Текст книги "Иван-царевич и титановый пес"

Автор книги: Александр Тюрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Александр Тюрин
Иван-царевич и титановый пес

Пролог

На момент всё застыло вместе с его дыханием, повиснув пестрым облаком в пространстве. Развороченная обшивка, сломанные ребра шпангоутов, вздыбленная палуба, выбитые соты локаторов, гранитного вида силовые агрегаты, цилиндры компрессоров и пластины теплообменников, порванные жилы кабелей и трубы жизнеобеспечения в густых облаках кристаллизовавшейся жидкости. Всё словно легло разноцветными мазками на холст сбрендившего экспрессиониста. Застыл и стяг державы, окруженный слепящей тьмой.

Около его пальцев повис небольшой контейнер с хроноквантовым конденсатом, полученным в результате эксперимента на станции «Юпитер-25», где «переохлажденный» вакуум привел к высвобождению темпоральных трубок из связанного состояния. Тех самых, что определяют фундаментальное взаимодействие во времени, спутывая или разъединяя фазовые траектории систем. Из-за этой «пробирки», успел подумать он, и велась охота на корвет. Корабль подорвался на мине, не давшей отметки цели ни для одного локатора. Всё произошло слишком быстро, чтобы капитан вывел в пространство боя звено истребителей или электронный командир БЧ-2 поставил корабельному оружию огневые задачи.

Окружающее разом пришло в бешеное движение. Он с разгона чуть не врезался шлемом в шасси спасательной капсулы; рванув ручки ее люка, ворвался внутрь, с ходу дернул тумблер двигателя, увидел надвигающуюся сзади стену бешеного огня, и выжал дроссельный рычаг на полную. Десятисекундное ускорение в 23 g ненадолго вырубило его. Когда пришел в себя, то оптико-электронная система наблюдения показала три вражеских истребителя на хвосте, скорость в два раза больше, чем у него, маневренность и ничего сравнивать. Оружие у них, какое хочешь; у него – ноль, даже если плюнешь – в себя попадешь. С пилона одного из тех истребителей сошла ракета. Он видел просверки её маневровых движков, её факел, нагоняющий его. Неотвратимо, как падает нож гильотины на казнимого. А ему ничего, кроме ругани, не остается: «Козлы, я вас с того света достану!»

Его рука сжала контейнер и почувствовала, как тот крошится. Конденсат стремительными голубыми искорками прошел сквозь скафандр.

Взрыв разодрал капсулу, выбросив его навстречу звездам. И космос ворвался в его грудь вместе с рваным куском обшивки.

1. Плен и побег

Мне снятся золотые купола, омывающиеся в яркой голубизне неба. То ли ракеты, то ли храмы. И деликатный ветерок, треплющий мне волосы, и осторожное солнце, ласкающее мою кожу, и шепот листвы пополам с колокольным звоном, нежащие мой слух. Когда я просыпаюсь, не могу понять, было ли что-нибудь такое наяву. А вообще после побудки надо поскорее выковырять крохотных, но вредных биомехов-твурмов, которые во время сна норовят залезть тебе под кожу – паршивцы особенно любят естественные отверстия…

Я не знаю, что было со мной раньше, до того как оказался на мусорной плантации. Но мне прекрасно известно, что теперь всё мое существо, время и силы принадлежат господину, именуемому Кубхан, да сгорят у него яйца и протухнут мозги. И даже когда я откину копыта, мои потроха под элегантным наименованием «человеческие экспланты», как и одолженные мне карбонопластиковые ребра и артерии из поликапролактона будут использованы Кубханом при производстве одного-двух злобных франков. А мое синтетическое сердце отправлено почтой обратно в корпорацию «Бест Эйдж», вырастившую его на своих трехмерных хитозановых подложках и предоставившую его в лизинг.

Вся остальная память стерта хорошо подобранным электромагнитным пучком, который что-то там раздербанил в коре моего мозга. То, немногое, что осталось мне от прошлого – это погасшая фотоническая татуировка у меня на запястье – в виде якоря со звездами вместо лап. И саднящая тоска под моим эрзац-сердцем – я ведь не всегда был таким куском дерьма как нынче.

Уже около года я нахожусь в замкнутом пространстве непонятной протяженности и геометрии, перерезанном плоскостями и линиями платформ, рамп, трапов, труб и шлангов. Здесь холодно и сумрачно, кислорода явно меньше нормы, имеется сила тяжести, естественная или искусственная, треть базовой земной. Что это, космический корабль или станция; нутро астероида, изъеденного проходческими комбайнами и раскрученного буксирами-толкачами; подземелье, прорубленное ядерным взрывом на спутнике Юпитера?

Думать мне позволяется; но о чем думать, когда в голове – ноль? Ясно только одно, что я – в клетке, какой бы размер она не имела. Видно, что полость обитаема. Из тьмы во тьму уходят сортировочные конвейеры. Вдоль них – колеблющиеся красные огоньки, это рабы Кубхана. Сверху опускаются ковши и манипуляторы – там, наверное, крановые мосты и монорельсы транспортеров, но их уже не видно; если долго вглядываться, то прилетит лазерный лучик прямо в глаз. Иногда оттуда доносится что-то похожее на лай и урчание – это, наверное, робопес в добавление к охранникам – франкам и скиннерам. Если туда доберешься, он радостно похрумкает твоими костями.

У котла-дрекслера должна пройти вся моя оставшаяся жизнь – в компании кибоксов, соединенных нейрокабелем со своим сервером. Я, от нечего делать, вроде как общаюсь с ними. Ведь если молчать, то можно быстро съехать с катушек. Подкидываю им короткие бессмысленные фразы: «Эй, лупоглазый, а у тебя девушка есть?», «Ау, грязнуля, хочешь, научу попу вытирать?» и так далее. В ответ – зачитываемые речитативом параграфы из инструкций или краткие нравоучения: «Кубхан дает тебе десять кубометров воздуха каждый день, да здравствует ответственный бизнес», и тому подобное…

Эти товарищи по несчастью вкалывают 24 часа в сутки, я на четыре часа меньше, да еще на рабочем месте иногда отбиваю чечетку – украдкой, конечно; чтобы не свихнуться от работы. Получается, что кибоксы обходятся Кубхану несколько дешевле, чем я, и окупаются они уже через полгода после изготовления. Согласно закону прибыли, требующему уменьшения издержек, я ему нужен не более, чем биоотходы в дрекслере. Так зачем я ему все еще нужен живым – этот вопрос оставим на потом.

В дрекслере пузырится всякая отчаянно воняющая гадость, которая поступает по трубам, изгибающимся как змеи благодаря своим синтетическим мышцам. Прилипчивые мицеллы с режущими головками, то есть дизассемблеры, резво перерабатывают отбросы. То ценное, что осталось от живых и квазиживых организмов, является моей работой – я с напарником-кибоксом вылавливаю большими сетями с управляемой ячеей всё, что может пригодится Кубхану для продажи на рынке, пока это добро не растащено на молекулы. В первую очередь, органические чипы.

Несмотря на свою прочищенную голову, я тут самый хитрый. Здешние кибоксы не прикарманят, они запрограммированы на обеспечение максимальной прибыли хозяину, поэтому им доверено выискивать кубитные процессоры, терабайтные накопители и то, что содержит редкие земли. У кибоксов червеообразные пальчики, усеянные пупырышками рецепторов, и квантовый крючковатый нос, которым всё они обнюхивают, улавливая колебания молекул ценных веществ. И ничего их от работы не отвлекает. Даже гадят под себя – это затем вылизывают слизни-биомехи. Питание поступает им прямо в кровеносную систему. Каждые четыре часа включается помпа, от которой тянется шланг к каждому из них, точнее, к патрубку в районе поясницы, соединенному с их системой питания.

От варева в дрекслере поднимается жирный пар – состоящий из агрессивных дизассемблеров – они забивают отверстия воздушного фильтра у моей дыхательной маски. Поэтому лучше иметь баллончик оксигеля, чтобы дотянуть до конца смены. Оксигель можно выменять у роботехов-харонов, которые доставляют сюда новый персонал взамен скапустившегося и новое оборудование вместо износившегося. Но сделать заначку – к примеру, алмазный чип, алмазик с особыми дефектами в трехмерной решетке – надо так аккуратно, чтобы не заметили охранники-франки. Кстати, наказание на нашей мусорной плантации единственное и однократное – тебя отправляют прямиком в тот самый дрекслер.

Вчера франки бросили туда кибокса, который работал несколько недель рядом со мной – за левый игровой софт, который он сунул себе в разъем под мышкой, чтобы, как зачитал в приговоре виртуально явившийся Кубхан, «не отдаваться полностью работе на своего законного владельца». Кибокс – чувствующий биомех, и орёт он, когда его сжирают заживо, соответственно. На моих глазах дизассемблеры растаскивали его на куски: приводы, чипы контроллеров и кристаллы процессоров, трубки системы питания, светящиеся нити информационных магистралей, гелевые амортизаторы – последним истаял его динамик, горестно шепчущий: «Я всего лишь хотел немного развлечься». А я ведь пытался научить его украдкой отбивать чечетку и он был мне почти что братом…

Сегодня стало плохо с моим воздушным фильтром уже на пятом часу работы; жарко, душно, ко мне словно вампир присосался. Мне не достаточно кислорода, не хватает даже слов. Чувствую, еще немного, мое сознание полетит куда-то вдаль, а сам я свалюсь – головой в булькающий дрекслер. У меня сегодня нет заначки, и если б была, то хароны появятся лишь через пару часов.

Одновременно с этой немощью ощущаю, будто растекаюсь и расплываюсь по всей этой полости. Мир вокруг меня дрожит, колеблется, раздувается и сдувается в такт моему натужному дыханию. И кибоксы, и франки, и спиннеры, и дрекслеры и все остальные объекты становятся бледнее, тоньше, словно бы узором на пленке. При вдохе они стягиваются все в точку, находящуюся внутри меня, при выдохе исходят из этой точки. Я просто точка в пустоте. Минимум сознания.

Я, находясь на грани нокаута, словно выдохнул себя в того кибокса, который стоял неподалеку, и очутился в биомеханической тесноте его тела, с его спинтронными мозгами, гидравлическими приводами и человекоподобной кровеносной системой. Чувствую карбонопластик с его плотно упакованными цепочками атомов углерода; из него, в основном, и сотканы биомехи этого типа. Дальше – больше. Вливаюсь в системную шину кибокса, меня словно подгоняет электронный ветер – и осязаю пульсации, проходящие через нее; отсчитываю их частоту, протяженность, силу. Как будто в моем неокортексе гнездятся необходимые для этого интерфейсы. Однако, в отличие от визуализации, присущей обычным киберреальностям, упор сделан на тактильные ощущения, осязание. Я вмешиваюсь в поток сигналов и обработчик прерывания переводит операционку кибокса в режим отдыха.

Краем глаза замечаю, как кибокс, застыв в прострации, шепчет: «Останов – причина выясняется». Мое тело срывается с места как бумажка под порывом ветра. На меня бросается франк-охранник, собираясь прижучить меня разрядом тазера. Пока собирается, сам попадает в мой сачок и улетает в котел, оставив свое оружие в подарок. Дюжина кибоксов вяло пытаются затормозить меня, но лишь тыкаются друг в дружку и неловко пытаются выкрутить друг другу руки.

Мономолекулярные дисплеи, сидящие как линзы на моих глазах, показывают сейчас не инструкции, а виртуального Кубхана. Он как настоящий, только в руке его блещут молнии: «Немедленно вернитесь на свое рабочее место или вы будете брошены в котел».

Мимо пролетает ковш загрузчика – перемахиваю на него, по пути откидывая ногой франка-охранника – каблуком ему в лоб на долгую память. Ковш поднимается наверх и я вместе с ним – мимо монорельса, по которому скользят транспортеры, мимо ремонтных трапов; соскакиваю на один из них. Из последних сил отсчитываю ступени наверх, всерьез задыхаюсь, но вскоре мне становится легче бежать; значит, сила тяжести искусственная и убывает. Однако на хвост мне уже сели. Снизу по трапу поднимается, пуская пар, патрульный спиннер и сверху спускается еще один. У этих биомехов нет лица, только керметовый панцирь, напечатанный на 3D-принтере, и челюстеруки-хелицеры, с которых свисает ядовитая слизь метаболитов; тело сегментировано на головогрудь и брюхо, шесть конечностей с клешнями, перекусывающими даже арматуру.

Заряда у тазера достаточно, стреляй – не хочу. Да только спиннер прыснул чем-то эластично-полимерным, что, намертво приклеившись адгезионным кончиком к моему трофейному оружию, выдернуло его. Чем теперь обороняться – даже соплей нет. Я вспоминаю, что у меня там в рюкзачке – всё ж свое ношу с собой, потому что не знаю, где удастся прилечь после смены. Две пластинки комбикорма, выработанного на механохимической фабрике из откровенного кала, плюс мочалка-грязеедка.

Я как будто в прострации, время растянулось резиновым жгутом; «выдыхаю» себя в того спиннера, что снизу, и достаю того, что спереди – ощущаю паутинки электромагнитных взаимодействий в их «мозгах», а затем словно пучок пульсирующих нитей оказался в моих руках. Я их что, хакнул, получается? Единицы и нули пульсациями стекают по моим пальцам. Мыслительная схема у скиннеров, похоже, попроще, чем у кибоксов; эмоциональной матрицы вообще нет. Пробую самостоятельно задать пульсациям силу и частоту; с третьей попытки сымитировал прерывание для процессора, передав код ошибки от контроллера челюстерук. Спиннеры дружно перешли в режим тестирования, их хелицеры заплясали как руки дирижера. Откуда это словцо – «дирижер», кто это? В любом случае, пора ускользать.

Прыгаю с трапа и повисаю на бухте кабеля, переносимой краном. Кран поднимает бухту, да и я активничаю, карабкаюсь вверх по тросу – к балке кранового моста.

Когда выбираюсь на пролетную балку моста, ко мне с обеих сторон уже торопятся франки. Их правые руки, благодаря синтетическим генам, заканчиваются клинками. На лезвиях, заточенных до одноатомного предела, играет интерференционными узорами свет.

Спереди и сзади – всё ближе. А мне сейчас одна забота – отдышаться. Им бы изрубить меня сразу в лапшу, но наверняка есть приказ Кубхана: взять меня живьем и швырнуть в котел, для красоты и педагогического эффекта. Тот, что сзади, лупит меня нейрохлыстом, чтобы я выключился от боли, но у меня на кисть намотана мочалка – перехватываю хлыст и выдергиваю; франк от неожиданности выпускает рукоятку, которая оказывается в моей руке. Мне удается захлестнуть нейрохлыстом шею переднего франка, тот из-за боли теряет контроль над своим клинком. Взяв его руку на излом, направляю клинок во франка номер два. Острие входит в него легко, как в жижу. Танец заканчивается падением партнеров с моста.

Я, добежав до концевой балки, огляделся – метрах в двадцати от меня кабина дистанционного управления краном. За ней как будто трап.

Но из кабины выглядывает косматое существо, вроде робопса; это не тот ли, что грозно лаял и подвывал сверху? Сейчас он свирепо гудит и с его пасти слетает чехол, пятисантиметровые приятно поблескивающие клыки с щелканьем встают в пазы на челюстях – надо обогнуть его, чтобы не лишится какой-нибудь важной детали ниже пояса. Однако робопес легко просчитывает мою траекторию; его тело, полное синтетических мышц, с легким шипением шарниров вытягивается из кабины, становясь как тугая струна.

– Отстань, тварь, – я бросаю из рюкзачка обе пластинки комбикорма ему на растерзание, затем и мочалку прямо ему на нос. Это пока что отвлекло его, красные огоньки глазков-камер фокусируются на неожиданном «подарке». Он стряхивает ее и снова ловит, вроде как забава – робопес явно скучал до моего появления – но путь к трапу все равно перекрыт. Я перемахиваю на крышу кабины. Сила тяжести минимальна. Может, попробовать подпрыгнуть? Прыгаю, но мне явно не хватает силенок, подлетел на пару метров и вернулся назад. С большой натугой подскочил еще раз – и вот незадача, снова возвращаюсь. А по балкам уже подползают червеобразные объекты размером с хорошую палку колбасы. Опять по мою душу. В передней части у каждого робочервя полусферический панцирь, напоминающий шлем, поверх которого рожки – от них идет волна озона, значит, будут шарахать разрядами на несколько тысяч вольт. Запросто поджарят.

Тут в меня снизу врезается крепкая башка робопса, который, наигравшись, пытается ухватить челюстями за мою задницу. И я с такого хорошего толчка лечу верх тормашками, не останавливаясь, и уже ничего не тянет меня назад. Верх и низ меняются местами, я вижу внизу грузовой док. Однако за мной летит щелкающая острющими клыками тварь; на носу у нее так и прилипла моя мочалка, образовав подобие шикарных кавалерийских усов.

2. В бегах

Я шлепнулся на платформу дока – здесь уже имелась слабая сила тяжести, где-то четвертушка от базовой земной. Следом приземлился и робопес – я едва успел откатиться.

Клацая титановыми когтями по стальному покрытию, он приближался ко мне. Не рычал, но как-то звенел от злости. По внешнему виду похож и на здоровенную крысу, а зубов у него, что у крокодила. Робопес резко бросился на меня, но я успел подкатиться под него, он захватил меня задними лапами и мы оба слетели с платформы дока. По дороге я уцепился за какой-то кабель, тот вырвался из крепления, но все же остановил мой полет. Одной рукой я хватался за него, а второй, оказывается, держал робопса за заднюю лапу. А внизу, под нами, катапульта с линейным электродвигателем разгоняла пузатый грузовик на пять тысяч тонн дедвейта.

Мне стоило разжать руку и металлическое животное отправилось бы вниз – там от него не то, что мокрого, и сухого б места не осталось. Только робопёс, повернув голову на 180 градусов, смотрел на меня. Стандартные вроде «глаза» – трехканальные камеры. Но за этим было что-то еще, как будто биение чувства, словно у этой твари из титана и квазиживой органики, помимо стека исполняемых команд, имелась душа настоящего пса, пусть она и базировалась на спиновых волнах аналогового процессора. Я будто услышал музыку магнитных вихрей, рождающих его сознание. Почувствовал его одиночество и желание повилять хвостиком. Ему был нужен друг и хозяин. И робопес впервые тявкнул, почти по-настоящему и как-то виновато. Мол, давай дальше вместе.

Я стал раскачиваться и мы вдвоем дотянулись до другого кабеля, робопес мигом зафиксировал на нем свои челюсти-капканы. Я отпустил свой кабель и «качели» перебросили меня на штангу видеорегистратора. А следом и моего нового товарища. Со штанги был выход на направляющую, узкий рельс для передвижения обслуживающих автоматов. Робопсу было на ней вполне комфортно, а я цеплялся за его космы. Дружно мы добрались до лифтового устройства, приспособленного для складных роботехов. Новый товарищ сложился втрое, став ящиком – он, оказывается, трансформант из материалов с программируемой формой – и я как-то скрючился в оставшемся объеме кабины. Так и доехали до грузового причала, над которым сияла голо-реклама в виде бойкой девы, с блистающей между ножек надписью: «Добро пожаловать в порто-франко астероида Абунданция». Значит, это на Абунданции меня выжимали на протяжении года…

Здесь стояли штабелями грузовые двадцатифутовые контейнеры. Робопес сразу показал, что он мастер открывать у них двери. Но залезть в такой контейнер означало уже никогда не выйти, по крайней мере, в добром здравии; «заходи – не бойся, выходи – не плачь», всплыла в моей голове странная поговорка. Заберет погрузчик, доставит на борт ржавого грузовика и тот закинет тебя на какой-нибудь миллионопервый астероид класса С, где из доставленных частей самостоятельно сползается новая автоматическая база Альянса. Неизвестно, кто и когда найдет твое несвежее тело. Но вот те укороченные контейнеры на стеллаже, похожие на большие холодильники, скорее всего, набиты харчами – это для снабжения экипажа, который не собирается превращаться в криоконсервы, а будет жить полной жизнью. То есть, искать груз и фрахтователя, где ни попадя, и, следовательно, бодрствовать и жрать. Значит, такой контейнер окажется не глубоко в трюме, а в каптерке возле камбуза.

Робопес засовывает заостренный язык коннектора в разъем пищевого контейнера и становится похожим на дракончика. Он умеет флиртовать с дверями, подбирая протокол общения, и, претендуя на интимное общение, генерирует коды для доступа внутрь закрытых емкостей. Ага, информация с контейнера считана; провизия предназначена для борта номер такого-то, вылетающего на Цереру сегодня – значит, скоро за ней приедет робопогрузчик. Церера – проходной двор Пояса, в хорошем смысле, я об этом слышал от кибоксов. Я бы туда отправился.

Робопес вскрывает контейнер, теперь нам надо выкинуть из него пару ящиков с консервами, чтобы создать себе там жизненное пространство. Внутри него нашлась и коробка с дозами оксигеля – каждый баллончик на четыре часа полноценной жизни. Мы с новым товарищем залезаем в контейнер. Свернувшись, он опять становится не больше ящика – снова есть повод позавидовать, почему я не трансформант. К канюле на бедренной вене подсоединяю баллончик с оксигелем, будет снабжать кислородом респироцитов – искусственные клетки моей крови; и, подзарядившись саморазогревающейся пюрешкой из непонятно чего, мирно засыпаю.

А просыпаюсь, получив крепкий удар в физиономию – «доброго утречка»! Меня стискивают схваты манипуляторов и, кто-то, облаченный в экзоскелет, тащит мое тело по палубе, мой разбитый нос оставляет на ней красную стрелку. Ясно, что я на космическом корабле и предельно понятно, что мне здесь не рады. Надо что-то лопотать, пока меня не отутюжили по полной программе.

– Друзья, давайте сменим модель общения, найдем точки соприкосновения, у нас наверняка есть общие интересы. Ну, мы ж не дебилы какие-то.

Мне отвечают на квакающем пиджине-16, который не очень отличается от пиджина-15, на котором говорю я.

– Это ты – дебил, а мы – свободные индивидуумы Западного Альянса. И разговор у нас с зайцами один. В шлюзовую камеру, а оттуда в космос, на проветривание.

Похоже, я крепко влип. Это люди или франки, сделанные из людей. Роботеха и биомеха легче прочувствовать, чем жадное, злое, как бы сплюснутое человеческое существо, представляющее собой «свободного индивидуума Западного Альянса».

– Мы можем отлично договориться, как индивидуум с индивидуумами, – максимально убедительно заявляю из лежачей позиции. – Мне только надо пообщаться с вашим капитаном. Я предоставлю все необходимые доказательства, что смогу заплатить.

– Капитан уже отдал распоряжение, спустить такого переговорщика в унитаз. Исполню с превеликим удовольствием. Из-за тебя, говнюк, мы лишились двух ящиков первоклассной жрачки, которую не напечатаешь на 3D-принтере. Ты и дальше собираешься запихивать нашу еду в свою наглую пасть, а потом еще спускать воду в гальюне? Блин, до тебя что не доходит – нынче всё дорого стоит, не только вздох, но и пук.

Мне для просветления выделяют еще пару пенделей – теперь уже ботинком.

Какой же выход? Попробовать продать им свое синтетическое сердце? Мол, доберемся до Цереры и я там поменяю его на дешевую подделку, выращенную в местном притоне на живой «плантации органов» из числа отставных проституток. Вам, господа хорошие, достанется вся разница в цене.

Прежде, чем я успеваю выпалить свое деловое предложение, красная стрелка, оставляемая моим носом, утыкается в дверь с надписью «Выход». Потенциальные партнеры по бизнесу забрасывают меня в шлюзовую камеру. Пока качусь кубарем, внутренняя шлюзовая дверь с лязгом закрывается, с противным скрежетом входят фиксаторы в пазы. С той стороны осталась пара бесчувственных болванов; сейчас один из них, заржав, дёрнет рычаг и я вылечу в космос как мешок гнилых овощей. И мысли глупые в голове кружат – попытаться задержать дыхание или же сразу вдохнуть вакуум?

Один из тех «свободных индивидуумов» смотрит в окошко шлюзовой двери, строит рожи, показывая, какая у меня будет красивая физиономия в космосе. Он своим издевательством подарил мне десять-пятнадцать секунд жизни. Я уловил его волну; гаду надо непременно поприкалываться надо мной. Да, чтоб я это увидел, пока жив. Не остаюсь в накладе, показываю однозначным жестом, что его башка – такая же умная, как и моя задница. Это дает мне еще пятнадцать секунд жизни.

И вдруг брызги крови обильно смочили смотровое оконце; физиономия паясничающего садюги сползла по стеклу, оставляя розово-сопливый след. Потом в оконце была видна чья-то трясущаяся нога, недолго. Когда она исчезла, в стекло уткнулась морда робопса. С клыков у него тянулась полимерная слюна и кровь его жертв, даже какая-то кишка застряла – чем он чистит зубы? И вид у него был совсем недобрый. Похоже, франки, приняв его за ящик, поставили в уголок – и просчитались.

Я услышал, как фиксаторы выходят из пазов, а следом с шипением пневматики стала открываться внутренняя шлюзовая дверь.

На пороге шлюза стоял робопес и сейчас он совсем не был похож на прирученного и одомашненного. Выбросить человека в космос – это забава для хомо сапиенс, особенно если выбрасываемый будет скулить от страха, а для такого роботехнического животного куда более приятно – конкретно растерзать кого-нибудь и поиграть его кишками. Из робопса донеслось утробное рычание и его заляпанная кровью морда потянулась ко мне. Внутри меня всё заекало, и печенка попыталась спрятаться за селезенку. Да только он, повернувшись, мирно повилял хвостом, что у него вполне получилось. Но хвоста у него ж раньше не было… елки, это ведь моя мочалка!

Я перешел через порог шлюза, по сторонам валялись два трупа членов команды. Картинка – неприглядная. Тот, что покрепче – с вырванным горлом, а дистрофан в экзоскелете – с напрочь откушенным затылком. Меньше надо было прикалываться, лучше бы шлем надел. На палубе – вывалившаяся начинка дурной головы: мозги, какие-то биочипы, сгустки крови – смотри не поскользнись; на эту грязь уже нацеливаются приземистые робополотеры. Псина поклацала карборундовыми клыками, как бы требуя моего одобрения. «Молодчага, только делай это, когда я тебе намекну.» Пришлось еще сковыривать идентификационный чип с решетчатой кости у дистрофана, все руки после этого в кровище – хорошо, хоть песик облизал. Забрал пушку у крепыша; 38 калибр, патрон «космикос» под пониженную силу тяжести.

И как раз мне пришло сообщение от моего искусственного сердца, что оно будет отключено в течение 60 секунд, если не будет введен новый код активации, полученный у корпорации-производителя. Я сел на палубу, мне надоело ожидать скорой смерти по три раза за десять минут! Да и такой подлянки от как бы своего собственного органа я вообще не ожидал. Включился отсчет времени отключения продукции фирмы «Бест Эйдж». Робопес явно требовал, чтобы его погладили. Ладно, не жалко напоследок. Хороший песик, зубки остренькие. Но когда я дотронулся до его шерсти из ниточного сплава – мою ладонь стало покалывать. Это робопес начал забрасывать мне информацию через скин-коннектор. Он упорно подбирал коды и подобрал, отсчет времени был остановлен на двадцать первой секунде. Собачка-то должно быть разгрызла немалое количество искусственных органов, чтобы в итоге разгадать алгоритм генерации кода…

А теперь надо торопиться на мостик. Миновали без проблем – за счет трофейного идентификационного чипа – дверь, ведущую в самую важную часть корабля. И появились там вовремя, когда уже зазвучала общего тревога.

Я узнал капитана по золотой командирской цепочке и приставил ствол к его виску – мужчина от удивления уронил челюсть на грудь. А робопес, опрокинув на палубу старпома, ухватил того зубами за темя. Я видел шрамы от лазерной сварки и штрихи от степлера на зеленоватой коже капитана; похоже, это – франкенштейн, и вся его команда тоже франки. Дешевые «свободные индивидуумы», сшитые из кусков трупов, закупаемых оптом во время какой-нибудь войнушки или эпидемии, организованной корпорациями – это ж идеальные потребители и избиратели, голосуют то за демократов, то республиканцев; запас культуры ограничен стрелялками и порно-анимешками. Именно такими Западный Альянс быстро заселяет пространство.

– Пора договариваться, ребятки, мой пес разгрызает кости, как семечки лузгает, двое из ваших уже проверили это на себе, – известил я присутствующих, и по громкой связи тех членов экипажа, которые толкались с той стороны бронедвери, изолировавшей мостик от остального корабля. – Кстати, как называется посудина? Отвечать быстро или у кого-то вывалится весь кал из черепной коробки.

– «Ламборгини», – поспешно отозвался старпом с пола, в то время как капитан всё не мог преодолеть удивления.

– Это название вам не идет. Больше бы подошло «Труповозка». Когда пребываете на Цереру?

– У нас теперь другой порт назначения. Груз до астероида номер 152, Аталы. В последний момент подвернулся. И запас топлива только до Аталы.

– Что за груз?

– Астероидная никелесодержащая порода в двух трюмах, 1000 метрических тонн…

Рапорт старпома был прерван скрипучим голосом, принудительно вошедшим в громкосвязь:

– Говорит патрульный корабль Альянса «Пикадилли». Вы должны немедленно пристыковаться к стыковочному блоку по нашему левому борту. В случае неповиновения приказу будете уничтожены.

Всё как будто однозначно, уже не спросишь: «Что вы имеете в виду»? К тому же боевой корабль приближается к нам со скоростью 50 километров в секунду – скоро будет виден не только на экране локатора, но и в оптике.

– Какой шикарный хвост у вас, ребята. Это что у вас на борту? Значит, не только руда-муда. Контрабандой балуешься? – спросил я старпома, старательно повысив голос к концу вопроса; так говорили франки на плантации, чтобы застрессовать собеседника.

– Загляните в нашу грузовую декларацию и карго-план, сэр….

– Делать мне, сэру, нечего. По любому, они пустят нас всех в распыл, поэтому беру управление судном на себя.

И если эти ребята ни при чём, то, получается, целый фрегат Альянса со всеми его пушками и пусковыми установками увязался именно за мной. Только зачем? Можно догадаться, что между Кубханом и Западным Альянсом взаимовыгодные отношения, если его флот никак не препятствует работорговле. Но гонять корабль за каким-то беглым рабом – это не выгодно ни Кубхану, ни Альянсу, а господа и ханы умеют считать свои и чужие деньги. Что во мне такого особенного? Пустая голова? Это не редкость в наше время. Арендованное сердце? Да оно ж самое стандартное, далеко не последней модели, уже в двух-трех телах поработало. Ладно, буду делать вид, что всё понимаю.

– «Пикадилли», вызывает «Ламборгини». Я в курсе, зачем вы сюда приперлись. В случае враждебных действий интересующий вас… объект будет немедленно уничтожен. Я иду со своей добычей на Аталу. Можете культурно сопровождать нас туда и попытаться там арестовать нас по судебному решению. Как вам, сгодится роль девочки из эскорта?

На «Пикадилли» думали, совещались. Наконец отреагировали:

– Хорошо, «Ламборгини», следуйте на Аталу. Не сомневайтесь, вас там встретят.