Текст книги "Блатной телеграф. Тюремный архивы"

Автор книги: Александр Кучинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Ш, Щ

ШАГАТЬ – грести.

ШАЙКА – свора, хоровод, экипаж; НАЛЕТЧИКОВ – эскадрон.

ШАЛАШ – грибок, камелек, ковчег, хибара.

ШАЛИТЬ – екабриться; (о детях) тараканить.

ШАЛУН – декабрист.

ШАМПАНСКОЕ – шампунь, шиньон.

ШАНКЕРНЫЙ (ВЕНЕРИЧЕСКИЙ БОЛЬНОЙ) – шанкерник.

ШАНКР – шампань.

ШАНТАЖИСТ – матиент, пайщик.

ШАПКА – голубь, пидараска; МЕХОВАЯ – лохматушка.

ШАПКА-УШАНКА – камлюх, капор, комель.

ШАРФ – удачик, хомутик.

ШАТАТЬСЯ – двуряшиться, хлябать.

ШАТАЮЩИЙСЯ – зигзарник.

ШАШКА – селедка.

ШВЕЙЦАР – рапан.

ШЕВЕЛИТЬ – ерошить.

ШЕВЕЛИТЬСЯ – ворохаться, ерошиться, копошиться.

ШЕПЕЛЯВИТЬ – цынгарить.

ШЕПЕЛЯВЫЙ – цынгарик.

ШЕПТУН – воркун.

ШЕСТЕРКА (игральная карта) – окошко братское, шеперка.

ШЕСТИМЕСЯЧНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ – полупрогулка.

ШЕСТЬ – шондра.

ШЕЯ – холка.

ШИЗОФРЕНИК – шизик.

ШИЗОФРЕНИЮ СИМУЛИРОВАТЬ – см. симулировать шизофрению.

ШИК – форс.

ШИЛО – ежик, игла.

ШИНЕЛЬ – массалка, накидка, серяк, шельма.

ШКАФ – медведь домашний.

ШКАФЧИК – телевизор.

ШКОЛА – ликбез; ВОРОВСКАЯ – см. воровская школа.

ШЛЯПА – блин, голубь, ермолка, камлюх, капор, колпак, комель, котелок, тарельняк, флюгер, фургон, штыма.

ШЛЯПКА ЖЕНСКАЯ – венок.

ШНИЦЕЛЬ – криндаль.

ШНУР – конец.

ШОФЕР – см. водитель; НАДЕЖНЫЙ – поязник ломканый.

ШПАРГАЛКА – коза.

ШПИОН – ляпаш, подлипало.

ШПРИЦ – лайба, лайта, машинка; МЕДИЦИНСКИЙ – баян, лайпа, самосвал, ширка. ШРАМ – метка.

ШТАТСКИЙ ЧЕЛОВЕК – мухара, мухарт.

ШТОПАТЬ – ежить.

ШТОПОР – мамура, шпуцер.

ШТОРЫ – жалюзи.

ШТРАФНИК – индус.

ШТРАФНАЯ КАМЕРА – индия.

ШТРАФНОЙ ИЗОЛЯТОР (ШИЗО) – бур, кандей, кракушник, сыроежный дом, трюм. ШТУКА – экземпляр.

ШТЫК – приблуда.

ШТЫРЬ ЗАТОЧЕННЫЙ – пика.

ШУБА – ведьма, волчок, пальтоха, пальтухака, цигейка; НА МЕХУ – дохарка.

ШУЛЕР – артист, дергачя, жонглер, захерник, манипулятор, офицер, чалдон; МЕЛКИЙ – юлальщик; ОПЫТНЫЙ – валет червонный, исполнитель; ПЕРЕДВИГАЮЩИЙ КАРТЫ – дергач.

ШУЛЕРСКИЙ ПРИЕМ – букет, бутафория, вольт, коробочка чайная, кругляк, накладка, подборка, складка, смена, тейде, шанс.

ШУМ – визготня, кипеть, рокот, тубан, хай, хибиш, шорох; В КАМЕРАХ – какафония, хипиш.

ШУМЕТЬ – безлать, гвалтовать, ерепенить, петькурить, тубанить, хаевать, шпанить. ШУМЛИВЫЙ – истерик.

ШУМНАЯ КОМПАНИЯ – см. компания шумная.

ШУСТРЫЙ – вихрастый, долото.

ШУТ – кикимарник, максим.

ШУТИТЬ – см.пошутить.

ШУТКА – зехер, каламбурка, камедь.

ШУТНИК – балабан, балагура, киношник, травило.

ШИШКА – бляшка.

ЩЕГОЛЬ – кадр.

ЩЕЛЧОК – ляпис.

ЩИПЦЫ – слон, чиндари, шперц; ДЛЯ ОТКРЫВАНИЯ ЗАМКОВ – уистити.

ЩУПАТЬ – клацать, копилку пыжить, цапать.

Э, Ю, Я

ЭКЗЕКУЦИЯ – экс.

ЭКЗЕМА – эрозия.

ЭКСКУРСОВОД – пастухарник.

ЭКСПЕРТИЗА – экзекуция; ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ – см. психиатрическая экспертиза.

ЭКСПЕРТ СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКИЙ – экзекутор.

ЭКСПЛУАТИРОВАТЬ – трелить.

ЭКСТРАКТ ОПИУМА – сухта.

ЭЛЕКТРИЧКА – змейка.

ЭЛЕКТРОБРИТВА – брадобрейка.

ЭЛЕКТРОВОЗ, ЭЛЕКТРОПОЕЗД – электротачка, электричка.

ЭЛЕКТРОДРЕЛЬ – дрелик.

ЭЛЕКТРОЛАМПОЧКА – солнышко.

ЭНЕРГИЧНЫЙ – шустрый.

ЭКОНОМИЯ – выкройка.

ЭТАЖЕРКА – телевизор.

ЭТАП – блок.

ЭТАПИРОВАТЬ – блокарить.

ЭТАПИРУЕМЫЕ ОСУЖДЕННЫЕ – блокарники.

ЮБКА – трубочка, трудочка; ЦЫГАНСКАЯ – штунь.

ЮВЕЛИР – шопенфиллер.

ЮВЕЛИРНЫЕ ИЗДЕЛИЯ – бимбары, бимбы, бимсы, коронки, превязь, побрякушки, путина, товар красный.

ЮВЕЛИРНЫЙ МАГАЗИН – см. магазин ювелирный.

ЮЖАНИН – египтянин.

ЮНЕЦ – желторотик.

ЮНОША – чувак.

ЮНОША ПРИЗЫВНОГО ВОЗРАСТА – еюкач.

Я (местоим.)– мае.

ЯБЕДНИК – ябдыльник.

ЯВКА С ПОВИННОЙ – челобитная.

ЯГОДИЦА – половинка.

ЯГОДИЦЫ – см.седалище; БОЛЬШИЕ – чемодан.

ЯД – усыпалка.

ЯЗВА СИФИЛИТИЧЕСКАЯ – розочка.

ЯЗВИТЕЛЬНЫЙ ОТВЕТ – алямс-тралямс.

ЯЗЫК – жало, заслонка, звякало, метла, палкан; ОБЩИЙ НАЙТИ – якшаться; РАСПУСТИТЬ – разнуздать звякало.

ЯИЧКИ (мужч.)– ананасы, гланды, коканки, коканы, коки, коконьки, кокы, муди, тефтели, тефтельки, фрикадели, фрикадельки.

ЯЙЦА ВСМЯТКУ – тефтели раскоканые.

ЯМА – влагалище.

ЯСНОЕ – цветное.

Я С ТОБОЙ ДЕЛА НЕ ИМЕЮ – я к тебе в долю не иду.

ЯЩИК – гроб, шекель; ВСКРЫТЬ – разбунить; МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ – железина, железячка.

Раздел III
Письма из зоны

Пишите письма мелким почерком

В данной главе представлены малявы паханов, наркоманов, проституток, стукачей и др.

Письмо авторитета

Здорово, дед!

Вот прошло больше пяти лысаков, как от хозяина. Отросла лешога. Пока сел на дно после сроков. Апирекция была всего два года… Вспоминаю Братские лагеря и Усть-Илимск, где мы с тобой торчали, как дурной сон. Как прицокался, балдел у корынки. Дергали в гадиловку, где петюкали алты как вшиварю на анохе, чтобы не пошел по новой. К соплям фаловали к моей корынке.

Особо фордыбачился фурсик из кадетов в Черемховском горгестапо, примеряли к каким-то гоп-стопам и помытым крылышкам. Ты знаешь, век мне свободки не видать! На западло на гоп-стоп не пойду, целочником не буду. Харева всегда хватает. Вот три месяца как окопался в закутке у бесовки Нинки. Год назад на ее пацана шести годков наехал на топталовке нарезавшийся зут, когда его надыбали красноперые. Она все всхизает о нем. До меня у нее был мужик, волохал ее, как рогач беспредельный. Его алкаши в рыгаловке аршином укоцали. У нее матуха колобашит в амбарухе на шахте. Я три лысака юмал на той шахте подпаском электромонтера. Сдал бирку из-за бугра, старого мудозвона, он все газетки почитывал и меня воспитывал, и все это осточертело в конец. Нинка мантулит лошкарихой в шахтерской помойке и таранит шабашку. Моя баруля и ее бабец подсобили вбиться и ангажировали колы на вытерку.

Балдел неделю в Иркутске, был у тебя на Баррикадной, соседка твоя, чируха, трехала, что ты с Любкой в Листвянке.

На бану стакнулся с шпелерами Колей-Китайцем и Батом с тремя биксами, которые там тасуются. Буван обмывали на Маяковского у Надьки, недалеко от бана. Мне досталась Клавка-Коза, таких еще на поимел. Она чуть мой балдометр с бейцалами не захавала, берет все в заглот, спускать в мохнатку не давала. Ужрался и набрался – лытки дрожали.

Был на хавире у Зорика на Чкалова в трехэтажке. Он выскочил, как год, был в Букачаче. Болота в том, что мы кореша по Тельме с малолеток. Он тебя знает по кликухе через пацанов как козырного пахана.

Зорик обабился на одной жучке из верховой коммуналки. Когда я прикандехал, его воровайка была в Шелехово у своей маханши. Зорик был у милочки пол-лысака, но тухлятина отпустила его с нашим подчтением. Мы вмазали по стопарю и почапали на бал, где Зорик сдал на блат бармицу и трангай гнилому бабаю. Было все на мазях, ништяк!

Когда мы штевкали у балка, наклюнулись Сева-Крест, Мухач-Борька и Талан, который после ухрял. Я с ними мотал по второму сроку в Ангарске, все пацаны крутые. Со штыка мы кодлой навалились к Мухачу-Борьке, притаранив на лайбе горчиловку с жеваниной. В катане у Мухача в конце трассы Радищева был умат, как у цыган.

Приперлись на варнаттри ховыры. Бараются с подсевом и берут вафлю на зуб. Гужевали до утра, а потом давили ухо до вечера, и начинали по новой.

Зорик звал бежать на верное сухое дело на керку пархатого делаша-махора. Бризец за его домашнячкой, арматура за Севой-Крестом, мотор за Мухачом-Борькой, мы с Зориком будем слесарить не голыми крабами, сам знаешь, с пояском.

23. VII нарисовался к Нинке на хату. Все в ажуре. Зорик пока шевелит рогами о деле. Жду отирку, когда сховырыться. Пишу тебе не от чего делать.

Дед, вникипиш, но может, стоит тебе приковаться? Кумекаю по-своймки – покупка будет правильная.

Эту помеловку подгонит тебе мой малышка по кликухе Жека.

Все длинно. Сотник.

Далее приводится адаптация блатного послания к нормативной лексике.

Здорово, дед!

Прошло уже больше пяти месяцев, как я из зоны. Уж и волосы отросли. Пока сижу тихо, не высовываюсь. В прошлый раз на воле погулять удалось всего два года… Братские лагеря и Усть-Илимск вспоминаю, как дурной сон. Прописался у матери, у нее и жил первое время. И все бы ничего, да часто вызывают в милицию, где читают нотации словно малолетке или кретину какому, мол, смотри, не начни снова воровать! Уговаривали и мать пожалеть, к совести взывали!

Особенно изощрялся один недомерок из начинающих оперов (это в Черноморском отделении милиции). Да! Примеряли меня к каким-то уличным грабежам и изнасилованиям. Но век мне воли не видать, если не своим «ремеслом» стану вдруг заниматься! Не мое это, ты знаешь. А что до баб, то их и без этого всегда в избытке. Вот уже четвертый месяц живу у своей новой знакомой – Нинки. Год назад ее шестилетнего пацана задавил один алкаш, за ним гнались гаишники. Так она до сих пор плачет по сынку. До меня у нее был мужик, который бил ее смертным боем. Его в пивной дружки-алкаши кружкой на тот свет отправили. Мать Нинкина работает на складе в шахте. Я в той шахте три месяца учеником электромонтера пробыл. Сдал пропуск из-за старого мудозвона-бригадира: он все газетки почитывал да меня воспитывал. Опротивело… Сама Нинка – повариха в столовой на шахте, понемногу тащит. Она да мать ее помогли одеться, дали денег на проезд.

Неделю прохлаждался в Иркутске, был у тебя на Баррикадной, соседка твоя, старушенция, сказала, что ты с Любкой в Листвянку уехал.

На вокзале столкнулся с Колькой-Китайцем и Батом (они здесь же, на вокзале, мал-мала кражами промышляют), они были с тремя блядями. Оказывается, это их место встречи (которое изменить нельзя!). Встречу обмыли на Маяковского у Надьки, это недалеко от вокзала. Мне досталась Клавка-Коза. С такими секс-бомбами, как она, мне еще не приходилось… «Туда» – не давала, зато чуть член не откусила, только минет ей подавай! В обшем, натрахался и упился так, аж ноги утром дрожали!

Был у Зорика, в трехэтажке, на Чкалова. Он год, как из зоны, сидел в Букачаче. Дело в том, что мы еще с Тельмы, с ВТК дружки. Он знает тебя – по кличке – как настоящего профессионала. Так вот, Зорик женился на одной из наших (воровке), она над ним в коммуналке жила. Когда я у него появился, его жинка была у матери в Шелехове.

Чуть не забыл, Зорик недавно полмесяца просидел под арестом в ментовке, но следовательша отпустила его под надзор: ничего не могли раскопать-доказать. Мы врезали по стопарю и пошли на толчок, где Зорик по дешевке, правда, но без проблем отдал одному старому хрычу-барыге цепочку с кулоном и бусы. Зато теперь мы были при деньгах! Когда обедали (там же у рынка), появились Сева-Крест, Мухач-Борька и Талан, который потом ушел. Яс ними сидел второй срок в Ангарске, ребята что надо! Оттуда всей компанией отправились к Мухачу-Борьке, на машине, прихватив водочки и закусона. Мухач живет в конце Радищева, ну и грязищи у него, словно у цыгана!

На выпивон заглянули три «дамы», из честных давалок. И в рот берут и так классно дают! До утра веселились, а потом спали до вечера. Вечером – все снова.

Зорик звал на дело – брать квартиру одного богатого еврея-торгаша. Наводка на квартиру, вся информация – за его (Зорика) женщиной. Инструмент – за Севой-Крестом, машина за Мухачем-Борькой, и тогда мы с Зориком себя покажем, сам понимаешь, не с голыми руками на это дело пойдем.

23 июля вернулся к Нинке. Все спокойно. Зорик, как договорились, готовит кражу. Жду от него письма с датой – когда встретимся. В общем, пишу тебе не от безделья.

Дед! Дело, конечно, твое, но, может, стоит тебе присоединиться? А? Я тебе советую: кража будет чистая, и возьмем много.

Это письмо передаст тебе мой «юный друг», его зовут Жека.

Всего тебе доброго. Сотник.

Малявы вору Яблочко

Добрый день, Вор Яблочко, с уважением к тебе Олег Чапаевский и все, кто сидит в хате. Еду я с пятерки на крытую (из ИТК-5 в тюрьму– А.К.). Осудили нас пятерых человек, и мусора сделали все так наскоро, что братва, что могла, то и собрала.

В зоне общак есть. Ну, если кого на этап, то собирают все. Крыша греется тоже хорошо (то есть, налажен канал поставки продуктов для заключенных тюрьмы– А. К.). Особенно стараются из Чапаевской братвы Дед и Ваня, из Сызрановской – Абрам, из Самарской – Гена и Димей. В данное время мусора стараются поломать все то, что поставлено Ворами. Но хоть и в зоне осталось мало братвы, мы ломаем все то, что поставлено му-сорами…

Ну, вот на этом писать кончаю, еще раз желаю тебе всего хорошего.

С большим уважением к тебе —

Олег Чапаевский.

Добрый день, Вор Санька Яблочко! Во-первых, всех благ тебе и благополучия, а также Воровской удачи во всем и везде.

Мы, братва, жившая в 16 хате самарского централа – я, Фашист, Бедный, Кузяй и Ваня Барский, видя беспредел и издевательства мусоров, пошли на крайность, а именно: замутили голодовку и написали общаковую малявку на братву с обращением. Малявку перегоняли через 47 хату, где сидел Юра Лохматый, но об этом никто из нас не знал, дорога шла строго через 47 хату. Его специально подсадили туда, чтобы пробивать (перехватывать– А. К.) наши малявки. И вот – меня вместе с Котом и Витькой Сталинградским увезли в Сызранскую тюрьму, а Бедного, Ваню и Фашиста – в зону…

Мы с Витькой попали в 66 хату под строгий контроль кумчасти (оперчасти тюрьмы– А. К.). При всех попытках прорваться в общие хаты попадаем под пресс. Шмоны каждый день. Санек, как порядочный арестант, я должен поставить тебя в известность обо всем случившемся, чтобы предотвратить все интриги со стороны кумчасти, потому что знаю, что Юра Лохматый может преподнести все это в другом свете. Человек, передавший тебе эту малявку, все подробно объяснит на словах…

Всего тебе самого наилучшего в твоей жизни и всей братве, сидящей с тобой рядом. С искренним уважением Вовка Востряк.

Час добрый, Вор Яблочко. Пишет тебе Игорь С. (фам. опущена– А. К.) из камеры № 17 Самарского централа. По приходу в хату, где сидела братва – Витька Саратовский, Артем Саратовский и Витька Самарский, я представился братве бродягой («порядочным арестантом» —А. К.), чем обманул их, не сказав, что я, будучи на малолетке (в колонии для несовершеннолетних– прим. авт.) был активистом (сотрудничал с администрацией колонии– А.К.). Своим обманом я совершил блядский поступок.

Будучи на четверке (в ИТК-4 —А. К.), я проиграл деньги Витьке Усаченку и просрочил с выплатой долга, то есть стал фуфлыжником. Только под сильным убеждением я сознался во всех своих блядских поступках.

Но главный поступок мой блядский вот в чем. Саратовская братва спрашивала о положении дел в зоне, как живут люди, в чем у них нужда, на что я ответил, что братва общаком не делится, чем сделал на нее наговор. Но кто я есть в нашей жизни арестантской? Фуфлыжник и активист, и мои поступки свойственны только блядям, и после всего я могу назвать себя только бля-диной. Своим последним обманом я заслуживаю самого сурового наказания, а именно х…, но я думаю, что люди сделают мне снисхождение.

«Привет, братуха!

Извини, что долго не чиркал. Сам волокешь, дальняк по четвертой ходке на Печору, к комикам, по новой – за рупь сорок четыре (моя кровная). Кича локшовая. Все брушат, вантажа нет и хвостом не бьют. Это не на малолетках и не на взросляке на Металлке, и не в Горе-ловской девятке. Питерских мало. Встретил Леху-Жука и Витька-Стоху. Живем семьей. Они оттянули по семи-ряку.

Здесь, на Печоре, мотают срок в большаке шобла и шелупень: быки-рогометы, вампиры, бакланы, борзые, мохнорылые, беспределы-анархисты, гуливаны из ершей, мокрушники, петушня и вольтанутые. Леха и Витек спалились на гастроли на шестнадцатой хазе, не успели слинять. Пашка-Скобарь трекал – сгорел на Кузнецах на урле. Чугунка менты спалили с запалом в краснухе.

Был на бойне с декабря 1973 г., почти полгода. Хороши лепилы на киче! Когда чалили в пульманы баланы, из-за одного шланга покурочил богоны. В живодерне шамовка была в норме, мандра и рассыпуха всегда были гараже. Заварганивали грузинским веником деготь, имел! и дурь женатую и косячок. При мне в живодерне дал дуба шесть из дохлой рвани, один из них водолаз на верее. Санитары все из зэков, дыбают на цырлах пере главным и другими коновалами, чтобы не шуранули на биржу.

В зоне барин крутой, часто сам бывает на ночных дневных шмонах. Когда он дрыхнет, никто не знает. Кумовья абвера прямо волчары. Один старлей хотел Витьк ссучить, за это западло фаловал его в придурки в плеху, шнырем или тушилой. Витек по третьей ходке все еще ходит в пацанах, но он золотой пацан и быть ему в авторитете на следующем сходняке. В зоне гайдамаки косоглазые-чувырла оборзевшие, бугры-мусора у них наши русаки скобари-кудлачи, на хабар не идут. Нас эти мусора считают вровне с фраерами и чуханами.

Самоамнистированных возвращенцев в этом строгаче не бывает. В прошлом месяце гайдамаки у починенной аллеи в гуще шмаляли из плевательниц и кокнули двух воров, а третьему прошили дыхалку, и тот дал дуба до больнички.

Эти косоглазые дубачат как волки, отца родного замочат из скворечника. Меткие черти. Между собой талдычат по-свойски, и псы у них злющие, как сами чучмеки. Здесь все воры в законе стали ворами в загоне. На днях один баклан из 4-го отряда по кликухе Тубан около вахты у большой иконы и калоотстойника расписал в банный день в зверинце три образины и был повязан красноповязочниками из сучьего парламента, а один бес дул в ружье на весь кичман. Тубана трюманули на 15 суток в шизо. Раньше бы за такой вызлунь был бы ему вышак. За то, что Леха-Жук давил режим в зоне, 12 раз парился в шизо 145 суток. Грев ему пропулить было горячо из-за вертухаев-комиков. После живодерни мантулю в дымогарке на угольке. Моего напарника, мужика-кирюху, трюманули за махаловку и оборотку совком по бестолковке одному животному с блудой, он у него из шаронки царапнул антрацит.

Ты знаешь мою жистянку – сгорел в ремеслухе с Колей-Портным, отчаявшись, на лабазе, оба дикофт шпилили. Жаль кореша. Его замочили мусора в „Карлаге“ во время большого кипиша в 1952 году. В зоне закончил общеобразовалку. Гусь с чабаном и халдеями трекали, что волоку, и я заимел ксиву. Они также трекали, будто мог бы стать мэном, если бы не срока. Эх, хорошо бы жистянку по новой! Доба берет свое, стал барахлить движок, шнифтам рамы нужны, богоны, клешни и веточки в скомле.

Чалить еще долго, из червонца пятерик отмотал. Буду звонить до 27 сентября 1979 года. За четвертак по кильдымам и кичеванам устал. Может, не дотяну до воли, но не хочу долбить кумор, как некоторые в больничке зоны, лучше дуба дать.

Братуха, как там баруля Верка-Заика, моя красючка и ее подружка Зойка? От них мне пришло четыре бердыча. Салют им за это! Может быть, они замуж выскочили? Встретишь, передай им мое с кисточкой. Эту депешу и язушок пульнет один вольный. Он отчаливает в Питер, прими его с водярой за здоровье. У него хрусты – одна штука. Отстегни ему бакшиш наш общаковый. По зоне идет параша об амнистии. Ждем балагас, рассыпуху, чехнар, шмаль, салому и тарочки. Бывай здоров, братуха. Валера»

Ниже приведен адаптированный текст воровского послания от братухи Валеры:

Привет, брат!

Извини, что так долго не писал. Сам понимаешь: четвертая судимость по моей родной, 144-й статье УК, отбываю на Печоре, в Коми АССР. Колония плохая. Все вкалывают, поблажек никому нет, никто и не пытается увиливать от работы. Это тебе не воспитательно-трудовой колонии и, тем более, – не в ИТК в поселке Металлстрой или в колонии № 9 в поселке Горелово. Питерских мало. Встретил Леху-Жука и Витька-Стоху. Живем воровской семьей. И тот и другой отсидели уже по семь лет. На этапе видел Чугунка и Пашку-Скобаря. Оба чуть живые, отощали, их переводят из колонии с особым тюремным режимом в другую ИТК. Плохие времена настали: блатные в колониях потеряли прежнюю власть. Теперь редко в каких отдаленных зонах встретишь воровские поборы, зэков-бытовиков, отдающих ворам часть своей выработки, не говорю уж об авторитетных ворах в законе, имеющих власть над зоной.

Здесь, в большинстве, отбывают наказание неворы: вкалывающие зэки-бытовики, насильники, хулиганы зэки, когда-то бывшие ворами, но изгнанные из среды, убийцы, спекулянты, теневеки, алкаши, пассивные педерасты и просто – шизики.

Леха и Витек попались на квартире во время гастролей, не успели уйти. Пашка-скобарь рассказывал, что его взяли на Кузнечном рынке с ворованным, а Чугунка милиция задержала с поличным в товарном вагоне.

Почти полгода, с декабря 73-го лежал в хирургическом отделении. Хороши хирурги в колонии! Когда грузили бревна в вагоны, из-за одного придурка покалечил ноги. В больнице питание было неплохое, хлеб и сахар всегда были в тумбочке. Готовили из грузинского чая чифир, не переводились и наркотики. При мне умерли шесть зеков из доходяг, один из них – поп – повесился. Лежали со мной и обычные членовредители-симулянты, и отрубившие себе пальцы по дурости. Санитары все из зеков. Эти, ради того, чтобы их не отправили на общие работы в промзону, готовы перед главврачом и другими медиками «на задних лапах» ходить, пригибаться, как только можно.

Начальник колонии – крутой мужик, часто лично проводит ночные и дневные обыски. Когда он спит, никто не знает. Сотрудники оперчасти колонии – сущие волки. Один старлей хотел Витька сделать стукачом и за это сулил ему место банщика или дневального по бараку, или вовсе – пожарника. Витек, хоть в третий раз отбывает наказание, все еще ходит в молодых, начинающих ворах, однако он – профессионал, на его счету много удачных краж, так что на следующем воровском сборе его объявят настоящим вором.

Охрана в зоне вся сплошь из обнаглевших солдат-азиатов, начальниками у них русские, но такие же хитрые и обнаглевшие. На взятки не идут. Нас, воров они считают наравне с фраерами-бытовиками и гомосексуалистами.

Пойманных беглецов в этой ИТК строгого режима не бывает. В прошлом месяце солдаты-охранники убили возле поломанного забора двух воров-беглецов, третьему прострелили грудь, и он умер по дороге в больницу.

Эти азиаты сторожат нас, словно волки, отца родного не пожалеют – подстрелят со своей вышки. И меткие какие! Между собой разговаривают только на своем языке. Псы у них – точно хозяева, злющие. Здесь все воры работают точно бытовики какие!

На днях один зек из 4-го отряда по кличке Тубан (судим за хулиганство) в банный день порезал три портрета членов Политбюро ЦК КПСС и был задержан зеками-членами секции внутреннего порядка, а один зек-общественник свистел в свисток на всю зону. Тубана посадили на 15 суток в штрафной изолятор. А раньше бы за такое спецлагсуд приговорил его к расстрелу.

За то, что Леха-Жук нарушал режим содержания ИТК, его 12 раз водворяли в штрафной изолятор (в общей сложности на 145 суток). Еду ему передавать не удавалось из-за бдительности надзирателей.

После больницы работаю в кочегарке. Моего напарника, зека-бытовика, посадили за драку в карцер. Он двинул своей совковой лопатой по голове зеку (тот был с ножом), который украл из его куртки хлеб.

Ты знаешь мою жизнь: попался в ремесленном училище с Колькой Портным на краже съестного (оба голодали тогда). Жаль друга. Его убили охранники «Карлага» во время большого бунта в 1952 году.

В лагере закончил школу. Директор школы и учителя говорили, что в науках я кое-что соображаю, получил аттестат. Еще говорили, что мог бы стать и на воле человеком, если бы не судимости. Эх, хорошо бы жизнь с начала начать! Возраст берет свое, побаливает сердце, нужны очки, ноги-руки болят.

Сидеть еще долго, из десяти лет срока отбыл пять. Сидеть буду до 27 сентября 1978 года. За двадцать пять лет по тюрьмам и колониям устал. Может, до воли и не дотяну, однако болеть, как некоторые в больнице зоны, не хочу, лучше умереть сразу.

Браток, как там моя Верка-Заика и ее подружка Зойка? От них пришло четыре посылки. Салют им за это! Может, они замуж вышли? Встретишь, передай привет. Это письмо и записку передаст тебе один вольнонаемный работник колонии. Он едет в Питер, прими его. У него деньги – тысяча рублей. Дай ему взятку из нашей кассы. По колонии идет слух об амнистии. Ждем масло, сало, колбасу, сахар, чай, табак, анашу.

9 июля 1974 года.

Бывай здоров. Валера.

Заявление-жалоба

В комиссию по правам человека

Ленинградского Городского Совета

от Осипова Андрея Владимировича,

«ИЗ» 45/1 («Кресты»).

Я находился в карцере в течение более чем 8 мес. Я расцениваю это беззаконие, как месть тюремной администрации за продолжительную справедливую борьбу за свои права, честь и достоинство, за усилия, направленные на защиту своего здоровья и собственности от противозаконных и преступных действий милиции.

Много раз я жаловался в районную и городскую прокуратуры, после чего меня бросали в карцер. Вышеназванные учреждения, стремясь защитить свою репутацию, обвиняли во всем меня. Были сфальсифицированы улики, и меня арестовали. В первый же день я объявил голодовку, так как считаю ее единственно возможной формой протеста при подобных обстоятельствах. Ни на одну из своих жалоб я не получил компетентного ответа. В тюрьме меня кормили насильно (через зонд). Сейчас я продолжаю голодовку несмотря на то, что давно уже понял, что никого из ответственных лиц этот протест не волнует. Принудительное кормление принимает здесь самые жестокие формы. Кстати, тех заключенных, кто голодает, переводят в блок для умственно отсталых, в подвал (блок 4/0). Тюремщики то и дело прибегают к так называемому «прессингу» – различным жесточайшим методам давления, направленным на создание действительно невыносимых условий – для того, чтобы заставить прекратить голодовку. Чаще всего бросают в камеру-одиночку, где нет окон, нет вентиляции, нет нар, несколько заключенных держали там сутками. Я находился в такой камере 6 месяцев, четыре из них я был лишен ежедневной часовой прогулки, положенной по закону.

А теперь попробуйте представить, каково мне, некурящему, среди четверых постоянно курящих соседей по камере. Несколько раз у меня были сердечные приступы.

Но не потому я обращаюсь к Вашей комиссии. Мое нежелание мириться с таким бесчеловечным обращением стало причиной того, что надзиратели жестоко избивают не только меня, но и одного из моих сокамерников.

Это случилось 16 мая. В течение двух предшествующих месяцев я находился в приличных, по здешним понятиям, условиях: камера с вытяжкой воздуха, с металлической койкой. Ежедневно нас выводили на часовую прогулку на тюремный двор, так похожий на камеру без потолка. За несколько дней до избиения нас внезапно лишили этих прогулок. Затем офицер-медик приказал нас перевести в другую камеру, без окон и коек, о которых я упоминал. Там было уже два человека, теперь же нас стало семеро, хотя в этой камере не хватает воздуха и на двоих.

Я сказал надзирателю, который собирался перевести нас, что хочу видеть врача или начальника, который в этот день дежурил. Он передал мою просьбу по команде. После этого появились два офицера и два сержанта. Один из офицеров сказал, что он зам. начальника тюрьмы (позднее выяснилось, что это не так). Мы с одним из моих товарищей вышли. Сейчас я не называю его имени из соображений тюремной этики: каждый отвечает только за себя. Я объяснил офицеру, что у меня уже была драка с обитателями той камеры, в которую меня собирались перевести. У меня больное сердце, а в этой камере даже двоим не хватает воздуха. В-третьих, в камере нет коек, спать на полу я не собираюсь. В четвертых, в нашей теперешней камере две койки свободны, и логичней было бы перевести двоих людей из той камеры в нашу. Все это сказал я очень спокойно и попросил отложить наш переход до появления того офицера-медика, который отдал приказ.

Однако офицер, назвавшийся заместителем начальника, решил иначе. Сначала он стал бить меня по почкам, затем приказал отправить в ту маленькую камеру. Остальные, повалив меня на пол, стали бить дубинками и сапогами. Перед этим они предусмотрительно удалили из камеры всех возможных свидетелей. Тот же офицер грозил бросить нас в строгий карцер. Предвидя последствия, я согласился пойти в карцер, но это не помогло. Они продолжали избивать нас, настаивая, чтобы мы подчинились.

После неудачных попыток отправить нас в карцер, он приказал привести собак. Мы думали, что нас пугают. Но собаки действительно появились и тут же бросились на моего товарища. Следы укусов видны и до сих пор. Тюремщики угрожали, что спустят собак и на меня, если я не подчинюсь. Но меня продолжали избивать ногами, пытаясь заломить руки назад, чтобы надеть наручники. Я был жестоко избит, но по-прежнему отказывался идти в эту камеру.

Меня бросили в самый ужасный карцер. Вся одежда была порвана. На теле были синяки и кровоподтеки. В карцере я провел 10 дней, продолжая голодовку. Меня даже не пытались насильно кормить. Только через 8 дней, благодаря усилиям моей матери, мне разрешили встретиться с врачом и прокурором. Прокурор же заявил, что пойду под суд за сопротивление властям.

Теперь меня держат в одиночной камере. Только трезвый ум не позволяет перерезать себе вены. Осколки стекла оставлены в камере, видимо, для этой цели. Парень в камере напротив сделал это в знак протеста. Его откачали, а затем жестоко избили.

Вот и все, что хотел рассказать вам. Я думаю, что в любом случае не должно быть места таким зверствам в стране, которая стремится стать цивилизованной.

Искренне Ваш, Андрей Осипов.

Записки проституток

1. Пришла с химчистки, нахожусь дома. Капуста есть. Позови Шарлотту. Нонна.

2. Витка пошла в ночную на вафли с двумя енотами.

3. Еду в гастрольную на юга давать сеансы. Тебе надо было мое тело и мою розочку, а мне твои листья. Кайф ловлю редко. Мы квиты. Лина.

4. Шурик, ты мудак. Я никогда не играла на флейте, а ты мне вафлопера потного к торцу приставил. За такие мансы бюллетенят, понял?

5. Светка, у Эллы кашель, засопливила в круизе. Жду тебя на Восстания, 45, у ларьков.

Записки наркоманов

1. Разгрузили кокс, берите тонну. В.

2. Вчера Димка у чучмеков план достал. Обшабашился этой дурью как на зоне. Зарубку даю, что больше не буду. Костя.

3. Бося, вези насос – нечем накачать колеса.

4. Подгони три баяна с пухом. Бабасики у Генчика.

5. Люба и Марина ушли в ломку, нужен палтикян, срочно! Славик.

6. У зверя три штуки башлей. Д. Г. (Жду у восьмой колонны завтра).

7. Еду за сушняком к Штуцеру. Если кто-то спросит – я на браге.

8. Доцент и Генка дали слепуху. Сгорели на кресте. Нота.

9. Выдрал у Ромы-Цыгана 10 амнух (беляшка) за стольник в Вырице. Кудряш.

10. Игорь. В субботу подкатят колеса-калики и беленькие. Отстегни башли. Таня С.

11. Заходил к тебе. Есть что бадяжить. Предки сегодня уезжают на дачу. Жду вечером, скажи Сереге. Даниил.

12. Денис и Кирилл приехали из командировки. Привезли пластилин. Скажи Андрею. Галя.

Записки фарцовщиков

1. Блэки толкнули трузера 20 шт. по номиналу. Доценту за две косых. Клиенты есть, навар будет с кушем. Борик.