Текст книги "Экстрасенс в СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Яманов

Соавторы: Игорь Подус
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 17
Родня

После отбытия Лаптева с милицией к нам с Саней подошёл дядя Коля. Бригадир оценил моё состояние, приказав в понедельник на работу не выходить. Едва добравшись до родного предбанника, я сразу выключился и проспал до понедельника, периодически вставая попить или в туалет.

Матрёна ещё вчера принесла огромную бутыль горького пойла, обязав Саньку поить меня, когда буду просыпаться. Чем он и занимался вчера вечером и ночью. Из-за волн накатывающей головной боли просыпался я часто. Пил терпкое пойло, и мозг снова затягивало в сон без сновидений.

Такого долгого и болезненного отката у меня пока не было. Даже после того, как я встал, тело продолжало пошатывать. Короче, совсем не боец. А от малейшего поползновения использовать дар начинались приступы тошноты. Люди из XXI века приняли бы меня за наркомана в стадии жёсткой ломки. Местные могли подумать, что мужик после многодневного запоя. Очень долгого.

К часу удалось более-менее прийти в себя, и я волевым усилием встал с лавки. После чего помылся холодной водой и сходил в туалет. Матрёна заметила мой подъём и сразу принесла миску щей с кусками разваренной говядины. Рядом бабка поставила уже привычную ёмкость со сметаной и хлеб.

Странно, что хозяйка не погнала обедать к столу под яблоней, а разрешила кушать в предбаннике. При этом сама знахарка села напротив, настаивая съесть всё принесённое.

– Ну что? Гляжу, надорвался? – констатировала она. – А ты думал, дар позволит без последствий здоровье живым людям подрывать? За это спрос в двойном размере. Знаешь почему?

Я замотал головой, поморщившись от болезненных уколов в висках.

– Потому что за излечение люди тебе благодарны. А за вред никто спасибо не скажет. От этого дар надолго затухает. Заодно организму ущерб, оттого и такая слабость. Ты же не порченный, который горем людским питается. Это ему любые чужие страдания в радость. У тебя обратная зависимость. Чем человеку лучше сделаешь, тем ты сильнее станешь. Пусть и не сразу, ведь необходимо время на восстановление. Про дозировку использования силы тоже забывать нельзя.

Матрёна просто и кратко объяснила непонятки, происходившие с организмом. Я ведь после усердного лечения терял способность использовать дар, но она быстро возвращалась. Если не брать случай с Мальцевым. Тогда произошёл откровенный перебор. Заодно понятно, почему так трясёт от подрыва чужого здоровья. Вон головная боль проходить не собирается даже после еды. Хорошо хоть тошнота немного отступила.

Ничего, мне наука на будущее. Надо учитывать, что за вред людям придётся платить двойную цену. Это логично. Будь на моём месте человек гнилой или озлобленный, то он начать бы творить дичь направо и налево. И надорвался бы.

Заодно стала понятна ситуации с Егоровым. Я использовал дар лишь чуть-чуть. Причём последствия для организма партократа фактически положительные. Его ведь могло накрыть неожиданно, а врачи могли не успеть. А так после приступа МКБ за него взялась советская медицина. Специалисты найдут сдвинувшийся камушек и оперативно вылечат обкомовца. Так что после санатория завотделом вернётся и продолжит портить жизнь колхозникам. Надеюсь, что боль, испытанная во время обратного пути в город, навсегда отобьёт у него желание возвращаться, пока не починят дорогу. Ха-ха!

Но всё равно какая-то мистика, даже с учётом наличия самого дара. Типа встроенных ограничений. Иначе человек ещё возомнит себя Чёрным властелином.

– Надеюсь, твоя душенька теперь довольна? – не унималась Матрёна.

Вот чего она прицепилась со своей моралью? Соглашусь, что надо было поступить хитрее. Что не отменяло неизбежности стычки с грузинами.

Если бы я знал, что поднимется такая буря страстей, то действовал по-другому. Надо было выцепить Реваза одного и наказать также жестоко. Ибо нехер. И плевать на последствия. Такие шакалы не должны гадить нормальным людям.

Просто поднятый шум оказался лишним. Подобные события для СССР редкость, а значит, привлекут внимание соответствующих инстанций. И, конечно, мою фамилию возьмут на карандаш. А я ведь уже решил, что дар требует тишины вокруг. В остальном скандал с приездом торгашей с рынка и митингом сельчан пошёл на пользу. Он обозначил ещё пару персон, достойных вмешательства в их внутренние органы.

Первая кандидатура – это Романов. Антон проявил себя как настоящий ублюдок. Зачем было звонить в обком и сообщать ложные сведения? Ведь меня действительно могли арестовать. Повезло с Панфиловым, а затем с Лаптевым. Да и народ крайне недоволен парторгом. Его считают попросту паразитом. А ещё Романов стучит Егорову, понимая, что тот хочет навредить колхозу. Как только узнаю, за что его сюда сослали, использую информацию по назначению. Вредить его здоровью пока не стоит. Однако обеспечить ему добротную диарею на пару дней можно. Пусть помучается. Может, через жопу чего-то дойдёт до головы.

Вторая кандидатура – неизвестный начальник следователя Горюнова. По всему выходит, что это он приказал меня закрыть. Возможно, товарищ имеет связь с грузинскими торгашами. Скорее всего, именно этот вредитель помешал бригаде чувашских строителей возвратиться в колхоз, навязав носатых товарищей. Явно просматривается личный интерес. В моём времени чиновники тоже пилили бюджеты, передавая подряды своим людям. А за работу колхоз неплохо платит шабашникам. Вдруг грузины отстёгивают какую-то долю? Или у них там свои расчёты? Эти нюансы советских хозяйственных отношений мне неизвестны.

Участковый обмолвился, какими методами работает начальник Горюнова. Лейтенанту они, мягко говоря, не нравятся. Значит, как появится возможность, надо его расспросить.

Кстати, теперь я Панфилову должен. Уж больно рьяно он меня защищал, причём просто выполняя свой долг. Что достойно уважения. Жукову и другим жителям села, собравшимся на сход ради городского парня, я тоже благодарен. Если им понадобится помощь, то впишусь, не задумавшись.

Остаётся сам юрист второго класса, к которому у меня также имеется претензия. Не такая, как к его начальнику, но всё же. Судя по прочитанным мыслям следователя, он слишком рьяно готов исполнять любые приказы руководства. Карьеру делает человек, бывает. Однако есть моральный аспект и закон, который обязан соблюдать любой госслужащий, тем более из прокуратуры. Это ещё он переобулся в полёте, когда понял, что запахло керосином. Иначе на финке могли оказаться мои отпечатки пальцев. Трогать его глупо, но если наши пути пересекутся, то пусть пеняет на себя. Минимум многодневный понос ему обеспечен. Кстати, надо потренировать эту схему на Романове. И вообще, хорошая идея. Сделал гадость – сердцу радость. Заодно особо никому не навредил. Даже организм человеку от шлаков очистил. Ха-ха!

Чего-то список моих врагов растёт, как снежный ком. А кто-то недавно вещал о тишине. Так не пойдёт. Я вам не мститель из пиндосских комиксов. И вместо бесконечных сражений со всякими тварями хочу просто нормально жить. В своём времени не получилось. Поэтому глупо не воспользоваться подарком судьбы. Ещё здесь вокруг по большей части нормальные люди. Надо ценить и это. Ведь у меня раньше не было друзей или же добрых приятелей. Я даже начал понимать, что потерял.

– Ну что, закончил составлять список жертв? – вдруг спросила Матрёна, заставив меня вздрогнуть. – Вижу, уже закончил. И наверно сам понял, что так нельзя. Пойду я посуду мыть, а ты ещё полежи, лучше поспи. К вечеру в себя придёшь.

Телепатка колхозная! Аж испугала меня сначала. Вот на такие приёмы и попадаются доверчивые люди, которых берут в оборот гадалки с прочими шарлатанами.

Надо действительно прилечь. Съеденная еда дала приятное тепло и начала клонить в сон.

* * *

Два следующих дня прошли нормально. Даже буднично. Я работал на благо колхоза, укрепляя советскую власть на вверенном участке поля. На третий Степан высадил нас в семь вечера на краю села, в километре от дома Матрёны. Причём заводских мужиков тоже добросил до ближайшего поворота и умотал.

Водитель был какой-то озабоченный и бормотал про срочное дело. Мы с Санькой спорить не стали, только понятливо переглянулись. В селе всем известно, что «срочное дело» зовут Наталья. Ладно хоть не забыл заехать. А то на прошлой неделе нам пришлось тащиться по просёлку шесть километров. После чего народ сделал шофёру внушение, пообещав меры физического воздействия. Тот извинился, ещё и сослался на поломку. Врёт, но красиво.

– Ну что, защитник доярок, – сказал Санька, сплюнув на дорожную пыль, – двигай быстрее. Чем скорее дойдём, тем быстрее пожрём.

Я промолчал. Тему недавней драки и схода народ обмусолил со всех сторон. Какие-то бабушки на лавочке, а не механизаторы. Надоело к ней возвращаться. Поэтому мы шли молча минут пять. Конечно, Рыжий не выдержал. Для него это слишком много. Санька завёл разговор о новости, не дававшей мне целый день покоя:

– Так что там дядя Коля сказал? Журналистка из Москвы в сельсовет звонила? Из «Московского комсомольца»? Про тебя спрашивала?

Вот зачем переспрашивать, если также обсудили эту тему не один раз?

– И что? – спрашиваю невозмутимо.

– Как это «что»? – Санька оживился, а его рыжая шевелюра, казалось, начала жить отдельной жизнью. – Лёха! Смотри, приедет эта корреспондентка, сфоткает тебя на фоне копны и трактора. Ты ей расскажешь про героический труд, как тебя любят доярки, а ты их защищаешь от поползновений тёмных сил. Глядишь, через неделю в газете статья выйдет. С портретом.

Он замолк на секунду, явно давая волю фантазии.

– Статью весь Союз прочитает. Большим человеком станешь. Как на завод вернёшься, с тобой даже директор будет за ручку здороваться и по имени-отчеству величать. Дальше по карьерной лестнице вверх пойдёшь. В начальники выбьешься. Важным будешь, толстомордым и скучным. На собраниях речи начнёшь толкать, а народ тебе хлопать.

Рыжий изобразил, как, по его мнению, должен выглядеть настоящий начальник. Затем фыркнул и захихикал. Я не выдержал и тоже ухмыльнулся. Картинка, нарисованная им, комична до абсурда. Не тяну я на руководителя, здесь Саня прав. Желания лезть наверх тоже нет. Это надо учиться, вступать в партию, хорошо потолкаться локтями. А по факту поддержки у меня нет, да и через двенадцать лет СССР вообще развалится. Например, наш завод сдох уже к концу девяностых. Оно мне надо?

Касательно известности, то у меня её теперь хоть отбавляй. До истории с шабашниками я был здесь никем. Ну, почти. Городской парень с завода «Металлист», приехавший из райцентра на лето, чтобы подзаработать. Местные девчонки посматривали на меня больше из любопытства. Мужики постарше и кто не знал о моих талантах вообще считали пустым местом. Таковы деревенские расклады. Рукожопов здесь не любят. Что меня устраивало. Можно было спокойно работать, реализовывая план по интеграции в советскую эпоху.

Сейчас всё изменилось. После драки и особенно изгнания шабашников из села я стал слишком заметной фигурой. Со мной теперь все здороваются. Девушки улыбаются и уже не из любопытства, а с загадочным блеском в глазах. А мужики, ранее смотревшие сквозь меня, при встрече жмут руку, как своему. Это приятно, но…

И это внимание становится навязчивым. А ведь прошло всего два дня. Представляю, что будет на танцах. Куда теперь придётся идти в любом случае. Рыжий не простит мне игнорирования столь значимого мероприятия. Ведь он с удовольствием купается в лучах моей славы.

А тут ещё и эта журналистка из Москвы. Из главной молодёжной газеты страны. Зачем? Кто её подослал? Что ей нужно от простого механизатора Алексея Соколова? В моём положении любое внимание, особенно такое пристальное, совершенно лишнее. Малейшее подозрение в паранормальных способностях – и можно получить совсем другую, куда менее приятную прописку.

Надо будет зайти к Жукову. Разузнать, чего ей нужно. Заодно попросить, чтобы меня не трогали. Мол, Лёша Соколов стеснятся лишнего внимания к своей персоне.

– Ничего, Сань, – произношу серьёзно. – Не переживай. Если журналистка всё-таки приедет, я просто переведу стрелки на тебя. Пусть возьмёт интервью у самого рыжего человека на планете. Вот это будет сенсация! Где ещё можно встретить такой редкий экземпляр? Практически уникальный.

Рыжий сделал вид, что задумался, а сам начали пристраиваться, чтобы дать мне пинка. Надо срочно ускоряться. Что я и сделал, рванув в сторону дома Матрёны. Саня последовал за мной, не прекращая попытки меня достать.

Так мы и неслись последние двести метров, как два идиота. Один делал вид, что убегает, а второй – что догоняет. Из последних сил нам удалось добежать до знакомого пригорка. Далее уставший организм отказал.

Подбежав к цели, мы одновременно остановились, разглядывая гостей. Ведь у подъёма стояла машина. Но не «Запорожец» или колхозный грузовик – частые обитатели в здешних Палестинах. Перед домом расположилась «Волга» салатового цвета с шашечками. Такси. В нашем-то медвежьем углу! Интересно, кто потащился по колдобинам на такси за тридцать километров от цивилизации? Не самое дешёвое удовольствие. В СССР данный вид транспорта дорогой и даже элитарный. Это вам не будущее с дешёвым «Яндексом». Здесь таксисты – уважаемые люди и весьма избалованные. Зарабатывают они неплохо, часто сверх счётчика. Ещё я слышал, что самые ушлые ночью водкой приторговывают. В таксопарк на хорошую машину без блата и подогрева начальства тоже не попадёшь.

Саня, вытирая пот со лба рукавом, присвистнул сквозь зубы. Получилось весьма красноречиво.

– Ни хрена себе! – произнёс дружбан. – Это за какие деньги сюда одного из наших «вокзальщиков» занесло? Он же без трёшки пальцем не пошевелит.

Рыжий прав. По обычному тарифу сюда ни один таксист не поедет. Разве что за двойную плату. А это много! Но раз он здесь, значит клиент не обидел. Сразу ясно, в гости к Матрёне нагрянул кто-то весьма состоятельный.

Правда, промелькнула одна мыслишка, сразу заставившая меня, похолодеть. А вдруг это по мою душу? Грузины могли не простить оскорбление. Нельзя исключать желание отомстить. И плевать они хотели на ОБХСС.

Однако все опасения развеялись, едва мы сделали несколько шагов в направлении двери. Из-за забора донеслись звуки скандала. Голос Матрёны звучал громко и жёстко. Ему вторил другой – визгливый, похожий на звук бензопилы. Разобрать слов было нельзя, уж слишком активно общались дамы, перебивая друг друга.

Саня, несмотря на врождённое любопытство, резко перехотел заходить в дом, принявшись крутить головой в поисках, на что бы переключить внимание. Заметив таксиста в кожаной кепке, нервно курящего за машиной, Рыжий решительно направился к нему. На ходу он бросил, что узнал мужика и сейчас разведает обстановку.

Судя по виду, таксист тысячу раз пожалел, что согласился на этот заказ. Зато сразу обрадовался Сане, поздоровавшись с ним за руку. Тут же завязался разговор, будто встретились два старых приятеля.

Я же решил подойти поближе. Уж больно знакомым мне показался голос гостьи. Неужели этот детский кошмар продолжает преследовать меня по пятам?

За дверью развернулась интересная картина. Там, размахивая руками и крича, стояла она. Моя двоюродная тётка Аглая из прошлой жизни, которая уже успела отметиться в этой, прокляв родителей. Вид у неё был такой же, как я запомнил в семилетнем возрасте. Лицо красное, будто налитое кровью и злобой, глаза-щёлочки, испепеляющие всё вокруг взглядом. А её манеру поведения можно охарактеризовать так: «я здесь хозяйка, а вы все – дерьмо».

В моей голове тут же всплыли обрывки воспоминаний, тёмных и неприятных. Тот же голос, но более сиплый от постоянного курения и крика. Начало девяностых, кухня в той самой коммуналке. Аглая тычет пальцем в тётю Катю, которая вырастила нас с сестрой, требуя, чтобы она сдала племянников в детский дом.

– Ты сейчас же едешь со мной, а об этих выродках пусть государство позаботится! – визжала она.

А я, маленький, прятался за дверью, сжимая кулаки от жгучей обиды. Потом это повторялось по нескольку раз в год, пока тётя Катя не увезла нас в Подмосковье.

И вот теперь Аглая здесь. С тем же остервенением что-то требует от Матрёны. Бабка сейчас успокоилась и смотрела на гостью, молча скрестив руки на груди. Её лицо стало каменным, а в глазах неожиданно плескалась усталость, а не гнев. Будто всё это она слышала уже тысячу раз.

«Что ей нужно? – начал я лихорадочно соображать, прислонившись к деревянному забору. – Неужели клиентка? Прикатила из города, чтобы поругаться за неправильное предсказание или не подействовавший отвар?»

Моя версия вдруг разбилась вдребезги после первых чётких фраз Аглаи:

– Мама, я тебе не раз говорила! – тётка снизила звук, но продолжала тыкать пальцем в Матрёну. – Дом должен достаться мне!

«Мама»? – эхом отозвалось у меня в голове. Неужели Матрёна – мать этого чудовища?

Так, стоп! Быстро пробегаюсь по генеалогическому древу Беловых. Если знахарка – мать мегеры, то она приходится двоюродной бабкой Кеше? То есть мне из прошлой жизни.

История с попаданием в семьдесят девятый год становится ещё более запутанной. Почти месяц я прожил в доме своей бабки. Хорошо, двоюродной бабушки ещё не родившегося Кеши. И не знал, что мы родня. Зато сейчас появился новый персонаж, который расставил всё на свои места. Интересно, чего ждать дальше? Появления дедушки или нового родственника? Прямо Санта-Барбара какая-то. Или столь любимое в этом времени индийское кино типа «Зиты и Гиты».

А ведь всё гораздо сложнее. Моё появление здесь, поездка механизатором именно в этот колхоз, размещение на постой у Матрёны. Всё это не простое совпадения. Слишком причудливо сплелись нити судьбы. Видимо, она дарует мне шанс что-то исправить.

Но что именно? Вопрос повис в воздухе. Моя сестра должна родиться через несколько месяцев. До аварии, что заберёт родителей, почти шесть долгих лет. До моего собственного, если так можно выразиться, рождения – пять.

Тут голос Аглаи достиг опасной октавы, выведя меня из размышлений:

– Если не перепишешь на меня дом, то прокляну!

Так вот из-за какого дома тётка так яростно набрасывалась на моих родителей, требуя, чтобы они на него не претендовали. И, получается, прокляла, после чего мама с папой погибли.

Интересно, что же в этом доме такого ценного? Она ведь не шутит про проклятие. Я уже немножко начал понимать, что с даром шутить нельзя. За всё приходится расплачиваться. Или таким, как тётка, всё равно?

Вдруг Аглая перешла чуть ли не на шипение:

– Мать, чтоб ты сдохла! – слова прозвучали не как простая ругань, а как нечто большее. – И чтоб все твои родственнички тоже подохли!

Сразу вспомнилось, как тётя Катя рассказывала о бабке, живущей в деревне, которая не дожила до моего рождения. Неужели это Аглая извела родную мать?

Резко развернувшись, тётка рванула к воротам. И тут её бешеный взгляд скользнул по моей фигуре. Сбившись с шага, она чуть не споткнулась и на миг застыла. В её глазах мелькнуло смутное узнавание, попытка извлечь из памяти воспоминания. Видимо, узнав соседа отца по коммуналке, она продолжила движение. Только её лицо исказила презрительная гримаса, и она плюнула в мою сторону. Странная женщина. Очень.

В наступившей тишине я уловил, как завёлся мотор «Волги». А ещё понял, что услышал разговор не случайно. Теперь в моём «расстрельном списке» появился ещё один персонаж.

Только надо подготовиться. Если Аглая появится снова, то придётся действовать по обстоятельствам. А лучше выследить её в городе. Плохо, что она уже два раза меня видела и может насторожиться. Не мешает уточнить у бабки, какими способностями обладает её милая дочурка. Но нам с тёткой точно берегами не разойтись. Убить своих родителей я не позволю. Только ради этого стоило попасть в прошлое. Пусть после этого мне даже придётся умереть.

Никаких злоумышлений, говорила Матрёна. Только как без них, когда такая ситуация?

Глава 18
На грани

Следующим вечером после скандала, когда я собирался ложиться спать, к дому подъехала телега. Это выяснилось уже позже. Речь о транспорте на живой тяге. А пока бабка открыла ворота, впустив гостей. Ими оказались бородатый мужик лет тридцати, крепкий старик, опирающийся на клюку, и всхлипывающая женщина. На руках у мужика лежал закутанный в одеяло мальчик, на вид лет четырёх. Судя по затравленному виду приехавших и стонам ребёнка, дело плохо.

Вот чёрт! Ведь скорая из райцентра сюда не доедет. В такое время уж точно. Максимум, появится с утра.

– Зачем ко мне привезли? – спросила Матрёна, едва взглянув на мальца.

– Сын, Петька… Горит весь с утра. Спаси! – выдохнул мужик, а его мощные руки, привыкшие к тяжёлой работе, задрожали.

Дед молчал, впившись в знахарку взглядом, в котором читалась смесь надежды, страха и недоверия. Его мысли доносились до меня обрывочными фразами:

«Ведьма… зря приехали… зря Вальку послушали…»

Заплаканная женщина бухнулась на колени и, схватив подол Матрёны, начала молить о помощи:

– Матрёна, помоги! Не к кому больше ехать.

Они идиоты? Или имбецилы? Может, всё сразу? А чего скорую с утра не вызвали? Или сами ребёнка не отвезли к врачу, если ему давно плохо?

Матрёна тяжко вздохнула и жестом велела следовать за собой. Естественно, она повела незваных гостей в нижнюю часть дома.

– Алёша, чего встал на пороге? – крикнула знахарка мне. – Заслонку открывай и печь разжигай.

Захожу вслед за процессией, поморщившись. Воздух в помещении всегда густой, будто настоянный на травах, развешенных по стенам.

Выполняя приказ, я наблюдал за происходящим. Матрёна, не спеша, зажгла десяток свечей. Их колеблющийся свет заставил плясать по стенам корявые тени. Бабка начала шептать заговоры. Только сложно уловить смысл слов, уходящих вглубь времён. Потом знахарка достала глиняный горшочек с барсучьим жиром, смешав содержимое с какими-то порошками из растений. Когда она начала натирать грудь и спину мальчика, в комнате прибавилось новых запахов. Не сказать, что приятных. Ребёнок бредил, его лоб покрылся испариной, а лицо походило на восковую маску. Весело, в общем.

Судя по всему, у мальчика воспаление лёгких. Так, надо посмотреть на него при помощи дара, что я и сделал. Сразу стало понятно, что любые действия знахарки не помогут излечить запущенную пневмонию. Её можно диагностировать по хриплому дыханию, синюшному оттенку губ и по тому, как малыш безуспешно пытался вдохнуть полной грудью. Дар только подтвердил мои подозрения.

Барсучий жир? Он создаст согревающий эффект, не более. Заговоры? Немного успокоят нервную систему родственников, но против стрептококка или стафилококка, хозяйничающих в лёгких, нужны внутривенные вливания антибиотиков. Что угодно, но только не это шаманство.

Ещё я могу попытаться помочь. Только зачем, если ребёнку нужно в больницу? Понимаю, что есть дар. Но это на крайний случай, когда медицина бессильна. Как получилось с Саниной мамой и Натальей. Зачем впадать в мракобесие и идти лечиться к знахарке? Это каким надо быть придурком, чтобы рисковать жизнью ребёнка? Мне такого не понять. Были порыва начать помогать, но я решил дождаться решения Матрёны. Всё-таки ситуация некритичная, просто запущенная. Ещё и рисковать не хочется. Да и откат надо учитывать.

Бородатый мужик и дед явно не в себе. Это я чувствую. Начни я чего-то предлагать, и ситуация может обернуться конфликтом. Старик пока не мешает знахарке творить своё дело, но мысленно обзывает её ведьмой. А мать смотрит на Матрёну, как на единственную надежду. Она, похоже, единственная вменяемая в странной семейке. Только затюканная и ведомая. Даже материнский инстинкт подавлен. Просто бред!

Знахарка действовала под пристальными взглядами родственников мальчика. Дед сидел на лавке у двери как страж, положив свою клюку поперёк колен. Его тяжёлый и подозрительный взгляд пару раз останавливался на мне. Я же глаза не отвёл, посмотрев в ответ недобро. И этот позёр сразу отвернулся. Будут тут ещё всякие колхозники пальцы гнуть. Кстати, меня этот седой дятел окрестил помощником ведьмы. Недобрый он какой-то. Или просто тупой?

Несмотря на старания Матрёны, заметно, что состояние мальчика ухудшается. Его дыхание становилось всё более частым, а губы синели все явственнее. Но знахарка продолжала свои манипуляции.

Только через час бабка решила выйти на воздух, притворив за собой дверь. По её знаку я вышел следом. Обычно невозмутимое лицо знахарки не могло скрыть досады. Она смахнула со лба прядь седых волос и опустилась на лавку под яблоней, хрустнув суставами.

– Вот же принесла нелёгкая, – проворчала она, кивнув в сторону запертой двери. – Староверы это, Алёша. Из некогда большого семейства они последние остались. За болотом на хуторе живут.

Я удивлённо поднял бровь. Староверы? В Советском Союзе образца 1979 года? Тут же в голове появились картинки из учебников истории: бородатые мужчины в кафтанах, женщины в платках, упрямо хранящие веру и обычаи допетровской Руси. Оказалось, они не только в книгах живут, но и здесь, за болотами.

– Дед Лука – пасечник, – продолжала Матрёна, понизив голос до шёпота. – Сын его Матвей, да сноха Маринка. Эти в колхозной конюшне работают.

Колхозная конюшня? И такая здесь есть? Я видел в селе несколько лошадей, в основном запряжённых в телеги. Но как-то не задумывался, откуда они берутся. Думал, скотина принадлежит частникам.

– Ведьмой меня считают, – в голосе Матрёны усмешка. – Всю жизнь, проходя мимо, плевали в сторону и крестились. А как припекло, ребёнка ко мне потащили. Да и до этого приходили со всякими хворями.

Прямо лицемеры какие-то, а не верующие, пусть и старой формации.

– Матрёна Ивановна, надеюсь, вы понимаете, что мальчику надо к врачу?

– Алёшка, думаешь, я не знаю, что ему нужны антибиотики? Но родичи его – люди тёмные, в больницу городскую не повезут. Поэтому приходится изворачиваться.

Вот это поворот. Я всегда думал, что все суеверия летят к чёрту, когда твой ребёнок заболевает. А тут родня ухватилась за соломинку в виде старой знахарки. Странная логика. Надо вообще участкового вызвать и ребёнка насильно в больницу отвезти. А затем вообще отнять мальчика у этих психов. Лучше в детдоме, чем с мракобесами.

– Может, мне посмотреть? – предложил я, чувствуя, что организм восстановился.

Матрёна отрицательно качнула головой:

– Нет, Алёша. Нельзя тебе открыто соваться к ребёнку. Эти не подпустят. Даже когда я рядом, они с него глаз не сводят. Таких дремучих просто так не обманешь. Чуют чужих, как звери.

Она была права. Я и сам сначала оторопел от подозрительного взгляда деда Луки. Незнакомец для них – потенциальный враг. А раскрываться опасно. Но и смотреть, как ребёнок угасает, нельзя. Это противоречит не только медицинской этике, но и обычной человечности.

Тем временем знахарка продолжила:

– Хоть в колхозе работают, но не любят города и чужих сторонятся. Им проще ко мне, пусть и к ведьме, чем в казённый дом к докторам.

– Жаль, что сюда даже скорую из города вызывать нереально. По такой дороге ночью не проедут. Может, Панфилова вызовем? Заберём ребёнка и сами в больницу рванём?

– Так скорая сюда и днём не на каждый вызов поедет. Видел же, какая дорога? Кому надо, сами на автобусе или машинах до городской поликлиники добираются. А участкового вызывать бесполезно. Пробовали уже воздействовать, только хуже стало. Не стоит представителя власти звать. У них на него аллергия.

– И что же делать? – перебираю всевозможные варианты.

– Можно сходить за Степаном. А потом попробовать уговаривать этих, чтоб на его грузовике в райцентр отправились. Они к нему хорошо относятся. Но если прямо сказать, точно не согласятся. Видел же Луку с папашей ребятёнка? Могут и драться полезть. Упёртые, как ослы! – вырвалось у неё в сердцах.

– Может, всё-таки я помогу? Дашь мне какой-нибудь свой отвар и прикажешь помочь напоить. Авось прокатит.

– Алёшка, это дитё малое. Здесь ошибиться нельзя. Да и неправильно это, если ты вылечишь.

Я был ошарашен.

– Это ещё почему?

– Если извернёмся и с твоей помощью вылечим, то все в округе мигом узнают. И сразу уверуют в силы старой бабки. Ко мне вместо поликлиники начнут толпами детей и всяких взрослых увечных возить. Не только из нашего села, но и со всех окрестных деревень. А я считай, третий десяток с этим борюсь. Многим отказываю. Приучаю сразу в город ехать или в фельдшерский пункт.

После небольшой паузы знахарка продолжила:

– Ведь я не могу, как ты, поднять человека. Да и ты, Алёшка, не сможешь всем помочь, действуя из-за моего плеча. Поэтому и говорю, выбирай пациентов с умом. А с этим пацанёнком… Надобно сделать так, чтобы он не помер из-за глупости родителей.

Внезапно тишину нарушил рокот мотора, раздавшийся с улицы. «Волга», определил я сразу. Неужели снова тётка Аглая пожаловала? С этими думами я приоткрыл ворота, выглянув наружу. Из остановившейся рядом с телегой серой машины вышел мужчина. Я сразу узнал пасечника Давыдова, благо позволил свет фонаря, стоявшего внизу.

Гость весь из себя модный, будто вокруг не деревня. В джинсах и рыжем кожаном пиджаке он выглядел здесь инородным телом. По моим представлениям, так должен одеваться успешный советский цеховик или директор какого-нибудь Райпотребсоюза. Шмотки-то фирменные.

Матрёна тоже выглянула, и на её лице появилось удивление.

– Иван, чего тебе? – спросила она, когда пасечник поднялся по взгорку.

– Телега брата Матвея стоит, – мужчина кивнул в сторону спуска. Голос у него был хрипловатый и властный. – Мне в селе сказали, что племянника к тебе повезли. Вот и я приехал. Может, помощь, какая нужна?

Вот оно что. Выходит, дед Лука – его батя? Как-то не сочетается модный и явно зажиточный пасечник со староверами.

– Во двор не заходи, – тихо, но настойчиво произнесла Матрёна. – А то Лука тебя увидит и клюкой огреет. Ты же его знаешь.

Иван усмехнулся, приветливо мне кивнул и сделал пару шагов назад. Бабка вышла на улицу, прикрыв калитку. Из-за забора донеслись приглушённые голоса, но вполне разборчивые.

– Матрёна, я не позволю тебе экспериментировать над племянником, – без предисловий заявил гость. – Сворачивай свои заговоры. Надо заставить этих мракобесов отвезти пацана в город. На машине через час будем в больничке. А там я договорюсь, чтобы племяша без проволочек приняли.

– Силой их туда потащишь? – парировала старуха. – Лука с Матвеем тебе голову проломят.

– Это да, – согласился Давыдов.

– Одно могу обещать, племянник твой сегодня точно не помрёт. Но насчёт города ты прав. Если на сутки задержим, то осложнений мальчик нахватает на всю жизнь. Жаль, что Луку не переубедить.

– Знаю. Оттого сам и не лезу. Меня после отлучения от рода точно не послушает. А вот тебя должен. Может, попробуешь? Не хочу рисковать жизнью единственного племянника. А я тебя не обижу. Вот здесь за лечение и за всё остальное. Понадобится больше, только скажи.