Текст книги "Крепостничество без русофобских мифов"

Автор книги: Александр Тюрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Александр Тюрин
Крепостничество без русофобских мифов

Хозяйственным базисом московского государства было земледелие в сложных почвенно-климатических условиях (сейчас такую зону земледелия называют рискованной) – не одно из племен северной Евразии, до прихода русских, не делало ставку на земледелие.

И своим возвышением Москва была обязана, в первую очередь, сильной соседской общине, которая могла оказать помощь крестьянскому хозяйству в критические моменты.

Российский историк С.Г. Пушкарев отмечал: «Крестьянская община, с ее выборными органами – старостами, сотскими, десятскими и т.п., – была исконным русским учреждением и мы встречаем на территории великого княжества Московского уже в XIV-XV вв. крестьянские общины в качестве признаваемых государственной властью общественных союзов, имеющих судебно-административное и финансовое значение».

Слабая децентрализованная власть в виде классической феодальной пирамиды оказалась бы слишком дорога для общества с почти нулевым выходом прибавочного продукта.

Населению Северо-Восточной Руси требовалось сильное государство, способное защитить плоды земледельческого труда. Ведь при урожае ржи на душу населения едва в 15-20 пуд ржи эти скудные плоды надо было оборонять очень крепко.

Такое государство, задуманное наверное еще Андреем Боголюбским, было создано негласным "общественным договором", как орган мобилизации и даже самоэксплуатации общества. В этом "договоре" верховная власть обязывалась защищать труд народа, а народ оказывать доверие власти. Первые два с половиной века московского государства – это время большого социального мира, что резко контрастировало с государством новгородским.

Иван III начинал с крохотного московского княжества, не более 50 тыс. кв. км "тощего суглинка". Нет еще ни одного кусочка русской территории, которое бы не находился под иноземным господством и не платил бы дань иноземным правителям.

И вот, имея на руках такое скромное достояние, которое можно потерять в любой момент, московская власть совершает чудо, до сих пор не оцененное в полной мере историками.

Иван Солоневич писал: «...Ядро русской государственности к концу пятнадцатого столетия... было расположено в самом углу тогдашнего мира, было изолировано от всех культурных центров, но открыто всем нашествиям с севера (шведы), с запада (Польша), с востока и юга (татары и турки). Эти нашествия систематически, в среднем приблизительно раз в пятьдесят лет, сжигали на своем пути все, в том числе и столицу. Оно не имело никаких сырьевых ресурсов, кроме леса и мехов, даже и хлеба своего не хватало. Оно владело истоками рек, которые никуда не вели, не имело доступа ни к одному морю – если не считать Белого, и по всем геополитическим предпосылкам – не имело никаких шансов сохранить свое государственное бытие. В течение приблизительно четырехсот лет это „ядро“ расширило свою территорию приблизительно в четыреста раз – от 50.000 до 20.000.000 кв. километров.» [1]1
  Солоневич И. Л. Народная монархия М. 2005.


[Закрыть]

Население России, насчитывавшее в конце 15 в. около 2 млн человек, за последующие 4 века увеличилось до 170 млн человек, причем отнюдь не за счет массовой иммиграции из других регионов планеты. Таких долговременных темпов неиммиграционного прироста не знала ни одна страна в мире. В начале 20 в. русские по численности уступали только китайцам и индостанцам, издревле самым многочисленным народам планеты.

В условиях, когда земледелие поглощало весь прирост рабочей силы, а войско – почти весь прибавочный продукт, накоплением средств, созданием крупных производств, импортом технических нововведений будет заниматься у нас государство.

Государство строило города и крепости, оборонительные черты и засечные полосы, поддерживало глубокую станичную и сторожевую службу, гонялось за кочевыми ордами в степи, отбивало или выкупало у них пленников.

Легкое "собирание" новгородских, псковских, верхнеокских, северских, тверских, рязанских земель было следствием того, что русское простонародье принимало московское правление, обеспечивающее традиционную общинную жизнь, прекращение господских усобиц и частных войн, ослабление боярского и магнатского гнета. Московская система привлекала низкими налогами и сохранением (или возрождением) самоуправления у крестьянских и посадских общин. Если применить модный термин, то московское единодержавие оказалось более конкурентоспособным, чем новгородская и литовская системы, не смотря на их большую "западность". Московская "народная монархия" была более демократичной и одновременно централизованной.

Население Литовского и Новгородского княжеств, глядя на Москву, видели не придуманное либералами отпочкование Орды, а русское государство в виде "сотен тысяч маленьких крестьянских республик, вершивших собственные дела, подчиняясь собственным законам, имевшим даже собственные суды", как описал его английский историк Ч. Саролеа.

Существенным фактором было и то, что московский государь мог защитить землю от вражеского набега лучше, чем новгородские и литовские власти. Этот привлекало к Москве не только земледельцев, но и землевладельцев. Важное значение имел и религиозный фактор.

С последней трети XV в. западные и южные соседи России стали осознавать, что на месте геополитической черной дыры появилось государство, угрожающее их интересам. И это им сильно не понравилось.

С. Соловьев писал: «Едва только Россия начала справляться с Востоком, как на западе явились враги более опасные по своим средствам. Наша многострадальная Москва, основанная в средине земли русской и собравшая землю, должна была защищать ее с двух сторон, с запада и востока, боронить от латинства и бесерменства, по старинному выражению, и должна была принимать беды с двух сторон: горела от татарина, горела от поляка. Таким образом, бедный, разбросанный на огромных пространствах народ должен был постоянно с неимоверным трудом собирать свои силы, отдавать последнюю тяжело добытую копейку, чтоб избавиться от врагов, грозивших со всех сторон, чтоб сохранить главное благо – народную независимость; бедная средствами сельская земледельческая страна должна была постоянно содержать большое войско.»

Бедная малонаселенная Россия фактически охраняла Запад от Востока, а Восток от Запада, но ненавидели ее и те, и другие.

Ни север, ни юг, ни запад, ни восток страны не были защищены от вражеских нашествий. У стран фактически не было тыла. Муром, Владимир, Вятка и Ладога точно также находились под ударом как Рязань, Тула и Смоленск. Плодородные почвы были отсечены Диким полем, где "хозяйничали" степняки. Морские торговые пути, ведущие в Европу, находились под плотным контролем Ганзы и Ливонии. Западные соседи не пропускали в Россию ремесленников и новые технологии, не дозволяли самостоятельного русского мореплавания, но, в то же время, имели замечательные барыши, скупая дешевые русские товары. (В это время в Западной Европе как раз происходила "революция цен", ценовой скачок, связанный с притоком южноамериканского серебра.) Торговые пути, ведущие в южные и восточные страны, контролировались Литвой, Крымом и Казанью. Внешние рынки были доступны только через посредников, присваивающих львиную долю прибыли, и не могли стимулировать развитие городов.

Московской Руси в эпоху Ивана Грозного удалось разрушить хищные рабовладельческие государства, угрожающие России с востока, прорубить "восточное окно" для освоения Урала и Сибири, отнять тысячи квадратных километров у Дикого поля, выйти на Северный Кавказ.  Однако столкновение с коалицией сильнейших европейских держав того времени (Речью Посполитой, Швецией, Османской и Германской империями) за выход к мировым торговым путям завершилось неудачей.

Столкновение с Европой произошло в условиях жесткой борьбы центральной власти против феодальной земельной знати, потомков удельных властителей – тех, что раздробили Древнюю Русь и положили ее под копыта татарских коней. В своих вотчинах она по-прежнему выступала в роли микрогосударей, имея собственных бояр, массу подневольной челяди и частное войско, состоящее из военных слуг и боевых холопов. А в едином государстве она рассматривала свои административные функции, что в столице, что на местах, как очередное средство кормления за счет народа.

Властный конфликт не мог быть решен мирными средствами. Аристократы, собравшиеся в Москву со всех концов бывшей удельной Руси, предавали правящую династию Калиты и травили ее ядом. А верховная власть, особенно в эпоху Ивана Грозного, старалась избавиться от слоя аристократов – и как от посредников между центром и местами, и как от "микрогосударей", и как от жадных потребителей прибавочного продукта, создаваемого производящим населением. Прибавочный продукт перераспределялся в пользу служилых людей, несущих оборонную и пограничную службу, а административные функции передавались выборным органам местного (земского) самоуправления, крестьянским и посадским.

С 1600 г. четыре лета подряд урожай губили морозы, в июле ездили на санях, а в сентябре устанавливался снежный покров. Из-за повторяющихся неурожаев толпы голодных крестьян бродили по всей стране в поисках хлеба. Люди Пограничья перестали защищать государство. В открывшиеся "трещины" хлынули вражеские потоки и на несколько лет фактически уничтожили русскую государственность.

Из Смуты страна вышла гораздо более малонаселенной, еще более изолированной от мировых торговых путей, с разоренным селом и посадом. Западные купцы немедленно захватили российский рынок, стесняя развитие русского торгово-промышленного класса.

Результатом Смуты было нарастание мобилизационного характера хозяйственной и военной жизни России, усилением службы и тягла сословий. При населении в 5 млн человек, страна должна была содержать войско в 200 тыс. Нередко случалось и так, что дворянин в самом центре России, получая от приказа поместье как будто населенное, с крестьянами, встречал на самом деле пустошь с заброшенными избами. И должен был сам браться за соху.

Государство несло все растущие оборонные расходы. Первыми шли осваивать Дикое поле не крестьяне, а служилые люди, "дети боряские" и дворяне, казаки, стрельцы, копейщики, засечные сторожа, станичники, пушкари, затинщики, воротники, позднее солдаты, рейтары, драгуны и и т.д. Все они получали разные виды государственного довольствия – не только землями, но и деньгами.

Государство расширялось, в первую очередь, ради обеспечения крестьянской колонизации, однако оборона растущей территории требовала, напротив, ограничения передвижения для крестьян на поместных землях.

У Соловьева читаем: «Государство бедное, мало населенное и должно содержать большое войско для защиты растянутых на длиннейшем протяжении и открытых границ... Главная потребность государства – иметь наготове войско, но воин отказывается служить, не выходит в поход, потому что ему нечем жить, нечем вооружиться, у него есть земля, но нет работников. И вот единственным средством удовлетворения этой главной потребности страны найдено прикрепление крестьян, чтоб они не уходили с земель бедных помещиков, не переманивались богатыми, чтобы служилый человек имел всегда работника на своей земле, всегда имел средство быть готовым к выступлению в поход.»

Лаконично и четко классик выводит: "Прикрепление крестьян – это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении. "

Насколько введение крепостной зависимости оказывалось в общегосударственных целях, показывает тот простой факт, что оно было легализовано Земским собором 1648 года, представляющим значительную часть населения – более демократичного сословно-представительского органа в те времена нигде не существовало.

Прикрепление крестьян к поместьям служилых людей, сыграло большую роль в победоносном завершении тяжелой русско-польской войны 1654-1667 гг, в выходе на Днепр, в быстром наступлении на Дикое поле. Вынужденное закрепощение части крестьянства обеспечивало быстрое расширение и освоение территории страны (сохранялся и обширный слой крестьянства черносошного, не прикрепленного к поместьям, и  масса подвижного казакующего люда).

В 17 в. дворянин отличается от крестьянина только видом обязанностей перед государством. Дворянин служит, крестьянин, находящийся на поместной земле,  кормит его за несение службы. Нередки были случаи ухода дворян от службы, когда они становились крестьянами. Для закона дворянин и крестьянин были равны.

"В том же году князь Яков Иванов сын Лобанов-Ростовский да Иван Андреев сын Микулин ездили на разбой по Троицкой дороге, к красной сосне, разбивать государевых мужиков с их великих государей казною, и тех мужиков они розбили, и казну взяли себе, и двух человек мужиков убили до смерти. И про то их воровство разъискивано, и по розыску он князь Яков Лобанов взят с двора и привезен был к красному крыльцу, в простых санишках, и за то воровство учинено ему князь Якову наказанье: бит кнутом в железном подклете... Да у него ж князь Ивана отнято за то его воровство бесповоротно четыреста дворов крестьянских... А Ивану Микулину за то учинено наказанье: бит кнутом на площади нещадно, и отняты у него поместья и вотчины бесповоротно, и розданы в роздачу, и сослан был в ссылку в Сибирь, в город Томег", – читаем у Котошихина.

За грабеж мужиков (из-за чего в Европе не шелохнулся бы ни один коронный судья) нашего князя и дворянина наказали не только тяжелым телесным наказанием, но и лишили их владений, их власти над крестьянами.

«По уложению 1649 года крестьянин был лишен права сходить с земли, но во всем остальном он был совершенно свободным. Закон признавал за ним право на собственность, право заниматься торговлей, заключать договоры, распоряжаться своим имуществом по завещаниям.»– писал дерптский историк Е. Шмурло.

Бедное село, низкая плотность населения, отрезанность от морей – нелучшие условия для развития городов и городской культуры. Крестьянский мир не давал достаточного прибавочного продукта русскому городу. Неразвитый город не давал необходимых товаров и технологий крестьянскому миру. Усиливается не только экономическая, но культурная зависимость России от стремительно развивающегося Запада. Никон громит мечту о "Москве– Третьем Риме" вместе с "древлим" православием.

Европа в это время порождает действующий все более глобально капитал. Основным же принципом функционирования капитала является максимизация прибыли – дешевле купил, в том числе и рабочую силу, подороже продал. В идеале – не купил, а взял бесплатно.

Морские европейские державы возродили рабство и работорговлю в размерах, которых не знал и античный Рим.

Континентальные державы центральной и восточной Европы произвели "вторые издания" крестьянской зависимости, причем в таких тяжелых формах, каких не знало классическое средневековье. Цель – максимизация поставок дешевого сырья на внешний рынок – в обмен на предметы роскоши.

И самая мелкопоместная шляхта выжимала последние соки из своих хлопов ради того, чтобы купить какие-нибудь голландские часики с боем. Панщина(барщина) в Польше дошла до 6 дней в неделю, а затем нередко стала занимать всю неделю (крестьянин, потерявший возможность трудится на своем наделе, получал паек-месячину), в Венгрии зависела только от произвола владельца, в Трансильвании составляла 4 дня, в Ливонии нередко занимала всю неделю ("jeder Gesinde mitt Ochsen oder Pferdt alle Dage", пер. "любой барщинный крестьянин работает с упряжкой быков или конной упряжкой каждый день").

Ничем не ограничена была и власть сеньера над жизнью и имуществом крепостного. «Если шляхтич убьет хлопа, то говорит, что убил собаку, ибо шляхта считает кметов (крестьян) за собак», – свидетельствует польский писатель 16 в. Моджевский. В Дании в 16 веке крестьянами торговали как скотом. Король Кристиан II пытался отменить это и издал указ: «Не должно быть продажи людей крестьянского звания; такой злой, нехристианский обычай, что держался доселе в Зеландии, Фольстере и др., чтобы продавать и дарить бедных мужиков и христиан по исповеданию, подобно скоту бессмысленному, должен отныне исчезнуть». Однако феодалы свергли Кристиана и продажа людей продолжилась. В Шлезвиге и в сер. 18 в. помещик владел крестьянином как вещью («Nichts gehoret euch zu, die Seele gehoret Gott, eure Leiber, Guter und alles was ihr habt, ist mein», пер. "Ничто не принадлежит вам, душа принадлежит Богу, а ваши тела, имущество и все что вы имеете, является моим). В Нижней Силезии утвердилось правило, что «крестьянские барщинные работы не ограничиваются». В Саксонии крестьянская молодежь призывалась, как в армию, на трехгодичную непрерывную барщину [2]2
  Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв.,. М. 1988, с.260.


[Закрыть].

Модернизация Петра пришлась на очень удачное время, с точки зрения внешней политики; центральная Европа хотела остановить шведскую экспансия, а Речь Посполита, где безраздельно господствовала землевладельческая олигархия, превратилась в кучу гниющих отбросов (о Польше-Литве – см. здесь).

Петр провел новую мобилизацию русского общества с использованием "научных принципов", подсказанных философом Лейбницем.

При Петре немыслим уже Земский собор. Русское самодержавие превращается в западнический абсолютизм (все бранные слова, обрушенные российской интеллигенцией на "русское самодержавие", начиная с Петра, в общем-то не по адресу). Самоуправление крестьянских и посадских общин стеснено в ходе модернизационных преобразований (хотя царь добросовестно пытался поначалу обновить его при помощи бурмистерских палат). Собирают подати уже не сами общины, учитывавшие платежеспособность дворов, а военные команды, механически делящие требуемую сумму на количество ревизских душ.

Социальная структура становится резко дифференциированной. Петр создает стройную и всеобъемлющую иерархию службы.

Крестьянин, идущий добровольно или рекрутированный в армию, мог дослужиться до обер-офицерского чина и, согласно Табели о рангах, стать потомственным дворянином.

Число дворян в петровское царствование увеличилось многократно, примерно с 15 тыс. до 100 тыс. – за счет поглощения контингентов даже из самых низших слоев населения, включая холопов. Вместе к солдатом из крестьянских сыновей тянул солдатскую лямку и дворянский сын. Чтобы добиться офицерского чина, им требовались показать одинаковые личные заслуги. [3]3
  Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб, 1992, с. 360, 361.


[Закрыть]

Однако дворянин служит уже не за условное владение (поместную дачу), как в Московском государстве, а как член благородного сословия, и земли переходят в его безусловную частную собственность – по примеру Польши и других европейских стран. Служилые люди становятся "шляхетством". [4]4
  Романович-Славатинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. Киев, 1912, с.117.


[Закрыть]

Помимо пожизненной военной службы на шляхетство налагается еще одна обязанность – учиться – как минимум в математической или навигационной школе. Дворянство становится единственным поголовно образованным классом, способным к управлению на всех уровнях, от собственного имения до государства.

При преемниках Петра I общественная структура упрощается, фактически она становится двухслойной, благодаря стремительному процессу эмансипации дворянства.

Сверху – благородное землевладельческое сословие с небольшим добавлением именитых горожан и гильдейских купцов, внизу – простонародье, несущее все подати и повинности. Внешне отличаясь от Речи Посполитой по формам верховной власти, Россия становится очень близкой к ближайшей западной соседке по формам социальной жизни. Отмена престолонаследия по крови и по земскому выбору фактически передала благородному шляхетству функции избрания носителя верховной власти.

С Петра до Николая I пять раз столичная дворянская верхушка – в виде гвардейских полков – делала у нас царей. И почти каждый раз в этом принимали активное участие внешние силы.

Правители и правительницы расплачивались с со своим электоратом дарованием ему новых и новых вольностей, осуществляемых за счет простого народа..

Почти дословно совпадают фазы полонизации западно-русского шляхетства, происходившей в 17 в., и вестернизации российского дворянства в 18 в. Точно также наше дворянства меняет культурную идентичность, систему ценностей, язык, характер отношения к низшим классам.

С 1720-х помещики перенимают функции суда и полиции в отношении крестьян по большинству дел. В 1736 г. они стали определять меру наказания крестьянина за побег, в 1760 – получили право ссылать его в Сибирь. Крестьяне теряют право на владение землей, полями, деревнями (каковое имело место в Московском государстве).

Политические, гражданские и экономические привилегии помещиков росли столь же быстро, как и их частная власть над крестьянами. "В истории XVIII в. улучшение положение дворянства постоянно связывалось с ухудшением быта и уменьшением прав крестьянства." [5]5
  Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. СПб, 1997, с. 658.


[Закрыть]

С 1720-х шляхетство освобождается от уплаты подушной подати. Анна Иоанновна, курляндская герцогиня на русском троне, благодарит своих гвардейских "выборщиков", отменяя указ Петра о единонаследии имений. Отныне младшие сыновья не должны жить на жалованье от службы. С учреждением Сухопутного шляхетского корпуса дворяне, окончившие его, становятся офицерами, не побывав в нижних чинах. Срок обязательной службы сокращается до 25 лет. [6]6
  Кавелин К.Д. Наш умственный строй. М.1989, с.165.


[Закрыть]Дворяне устремляется из полков и канцелярий в свои деревни. Только дворянам разрешен свободный вывоз хлеба за границу. Они получают монопольное право на винокурение. Только они могут владеть населенной землей, а затем и любой землей за пределами города. Кривая нарастания привилегий нашего шляхетства почти по пунктам совпадает со схожим процессом в Речи Посполитой двумя веками раньше.

При голштинце Петре III указом о дворянской вольности высшее сословие освобождается от обязательной службы российскому государству. Все российское дворянство вполне легально превращается в "нетчиков" – таких еще сто лет назад пороли и лишали поместий, сегодня безделие становится признаком благородного сословия.

Труд владельческих крестьян, вместо того, чтобы создавать опору государственной службы дворян-воинов, отныне, в значительной степени, должен обслуживать потребности праздных бар. Крепостное право становится из публично-правового частно-правовым. Более того, с освобождением дворян от обязательной службы нашему государству, они получали право служить иным государям. И русские крестьяне поддерживали своим трудом службу прусскому или французскому королю.

Пушкин относил указ 1762 г. к документам, "коими предки наши столько гордились и коих справедливее должны были бы стыдиться". [7]7
  Пушкин А.С. Заметки по русской истории XVIII века. – В кн: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 16 т. – М.; Л.: 1937–1959, т.11, с.14–17.


[Закрыть]Под флагом свободы создавалась нравственная язва такого размера, какой никогда еще не было в российской истории. (Сравнить этот указ можно только с указами 1990-х, когда либероидная  послушная олигархии власть, размахивая флажками свободы, раскидывала государственное достояние стае финансовых вурдалаков).

И в царствование ангальт-цербстской умницы, внешне столь отличавшейся от гольштейн-готторпского идиота, действие постыдного указа будет лишь усилено.

Екатерининский указ об "Учреждениях для управления губерний" выстроил местное самоуправление, опирающееся на выборные дворянские органы. "С 1775 вся Россия от высших до низших ступеней управления (кроме разве городовых магистратов) стала управляться дворянством: вверху они действовали в виде бюрократии, внизу – в качестве представителей дворянских самоуправляющихся обществ." [8]8
  Платонов, с. 708


[Закрыть]

Жалованная грамота 1785 г. превращала дворянство целой губернии в юридическое лицо, устанавливала, что дворянин свободен от податей, телесных наказаний, государственной службы, каких либо изъятий в пользовании всего, что находится в его имении, и судится только равными себе.

По сути в России на место монархии приходит аристократическая республика а ля Речь Посполита.

Какое тут "самодержавие"? Российское дворянство правит полновластно в своих имениях, в уездах и губерниях – по всей стране. Созыву общероссийского дворянского собрания препятствуют, пожалуй, лишь технические причины, слишком уж велика Россия, однако столичная гвардия бдительно следит за поведением верховной власти, а во всех государственных органах сидят богатые землевладельцы.

Барщина и барская запашка сокращали крестьянский надел и время работы на нем. Во многих регионах за счет барских запашек надел крестьянина уменьшился до 1,5 дес. на мужскую душу. Где тут государственный интерес?

Второе издание крепостного права, пройдя через Центральную и Восточную Европу, утвердилось в России. На смену земельному владению, обеспечивающему воинскую службу, в значительной степени пришло барское хозяйство, работающее для вывоза сырых товаров на внешний рынок – в обмен на предметы роскоши.

Последовательно вместе с развитием "вольностей" падает российская экономическая мощь. Четверть ржи, которая в конце елизаветинского правления стоила 86 коп., к 1783 г. подорожала до 7 руб. Цена ассигнаций упала в полтора раза против монеты и продолжала падать.

Землевладельческая олигархия брала все растущий налог с общества на свои нужды.

Частное крепостное право у нас вводили аристократы, которые прилежно читали Вольтера. А сей "глубокий" мыслитель характеризовал московитов, до того как их коснулись плоды западного "просвещения", следующим образом: "Прирожденные рабы таких же варварских как и сами они властителей, влачились они в невежестве, не ведая ни искусств, ни ремесел и не разумея пользы оных." Все вывернуто наизнанку у отца европейского "вольнодумия". Ведь только с приходом западных "искусств" крепостное право стало у нас "вырождаться в отталкивающую, возмутительную эксплуатацию людей из барыша; юридическое право на человека стало обращать его в капитал, из которого можно и должно прежде всего извлекать наибольший процент". [9]9
  Кавелин, с. 213–214


[Закрыть]

Именно после 1762 г. в крестьянской общине начинают преобладать уравнительные начала – во избежание обнищания крестьян производятся регулярные переделы пахотных угодий и создание общественных запасов на случай недорода. Та любовь к уравниловке, которую так любят высвечивать либералы у русского крестьянина, была результатом вестернизации дворянства.

Екатерина охотно расплачивалась со своим дворянским электоратом государственными имуществами. Фактически манифест о Генеральном межевании дал старт первой российской приватизации. В ходе межевания дворянам в частную собственность досталось около 70 млн дес. казенной земли, которой раньше пользовались города, государственные крестьяне, однодворцы (мелкие помещики, не вошедшие в состав дворянства). С раздачей массы населенных земель возникли новые аристократы, обладавшие десятками тысяч крепостных душ – на манер польских магнатов типа Радзивиллов и Потоцких. Пользуясь невмешательством правительства, дворяне и по своему почину захватывали земли государственных крестьян, принуждали однодворцев продавать свои имения. "Отселе произошли огромные имения вовсе неизвестных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности в высшем классе...", – пишет Пушкин. Чем чище паркеты, тем грязнее в головах. Дети екатеринских приватизаторов первыми стали цеплять слово "прогнившее" к слову "самодержавие".

Фактически абсолютизм становится прикрытием для политического режима, который был назван "дворяновластием" именно Ключевским, историком либеральным и склонным во всём винить государство. Однако дворяновластие явлалось властью не только над крестьянами, но и над государством. Дворяновластие было выражением слабости, а не силы верховной власти (как и недавняя наша "семибанкирщина"). Парадоксальным образом, через два века, в Россию вернулась политическая и экономическая сила аристократии, сметенная было Иваном Грозным. И стала еще прочнее, потому что питалась радиацией европейского капитализма, нуждающегося в сырьевой периферии.

Теперь властвующее дворянство уже не стремилось получать образование в математических и навигационных школах , как при Петре, а училось "чему-нибудь и как-нибудь" у залетных учителей-иностранцев, которых и гуманитариями назвать трудно, и в частных пансионах, в которых запрещалось говорить по-русски.

Совсем неудивительно, что стали наноситься мощные удары по традиционной православной культуре, что немало напоминало события в восточных областях Речи Посполитой.

Уже через два года после введения дворянской вольности Екатерининское правительство упраздняет 252 православных монастыря и у 161 отнимает все земли. Была закрыта древняя Ростовская митрополия, митрополит Арсений уморен в темнице.

Вместе с закрытием и обнищанием монастырей гибнет огромное количество памятников старорусской письменной культуры, как летописей, так и государственных актов. История Руси до начала вестернизации становится темной и бесписьменной.

Изъятие монастырского имущества и связанное с этим закрытие церковных школ, по мнению Пушкина, "нанесло сильный удар просвещению народа". В Сибири из-за закрытия монастырей воцарилось полное невежество. Сельские российские священники стали такими же нищими и темными, как православные попы в Речи Посполитой. "Бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает у них самую возможность заниматься важной своей должностью. От сего происходит в нашем народе презрение к попам и равнодушие к отечественной религии", – писал Пушкин.

В масонские ложи вступила почти вся аристократия, отгородившись еще одним барьером, вдобавок к дворянской корпоративности, от остального народа. Сюда косяком шло столичное чиновничество и офицерство, профессорско-преподавательский состав и студенчество. Масонские ложи, основанные европейскими гастролерами, подчинялись своим штабам за границей, и таким образом превращали своих российских членов в агентов влияния иностранных государств. К примеру, многочисленные ложи шведско-прусского направления (Иоанновские) находились под управлением герцога Зюдерманланского, который заодно командовал шведской армией в войнах против России.

Первая русское частное "типографское товарищество", возглавлялось масоном Новиковым и занималось пропагандой масонских идей. Ученик Новикова масон Радищев в "Путешествии из Петербурга в Москву" продемонстрировал набор пропагандных приемов, которыми затем будет регулярно пользоваться российская интеллигенция – показывать ужасы русской жизни и приписывать их "русскому самодержавию", темному русскому корню, который надо непременно вырвать во имя всех и всяческих свобод. Пушкин, написавший ответное "Путешествие из Москвы в Петербург", дал Радищеву такую характеристику: "В Радищеве отразилась вся французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политически цинизм Дидрота и Рейналя; но все в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему – вот что мы видим в Радищеве."