Текст книги "За год до Колумба (СИ)"

Автор книги: Александр Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Важдаев остановился за поворотом на Грибоедова, вышел из машины, легко взбежал пять ступенек к банкомату и сунул карточку в приёмную щель. Банкомат с лязгом втянул её и сосредоточился.

  ПОЖАЛУЙСТА, ВВЕДИТЕ ПИН-КОД -

  написал он, и Важдаев без запинки набрал свои 1491. Карточка была совсем свежая, считай, вчерашняя, но с кодом повезло, запомнился без труда. До открытия Америки оставался всего лишь год, Колумб уже кроил паруса.

  ПОДОЖДИТЕ, ИДЁТ СОЕДИНЕНИЕ С БАНКОМ -

  появилось на экране. Важдаев еле заметно кивнул, жду, пусть идёт.

  ВЫБЕРИТЕ ОПЕРАЦИЮ

  Картинка на экране сменилась, важдаевская рука автоматически потянулась к клавиатуре, но вдруг зависла на полпути. Напротив затёртых банкоматских клавиш светились три строчки.

  КОНЯ ПОТЕРЯЕШЬ

  ЖЕНАТЫМ БУДЕШЬ

  МЁРТВЫМ БУДЕШЬ

  Важдаев сморгнул.

  Какую-то секунду мозг его словно проскакивал, работал лишь на удивление, больше ни на что. Потом Важдаев поднял голову, огляделся. Вблизи было пусто, никто вроде бы за ним не наблюдал, все, похоже, были заняты своими делами, никаких съёмок скрытой камерой, ничего, хотя и трудно было сказать наверняка. Постояв в нерешительности, Важдаев ткнул в клавишу «ОТМЕНА», но банкомат карточку не отдал, а поперек экрана вспыхнуло:

  У ВАС ЕСТЬ 30 СЕКУНД, ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ ВЫБОР. ИНАЧЕ ВСЕ СРЕДСТВА С ВАШЕГО СЧЕТА БУДУТ СПИСАНЫ БЕЗ ВОЗМОЖНОСТИ ВОССТАНОВЛЕНИЯ

  Важдаев быстро нажал отмену ещё раз, и, словно в наказание, тридцать секунд в сообщении разом сменились на пять и тут же на четыре. В приступе абсурдной паники он ткнул пальцем напротив первой строчки, и картинка тут же свернулась.

  ЖЕЛАЕТЕ ПРОДОЛЖИТЬ?

  Важдаев поколебался, но любопытство взяло верх. Он нажал «ДА».

  ПРОСМОТР БАЛАНСА

  ВЫДАЧА НАЛИЧНЫХ

  ПЛАТЕЖИ

  ...

  Важдаев долго смотрел в экран, потом коснулся пальцем клавиатуры, и банкомат вернул карточку с равнодушным щелчком.

  *****

  Пока Важдаев излагал, женщина в трубке не перебивала. Долго молчала она и после.

  – Если я ничего не путаю, первое апреля в нынешнем году у нас уже прошло, – отозвалась она, наконец. – И давно. Ещё в апреле.

  – У меня точно то же ощущение, – подтвердил Важдаев. – Послушайте, я – директор предприятия «Квант», думаю, вы о таком слышали. Моя фамилия Важдаев, зовут Станислав Михайлович. Где-то минут через двадцать я буду на работе. Вы можете перезвонить на мой служебный телефон, секретарь вас соединит.

  Невидимая женщина в трубке, казалось, взвешивала предложение.

  – Я думаю, это ни к чему, – похоже, определилась она. – На перекрёстке Парковой – Грибоедова, вы сказали?

  – Да, возле стоматологии. Я понимаю, что это не ваших рук дело. Но, может быть, какие-то продвинутые хулиганы-хакеры...

  – Хулиганы-хакеры – это, конечно, может быть, – согласилась женщина то ли с иронией, то ли без. – Я надеюсь, вы понимаете, что ни о каком списании ваших денег не могло быть и речи, даже гипотетически?

  – Естественно, – кивнул Важдаев в трубку. – И мысли такой не было. Кажется, – поколебавшись, добавил он.

  – Ну и коня вашего банк изымать, скорее всего, тоже не намерен.

  – Был бы у меня конь, я бы вам его и не отдал, – сказал Важдаев. – Я люблю коней. Даже больше, чем деньги. Вы не могли бы перезвонить мне позже, когда со всем этим разберётесь?

  – Разумеется, Станислав Михайлович, – ответила она. – Безусловно, я перезвоню.

  *****

  – Ну и как, и что, и что, и что? Перезвонила она или нет?

  Важдаев мрачно посмотрел на Ларису.

  – Да, вечером. Ничего они там не обнаружили. Никаких следов постороннего вмешательства, никаких фокусов, банкомат как банкомат, все работает штатно. И жалоб от клиентов им не поступало, одна моя. Чувствую себя полным дураком.

  – Вот это ты зря, – сказала Лариса. – В самом худшем случае, ты – дурак худощавый. Ну и это, может, они тебе так говорят. Им там тоже не сильно улыбается признать, что такой в ихних банкоматах бардак бардакский.

  – И я об этом подумал.

  – Вообще, конечно, какая-то совсем непонятная история. Как будто ее кто-то наврал.

  – Не я.

  – Это я и сама вижу, – сказала Лариса и задумалась.

  – Меня вот как женщину волнует другое, – опять заговорила она. – Совсем другое волнует лично меня. Почему это ты выбрал «потеряешь коня»?

  – А что я должен был выбрать? Как говорится, ноу конь – ноу проблем.

  – Это кто так говорит?

  – Это такая народная ковбойская мудрость.

  – Там же было ещё «женат будешь».

  – Ну так я же уже женат, – от обилия "ж" фраза прозвучала, как жужжание.

  – Ну ты прям как шмель, – с уважением сказала Лариса, и они оба прыснули.

  – Вот и я о том, – продолжила она грозно. – Почему бы тебе не быть женатому и дальше? Ты уж не разводиться ли, Важдаев, у меня тут с кем-нибудь собрался? А?

  – Да вроде не с кем мне тут у тебя, Важдаева, разводиться. Не знаю, мне так показалось правильней. Я поостерегся. Мало ли какую жену они там внутри банкомата имели в виду.

  – Ты же всё время говоришь, что банкомат – твой лучший друг.

  – Банкомат мне друг, но конь дороже, – сказал Важдаев, получилось не остроумно, но Лариса одобрила всё равно.

  – Это правильно, – сказала она. – Между прочим, когда я училась в школе, у нас мальчишки незаметно подкрадунски прикалывали друг другу на спину записку: «У кого нет коня, садись на меня!» И потом сзади запрыгивали. Йухуу!

  – У нас тоже.

  – Что, и тебе на спину запрыгивали?

  – Вот ещё, – фыркнул Важдаев. – Запрыгивал я. Именно так я постепенно и добрался до директорского кресла.

  И они засмеялись снова.

  *****

  Утром Важдаев сидел в машине у подъезда, ждал, когда выбежит жена, а издалека по улице к нему шла девушка в черном костюмчике и вела лошадь. Он сначала даже не понял, не сложил два и два, он переспал вчерашнее, прямо с утра ему срочно позвонили по работе, и всё другое ему было не в голове, он только очень удивился и обрадовался. Он вышел из машины и смотрел, как конь движется к нему, отталкивая землю большими важными ногами, молодой, рыжий, огромный и непостижимый, как мир. Конь приближался, девушка улыбалась Важдаеву, а ему всё ещё было невдомёк. Он нагнулся в машину за портфелем, замешкался, а когда обернулся, конь уже стоял рядом, глядел и дышал живыми боками.

  – Печенье-то он хоть будет? – спросил Важдаев девушку, запуская руку в портфель.

  – Печенье-то буду и я! – сверкнув зубами, засмеялась она. Запустив пальцы в протянутую пачку, другой рукой она сунула Важдаеву поводья, добавила:

  – Держите, Станислав Михайлович, это вам! – и только тогда до Важдаева, наконец, дошло. Зашелестев шинами, подкатил и остановился рядом чёрный минивэн, захлопали дверцы, из машины вышли четверо мужчин и, повернувшись, уставились на Важдаева, девушку и коня, но без видимого интереса и словно чего-то ожидая. Лязгнула и железная дверь подъезда, Лариса выбежала на крыльцо и от удивления замерла на полушаге, а девушка мягко, но настойчиво повторила:

  – Да берите же, ну!

  – Мне ваш конь не нужен, – сказал Важдаев, инстинктивно убирая руки назад.

  – Вы не поняли, – втолковывала девушка радостно. – Вы совсем-совсем ничегошеньки не поняли вообще. Это не мой конь. Это ваш конь. Это подарок.

  – Спасибо, – ответил Важдаев. – Но шутка, пожалуй, затянулась. Может, она и не плохая, но у меня что-то нет настроения.

  – Какие шутки? Это правда ваш конь. Берите же, вы же любите коней.

  – Лариса, – повысив голос, позвал Важдаев. – Садись, едем. Извините, нам пора. Всего доброго и, надеюсь, на этом розыгрыш закончен, – добавил он девушке, та обиженно пожала плечами, повернулась к четвёрке у минивэна и крикнула:

  – А я вам сразу говорила! Ну вот прямо сразу же! Фуфло это всё! Не нужен ему его конь!

  Тотчас же один из них, как сорвавшись, летящим шагом пересёк дорожку, и Важдаев только сейчас увидел, что в руках у него лом, и этим ломом мужчина, хакнув, с размаху ударил коня по голове. Конь в ужасе шарахнулся, и лом прошёл вскользь, однако девушка удержала животное с непонятной силой. Конь, привстав на дыбы, переступил задними ногами, но ещё один из четверки, обогнув машину, уже выскользнул сзади с таким же ломом в руках и обрушил удар на тонкое место над самым копытом. Громко треснув, словно доска, кость подломилась, конь закричал, как человек, и рухнул на бок. Раз за разом он пытался подняться, но его уже крушили железом со всех сторон, по голове, по спине, по рёбрам; девушка, бросив поводья, запрыгнула задом на капот важдаевской «Вольво» и, надкусив печенье, качала скрещёнными ногами, а на ступеньках подъезда, не слышная в гвалте, диким криком кричала Лариса. Важдаев, наконец, опомнился и кинулся то ли к коню, то ли к жене, то ли куда-то ещё, он не знал и сам, но его взяли сзади в неразрываемый замок, и он не мог ничего, только смотреть. Наконец, коню с хрустом попали по затылку, он повалился на бок уже окончательно и в агонии забил ногами; перебитое заднее копыто моталось само по себе на тонкой коже, словно готовое сорваться; кто-то наступил ему на морду ногой, сверху отвесно вогнал лом в глаз и начал раскачивать его вперед-назад, влево-вправо, по кругу, разворачивая глазницу; конь содрогнулся в последний раз, вздохнул, освобождаясь от смертной муки, и, опав, замер. Лариса перестала кричать, она посинела лицом, теряла сознание, но боролась, шла по кругу на отнимающихся ногах, хваталась рукою за грудь, за воздух; перегнувшись пополам, цепляла ногтями асфальт. Её клонило вбок, в слепом движении своём она будто замыкала в кольцо одного из напавших, и тот на месте поворачивался вслед за нею с ломом в руках, медленно и как бы в веселом недоумении, словно предчувствуя шутку, но не улавливая пока её смысл. Наконец, Лариса потеряла равновесие и, выставив руки, упала перед ним на четвереньки, и тогда он рассмеялся, будто, в конце концов, понял.

  – Это что же, ваша жена? – громко крикнул он Важдаеву и, не получив ответа, добавил задумчиво и сам себе:

  – Красивая.

  *****

  Поздно вечером, уже после больницы Важдаев заехал в полицию снова. Пришлось немного подождать, ему предложили кружку чаю, и он взял, чтобы что-то было в руках, – сидел, уперев локти в колени, сделал поначалу пару глотков, но потом просто держал и смотрел в чай, так было лучше. Вошёл и сел через стол утрешний майор, спросил про какую-то Ларису Владимировну, и Важдаев от смертельной душевой усталости даже не сразу сообразил, о ком это он, хотя как раз о ней и думал.

  – Спасибо, – всё-таки понял он. – Лучше. Неважно, но лучше. Что вы узнали в банке?

  – Ничего, – ответил майор. – Мы там пока ещё не были.

  – Да? А где вы были?

  – По вашему делу почти нигде. Не хватает людей.

  – Ах вот даже как. И где все ваши люди?

  – Кто где, – сказал майор. – Один на больничном, аппендицит. Другой в отпуске. Третий, собственно, тоже, это я. У остальных дел выше крыши.

  Важдаев снова посмотрел на кружку с чаем, подумал, не разжать ли пальцы, чтобы она выпала и разлетелась майору об пол, но, вздохнув, всё же поставил её на стол.

  – Я могу сформулировать за вас, – предложил он. – В конце концов, это же всего лишь конь. На мясокомбинатах таких, как он, каждый день забивают пачками, и никто по этому поводу не чешется...

  – Нет, – прервал майор. – Разумеется, это не всего лишь конь. То есть, в ваших словах немало истины, но это не всего лишь конь. Просто спешка ему уже не поможет. Спешка не поможет уже никому.

  – А что кому поможет – промедление? Вы собираетесь ждать, пока они сейчас где-то заметают следы?

  – Давайте так, – сказал майор. – Я там не был, всё представление о случившемся я имею только со слов свидетелей. Я их не видел, их видели вы, и я готов сейчас полностью положиться на ваше мнение. Как вам показалось – эти... люди были хоть немного озабочены тем, оставят ли они какие-то следы, не оставят? Волновало ли их это вот хоть на столько, как по-вашему? Похоже было, что им не всё равно, примчусь я в ПриватБанк сразу же или только на третий день? Проще говоря, боялись ли они меня, или закона, или хоть кого-нибудь на всём белом свете, что вам подсказывает по этому поводу ваша наблюдательность, или жизненный опыт, или интуиция, или ваш бог в небесах?

  Важдаеву хотелось встать и уйти, а лучше лечь и умереть, он долго смотрел в стол, потом поднял глаза.

  – Я неверующий, – вяло сказал он.

  – Вас не спросят, – ответил майор.

  Важдаев посидел ещё, собираясь с мыслями.

  – Идеальным вариантом замести следы для них было бы... – всё же попробовал он ещё раз.

  – Идеальным вариантом замести следы, – не церемонясь, перебил его майор, – было бы вообще не совершать этого дикого, бессмысленного, трудновыполнимого, затратного, никому на целом свете не выгодного дела. Однако они этим вариантом не воспользовались. Они не замели следы. Они пришли и наследили так, что все содрогнулись. Как вы думаете, для чего?

  – И для чего же?

  – Для того, чтобы ошеломить нас непостижимым абсурдом и жестокостью происходящего, – сказал майор. – Чтобы насладиться нашей растерянностью, ужасом и бессилием. Потому что мы растеряны, в ужасе и бессильны.

  – И что теперь, – осторожно, словно нащупывая что-то вслепую, спросил Важдаев, – это что, всё? Это выходит, что дело закрыто, что ли?

  – Конечно, нет, – ответил майор. – Все необходимые следственные действия будут выполнены или выполняются сейчас. Устанавливаем автомобиль, пока безрезультатно. Пытаемся выяснить, откуда взялась лошадь, с тем же успехом. Естественно, проверим и банк. Но всё это лишь подшивание в папку необходимых бумаг, сбор макулатуры, всё бессмысленно и ни к чему не приведёт, вы должны быть к этому готовы.

  – Я никак не пойму, откуда в вас эта пораженческая уверенность. Они же не взялись из воздуха... – Важдаев остановился, потому что майор непонятно вскинул голову, кажется хотел что-то сказать, но сказал только:

  – Да?

  – Всё началось с банкомата. У него есть владелец...

  – Безусловно, – кивнул майор. – И кто он?

  – Что, не банк?

  – Банк – владелец лишь непосредственный.

  – Мне кажется, при желании можно выявить всю цепочку.

  – И кто же владеет в итоге всем?

  – Мне-то откуда знать? Я не полицейский. И всем – это чем?

  – Всем – это всем вообще, – сказал майор. – Всем, что есть. В принципе.

  – Не знаю, что вам ответить, – снова посидев, раздраженно признался Важдаев. – Либо вы совсем не к месту валяете дурака, либо я не понимаю, что вы хотите сказать. Может, мне это объяснит ваш начальник. Может, он и вам кое-что объяснит.

  – Главное, что я хочу вам сказать, – ответил майор, – вы должны быть благодарны судьбе, что из трех вариантов выбрали этого коня. Лично я бы не хотел ни за что на свете, чтобы моя жена хоть как-то ассоциировалась с их делами, даже упоминалась рядом, хоть вскользь, хоть женат будешь, хоть не будешь, хоть тенью, хоть краем, хоть как. Чтобы в одном мире с ними была, не хочу. Сейчас вам кажется, что с вами случилась страшная беда, но это и близко не так. Беда только дохнула на вас, проходя мимо, во всяком случае, пока. И самое глупое, что вы можете сделать, – это вернуть её с полдороги своей неуместной активностью. Вам нужно не искать их, вам нужно молиться, чтобы у них с вами это было всё, и они о вас позабыли.

  – Да кто они такие, в конце-то концов?

  Майор долго смотрел на Важдаева, молчал, словно что-то взвешивал.

  – Хорошо, – сказал Важдаев, – тогда хотя бы скажите, причём тут я?

  – Интересный вопрос, – одобрил майор. – Я бы сказал, принципиальный. А чем вы лучше других?

  – Каких других?

  – Обыкновенных, – ответил майор. – Всех.

  – Знаете, – внутри Важдаева словно что-то лопнуло, – вы совершенно зря ходите на службу в отпуске. У меня такое чувство, что отдых вам жизненно необходим.

  – Сам бы рад, – пожал плечами майор. – Но у нас завал. Причем во всех службах. Чуть ли не каждый день что-то из ряда вон. Вчера, например, ловили эксгибициониста. Преподаватель технологического колледжа шла вечером...

  – Только не надо мне рассказывать. Всё это мне абсолютно неинтересно. Надо быть поленом, чтобы этого не понимать.

  – ... шла вечером домой под путепроводом на Промышленной, из кустов навстречу ей шагнул мужчина и распахнул плащ.

  – Вы хорошо меня слышите? – повысил голос Важдаев.

  – Она позвонила в полицию, у неё была истерика, не могла ничего толком объяснить. Так, отдельные слова, дежурный понял только в самых общих чертах. Она с трудом добралась до проходной ЖБИ, возле крыльца потеряла сознание. Сторож увидел, вызвал скорую. Её увезли в больницу, сердце.

  Важдаев протянул руку, потрогал кружку с остывшим чаем, покрутил её другой стороной, чтобы не видеть ручки, покрутил обратно, чтобы видеть.

  – Сколько же лет вашему преподавателю колледжа? – спросил он словно через силу. – Одиннадцать?

  – Тридцать шесть. Замужем, двое детей.

  – Однако.

  – Это ещё не самое любопытное, – сказал майор. – Когда спустя несколько часов её всё-таки удалось хоть как-то опросить, выяснилось странное обстоятельство. Оказалось, что в действиях этого эксгибициониста, собственно, трудно найти состав какого-то правонарушения. Пострадавшая выражалась неясно, с трудом подбирала слова, но всё сводилось к тому, что когда тот распахнул плащ, она не увидела его голым. Она увидела его мёртвым.

  Важдаев вздрогнул.

  – Да, – кивнул майор, как будто в ответ на ответ. – Именно мёртвым, но не снаружи, а изнутри. На неё словно волной накатилась непереносимая, дикая, нечеловеческая тоска. Ей показалось, что она мертва сама, отсутствует в мире, но сознаёт это и воет по утраченной жизни. Словно это покойник восстал из праха, чтобы сунуть живому в нос ничто, в котором пребывает. Ну, ей так показалось.

  – А он? – спросил Важдаев.

  – Он рассмеялся, запахнул плащ и ушёл.

  Важдаев выпрямился на стуле, шумно вздохнул, поднял голову. Раскачиваясь, смотрел на стены, в потолок, в никуда.

  – Я только не понимаю, зачем тогда она позвонила в полицию? – спросил он.

  – Потому что ей показалось, что с ней совершили самое ужасное, что только можно сделать с человеком. Более того, ей так кажется и сейчас.

  Важдаев думал.

  – И вы считаете, что наши случаи связаны между собой?

  – Вы и сами уже так считаете, – ответил майор. – Вы слыхали про события в Солнечном?

  – Нет. Кажется, нет. Я не помню. Где это?

  – Далеко отсюда, на севере. Это крохотный райцентр, там больница, родильное отделение. С месяц назад там была кошмарная история. В одну ночь все четыре тамошние роженицы увидели поразительные, страшные сны. Им было видение, как в конце концов умрут их дети, которых они собрались там рожать.

  Важдаев молчал.

  – Одна увидела пожилого мужчину, осевшего на сиденье в непривычного вида вагоне – то ли электричка, то ли метро, то ли не метро. Она поняла, что наблюдает чью-то смерть, но поначалу никак не связала это с собой, только поразилась необыкновенной яркости и убедительности картины. Второй приснилась её будущая дочь, наверное, лет пятидесяти или, может, моложе, только вымученная болезнью. Она умирала, скорее всего, дома в окружении близких. Лицо одного из них разительно напомнило роженице кого-то из её нынешней родни, это её озадачило и немного встревожило, но до конца смысл картины в тот момент не поняла и она. Третья увидела своего сына, тогда ещё тоже не зная, что это он. Ему было лет восемнадцать – двадцать, он был в солдатской форме, ранен в живот, и его закапывали живьём несколько вооруженных людей в камуфляже.

  – ... – сказал Важдаев.

  – Именно так, – кивнул майор.

  – А четвёртая?

  – Четвёртая увидела, как её дитя умирает здесь же, в этой же больнице через сутки после родов, и так всё с нею и произошло, в абсолютной точности, деталь к детали. И вот тогда началось.

  – Но это всё точно не утка?

  – Нет, – вздохнул майор. – Это гусь.

  – Тогда это кошмар, – сказал Важдаев, – это просто самый последний невероятный нечеловеческий кошмар. И где она сейчас, эта женщина, у которой сын? Что с нею?

  – Я не знаю, – ответил майор. Я знаю другое. Видения там или не видения, но женщине, у которой сын, и самой надо было понимать, в какой мир она собиралась рожать своего ребёнка. И что в этом мире сплошь и рядом бывает с человеческими сыновьями и дочерями. И что тут с любыми сыновьями и дочерями в конце концов случается вообще. То же самое и преподавательница колледжа в свои тридцать шесть могла бы уже сознавать, чем её преподавание в итоге закончится, а не ждать, пока однажды её не схватят за волосы и не макнут в это понимание лицом, как котёнка в лужу.

  – Ну и что же, в таком случае, должен был понимать, но не понимал я? – спросил Важдаев. – Или Лариса? Что лошадей забивают ежедневно?

  – Не думаю, что так просто и прямолинейно, – покачал головою майор. – Тем более, что ежедневно лошадей забивают всё же не так. Я уже, в общем, сказал вам, как я всё это вижу со своей ментовской колокольни. Мир есть игрушка злой воли. Он создан для того, чтобы мы содрогнулись от его жестокости и абсурда, а Творец мог насладиться нашим непониманием и ужасом. Но мы обманули создателя, и игрушка не забавляет его так, как ему бы хотелось. Мы выработали в себе привычку ко всему и умеем не замечать очевидного. Мы рожаем детей, как будто детям нашим жить в счастье и вечно. Нас закапывают, а мы лезем в директора. Мы научились находить комфорт в аду, стали поперек замысла создателя и похерили цель его творения. Я думаю, где-то там, – майор, казалось, хотел показать, где, но так и не показал, – решили, что к нам нужно менять подход. Пусть на гораздо более грубый, но и гораздо более доходчивый. Потому что мы упорно не хотим знать, для чего это всё и кто тут окончательный владелец. Мы закрываем глаза, чтобы не видеть очевидного, и нас решили пнуть в живот, чтобы от этого отучить. Ну и чтобы просто полюбоваться, какие мы забавные, когда нам страшно или болит. То есть, так я обо всём этом думаю. Может быть, я и ошибаюсь. Я всего лишь майор. Наверняка мой начальник объяснил бы вам лучше. Он подполковник.

  Они долго сидели молча: Важдаев – опустив голову и рассматривая ладони, майор – уставившись в темное, отражающее кабинет окно. Потом майор сказал:

  – Езжайте к жене, Станислав Михайлович. Постарайтесь бывать с ней побольше. Я понимаю, у вас в вашем положении дел выше крыши, но хотя бы по возможности.

  – Да, – ответил Важдаев. – Да. Сейчас.

  – Я имею в виду не только эти дни. Вообще. Даже если вам с нею больше не грозит ничто... специфическое. Только то, что всем. Что всегда.

  – Да, – сказал Важдаев. – Я понимаю.

  – Просто в этом ещё есть хоть какой-то смысл. Или хотя бы ещё кажется, что есть.

  Важдаев кивнул.

  – У вас-то самих детей нет? – спросил майор.

  – Нет. Не получается. Не получилось.

  – Переживаете?

  – Раньше да. Теперь привыкли.

  – У меня дочь, – вздохнул майор. – Уже, считай, взрослая. Живёт отдельно, с парнем. Балбесом, – добавил он, и в голосе его Важдаеву почудилось отчаяние. – Звонила на днях. Купила в магазине пакет макарон, принесла домой, а это черви.

  – В смысле, в макаронах черви?

  – Вообще никаких макарон, полный запечатанный пакет, весёлый поварёнок, надпись «Живите вкусно», а внутри всё сплошь черви кишат. Она перепугалась, швырнула в окно. Потом хотела со своим подобрать, пойти в магазин, устроить скандал, всех там разгромить, да пакет порвался, черви расползлись, ничего уже не докажешь.

  Они помолчали ещё.

   – Так, без скандалов даже лучше. Что толку? – сказал майор. – Я думаю, это только начало.