Текст книги "Зона Посещения. Луч из тьмы"

Автор книги: Александр Тюрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Слушай, меня твоя манера мыслить вслух заманала. Может, не за нами увязался, а за тобой, – сказал немного отдышавшийся Возняк; вместе с по́том сошла вся маскировочная окраска с его лица и большая часть самоуверенности. – Или за тем, что ты ищешь. Берковски послал нас, чтобы ты это хапнул, а у мусорщика другое мнение на этот счет: не трожь, голова отвалится… Должно быть, «смерть-лампа» и в самом деле суперважная штука, типа заводного ключика для всей тутошней абракадабры. А нам еще идти и идти. Смотри на маршрут. Через бывшую электростанцию, дальше заводская проходная, потом автомобильный тоннель, и бодрым шагом по развалинам супермаркета. И все время они будут у нас на хвосте… Может, лучше пойдешь и сдашься ему? Не такой уж ты и великий режиссер, смотрел один твой фильм, два ведра чипсов сожрал, чтобы не заснуть, полный отстой.

Лицо у Возняка стало как у подлого слабого мальчика, который пакостит товарищам, подсыпая им тараканов в портфель, подкидывая кнопки на стул или делая подножки.

– Ты лучше сам своему дохлому напарнику задницу подставь. Наверняка обоим понравится, – огрызнулась Вера.

Лауниц задумчиво пошлепал ладонью по кобуре пистолета.

– Если он попробует нас зацапать – это произойдет в нашем мире и в нашем пространстве, – то мы попробуем его грохнуть.

– Кого грохнуть, призрака?

Лауниц опередил Возняка на какое-то мгновение, просто заранее уловил, что тот на истерике.

Его ствол смотрел в висок поляку, в то время как пистолет Возняка еще находился в районе пояса.

– Проверка, Лауниц. Я просто хотел убедиться, стоящий ли ты командир.

– Никогда так больше не проверяй, Школяр. В следующий раз обещаю нажать на спусковой крючок.

Возняк отправил пистолет в кобуру – лицезрение ствола, смотрящего на него в упор, сыграло для него роль транквилизатора.

– Ни одной ошибки у господина Лауница. Пистолет на поясе справа и потому никаких лишних движений, связанных с погашением инерции движения руки. Ушел в сторону от вероятной линии огня противника и уменьшил проекцию тела. Не выдергивал пистолет, посылая локоть вверх, а наоборот зафиксировал пистолетную рукоятку в кисти и понизил центр массы тела, то есть немного присел. Дослал патрон в патронник не на вытянутых руках и не на линии прицеливания, а сразу после извлечения пистолета из кобуры. Пока правая рука толкала пистолет на линию выстрела, вторая зафиксировала затворную раму и тут же отпустила. Рука, выводящая оружие на линию выстрела, сразу остановилась в точке прицеливания, а не пронеслась выше, так что не надо было потом возвращать ее на место. Короче, браво, узнаю почерк «царя».

– И я, – добавила Вера. – В том, что он не пристрелил тебя и даже не накидал люлей.

– Значит, Загряжского и в самом деле звали «царем»? – спросил Лауниц, убирая вороненую сталь ствола.

– Было дело, – согласился Возняк.

– Вначале недоброжелательно, у пшеков и прочих им подобных принято русских марать. – Вера кивнула в сторону Возняка. – Потом с уважением, потому что Сергей не любил предательства, не жаловал зависть и жадность, мог прийти на помощь товарищу, если даже терял при этом куш.

– Эй, не преувеличивай, патоки тут налила, – отозвался Возняк. – Те, кто не любит бабки, в Зону не ходят. Это точно в отношении всех последних поколений сталкеров. Слабоумные романтики давно вымерли. Да и раньше выживали только те, кто успевал подставить товарища раньше, чем тот подставит его. Даже Старый Рэд задержался на свете именно благодаря этому. Зона насмотрелась на «лучшие качества» людей еще в те первобытные времена, когда корпорации только подбирались к ее кладовым и смиренно давали взятки институтским боссам, чтобы быть в курсе дел. Думаешь, что лучше было, когда сталкеры свободно сбагривали всякие побрякушки, от «белых браслетов» до «черных брызг», типам вроде приснопамятного Эрнеста? Отчего он тогда однажды взорвался вместе со своим «Боржчем»? Немного его пережил и Костлявый Фил, задушенный артефактом по имени «белый обруч». Тоже совершенно случайно. А когда им пришли на смену скупщики с Мэй-корт, вроде молодого тогда Манукяна, тоже войны были неслабые, похлеще, чем у наркодельцов. Друг дружку только так дырявили, и сталкеров на тот свет прихватывали, чтобы лишить конкурента поставщиков.

– Я твою жадность и продажность не преувеличиваю, – сказала Вера, отворачивая лицо от назойливого бесцветного взгляда Возняка.

– А это еще надо разобраться, почему Загряжскому не так уж деньги были нужны – может, у него имелись другие источники дохода?

– Как, девочки, достаточно пообщались? Тогда двинулись, – распорядился Лауниц. – Чувствую, время лучше не терять. Попробуем оторваться. Устроим сплав, – сказал и удивился сказанному слову.

Сплав может быть по реке.

– Он вспомнил, – торжествующе произнесла Вера.

– Интересно, что он еще вспомнит? – Возняк скривился, будто червяка проглотил. – Как пользоваться отмычкой?

– Это уже воспоминание из твоей жизни, Школяр.

Ариаднина нить «дополненной реальности» довела их до люка сливного коллектора, и сейчас Лауниц судорожно копался в своей голове, как в большом сундуке, переполненном ненужными вещами.

Река Нижняя текла по территории завода, когда его самого еще не было в проекте, начиная с плейстоцена. Потом «Юнайтед стил» лег на грунт своей огромной тушей и стал ее использовать, даже окольцевал в трубу, и на протяжении примерно полутора километров река скрылась с глаз людских. А после Посещения воды в ней не стало вообще, в смысле, в трубе – пробила она себе другое русло. Или ей пробили – наверное, так же легко, как мальчишки проделывают канавки, по которым пускают воду из одной лужи в другую. Те, кто побывал в трубе и вернулся, рассказывали, что пройти по ней – самый легкий путь добраться до экс-супермаркета.

– Идем по трубе. Ближайший люк, судя по карте, у нас под носом.

– Как скажешь, режиссер, если ты теперь начальник. Я, в общем, не против, побарахтайся.

– Возняк никогда не ходил по этой трассе, я с Сергеем – один раз, – сказала Вера. – Его память пока еще не полностью усвоилась твоей. Так что я пойду первой, Школяр вторым, ты замыкающим.

Лауниц мысленно поблагодарил ее, что не надо иметь Возняка за спиной.

Вдвоем со Школяром они подняли люк – в неприятную, скверно пахнущую мглу уводил трапик.

– Пока, мальчики, не ссорьтесь. – Вера скользнула вниз, а Возняк скривил тонкие губы, показывая, что он в упор не видит в ней «девочку».

Первые минуты Лауницу казалось, что инфракрасный канал прицела не функционирует, вокруг только тугая округлая тьма. Потом стало ясно – тепловая контрастность низкая. Он включил фонарик-клещ, прицепленный к стволу. Стало получше, хотя сектор освещения оказался узковат. Потом добавился еще один источник света – очень слабый, дисперсный, но повсеместный. Можно даже и «клеща» выключить.

На дне тоннеля где-то пятиметрового диаметра были остатки засохшей грязи от стоков – ничего необычного. А потолок оказался усеян какими-то наростами. При ближайшем рассмотрении они напоминали почки, те самые, что расселись на зависшем в воздухе ковше: круглая шляпка и цилиндрическая ножка, а также некоторая «стеклянность» эктодермы придавала им вид лампочек.

– «Дополненная реальность» от «Монлабс» скромно молчит, – констатировал Лауниц.

– Еще бы ей не молчать – ее создавали для рекламы достижений «Монлабс», а тут не достижение, а задница. – Возняк поднес лицо к одному из наростов и неожиданно закрыл глаза. – Их никогда не было так много. Готов забиться на зуб, сейчас что-то приготовилось вылупиться из них. Единственное, что радует – за десять лет, с тех пор как их заметили, ни хрена не вылупилось, может, срок действия истек.

Лауниц не удержался и тоже попробовал рассмотреть почку. Сходство с лампочкой усиливалось за счет крохотного слабенького и прерывистого зеленого огонька в глубине ее. А еще казалось, что внутри нее что-то непрерывно движется.

– А чьи это почки, тот ученый, которого вы немного не довели, вам не рассказал?

Голос Возняка стал тягучим – словно растянулся в пространстве, зацепившись за прошлое.

– Вопрос на сто долларов, Саша Лауниц. Может, животного, или растения какого-то хитрого, или гриба-людоеда. Да никакой не ученый… Загряжский это был, только не в последнюю свою ходку, когда он один пошел. Берковски просто велел поменьше упоминать его имя, чтобы не слишком провоцировать эту мемограмму в твоей башке. Но вот я не понимаю, зачем в молчанку такую играть. Если вернешься, спроси у какого-нибудь настоящего профессора. Кое-кто из наших даже видел, что из этих почек появляются тонкие-претонкие, острые-преострые извивающиеся нити.

– И что с этим делать, когда появляются, «кто-то из наших» сказал?

– Ничего. Появляются и прячутся обратно. Как правило, на этом фокусы и заканчиваются. Так говорят те, кто вернулся. Кто не вернулся, ничего не говорит. Надо просто надеяться, что не попадешь под раздачу. Хотя особо не стоит – Берковски послал нас именно по тому маршруту, где их все больше. Может, эти почки и та зеленая нитевидная дресня, что внутри покойника-беспокойника сидит, как-то связаны.

– Десять долларов своим ответом ты уже заработал. Потому, наверное, и послал, что хочет узнать, как связаны.

Лауниц оглянулся на Веру. Приспособлением, похожим на насос, она стягивала почку со стены – «ножка» натянулась, можно было подумать, что еще чуть-чуть, и порвется. Но почка перестала цепляться и дала себя всосать.

– Никто никогда их не считал за хабар, – предупредил Возняк, голос его звучал вполне искренне. – По той простой причине, что никому еще не удалось их вынести. Почка не убивает как «ведьмин студень», просто исчезает – из сосуда любой герметичности. Но пусть девушка попробует.

Они прошли метров пятьдесят, когда стены тоннеля, дотоле щербатые, стали гладкими, словно на них натянули шелк. Они напоминали потоки темной вязкой жидкости, скрученной какой-то регулярной турбулентностью. Словно бы сгущенная вода, которая, однако, не могла заполнить все пространство.

Лауниц потрогал пальцем стену, на ощупь она, пожалуй, как маслянистая пленка, но никакого следа на коже не остается.

А почки везде – и такое впечатление, что они могут перемещаться по этой пленке, как волна.

Лауниц машинально оглянулся – не сидит ли мусорщик на хвосте – и зря, потому что поскользнулся и упал. Ощущение такое, что съезжает по водяному желобу в аквапарке. Он с трудом поднялся, сделал еще несколько шагов и снова свалился. Опять как в желобе, он даже проехал на заднице несколько метров. По дороге его неудачно развернуло и стукнуло головой о стенку. Сильно. Полегчало, лишь когда пальцы Веры осторожно пощупали ему затылок.

– Ага, сделай ему еще анализ кала, – дал свое звуковое сопровождение Возняк; ему всегда было приятно, когда Лауницу становилось больно. Но и его голос оказался растянут, словно резина.

– Надо идти как по льду, стараясь не отрывать ногу, и словно подпирая боком невидимую стенку справа, – посоветовала Вера. – Сталкеры называют это снятием правого заряда.

Через десять минут луч «клеща» выхватил люк над головой и трап, уходящий вверх по колодцу метров на пять. Это был конец их пути по трубе; шли бы поверху, потратили бы вдесятеро больше времени, если бы вообще дошли.

Выдавливать люк головой и плечом пришлось Лауницу, как более высокому.

Вышли на развалины супермаркета «Хэрродс», освещенные словно бы инопланетным фиолетовым солнцем. Самым неприятным казались тут лестницы, уходящие в никуда – некоторые из них заросли паутиной, той самой, «серебристой», которая легко губила первых сталкеров. А лучше всего сохранились покупательские тележки из надежной немецкой стали. Собственно, они уцелели поголовно и стояли повсюду, напоминая сбитое с толку и озадаченное стадо.

Из-за ближайшей подпирающей небо колонны показался Стецко, полупрозрачный, с серебристым хребтом и ослепительно светящимся изнутри зеленым коконом. До него было метров семь – и казалось, что он выходит по какому-то конусу, вставленному в обычное пространство.

– Мусорщик не так прост, как нам хочется, – пробормотал сзади Возняк. Лауниц машинально оглянулся – тот прикусил нижнюю губу, будто боялся, что задрожит.

– Отстань от нас, – заорала на «гостя» Вера. – Слышишь ты, отвали, сатаноид.

– Это все равно что орать на фотографию, – сказал ей Лауниц. – Но будь внимательной, он ближе к нам, чем кажется.

Из тесно стиснутого рта Стецко, напоминающего теперь прорезь банкомата, вдруг вылетела зеленоватая тонкая струйка.

Лауниц оттолкнул Веру, а сам, резко мотнувшись в сторону и согнув ноги, выстрелил «флэшем» из пистолета – первый выстрел прицельный и на отдаче еще один, полуприцельный. Сзади из своего HK517 стал стрелять Возняк, сразу очередью. Струйка пролетела между Лауницем и Верой, а «нежить» исчезла.

– Хороша фотография. – Вера отшвырнула руку Лауница, когда он хотел ей помочь подняться. – Интересно, что эта фотка еще умеет? Плясать гопака? Если так дальше пойдет, то он скоро попросит у нас закурить.

– Надеюсь, что блондинки и режиссеры ему более по вкусу, чем я, – сказал Возняк.

Лауниц обернулся.

– Думаю, что ему сгодится органика под любым соусом. Иначе зачем ему плеваться на манер жабы или хамелеона в твою сторону?

– Да уж понятно, приклеит и схарчит, невзирая на лица. А все же он знает, куда мы направляемся, и ждет нас по дороге с большим интересом. – Возняк утер арафаткой левый вдруг заслезившийся глаз, ему, обычно такому аккуратному, сейчас неохота было лезть в аптечку за дезинфицирующей салфеткой. – Много раз ходил в Зону, но первый раз такой садизм.

– Мы не пойдем прямо туда, где он нас ждет.

– А как, криво? Мусорщику не понравилось наше путешествие, режиссер, – голос Возняк сбился на шепот. – Вернее, твое задание. Он ни за что не отдаст «смерть-лампу». Будь уверен, до тебя Берковски и других посылал за ней. И вот где они сейчас – стоят темными тенями за плечами у Стецко. Загряжский не вернулся, Гринбергс тоже, Плавшич с Печковским ходили – дома оказался только один из двух, да и то в психушке, полностью невменяемый.

– Можешь возвращаться, а меня Берковски из Зоны не выпустит с пустыми руками.

– Ах ты, твою мать, какой активист нашелся. А еще недавно выглядело так, что тебя Берковски чуть ли не силком задвинул в Зону. Слушай, режиссер, ты мне не нравишься, но я помогу тебе и твоей красотке выбраться отсюда. Мы выйдем не там, где нас ждут. Я знаю более-менее безопасный маршрут через Слепые кварталы, сейчас двинем к югу, перейдем через железнодорожные пути рядом с бывшим «Хилтоном», доберемся до нужной точки неподалеку от южного КПП, а там…

– Я за то, чтобы двигаться вперед. Мне кажется, что мусорщик наиболее активен там, где более всего следов прошлого, – сказала Вера. – Значит, надо поскорее выбраться на парковку возле супермаркета.

– Так что двое против одного, – подытожил Лауниц. – Мне кажется, что мы удержим ситуацию под контролем. Ну как, за компанию или своим путем?

Возняк удрученно покачал головой, но двинулся вслед за остальными.

«Дополненная реальность» показала виртуальным контуром то, что было раньше отделом электронной и организационной техники. В реальности на месте всех проходов оказались груды мусора и строительного материала от обрушившихся стен и перекрытий.

– Сдается мне, что выход на северную сторону совсем забит этим дерьмом, – прикинул Лауниц. – Попробуем восточный выход.

За обрушившимся и вставшим по диагонали перекрытием оказалось совсем сумрачно, и пришлось включить «клеща».

Первым шел Лауниц. За ним Вера, замыкал Возняк.

Ни инфракрасный канал прицела, ни сканер электромагнитного поля не показали ничего, прежде чем Лауниц увидел их. Они стояли, как будто в очереди на распродаже, и это было действительно страшно. Лауниц видел сизые голые полупрозрачные спины тех, кого мусорщик, или как там его, вернул в настоящее, повернув поток времени. Как кран. Как веточку на дереве. Сквозь них светилась зеленая дрянь, все ярче и ярче.

– Когда говорят, что «удержат ситуацию под контролем», это означает, что будет много трупов, – сказал прерывающимся голосом Возняк.

Дальше все произошло так быстро, что осмыслить и оценить это Лауниц смог только через полкилометра.

Он стрелял и менял позицию каждую секунду, но теуходили с линии выстрела еще быстрее, пока не окружили сталкеров со всех сторон. Струями, выходящими из ротовых щелей, они плели сеть из скручивающихся в сложном рисунке нитей.

И вдруг дошло: Лауниц понял, что на самом деле их тела не там, где он их видит. Видит он отображения, спроецированные на поверхности сфер, а тела – в центрах, где находятся столбики зыбкой зеленоватой мути. Сферы пересекаются, поэтому отображений много.

Вера достала из рюкзака и перекинула Лауницу клинок, он рванулся к первому столбику, к которому сходились линии проекции. Рубанул наискось, брызнула бледно-зеленая жидкость, и сразу две голые спины разошлись на ломти, которые истаяли в полюсах сфер. Подскочил к второму столбику, отображения повернулись у нему – заостренные лица, провалы глаз, треугольники рта. Но следующий удар рассек их, и они ушли в небытие, словно неприкаянные тени, увозимые на своей ладье неумолимым Хароном, берущим плату только за перевоз в одну сторону. Еще несколько ударов – и их не стало, однако из пола вырастали новые столбики зыбкой мути, кучно и быстро. Зрелище завораживало.

– Нашла решетку вентиляционной шахты! Сюда! – крикнула Вера от стены, где все еще стояла стойка с кассой.

Ее голос вырвал Лауница из созерцательной прострации. Подбежав, он выдернул решетку пальцами и подсадил Веру, неожиданно ощутив мякоть ее зада (хоть и спортсменка, а не затвердело) – и поспешно отогнал от себя лишние мысли.

Уже на верхнем ярусе они осознали, что Возняка с ними нет. Не дает ответа на радиопозывные.

– Не надо возвращаться, – твердо сказала Загряжская, – его не спасти. Да и если б можно было, ради него не стоило бы рисковать.

Неожиданно легко Лауниц согласился с ней.

Минут за пятнадцать они преодолели развалины супермаркета и оказались на площадке бывшей парковки. Здесь, видимо, ударно поработало «ржавое мочало», оставив от автомобилей только кучки, состоящие из обрезков пластика и удлиненных зерен ржавчины, напоминающих окалину. Но в целом дышалось здесь куда легче, чем в супермаркете.

Лауниц еще раз посмотрел на клинок – легкий муравчатый узор выдавал старый добрый булат – и вернул Вере, рукояткой вперед.

– Откуда у тебя такой «рояль»? Даже темляк сохранился, хотя и лет-то ему будь здоров сколько. Я-то думал, что ты какой-то газоанализатор таскаешь.

Она чуть помедлила, отряхиваясь и приводя шевелюру в порядок. Он поймал себя на том, что не вовремя и не к месту залюбовался ее тонкими длинными пальцами, чутко ложащимися на волосы. Он даже почувствовал нежность этих пальцев и мягкость этих прядей.

– Нет, газами сам занимайся. Это подарок Манукяна. Сергей считал, что такая штука рано или поздно пригодится. Предвидел, наверное… Оставь у себя, мне больше неохота ее таскать. Это называется…

– Я в курсе, не американец какой-нибудь. Называется шашка, удлиненная казачья наследница восточного кинжала. Почему он не взял ее с собой в последний раз?

– Не знаю. Может, предчувствовал, что уже не выйдет из Зоны.

– Как вы с ним жили?

Лауниц заметил, что Вера спрятала руки за спину. Жест знаковый.

– А почему тебя это интересует?

– Если в моем мозгу в каком-то смысле находится твой Сергей, то я должен знать, пусть в общих чертах, каково было ему…

– Хочешь знать? Я скажу. Только не сейчас.

Сокровище, которого нет

Этот кусок местности должен был выглядеть так, как он выглядел – хотя бы в рекламных целях. Очень киногенично, бери и снимай: полуразвалившаяся насыпь, ржавчина и труха – все, что осталось от рельсов, шпал и балласта. Жесткая, словно металлизированная трава, успешно пробивающаяся через щебень. Так должна представать железная дорога через тысячу и один год после исчезновения людей, но здесь хватило пятидесяти. Год за двадцать. По сторонам, начиная с кювета – туман, давящая плотная муть. Если точнее, ионизированный аэрозоль, потрескивающий и посверкивающий. Над этой мрачной картиной так и видится бойкая надпись: «Зона, как она есть».

Моросит, от капелек пованивает чем-то резко нехорошим; можно и газоанализатор не включать, ясно чем. Пришлось капюшон с дыхательной маской натянуть, душно.

– Сворачиваем с насыпи, – распорядился Лауниц, хотя «дополненная реальность» показывала вполне свободный путь. Но «дополненные реальности» программировались чистенькими мальчиками-кодерами, которые насыщали их данными, вряд ли точно понимая, что за пространство они моделируют. Им что Зону изображать, что мир Барби и Кена.

– Прямо сейчас?

– Уверен.

Вера нашла в себе силы усмехнуться.

– А ты не слишком раскомандовался? Еще три дня назад ты вел себя как малыш, который так и норовит прижаться к маминой юбке.

– Надеюсь, я лужицу около маменькиной юбки не надудонил. Три дня в Зоне это, наверное, очень много. День за двадцать, знаешь же. Посмотри на крыс. Даже отсюда видно, как они умственно окрепли в Зоне. Чем я хуже?

Вера взяла бинокль с дальномером.

Две крысы сновали туда-сюда – из кювета в туман и обратно, в пятидесяти метрах от них.

Крупные, сантиметров сорок в длину. Стоят друг против друга, словно разговаривают, при этом разводят лапками, как люди. Язык жестов, что ли? Вот к этой парочке подбежала еще одна, как будто зовет, лапки совершают круговые движения. Но те замахали на нее руками… то есть опять лапками, типа «вали отсюда», и третья не стала нарываться, снова скрылась в туман.

– Это будет покруче «дополненной реальности» от «Монсанто». Интересно, чем они питаются? – поинтересовался Лауниц, оглядев через прицел хитрые мордочки зверьков. Они тоже поглядывали в его сторону без боязни, будто знали – не выстрелит.

– Возняк, который их встречал, говорил, что они всеядные, как и мы, разве что суп не варят. Впрочем, и в этом мало чем от нас отличаются – у нас тоже одни бабушки варят.

– Блин, я уже боюсь за наши припасы. Как бы эти всеядные не наведались, они ж наверняка и с консервами справятся.

– А то нет, вон еноты умеют пивные банки открывать и угощать медведей, что уж говорить про обитателей Зоны. – Вера говорила серьезно, но как умеют очень немногие женщины, подмигнула, показывая, что прикалывается. – О том, что в Зоне звери резко умнеют, неизвестно разве что читателям научно-популярных журналов, но зато это неоспоримая истина для всех изучающих Посещения по сайтам уфологов.

– Сарказм тут неуместен. Я ж поумнел, или мне кажется? Ладно, не я лично; это егонавыки и знания заговорили. Единственное, что во мне так и не активизировалось, это знание тебя.

Он шутливо запыхтел как пес и посмотрел на единственную спутницу, изображая собачью преданность, но понимая, что и на самом деле хочет быть верным ей. Может быть, навсегда.

– Что, прозвучало нескромное предложение или мне послышалось? – Вера по-пацански толкнула его и с нарочитым смущением покрутила носком своего небольшого, но все же солдатского ботинка.

– Это некоторое сомнение в том, что вы с ним были достаточно близки. Я не про барахтанья в постели. Извини, что я настолько откровенен. Но раз мы уж остались с тобой вдвоем…

– Еще скажи, что я женила его на себе и мне вообще нельзя доверять. Такое впечатление, что собираешься использовать меня в качестве «отмычки».

– Загряжский не использовал отмычек. Может, потому что раньше служил, потому что из русской морской пехоты, я так понимаю, что там прививают другие навыки по отношению к члену твоей группы, к товарищу. Наследие, наверное, православия. А у Стецко и Возняка: «Извини, парень, но тебе не повезло».

– У нас было мало общего, устраивает? Думаю, если б у нас родился ребенок, мы бы стали ближе друг другу.

– А со мной, ну чисто гипотетически, было бы больше?

– Для построения гипотез надо выжить, камрад Лауниц. Вот об этом Сергей не слишком много думал. Понял теперь, что нас разделяло? Либо у тебя семья, либо опасные игры с той дамой, которая с косой… Сколько до фермы?

– Мы оба видим одну и ту же карту в виртуальном окне. По ней получается, что в полутора километрах. Если свернем здесь, то выйдем в довольно неожиданном месте для тех, кто может ждать нас. Если это люди. Но думаю, что мусорщика обскакать на кривой кобыле не получится. Возняк прав был – эта тварь знает, что мы ищем, и это ему сильно не нравится. Возняк, может, сталкерские легенды излагал, но похоже, что артефакт, который нас попросили найти, пребывает не в нашей реальности. Иначе бы «лампу» давно преподнесли бы на блюдечке известной корпорации, задолго до нас. А если не в нашей, то, значит, в епархии мусорщика.

– Не думаю, что по дороге к «лампе» валяются кости батальонов погибших сталкеров. Просто раньше она не была нужна боссу в высоком замке, а вот теперь понадобилась. Ладно, двинулись. Ты знаешь, а может быть Сергей там. Поэтому я точно дойду. А «мусорщик» цапает тех, кто слаб.

Лауниц мягко остановил ее за плечо.

– Тут не тот случай, когда леди вперед. Правило не действует при подъеме по трапу и путешествии на тот свет. Я пойду впереди, ты надежно прикрываешь мне спину, твой сектор наблюдения 90—270 градусов, выявляешь и опознаешь цели, докладываешь. Если видим «нежить», то стреляем, не полагаясь на то, что она отделена от нас темпоральным барьером. Разобрать, где она еще в прошлом, а где вылезла полакомиться в настоящее, все равно в быстром темпе не сможем. А теперь конкретно – опрыскиваемся антистатиком…

Когда они отошли от насыпи метров на сто, по громко хрустящей жестяной траве, видимость стала получше. А по железнодорожной насыпи прошла будто волна, словно скатерть встряхнули. Хорошо, что там их уже не было.

– К нам посетители, родом из самых страшных сталкерских ужастиков. Похожи на сколопендр, но весьма приличных размеров, называются гигапендры; двое их, парочка, наверное, муж и жена, – сказала Вера. – Азимут сто и… еще одна, сто шестьдесят. Дистанция – двести и сто пятьдесят. Движутся со скоростью около двадцати камэ в час. Точно не меньше метра в холке, или что там у них.

– Ясно, членистоногое таких размеров медленнее двигаться не может, иначе задохнется. В клещи, что ли, берут?

– Это вам, товарищ командир, виднее. Но что идут на сближение, это точно. Вижу еще трех.

Прицельный комплекс ненадолго захватил одну из них – тварь почти прозрачная, с одним небольшим темным пятном; оттого, наверное, постоянное запаздывание с целеуказанием.

– Не останавливаемся. Пистолетом умеешь пользоваться?

– Обижаешь, – она в одно мгновение вытащила пушку, побыстрее киношного ковбоя.

– Понял, это лучший друг девушки. Только не опорожни сразу весь магазин – автоматика вещь капризная. И когда я меняю позицию, делай это синхронно со мной. Ну, как в танго.

После первых нескольких выстрелов по наступающим гадам он отключил на прицельном комплексе разведку и опознание целей – чтоб не тормозило.

Еще три выстрела в сплюснутые головы, поднимающиеся над травой, потом почувствовал, что надо обернуться и выстрелил поверх головы Веры. Кажется, попал – тварь с извивами опрокинулась назад. Хорошо, что женщина изрядно ниже.

Повернулся обратно, вовремя: прямо перед ним возникло вытянутое, многократно сегментированное тело с прозрачными покровами и темной полосой кишки. Вздыбилось на пару метров, зацепившись за почву ногами задних сегментов, похожими на крюки. Повела вперед голову с двумя скоплениями глазков и тремя парами челюстей, шипя, как выходящий из насоса воздух. Толстые передние щитки склеротизированной кутикулы создавали впечатление надетой каски. Лауниц бил прикладом винтовки во второй сегмент, чтобы свалить ее на сторону, а потом пропорол одной неэкономной очередью сразу десяток сегментов. Из пробитой хитиновой брони все еще дрыгающейся твари брызнуло желтой дрянью, длинно и сильно – прямо в лицо, хорошо маска была надета. И в самом деле похоже на здоровенную сколопендру – полсотни пар ног, не меньше. Как только Вера рассмотрела и распознала ее с немалого расстояния, может, у нее своя база данных имеется?

– Так будет со всеми, кто собрался пообедать на халяву, – сказал бодро, но понял, что единственное спасение – драпать, хотя легкие уже и так колотятся об ребра. – Никаких патронов не хватит даже для первого знакомства. Короче, курс – сорок пять градусов, скорость максимальная.

Они просочились в разрыв наступающей «цепи» гигапендр и те почему-то в догонялки не стали играть – словно их ждал другой обед. А может, им маршрут не понравился. Когда Лауниц и Вера были уже совсем рядом с фермой (до сохранившихся ворот оставалось метров пятьдесят), заметили легкое дрожание воздуха. Пространство впереди вдоль дуги примерно в шестьдесят градусов утончилось и слегка посеребрилось, стало как пленка. На ней были заметны контуры каких-то фигур, которые находились с той стороны. Это несколько напоминало индонезийский театр теней. А потом пленка лопнула и… ониразом вошли. Творения мусорщика – Стецко и еще несколько смутных, с зеленоватым свечением изнутри. Одна из фигур по росту и комплекции была словно скопирована с Лауница. Вслед за смутными двигалась, проворачиваясь, рубиновых оттенков воронка.

Нежить сразу поплыла куда-то, но направление ее движения оказалось не слишком понятным.

– Ничего не делай, Вера, самостоятельно; как только я побежал, ты за мной.

Безглазые лица с заостренными подбородками и треугольными щелями внезапно оказались совсем рядом и со всех сторон.

– Действуем по плану «B»? – окликнула Вера; голос ровный, похоже, самообладания она не потеряла, и это вернуло Лауницу истаявшую было уверенность.

– Угадала, составляю на ходу.

Он пошел на прорыв, помня о левом заряде – прямо идти нельзя.

Хорошо, что Вера споткнулась и упала, в этот момент Лауниц выхватил клинок и рассек центр проецирования, находящийся в полуметре от ближайшей фигуры. Образовалась «прореха» – ничего заметного оптически, только резко понизившееся напряжение среды – он подхватил Веру и рванулся туда.

Они не просто преодолели призрачный караул – он почувствовал, как их тела прошли сквозь темпоральный барьер, как там говорил Загряжский, в посленастоящее. Ферма рывком стала ближе и обрела тусклое свечение. Казалось, что вся она пронизана тонкими зеленоватыми нитями и немного колеблется вместе с ними, как пена на волне. Прямо сквозь ее стены проходили всполохи, смахивающие на выбросы крови из порванных артерий, только мрачно-малахитового цвета.

– Мы, похоже, вошли… в это самое «время-в-пространстве». Твой сектор наблюдения – западный, мой восточный, огонь не открывать, это здесь бесполезно. Лучше все сделать побыстрее и сэкономить боеприпасы. Да-да, и мне это местечко совсем не нравится.