Текст книги "Хиж-2014: Простой рассказ о петле времени (СИ)"

Автор книги: Александр Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  1

   Курсант Люциус выполнял своё первое самостоятельное учебное задание по перемещению в прошлое. Оно было стандартным: выход в заданную точку времени и пространства, видеофиксация скрытой камерой происходящих там событий и возвращение на базу. Программа выполнялась вполне успешно до тех пор, пока обучаемый не осознал, что фиксируемые им события являются его собственными похоронами. Не понимая, что он стал объектом чьих-то злонамеренных преступных действий, Люциус счел, что подвергается особого рода психологическому испытанию, попытался взять себя в руки и продолжить выполнение задания как можно лучше. Но когда закрытый уже гроб заскользил по роликам в ревущий зев печи, блок физико-психического контроля зафиксировал параметры, близкие к критическим, и отдал приказ на экстренное автоматическое возвращение. В этот момент курсант находился в непосредственной близости от гроба, и мёртвое тело внутри него попало в зону действия системы эвакуации. Блок «свой-чужой» с полным основанием счёл мертвеца и курсанта одним и тем же лицом, поэтому в тесной одиночной хронокапсуле Центра Исследования Времени Люциус оказался практически в обнимку с собственным трупом. Явные признаки разложения уже здесь, в настоящем, были восприняты анализаторами как угроза заражения, и двери хронокапсулы были автоматически заблокированы.

   Прежде, чем их удалось открыть, прошло достаточно долгое время.

   Случившееся стало всеобщим шоком. Следующий шок не заставил себя долго ждать. В своих показания перед следственной комиссией директор Центра Стерн полностью признал свою вину в инциденте, заявив, что умышленно подменил учебное задание для курсанта Люциуса по мотивам личной ненависти и с целью мести. Стерн утверждал, что около полувека назад, будучи ребенком, он знал нынешнего девятнадцатилетнего Люциуса в качестве средних лет мужчины, любовника матери Стерна. Мать тогда ушла из семьи, отец тяжело переживал, спился и в итоге умер, захлебнувшись во сне рвотными массами. Странное и страшное чувство полуненависти-полуобожания к матери истерзало не только детство и юность Стерна, и главным виновником семейной трагедии он продолжал считать уже покойного Люциуса. Ни о какой связи последнего с хроноперемещениями Стерн не имел ни малейшего понятия, и когда примерно десять месяцев назад юный Люциус появился среди абитуриентов Центра, для Стерна это стало потрясением. Стерн не сразу его узнал: седой, измученный жизнью, выглядевший лет на десять старше своего возраста Люциус его детства имел мало общего с нынешним девятнадцатилетним полвека спустя, но тест Карповича по фото подтвердил идентичность, да и ненависть не ошибается, а источники её, как оказалось, не пересыхают.

   2

   ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА СТЕРНА, БЫВШЕГО ДИРЕКТОРА ЦЕНТРА ИССЛЕДОВАНИЯ ВРЕМЕНИ.

   ...

   ВОПРОС. Планировали ли вы своими действиями изменить прошлое и предотвратить распад вашей семьи?

   ОТВЕТ. Вы явно забываете, с кем говорите. Я – доктор наук, я посвятил исследованиям во времени всю свою жизнь, неужели вы полагаете, что я не понимаю элементарных вещей? Так называемые прошлое, настоящее и будущее не являются тем, чем они представляются человеческому сознанию, это не сменяющая друг друга последовательность, это единый существующий факт, неотменяемый и неизменяемый ни в одной своей части, более того, никаких частей в принципе не имеющий. Моя семья распадается ВСЕГДА, мой отец ВСЕГДА умирает мучительной и позорной смертью. Курсант Люциус и сейчас тот же самый человек, который всегда отнимает у нас с отцом мать, как ни странно, невероятно, немыслимо в это в данный момент поверить. Хотел ли я предотвратить? Знаете, в редкие минуты, когда я мог размышлять о нашей истории объективно, я кое-что понимал. Я понимал, например, что моя мать, такая, какой она была, просто не могла не обратить на него внимания. На нём за версту были видны следы большого взрыва, какого-то страшного потрясения, перемоловшего его изнутри, изменившего всю его жизнь и сделавшего его непохожим на всех остальных нас. Десятки лет я не имел понятия, что это за потрясение. Но когда я вводил поправки в исходное полетное задание, уже тогда я начинал догадываться. Хотел ли я предотвратить? Не смешите меня, уже тогда я понимал, что, скорее всего, именно мне предстоит их познакомить. Банальная петля времени, сюжет для пятнадцатилетнего фантаста прошлых веков; как любили говорить наши прапрадеды, баян.

   ВОПРОС. Если так, зачем же вы это сделали?

   ОТВЕТ. Я это делаю всегда, это неотменяемый факт мироустройства.

   ВОПРОС. На что вы рассчитывали? Предполагали ли вы, что ваши действия будут иметь настолько тяжелые последствия?

   ОТВЕТ. Признаюсь, я не предвидел такого кошмара. Что машина способна уволочь его сюда вместе с трупом, мне не приходило в голову. Тем не менее, последствия я ожидал действительно тяжёлые, иначе ради чего это вообще стоило затевать? Дело в том, что Люциус в принципе не должен был стать нашим курсантом. Его вступительные психологические тесты оказались близки к неудовлетворительным, слишком большая впечатлительность, не вполне крепкая психика, слабая стрессоустойчивость. Его зачислили только благодаря моему личному настоятельному ходатайству... И нескольким моим личным служебным подлогам...

   ВОПРОС. Вы планировали свои действия уже тогда?

   ОТВЕТ. В самой общей форме. Я планировал сделать что-то. Точно не знал, что. Я просто не мог упустить шанс. Мне казалось, Господь сам отдает его мне в руки.

   ВОПРОС. Кто?

   ОТВЕТ. Господь.

   ВОПРОС. Около сорока лет вашей жизни было связано с перемещениями и исследованиями во времени. Вы были руководителем крупнейшего специализированного центра с самыми широкими возможностями. Предпринимали ли вы когда-нибудь прежде какие-либо шаги, чтобы отомстить Люциусу – такому, каким вы его знали прежде – или вообще какие-нибудь неофициальные действия во времени в связи с рассматриваемым делом?

   ОТВЕТ. Нет, никогда. У меня были строгие представления о служебном долге. О долге вообще. Если бы я признал, что в угоду какой-либо личной страсти можно поступиться принятыми на себя обязательствами, как бы я мог продолжать ненавидеть свою мать?

   ВОПРОС. Ну так что же изменилось? Вообще, что случилось? Будем называть вещи своими именами. Вы – легенда, явление, авторитет в области хроноисследований, каких мало. Вы немолодой человек, достигший возраста мудрости и понимания. Что там говорить, кто вы такой, известно всем, то есть, всем известно, кем вы были, и кем вы стали уже всем известно тоже. Как вы могли пусть из-за сильных, тяжких, но давних и детских обид поставить крест на себе, на прошлом, на судьбе, задумать и сотворить эту жестокую подлость, какую-то беспредельно кошмарную и мелочную, по отношению к мальчишке, который еще ни сном ни духом ни в чем не виноват, даже если предположить, что в подобных вопросах бывают правые и виноватые? Неужели же вы совершенно лишились разума только оттого, что он случайно оказался у вас в руках?

   ОТВЕТ. Это был вопрос?

   ВОПРОС. Как вам угодно. В любом случае, не думаю, что ответ будет вразумительным. Ставлю вас в известность, что следствие намерено назначить в отношении вас психиатрическую экспертизу.

   ОТВЕТ. Тем не менее, я попытаюсь кое-что объяснить, вам или себе. Действительно, сорок лет моей жизни отдано машине времени, то есть, так полагаете вы, а я думаю, что шестьдесят. У вас, безусловно, есть какой-то личный транспорт? Вы приобрели его, полагаю, потому что считаете необходимым перемещаться в пространстве? Бесцельное сидение на месте кажется вам пустым времяпрепровождением, вы садитесь в кабину и скрываетесь за горизонтом; вам кажется, что вы энергичный и деятельный человек, но это вздор, мираж и бред. Это жалкое метание только отвлекает вас от главного – от жуткого, неостановимого, непостижимого вашего движения вместе со всею планетой в пространстве, в бездне – куда-то, к какой-то невидимой, невероятной цели, которая вам испокон веков определена кем-то без малейшего вашего согласия и участия. Так вот, точно так же со временем. Всё, что происходит в мире, происходит в нём всегда, у мира нет прошлого, настоящего и будущего, они есть только у человека. Почему? Потому что жизнь человеческая и есть истинная машина времени, человек создан, чтобы субъективно придать времени направление и движение, для того, чтобы поверить, что оно проходит, и ужаснуться. Сорок лет я потратил на ложь, картонную обманку, и долг перед этой ложью я считал важнее долга перед единственно имеющим значение – жизнью моей, убегающей меж пальцев моих. Мне, наконец, надо было с чего-то начинать жить, лучше поздно, чем никогда. Судьба послала мне Люциуса, а в моём возрасте не брезгуют никакими шансами.

   ВОПРОС. И вы считаете, что раскаяние и позор...

   ОТВЕТ. Это было моим заданием во времени. Выйти в указанную точку времени и пространства и добыть то, что выпадет мне на долю. Мне выпали раскаяние и позор, но это настоящая машина времени и настоящие раскаяние и позор, а не результаты скрытой видеофиксации.

   ВОПРОС. А курсант Люциус?

   ОТВЕТ. У него было своё задание, ему выпало добыть ужас, и ужас этот оказался таким же истинным и первосортным. А, кроме того, я бы не спешил так уж убиваться по курсанту Люциусу. Вы явно забываете, что ему еще достанется моя мать. Тем не менее, не скрою, я хотел бы с ним поговорить. Это возможно?

   ОТВЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. Вы будете доставлены в госпиталь для проведения психиатрической экспертизы в течение нескольких ближайших дней. Что касается курсанта Люциуса, поговорить с ним невозможно. По чисто практическим причинам. Курсант Люциус полагает, что он мёртв, а мёртвые молчат.

   3

   Я не мёртв. С какой стати?

   Вы не мертвы, с какой стати? Вы не можете быть мертвы, у вас бьётся сердце, вы дышите, двигаетесь, слышите, вы все понимаете, вы просто молчите, почему вы молчите? Вы здесь – живой, он там – мертвый, его уже нет, нет нигде, и это никак на вас не повлияло, это лучшее доказательство, это логично; согласитесь, что это логично; возразите, что это нелогично; скажите что-нибудь. Он принадлежит прошлому, вы – настоящему, он старше, а вы молоды, это была просто петля времени, элементарнейшая вещь, всем известный парадокс, ими был полон еще Лем, вы читали Лема? Вы не читали Лема? Скажите да, читал, скажите нет, не читал, скажите, как вам нравится медсестра Катя? Медсестра Катя улыбается мне, содрогаясь, мы познакомились на вскрытии, они вынули меня из меня, я остался лежать на столе, пустой, синий, со швом в палец толщиной, а ты понесла меня в ведре, прикрыв крышкой, открой, глянь, как нравлюсь я тебе, медсестра Катя?

   Я не мёртв, с какой стати? Мало ли по какой причине человек не хочет говорить, почему сразу и мертв? Может, это только гордость, знаете ли вы, с кем имеете дело, сам человек-легенда Стерн сказал – я верю, мы еще будем этим парнем гордиться; он справится; он еще всем нам задаст коксу; он возьмет себя в руки; он сумеет, он заговорит, может, это просто застенчивость. От горизонта до горизонта лежим мы, зарытые в землю в дешевых пиджаках, просто застенчивые; ребята, братцы, давайте, не стесняемся, давайте, встаём. Хуже ли мы их, раз завалили нас серыми плитами, пусть нежны они, а мы полусъедены, но если в миллиарды раз больше нас, что ж вы решили, что мир сотворен для живых, а не мертвых?

   Самая старая шутка в мире. Хуже всего, обиднее всего, унизительнее всего, что это была самая бородатая хохма. Наткнуться на собственную могилу. Прийти на собственные похороны. В черном-черном городе на черной-черной улице в черном-черном доме... Маленький мальчик залез в хрономёт... Маленький мальчик, самый маленький мальчик, самый бородатый маленький мальчик на свете... Стыдно, стыдно, невыносимо.

   Все чаще почему-то вспоминается лицо женщины. Она стояла черная возле гроба, я пробирался и чуть не толкнул её плечом, она ничего не заметила.

   Нет прошлого, настоящего, нет будущего, есть огромная неделимая глыба. Все, что когда-нибудь было или будет в мире, существует в нем постоянно. Если я буду мертв в какое-то его мгновение, значит, я мертв всегда.

   Если я соглашусь, что я жив, если заговорю, значит, они победили.

   Странно, что я не обратил на неё внимания сразу.

   4

   Десять лет спустя Луциус сидел за столиком в баре «Башня». Вошел Стерн и сел напротив.

   – Освободился? – спросил Люциус.

   – Налакался? – спросил Стерн.

   – У меня праздник – день пенсии.

   – Тряпка, – сказал Стерн. – Я всегда знал, что ты тряпка. Зачем ты вообще поступал в Центр? Если бы я не хотел раздавить тебя, как червя, я бы тебя выгнал оттуда поганой метлой.

   – Ты старая сволочь и гнида.

   – Да. Это моё наивысшее жизненное достижение, – ответил Стерн. – Я им горжусь. Угадай, зачем я пришёл?

   – Тоже мне загадка, – фыркнул Люциус. – Ты пришел, чтобы предложить забросить меня в прошлое.

   Стерн откинулся на спинку стула и вздохнул.

   – Это уже интересно, – сказал он.

   – Кто-то же должен мне это предложить, – Люциус пожал плечами. – Ты же знаешь: я всегда разрушаю твою семью... Кто-то же должен этому поспособствовать, так кто, если не ты? Нас осталось двое, которым на нас не плевать.

   – Так, может, это ты?

   – А на кой это мне сдалось? Там что, водка дешевле?

   Вместо ответа Стерн сунул Люциусу под нос фото.

   – Я давно заметил, что ничто так не будит страсть к дешевым эффектам, как тюрьма, – сказал Люциус. – Не надо. Я уже сам психиатр не хуже профессионалов, тем более тебя. Это ничего не значит. Они лечили меня методом выдавливания эмоциональной памяти. Они убрали вовнутрь гроб и труп, но память не терпит пустот, на передний план в таких случаях всплывают хронологически ближайшие воспоминания. Они становятся довлеющими и навязчивыми. Так что это, – он кивнул на фото, – можешь засунуть, где взял, а лучше в ... Это не чувство, это наваждение.

   – А вот это, – Стерн приподнял за горлышко бутылку, – не наваждение?

   – Алкоголизм не лечится хроноперемещениями. Закусывать надо. Кроме того, а зачем это нужно ТЕБЕ? Почтить память любимого папы?

   – Они за тобою следят? – спросил Стерн.

   – Нет, с какой стати? Естественно, меня списали подчистую, доступ к хронотехнике мне закрыт, но ты сам знаешь: если мне суждено оказаться в так называемом прошлом, то помешать мне нельзя, можно только неудачными попытками увеличить число нежелательных побочных эффектов. Мне не собираются помогать, это единственное, что они в состоянии сделать. Ты не ответил.

   – А тебе дело?

   – Постольку-поскольку. Я занимаюсь наблюдениями за природой.

   – Ну, допустим, это мне нужно, потому что по непонятной мне причине она была с тобою счастлива.

   – И все?

   – А нужно больше?

   – А может тебя заела совесть?

   – А может ты пойдешь на ...?

   – А может на ... пойдешь ты?

   – А я только что оттуда.

   – А я до сих пор там.

   – У меня есть человек, – сказал Стерн, – для которого моё имя все ещё что-то значит. Он, пожалуй, такой у меня остался один, но я уверен, у тебя нет и этого.

   – Не отвлекайся, – посоветовал Люциус.

   – Сейчас он проводит испытания нового хронооборудования. Возможности этого человека не безграничны, но один неучтенный запуск он смог бы списать на технический сбой.

   – Ну что, еще одну? – спросила подошедшая официантка.

   – Тебя кто-то звал? – ответил Люциус. – Два.

   – Так надо или не надо? – не поняла официантка.

   – Ты что же это, угощаешь? – ядовито поинтересовался Стерн.

   – Уйди на хер, – сказал Люциус официантке.

   – Мне нужно два неучтенных запуска, – договорил он.

   – Два?

   – Мне нужно вернуться на мои похороны.

   – Тебе нужно вернуться в дурдом.

   – Закрой рот, – сказал Люциус. – Мне нужно повторение шока. Мне нужно уничтожить эффект их лечения. То, что со мною тогда случилось – это самое важное и дорогое, что было у меня в жизни. Я хочу вспомнить всё.

   – Самое дорогое у тебя в жизни – вот! – Стерн снова сунул Люциусу под нос фотографию, и тот с ненавистью на неё посмотрел.

   – На данный момент да, – кивнул он, – и пока такое положение дел будет сохраняться, я никуда не полечу. Если остаток жизни мне суждено прожить в сфере личных чувств, я намерен чувствовать лично. И я пойму, что начал чувствовать лично, только когда ЭТО, – Люциус снова кивнул на фото, – станет у меня на второе место.

   – Ты сколько пробыл в клинике? – спросил Стерн.

   – Я не думаю, что эффект будет настолько же сильным, – ответил Люциус. – Я даже боюсь, что он будет сильным недостаточно. Человек ко всему привыкает. Но я всё же надеюсь, что плотину прорвет. Кроме того, я же не собираюсь снова обжиматься с трупами, я провожу себя в печь и дело с концом.

   – Это кончится катастрофой, – сказал Стерн.

   – Приятно чувствовать подобную заботу именно с твоей стороны.

   – Да по мне ты хоть сдохни. Я не стану тебя туда забрасывать. Ты сейчас точь-в-точь такой, как был тогда. Не хватало, чтобы ты там всех с ума свёл. Тебя еще девятнадцатилетним заметила на похоронах моя тетка и всё потом удивлялась, кто ты такой и куда неожиданно пропал.

   – Ты прекрасно знаешь, что я никого не свел с ума, кроме себя. Возможно, я был в гриме. Я всегда никого не свожу с ума. Прошлое изменить нельзя.

   – Кто это тебе сказал?

   – Ты, в Центре, на вступительной лекции.

   – И ты мне веришь?

   – Я сижу и думаю, – продолжил Стерн после паузы. – Я учил этому десятки лет, но я не могу этого постичь. Если я сейчас возьму нож и перережу твою пьяную глотку, неужели даже это не способно будет ничего изменить?

   – Режь, – сказал Люциус, – мне без разницы.

   Опять наступило молчание.

   – Мой человек не сможет организовать два пуска, – произнес, наконец, Стерн.

   – Если твоей матери позарез нужен новый е.... , ты что-нибудь придумаешь.

   Стерн поглядел на Люциуса, и тот густо, до слез покраснел.

   – Прости, – сказал он.

   – Мой человек не сможет организовать два отдельных пуска, – повторил Стерн. – Но мы можем попытаться устроить заброс с подскоком. Не знаю, следишь ли ты за новостями хронотехнологий. Ты оказываешься, скажем, на десять минут в одной точке времени и пространства, и после этого автоматика выбрасывает тебя в другую, конечную, без возврата на базу. Выбрасывает, подчёркиваю, в каком бы состоянии ты не находился.

   – Это новая, не до конца отработанная технология, – добавил он.

   – Промежуточной точкой, – так и не дождавшись ответа, продолжил Стерн, – будет хозяйственный блок Центра Исследований Времени; хронокоордината – момент утилизации твоего мёртвого тела, того, которое ты приволок с собою из прошлого. Уж не знаю, зачем оно тебе понадобилось. Точное время можно найти в архиве.

   – Хорошее слово – утилизация, – одобрил Люциус.

   – А ты хотел, чтобы тебя хоронили с воинскими почестями, пока ты живой лежал в госпитале? Тебя сожгли с мусором, этим занималась автоматика, её ты не напугаешь.

   – Далее конечный пункт. Она рассказывала, что познакомилась с тобою на бульваре Столетия. Она ехала на велосипеде, увидала тебя и врезалась в бордюр, бросила велосипед и побежала к тебе. Ты сказал, что тебя сбило грузовиком, не сразу сказал, конечно, потом. Пока она охала над тобою, велосипед сп... Тоже из-за тебя, – сказал Стерн с ненавистью и замолк.

   – Сбило грузовиком, – задумчиво повторил Люциус. – Ладно. Попробовать-то можно.