригадир посмотрел на меня с нотками лукавства. Значит, поломка была проверкой.

– Парень, кто тебя научил с сельхозтехникой обращаться? – спросил председатель.

– Так оно дело нехитрое. Главное – не спешить, – указываю на соединение косилки с трактором: – Вот здесь, если ветошью протереть, можно увидеть трещинку. Агрегат отработал года четыре, но усталость металла даёт о себе знать. Пока некритично, однако лучше в ближайшие дни сваркой пройтись и заплатку поставить. А тут втулка почти разбита. Нужно менять. Ещё день-два работы – и всё.

Дядя Коля тяжело опустился рядом, хрустнув коленными суставами. Он снял потрёпанную кепку, вытер ею залысины и принялся внимательно изучать агрегат. Помолчал, пошевелил губами, будто пробуя на вкус мой диагноз.

– А ведь верно! – наконец изрёк бригадир, поднимаясь. – Лёха, вот ты глазастый! Трещину мелкую нашёл! Без сварки точно не обойтись.

Он повернулся к председателю:

– Фёдор Николаевич, не серчай. Это мой недогляд. Механик после обеда должен подъехать. Скажу, чтобы аппарат захватил с инструментом, парень поможет заварить. А пока… – бригадир обвёл взглядом трактор с косилкой, потом перевёл его на меня. – Пока можно в работу запускать. До обеда точно ничего не сломается.

Жуков молча кивнул. Его суровое лицо не выразило никаких эмоций. Но это было уже молчаливое одобрение.

– Ладно, – через некоторое время произнёс он. – Передавай ему косилку. Пусть работает. Посмотрим, как он в поле управится.

Эти простые слова прозвучали, как награда. Забравшись в кабину старенького трактора, я взялся за шершавую рукоятку и ощупал руль.

* * *

Работа на сенокосе оказалась непривычной, но смутно знакомой. Рёв мотора, вибрация, передававшаяся через всё тело. Я знал, когда добавить газу, а когда плавно развернуть махину на краю поля. В кабине пекло капитально. Ещё солнце слепило через стёкла. Пот ручьями стекал по спине и лицу. Попытка открыть дверь оказалась ошибкой. Пыль забивалась во все щели, прилипая к коже. Уж лучше духота.

Бригадир поначалу появлялся регулярно, наблюдая, как идёт покос. В какой-то момент он постоял минут пять, глядя, как мой трактор заканчивает очередной проход, затем развернулся и ушёл. А я услышал произнесённое про себя слово « Нормально».

События за стеклом менялись, как в немом кино. Из-под колёс трактора периодически взлетали птицы. Была даже пара мечущихся зайцев. Один раз я увидел лису. Рыжая плутовка наблюдала за трактором с безопасного расстояния. Картина была настолько идиллической, что на мгновение я забыл о жаре и усталости, ощутив прилив сил.

В полдень работа замерла. Трактора и остальная техника потянулись к полевому стану. Вскоре подкатил знакомый ЗИЛ, из кабины которого выпрыгнул Степан, а из кузова, словно царевна из терема, появилась ОНА. Та самая стряпуха Наталья.

Девушка носила комбинезон и куртку, застёгнутую на половину пуговиц. На голове платок, выражение лица сосредоточенное и даже строгое. Но эта суровость лишь подчёркивала её красоту. Даже за спецовкой понятно, что фигура у неё просто шикарная!

Появление Наташи всколыхнуло уставших мужиков, как свежий ветер. Народ оживился, заулыбался, посыпались шутки, порой неуклюжие, но добродушные.

– Наташ, а ты для меня пирожки с капустой испечёшь? – спросил молодой тракторист Витька.

– Для тебя только с одним луком, чтобы запах солярки перебить! – парировала Наталья, продолжая разливать щи по алюминиевым мискам.

Народ рассмеялся. А вот Степан бросал на каждого балагура колючие взгляды. Это заметил не только я. Парни сразу начали подзуживать шофёра. Не со зла, а скорее по привычке.

– Степан, усиливай бдительность. У нас здесь новые кадры из города подкатили, – один из парней указал на нас с Саней.

Налив нам щей, стряпуха поставила рядом тарелку с чёрным хлебом.

– Городские, смотрите не обожгитесь. Понадобится добавка – подходите, – произнесла девушка с лёгкой иронией.

Я невольно улыбнулся в ответ, заметив, как нахмурился Степан.

Еда была простой, но невероятно вкусной. Поразило обилие мяса. А в тушёной картошке, поданной следом за супом, его оказалось пятьдесят на пятьдесят. Первое время я удивлялся, почему никто не фотографирует еду для социальной сети. Мои руки тоже иногда хлопали по карманам в поисках мобильного телефона. Потом долго смеялся. Здесь люди просто наслаждаются вкусом. И правильно делают.

Когда Саня отправился за добавкой, то, разумеется, не выдержал:

– Эх, Наташа… И почему Степан тебя возит, а не я?

Водитель, стоявший у кабины, хмуро уставился на моего друга.

– Эх Рыжий…Молод ты меня ещё возить, – в таком же стиле ответила девушка.

Народ беззлобно захохотал. Я смеялся вместе со всеми. В этой простой, почти деревенской идиллии была какая-то исцеляющая сила. Ловлю себя на мысли, что не хочу никуда возвращаться. Или это первые впечатления, связанные со сменой обстановки? Напрягала только жара, не думавшая успокаиваться.

После обеда и короткого отдыха ко мне подошёл механик. Звали его Иван. Невысокий, жилистый мужик с весёлыми глазами. Его руки покрыты чёрными узорами из въевшейся солярки и старых ожогов. Он деловито осмотрел трещину и сплюнул через щербину между зубами:

– Ну, это фигня. За полчасика управимся.

Следующие тридцать минут я ассистировал механику. Подавал что надо, пока Иван ловко орудовал сварочным аппаратом. Работа кипела под аккомпанемент негромкого ворчания мастера:

– Держи ровнее… Нет, не так. Дай, я сам… Смотри, здесь тоже вроде мелкая раковина…

Было жарко, пахло окалиной, но мне нравилось участвовать в настоящем деле. Наконец Иван снял маску и похлопал молоточком по аккуратному лапику с несколькими дополнительными швами:

– Ну, теперь проработает сто лет, – механик вытер лицо засаленным рукавом. – Езжай косить городской, не отлынивай.

Вторая половина смены прошла как быстрая перемотка. Трактор работал без перебоев. Ритм стал почти медитативным: гул мотора, вибрация, ровное гудение косилки, за которой ложилась ровными рядами трава. Я действовал механически, не задумываясь о движениях. Удивительно, но мне удалось не только выполнить, но и превысить в два раза дневную норму. Дядя Коля сделал несколько пометок в журнале учёта и приказал гнать технику к заправщику.

Когда за нами приехал Степан, день начал клониться к закату. На ночёвку нас с Рыжим отвезли первыми. Шофёр порывался что-то сказать, но промолчал. Без всякой телепатии ясно, о ком должна зайти речь. Однако при мужиках водитель не решился.

– Надо баню греть, – изрёк Рыжий, как только грузовик уехал. – А то у меня грязь везде. Даже там, где её не может быть.

Не стал спрашивать, о чём речь. Однако идею помыться одобрил. Я готов вообще пойти на речку с куском мыла. Настолько в кожу въелась грязь. Всё-таки работа на погрузчике более чистая.

Добравшись до жилья, мы сразу открыли заслонку печи и развели огонь. Дров закинули на один раз, чтобы только подогреть воду. Помывшись, обосновались в предбаннике. Саня с заговорщицким видом извлёк из рюкзака старенький радиоприёмник «Соната» и, включив его в розетку, принялся искать музыку.

– Видел аппарат? Батька дал. Говорит, он даже «Голос Америки» ловит.

– Тебе шибко нужны чужие голоса?

– Да не. Просто интересно. Раньше никогда не слушал, – ответил дружбан, продолжая колдовать над настройками.

После непродолжительных манипуляций, сопровождаемых шипением и треском, из динамика раздались звуки советской музыки. Что-то старое. Кажется, Утёсов. Рыжего это не устроило, и он продолжил мучить аппарат. Но сдался после пяти минут терзаний приёмника. Сегодня победило ретро.

– Ничего, Санька. Денег заработаем, я магнитофон кассетный куплю. Будем слушать Высоцкого и иностранных исполнителей.

– Магнитофон – это мечта! Я только пару раз такой видел. Первый какой-то импортный – знакомый принёс в общагу, где как раз свадьбу гуляли.

Развалясь на деревянной лавке, я слушал рассказы Рыжего про жизнь в общаге. А сам вспоминал «коммунальный рай». Там было тесно, одиноко и всё пронизано тоской. Здесь же простая, но настоящая жизнь, наполненная хоть каким-то смыслом.

После бани нас ждал ужин, который выставила Матрёна. Жареная картошка с грибами и сметаной. Сало с собственным хлебом. Ели молча, чувствуя, как силы понемногу возвращаются в натруженные тела. Когда сковородка опустела, к нам подошла хозяйка.

– Алёша, пойдём, поговорим, – поманила она рукой.

Мы снова очутились в каменном мешке с печью. Старуха указала на лавку, а сама подошла к деревянным полкам, уставленным склянками и свёртками с травами.

Плеснув в кружку какого-то настоя, Матрёна передала его мне. Цвет отвара оказался янтарным, а запах – с нотками горечи.

– От усталости, – коротко пояснила бабка и снова принялась перебирать свои запасы.

Я сделал глоток. На вкус отвар оказался терпким, с древесным послевкусием. И странное дело – через несколько минут мне действительно начало казаться, что усталость уходит, уступая место спокойной, приятной истоме. А ещё я с удивлением понял, что снова готов исцелять. Или показалось?

Матрёна сняла стоптанную обувь и устроилась напротив. Она смотрела на меня, и её взгляд пронзал насквозь, выискивая что-то спрятанное глубоко внутри. В каменном мешке воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком сердца.

Наконец старуха с видимым усилием протянула ко мне правую руку:

– Лёша, я пятерню разжать до конца не могу. Совсем скрутило, – тихо и безо всякой жалобы произнесла Матрёна. – С детства серпом в поле махала. Зимой воду из проруби таскала. Иной раз кажется, что тот серп в руке навсегда и остался. Вот, посмотри.

Она попыталась распрямить ладонь, но пальцы замерли в неестественном положении. Я взял её руку. Кожа оказалась шершавой, как наждачная бумага.

В этот миг моё сознание, будто настраивающийся радиоприёмник, поймало потерянную волну. Я снова смотрел не просто на морщины и мозоли, но начал видеть сквозь них. Перед внутренним взором, словно на рентгеновском снимке, проступила структура – кости и уродливые наросты в местах соединения суставов.

«Экзостоз – доброкачественное новообразование, представляющее собой патологический нарост на поверхности кости, состоящий из костной или костно-хрящевой ткани» – знание, заложенное ещё в медицинском институте, тут же всплыло в голове. Частые последствия старых костных и суставных травм. Почти у каждого человека есть такие. Кто не верит, просто проведите рукой по малой берцовой кости. Обязательно найдёте неровности, оставшиеся с детства от травм и падений.

Но в нашем случае экзостоз появился вследствие однообразной работы в поле с сопутствующим травмирующим эффектом. Он буквально смыкал кости, не давая им двигаться свободно. Я остановил порыв выплеснуть энергию для лечения, лучше не спешить.

Представив, как наросты медленно рассасываются, я понял, что это не вариант. Так ничего не выйдет. Это похоже на попытку растопить речной лёд дыханием. Наросты укреплялись десятилетиями и стали прочнее гранита. В отличие от случая с футболистом, всё слишком застарелое. Убрать не смогу. А вот с суставами, которые от хронического воспаления окрасились багряным, можно поработать.

Я сосредоточился не на избавлении от проблемы, а на её смягчении. Подал силу, и мне показалось, что ничего не происходит. Ощущались лишь лёгкое покалывание в собственных пальцах и едва заметная дрожь между нашими ладонями. Почувствовав, что перебарщиваю и багрянец с суставов почти сошёл, быстро одёргиваю руку.

– Простите, Матрёна Ивановна, но полностью убрать наросты не смогу.

Старуха не ответила. Она с недоверием рассматривала свою руку, а затем попыталась сжать и разжать кулак. Пальцы послушно сомкнулись, а потом разжались.

На суровом лице бабки появилось выражение глубочайшего изумления.

– Ну ты даёшь! – сказала она, разглядывая кисть, будто видела её впервые. – А ведь у тебя и правда получилось! Даже мне, старухе, помог! Силён!

Матрёна снова посмотрела на меня:

– Дар у тебя нужный, лечебный. Только опасный для его обладателя. Можно себя истощить, если переусердствовать. Давай-ка, Лёша, аккуратнее с этим, – она сделала паузу, собираясь с мыслями. – Без излечения ты жить не сможешь. Мне это точно известно, но следующего своего пациента с умом выбирай. А я помогу тебе всю энергию не выплеснуть. И ещё одно, Алёша. Мне терять нечего, своё отжила. Давай лучше за меня прячься. Сделаем так, чтобы твоё участие никто не заметил. Если кто узнает правду, то пиши пропало. Кто наверху сидят, себе служить заставят. И сгоришь ты там, как свеча. Им здоровье нужно любой ценой, жалеть не будут.

Матрёна снова налила в кружку отвар.

– Пей и иди спать. Завтра на работу, силы набирайся.

Глава 11
Наталья

С утра стояла такая жара, что замолчали даже трещавшие в траве кузнечики. Воздух над скошенным полем колыхался, словно жидкое стекло. От техники пахло перегретым металлом, а вездесущая пыль мгновенно забивала фильтры воздухозаборников. Выбравшись из-под раскалённого кожуха трактора, я проверил крепления сенокосилки.

Рубашка прилипла к мокрой спине. Спасибо кепке, выданной Саней, и канистре с водой, набранной из колодца Матрёны. Иначе я давно получил бы солнечный удар.

Открыв полупустую ёмкость, с наслаждением выливаю на голову тёплую воду и направляюсь к единственной более-менее нормальной тени, отбрасываемой навесом. На лавках уже сидели два механизатора. Дядя Коля, который вчера знакомил меня с техникой, и Витька, работающий на тракторе первый год. Они ждали, когда привезут обед, и обсуждали что-то любопытное, заставившее прислушаться.

– … а он, Степан-то, завсегда готов сойтись. Говорит, мол, не из-за него загвоздка, – смачно сплёвывая под себя, вещал бригадир. – Но его мать моей жёнке сказывала, что никогда не примет Натаху. И не из-за нагулянного дитя. А всё из-за этой… ну, болезни. Мол, стыдно её сыну, здоровому мужику, с такой бабой связываться. Люди коситься будут и в спину пальцем показывать.

О ком речь, понятно. Пытаясь уловить суть болтовни, я прижался к столбу и постарался не отсвечивать. Обычно сплетни в деревне распространяли бабы, а тут вдруг серьёзный бригадир – дядя Коля.

– Какая ещё болезнь? Неужели та самая? – оживился Витька. – Я слышал, что Наталья, чуть ли не прокажённая. Руки-ноги у неё все в струпьях и шелушатся. Оттого она комбинезон и куртку носит. Ещё мать говорила, что её еду только горячей есть можно. А после необходимо посуду мыть с содой, не то заразишься.

– Брехня! Никакая Натаха не заразная. Да и девка красивая, просто по жизни невезучая. Старуха моя говорит, что по-научному её болезнь экземой кличут. А вот откуда она проявляется, даже московские профессора да академики толком не знают.

Моё сердце неприятно сжалось. Я вспомнил красивое лицо Наташи, её насмешливые глаза, быстрые и ловкие движения. Её звонкий и заразительный смех прозвучал только однажды, когда Санька выдал один из анекдотов про Брежнева. Приятная во всех отношениях девушка. Думаю, в будущем таких уже нет.

Ещё я вчера почувствовал странность. Но мне и в голову не могло прийти, что под длинными рукавами стряпуха скрывает экзему.

– Да хрен с ней, с этой болезнью, – махнул рукой дядя Коля. – Со Степаном они с детства ходили, за ручки держась. Вместе за одной партой сидели в нашей поселковой восьмилетке. Все их парочкой считали. Женихом и невестой дразнили.

– И что потом случилось?

– До того, как Стёпка в армию ушёл, они сильно разругались. И Наташка на повариху в город уехала учиться. Потом она с тем городским пижоном связалась, который нам в клуб кино по выходным привозил. Родила от него, так и не расписавшись. Этот гад её потом с ребёнком бросил. Вернулась домой два года назад уже с четырёхлетним сынишкой. А Степан тогда год как с Зойкой из сельпо встречался. У них дело к свадьбе шло, но всё развалилось. Стёпка как Натаху увидал, так и поплыл. Наверное, подумал, теперь-то его шанс. Ан нет. Отшила она его. Только он это не признаёт. Ссылается на её болезнь и чужого ему ребятёнка, а самого злоба гложет. Не может простить, что она его из армии не дождалась.

– Ну, я бы вообще с Натахой не связывался, – пробурчал Витька. – Баба с прицепом, да ещё и нездоровая. Зачем видному мужику такие проблемы?

– Что ты, сопля, понимаешь? Не связывался бы он! Если сердце укажет, то побежишь вприпрыжку, как щенок, даже за последней замарашкой, – ответил дядя Коля и закурил «Приму».

Степан снова привёз Наталью на полевой стан, где к этому моменту собралась вся бригада. Позже я уплетал еду, наблюдая, как шофёр украдкой посматривает на стряпуху. Стало интересно, что за разговоры они ведут, когда ездят вместе? А может, люди совсем не общаются?

Вечером, вернувшись в баню, я малость подзагрузился. Повитуха поставила перед нами по миске щей и вдосталь хлеба с салом. Поев, я не выдержал и подошёл к хозяйке, готовящейся мыть посуду в огромном корыте:

– Матрёна Ивановна, а от кожных заболеваний, разумеется, не заразных, у вас снадобья имеются? – осторожно начинаю разговор.

Старуха вперила в меня свой сканирующий взгляд:

– Есть травы от разных болячек. А от людской глупости ни одной. О ком спрашиваешь? Давай не темни, всё выкладывай. Далее я сама решу.

– У вас тут один хороший человек мучается. Её из-за этого местные сторонятся. Сплетницы нехорошие слухи распускают, – отвечаю честно, мне скрывать нечего.

– Знаю о ком ты, – коротко бросила Матрёна и продолжила мыть посуду в корыте. – Болезнь у Натальи с детства. Но раньше особо не проявлялась. Прогрессировать она начала уже в городе. Причина в нервах и врождённая предрасположенность организма. Пробовала я её лечить, когда она совсем маленькой была. На время воспаление уходит, а через годы втройне накатывает. Не хочет болезнь из неё уходить. А насчёт моей помощи сразу говорю – нет. Раньше я помогала, когда она по малолетству мне верила. Сейчас Наташка дюже умная стала. Больше врачам доверяет, которые ничем помочь не могут.

* * *

На следующий день я наблюдал за парой с новым интересом. Степан, обычно шутливый и разговорчивый, при Наталье держался чуть ли не официально. Она отвечала ему с холодной вежливостью, будто отгородившись невидимой стеной.

Судьба предоставила мне случай вмешаться самым нелепым образом. После обеда я забыл на лавке кепку и вернулся за ней. Большинство механизаторов уже разъехались, а у импровизированной столовой под навесом остались только Степана с Наташей. И завязали явно неприятный разговор.

– Что ты ко мне пристал, Стёпа? – слышался дрожащий голос девушки. – Сказала же, неинтересно мне. У меня сын, работа, своих забот невпроворот…

– Какие заботы? – перебил её водитель. – Мы с тобой с первого класса знаем друг друга! Что за игры в молчанку? Раньше хоть поругаться могли. А теперь ты от меня шарахаешься. Даже в одной кабине ездить не хочешь!

– Стёпа, всё давно прошло. Что тебе от меня сейчас надо? – вспыхнула женщина. – Ведь сам пожалеешь потом, что связался с больной бабой! Наверняка сплетницы местные давно все уши прожужжали? Вот к ним и иди. Они тебе быстро нормальную девку без багажа посоветуют!

– Какая ты больная⁈ – воскликнул Степан. – О чём ты⁈

– Не притворяйся, что не знаешь! – в голосе Наташи появились стальные нотки. – Я слышала, как твоя мать с подругами обсуждала мой недуг! Видела, как ты поначалу хотел подойти, а потом как от чумной бегал! А теперь что? Приспичило?

Степан опешил. Его загорелое лицо покраснело ещё сильнее.

– Да мне наплевать на их болтовню! Как ты вернулась, я слова плохого про тебя никому не сказал.

– А зачем слова? По глазам всё видно! Ты даже сейчас смотришь на рукава и морщишься! Стёпа, я всё вижу! И не хочу, чтобы и ты увидел меня такой, какой я теперь стала.

На полминуты повисло тягостное молчание, а потом шофёр снова заговорил:

– Правда в твоих словах есть. Мать талдычит, что ты чума, свалившаяся на нашу голову. Но я всё равно не могу тебя забыть, – выпалил Степан, и резко повернувшись, уставился на меня.

Глаза его мигом налились кровью, как у быка, увидевшего красную тряпку.

– Городской, а ты чего уши греешь? – рявкнул водитель, делая шаг в мою сторону. – Любишь чужие разговоры подслушивать? Подумаешь, механизатор! Косилку вчера починил, умные слова знаешь! Так что? Теперь во всё нос можешь совать?

Он пёр на меня буром, но я не отступил:

– Стёпа, охолонись. Я специально не подслушивал, просто кепку забыл, – спокойно ответил я, указав на головной убор. – Но раз я случайно услышал, то знай: ты не прав.

– Я? – взревел шофёр, схватив меня за грудки. – А ты-то тут при чём? В нашу жизнь чего лезешь⁈

– Наташа твоя – никакая не чумная, – произношу, глядя ему в глаза. – Извините за то, что подслушал, но теперь я знаю причину. Болезнь называется псориаз. Она совершенно незаразная. Это гормональный сбой, в большинстве своём на нервной почве. А ты своим поведением только усугубляешь её состояние. Человеку нельзя волноваться.

Наступила тишина. Опешившая Наташа смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Степан был тоже ошеломлён.

– Откуда ты… – начал он и запнулся. – Да что ты вообще в этом понимаешь?

– Я же сказал, случайно узнал. И теперь хочу вам помочь. Если, конечно, Наталья позволит мне вмешаться.

– Помочь? – прошептала она. – Чем? Врачи в райцентре руками разводят. Только рецепты на бесполезные мази выписывают. В городе то же самое. Лучше бы сказали правду, что псориаз не лечится. Я все книги прочитала по этой теме.

– Наташа, я бы и влезать не стал. Но знаю точно, что некоторые люди эту болезнь победили. Долго рассказывать, но моя двоюродная сестра точно вылечилась. Методики действенные имеются, – я старался врать как можно естественнее. – Но для начала нужно, чтобы вы мне поверили. А я укажу на человечка, который поможет.

Перевожу взгляд на Степана:

– Стёпа, а тебе нужно перестать слушать сплетни и стыдиться. Ты же её любишь, я вижу. Вот и поддержи Наташу.

Степан потупил взгляд, и вся его злость куда-то ушла, сменившись на растерянность.

– Ладно, – буркнул он, убирая руки от моей рубахи. – Хочешь помочь – помогай. Только навредить не смей.

– Не бойся, вреда не допущу.

Наташа просто кивнула и начала убирать посуду со стола. Воспользовавшись тем, что женщина отошла, я повернулся к Степану:

– Сейчас она немного остынет, а потом ты с ней спокойно поговори. Задача одна. Нужно убедить её сходить к бабке Матрёне.

Шофёр тяжко вздохнул:

– Хорошо. Лёха, ты это, не сердись. Я не знал, что ты помочь хочешь. Прости за слова обидные.

– Бывает, – отмахиваюсь в ответ.

Следующим шагом был разговор с девушкой.

– Наталья, извини. Может, я не вовремя вмешался. Но мне известно, как помочь. Про родственницу – не пустые слова. Только здесь нужны не врачи, а целитель. Стопроцентного результата не обещаю, но, может, попробуешь?

– Какое целительство? Я это уже проходила. Всех бабок в нашем районе объездила в своё время, но они только зубы заговаривают, – скептически выдала Наташа.

– Матрёна лечить умеет. Ты ведь знаешь. Но ей нужно твоё согласие и полное доверие. И к Степану будь помягче. Он не враг тебе.

Наташа долго смотрела на свои руки. Потом тихо сказала:

– Как же я устала… Ладно. Попробую. Только чтобы никто не знал. Кроме вас с Матрёной.

– Обещаю, никто не узнает, – заверил я девушку.

Теперь предстоит самый сложный разговор с бабкой.

* * *

– Матрёна Ивановна, я хочу попробовать помочь Наталье. Но нужно сделать, как мы договорились. Пусть люди думают, что это вы лечите.

Бабка уставилась на меня стандартным взглядом-сканером:

– Значит, не терпится применить умение? Алёша, мне ты руку подправил, я это оценила. Но у Натальи болезнь намного серьёзнее. Ты же ослаб и пока не восстановился. Ещё желание нужно, чтобы ей помочь. Так оно лучше работает, меньше выжигает тебя внутренне. Это как с любой работой. Когда она в радость, то делается быстрее и лучше. Уверен, что справишься?

А какие варианты? Отторжения Наталья у меня не вызывает. Да и надо дар в деле опробовать. Думаю, начну, как в прошлые разы, а там – как пойдёт.

– Постараюсь. А то она страдает из-за ерунды. Из-за людского невежества и сплетен. Я реально хочу помочь. Заодно потренируюсь перед более сложными делами. Если есть дар, то надо его использовать. К тому же болезнь совершенно иная, чем я лечил до этого.

– Ладно, воля твоя. Приводи Наталью завтра вечером. Я буду заговоры шептать да отварами поить. А ты делай, что должен.

* * *

Вечером, когда солнце клонилось к закату, бледная Наталья постучала в ворота. Хозяйка встретила её ласково и без лишних разговоров завела в каменную часть дома. Затем заперла двери и усадила за стол, устланный сушёными травами. Там же расположилась горящая свеча, добавлявшая происходящему элемент мистики.

Я сидел на табуретке за тёплой печкой, скрываемый полумраком, но всё видел.

– Не бойся, дочка. Руки оголи до плеч, – ласково произнесла бабка.

Наташа нехотя закатала рукава. Кожа на её предплечьях оказалась покрыта красной сыпью, обильно шелушившейся. Выглядело это действительно неприятно. Сразу стало ясно, откуда берутся сплетни о проказе.

– Ничего, ничего, – пробормотала Матрёна, улыбаясь, – видали мы и не такое. А теперь давай-ка выпей вот этот отвар.

Посмотрев с сомнением на пододвинутую кружку, Наталья начала пить явно горькую настойку.

– Давай, до конца. Это тебе точно не повредит, – приговаривала бабка, а когда Наталья всё допила, попросила её встать: – Ну а теперь разоблачайся.

Девушка на миг напряглась, но потом расслабилась и начала раздеваться. Я сразу почуял себя неуютно. Про раздевание мы с Матрёной не договаривались.

И хотя я наблюдал за происходящим в медицинских целях, красивое тело Наташи меня удивило. Она пропорционально сложена, крупные груди не обвисли, а больше подойдут молоденькой нерожавшей девушке. Всё остальное было как у фитнес-моделей из моего времени. И это без капли ботокса, липосакции и имплантов. Портили весьма соблазнительную картину только участки поражённой кожи на бёдрах, руках и животе. Чем дольше я на это всё смотрел, тем больше хотелось всё исправить.

Тем временем бабка открыла печь и плеснула в тлеющие угли своего отвара. Комнату окутал запах трав, и стало совсем душно. После этого она легонько подтолкнула девушку, и та, словно послушная кукла, улеглась на разложенные травы, лицом вверх.

– Теперь закрывай глаза, – тихо потребовала Матрёна. – И просто дыши. Глубоко. Представь что-нибудь хорошее. Не думай ни о чём плохом.

Пока старуха шептала, водя руками над Наташиным телом, я увидел её знак и вышел из укрытия. К этому моменту рубашка промокла, а лёгкое возбуждение от вида обнажённой Натальи заставило покраснеть.

На этот раз я переключился в сканирующий режим буквально по щелчку. Закрыв глаза, склонился над ставшей для меня полупрозрачной девушкой и постарался сосредоточиться.