Текст книги "Парикмахерша"
Автор книги: Александр Костюнин
Жанр:
Рассказ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Александр Костюнин
Парикмахерша
Ода
– Я причёсывала, завязывала бантики, заплетала косички, сколько себя помню.
Сначала куклам, потом одноклассницам на переменках… Позднее наводила красоту девчонкам перед дискотекой. Закончила школу, не стоял вопрос: куда? Конечно, на парикмахера–любимого. В училище на выпускном руки не тряслись – жонглировали. После окончания с головой ушла в творчество… Дальше – больше. Высокое парикмахерское искусство притягивает… манит, завораживает. Эта магия ничего общего не имеет с пожилой тёткой в жутком белом халате, которая знает в лицо только перманент с пергидролем и ножницы держит коряво. Лишай стригущий! Ежегодно в каждом регионе проводят чемпионат на звание «Лучший парикмахер», в Челябе тоже. Я участвовала и чуть было не заняла первое место: сняли баллы за шпильку, забытую в шевелюре клиента – бронза досталась. Первой стала через год в категории «свадебные причёски». Победила уверенно, без единого замечания. Вот тогда я, наконец, получила долгожданное звание «Мастер года». Оно давало право на участие в чемпионате России. Турнир проводится в Москве, в Манеже. Из Лиги парикмахеров прислали официальное приглашение: прямо золотыми буквами, мол, приглашаюсь, лично! Да!
У-ау! В Москву! В Манеж!
С одним условием – пройти обучение у них на курсах. И то правда: качественно поставить руку может лишь опытный наставник. Учиться я любила. Покатила, дуня–дуней, с Урала прямиком в столицу нашей Родины! Москву до этого знала на картинках да по телику: в жизни метро не видела, в мавзолее не была, как найти Красную площадь, понятия не имела! Хорошо, школьная подруга встретила, приютила, спасибо ей. Главное, я в себе была уверена на сто процентов: умею и подстричь, и покрасить, укладку сделаю – не хуже других. Мастер–классы проводила Зинаида Самкина, такая «дама с Амстердама». Крутая–прекрутая! Брючный малиновый костюм, как у гусеницы, в дутых складках. Квашня ещё та, порыхлее меня будет, а туда же… Футы–нуты! Прокуренные голос, вибриссы, пальцы… прокуренная насквозь, макияж вульгарный, но спец экстра–класса, парикмахер «лёгкой руки»! И к людям подход имела. Этого у неё тоже не отнять… Я пока, разинув рот, глазела по сторонам, она через весь зал:
– Чё, …банная колористка, застыла? Бери карты, пи…дуй сюда.
Я оглянулась, рядом никого.
– Зинаида Николаевна, вы… мне–ее?
– Кисуля, не поняла шо ли?.. Я – Анжелина Жоли!!!
Подхватываю карты цветов–оттенков, пулей к ней, на цырлах.
– Так, – бурым пальцем жеманно ткнула мне в грудь, – покажешь, как стричь и красить терпилу[2]2
Терпило – потеpпевший (воровской жаргон);
[Закрыть]. – И дальше как бы про себя: – Кого увижу на шпильках, отправлю домой. Всех касается…
Для публичной порки первой выбрала меня… Ничего. Прорвёмся. А что касается высоких каблуков, Анжелина сто процентов права: ну–ка попробуй выстоять с утра до вечера. В кедах и то к концу дня ноги гудят! Я стала готовить необходимые инструменты, знакомиться с моделью – в качестве подопытных кроликов нагнали девчушек из колледжа. Моя ничего: волосы не «кудель», здоровые, личико узенькое, ушки прижаты, стройненькая, сарафанчик, блузочка с фестончиками. Сама серьёзная… Характер модели, внутренний мир, темперамент – всё имеет значение. Для шоу на подиуме требуется не просто «навести марафет», надо найти изюминку, создать художественный образ с учетом моды и особенностей натуры. Тогда случается настоящее чудо.
– Время! – скомандовала Анжелина.
Однокурсницы плотным колечком окружили моё рабочее место, оставив проход для нашей «мамочки»[3]3
Мамочка – хозяйка притона (воровской жаргон);
[Закрыть], а та… от стерва! Сигарету в зубы и усвистала в другой конец павильона. Ладно, время пошло. Буду делать «Сессун». Я быстро расчесала волосы, разделила центральным вертикальным пробором, в затылочной части – горизонтальным. Так… Две теменные зоны заколоть, затылочную разделить ещё одним горизонтальным пробором. В нижней выделить центральную прядь, вычесать и, зажав между пальцами левой руки, обрезать при нулевой оттяжке до нужной длины. Эта прядь – базовая для стрижки «Сессун». Я освобождала по очереди прядки, подстригала, сводила, расчёсывала, закалывала… Всё, как положено. Затем приготовила красящий состав аммиачного корректора и оксигента, нанесла на растительность. Выдержала, сэмульгировала краску и смыла специальным шампунем. Следом сушка, укладка скелетной расчёской… фиксация лаком. Готово! Мне самой нравится, девчонки восторженно кивают.
Жду от Анжелины «пахлавы»…
А она скочевряжила ухмылочку, голову модели брезгливо понюхала:
– Ну, чё наваяла? Только га…ном не пахнет.
Кислотно–сволочной баланс Анжелины зашкаливал.
Столичная порода чувствовалась во всём!
И началась муштра…
Перед нами была задача: стать успешными парикмахерами. Причёску уметь слепить не абы какую – изыс–кан–нуууую. С закрытыми глазами возводить авангардные, вечерние, свадебные укладки, знать назубок особенности стрижки огнём. Любой каприз клиента: косые профилированные чёлки, коротко подстриженные макушки, лесенка по всей длине, «взрыв на макаронной фабрике» – будь добра исполнить. Практические занятия по шесть часов в день. Программа разносторонняя: макияж, маникюр, наращивание ногтей, подбор стиля одежды, аксессуаров, украшений. Из нас готовили настоящих художников и скульпторов. Причём от Анжелины слова хвалебного не дождёшься. Фурия! Опустить ниже плинтуса для неё высшее наслаждение. Временами казалось, ни ножниц, ни расчёски я сроду в руках не держала. Зато такую закалочку проходишь, такая уверенность в себе появляется…
Ну, а если ей работа не пригляну–уулась – до свидос! Собирай манатки, загляни на прощанье в мавзолей и дуй домой. Меня она пригласила ещё и ещё…
И в какой–то момент озарило: «Умею!»
Я – Леди парикмахерского искусства.
Курсы платные. За неделю отстегнёшь тренеру, плюс дорога, питание, проживание на себя и модель. (Одной там делать нечего!) Дома мантулишь, копеечку к копеечке складываешь, отказываешь себе во всём, копишь и везёшь свои кровные в Лигу. С детства мечтала о сапфировых серёжках, всё переводила на них и каждый раз после курсов подводила финансовый итог: «Ещё одни серёжки увезла в Москву». Три раза так ездила. Меня оценили: присвоили звание «Мастер России», включили в сборную. Впереди маячила Европа… Но перед Европой надо было принять участие в состязаниях рангом пожиже. В качестве модели я выбрала дочь, красивая девочка, длинные тяжёлые волосы. Всё у нас с ней получалось, всё было заряжено на победу. И вот наконец объявили: международный конкурс на лучшего парикмахера в Норвегии, в Осло.
* * *
Цирюльня встретила меня лёгким перезвоном «музыки ветров», ореолом насыщенных запахов парфюма. Моложавая дородная женщина с блестящими локонами в тёмно–зелёном фартуке приветливо улыбнулась:
– Добро пожаловать! Чего желаете?
– Постричься желаю!
– Мастер скоро освободится, подождите немного. Вы располагаете временем?
– В общем, да…
– Первый раз в нашем салоне, – не спросила, уверенно заявила она.
– Да… первый. Вы, что, в городе всех в лицо знаете?
– Своих клиентов всех. А хотите, я вам пока чайку налью?..
– Чайку?.. Не откажусь. Признаться, никогда не чаёвничал в парикмахерской.
– У нас не совсем «парикмахерская»… «Студия красоты». Вы, похоже, человек состоятельный?
– Боитесь, хватит ли денег на стрижку?
– Нет, просто посетители с малым достатком, когда чай предлагаю, обычно сразу отказываются. Наотрез, категорически. Угощаю от души, денег не требую, редко кто соглашается. Все стали замкнутыми, во всём ищут подвох.
– Пожа–аалуй!.. – Я сел на диванчик. – Уютно у вас.
Интерьер студии был оформлен со вкусом. На низком прозрачном столике цветастым веером каталоги с моделями причёсок, глянцевые журналы. Странички с тематической подборкой анекдотов услужливо загнуты:
«Маленький мальчик гуляет с папой по зоопарку, видит зебру: – Папа, смотри, лошадь мелированная! – Твоя мама лошадь мелированная, а это зебра, сынок!»;
«Снимает индеец с бледнолицего скальп: – Вам виски оставлять прямые или косые?»
«Из рекламы шампуня: раньше мои волосы были сухими, безжизненными, теперь они сырые и шевелятся»;
«Полубокс – это когда бьют только вас»;
Так вот как нужно клиента налаживать…
Хозяйка принесла чайник, вазочку с конфетами, тонкостенные фарфоровые чашки с затейливым рисунком, совсем домашние. За окном напоследок задиралась апрельская позёмка, а мы в тепле пили бархатный чай с мятой, вприкуску с карамельками и рассказом…
– Парикмахер, как таксист: «Куда ехать?» «Не твоё дело!» А есть, наоборот, любители излить душу. Что ни клиент, особый мир. Ко мне регулярно захаживает респектабельная дама, пока над ней колдуешь, выложит всё, про семью там, про мужа, деток, работу. Бывает, трендеть некогда, все настёганные, праздник на носу… Как–то раз торопилась, быстро–быстро покрасила её, подстригла:
– Любовь Васильевна, свободны!
Она возмущённо:
– Так, Ирина, минуточку!..
В голове мелькнуло: «Что сделала неверно?! Всё красиво, хорошо, всё великолепно».
– А поговорить?..
– Любовь Васильевна, дорогуша, день–то какой…
– Так не годится. В следующий раз меня ещё на разговор записывай.
А ведь разговор надобно поддерживать. К вечеру язык не ворочается.
Есть дама крутая. Видуха у неё… умереть – не встать. Поглядывает искоса, словно у всех одна забота: как бы её поиметь–обчистить. У нас в салоне заведено верхнюю одежду оставлять в шкафчике, одевать бахилы, чтоб не наследить. «Зара Габасовна, присядьте, пожалуйста, на диванчик. Нужно подождать, пока мастер освободится». От гнева аж раздуется: «Вы чё, моё время крадёте?! – задерёт нос и в мокрой шубе, грязных ботах напролом в кабинет к маникюристу. Через плечо шикнет: – Буду ждать ещ–щщё! На ш-шшесть записана!» Девочка–администратор, молоденькая, в страхе: «Пойдёмте! пойдёмте!» Хотя, когда я на смене, Габасовна через трубу на метле не влетает, заходит по–людски, разговаривает по–человечески. Сбацаешь ей гламурненький причесон – обрадуется искренне, похвалит:
– Ну вот! Я опять на боевом коне! Спасибо!
Может потому, что общаюсь с ней на равных.
После Анжелины не страшен никто.
На удивление слушать Ирину было интересно.
Непонятно другое, как на такую лекцию угодили мы… с лысиной. (Для дальтоника радуга – издёвка!) Я и прежде догадывался, что человеку его любимая работа кажется самой важной на свете: строителю – своя, педагогу – своя, врачу… даже штукатуру. Помните знаменитое: «Я штукатурю стену, которую завтра сломают. Мало про нас штукатуров песен сложено!» (Штукатурам обидно: нет у них своего TV канала, отдельного субъекта Федерации, нет в обществе должного пиетета.) Однако я искренне полагал, что Perückenmacher[4]4
Peruckenmacher (нем.) – мастер, делающий парики, занимающийся стрижкой, бритьем и прической волос.
[Закрыть] – исключение. Он же Coiffure[5]5
Куафёр (фр. Coiffure) – парикмахер;
[Закрыть], он же брадобрей, волосничий, причёсник, стригун, цирюльник, чесала…
Нет. Они все туда же…
И для того, чтоб мои заблуждения развеялись, стоило оказаться в Челябинске…
А парикмахерша продолжала:
– Как ты причёсана, так тебя и слушают. Но волосы со временем секутся, структура разрушается. Можно восстановить, вылечить маской, кондиционером. Самый лёгкий способ – оливковое масло. Но его подбирать нужно правильно, блондинкам применять исключительно жёлтое. Помню, пришла на мелирование субтильная девица… Начинаю набирать пряди, наносить краситель, чешуйки при этом открываются и всё, что волосы накопили, выходит. Смотрю, локоны в плёнках зе–ле–не–еееют… От ужаса грива моя – ды–ыыбом!.. Натренированный глаз колориста заметит малейшее различие цветовых оттенков, ускользающее от среднего человека, тут – зелёный пожар! Любой здоровой клиентке о таком сообщи, закатит скандал, эта – неврастеничка.
Обожаю восточную поэзию[6]6
Мусульманский лирик Амир Хосров Дехлеви воспевает зелёный цвет в поэме «Восемь райских садов»;
[Закрыть]:
Зеленый цвет ласкает в полдень тенью,
Дарует он покой душе и зренью.
– Может, читали?..
Я отрицательно боднул. (Ирина продолжала меня удивлять…)
– Зачастую женщина, когда у неё плохое настроение, идёт в парикмахерскую, меняет окрас. И сочная трава действительно нравится многим, но, извините, не на голове. Что делать?! Собираюсь с мыслями: «Истерик не нужно!» Докрашивая, деликатно интересуюсь:
– Ларочка, вы как ухаживаете за волосами?
Она оживилась:
– А я сижу, гадаю: заметишь–нет… Хочу похвастать! В интернете нашла рецепт масочки: оливковое масло, авокадо, яйцо. Смешать, натереть. Для себя–любимой не пожалела – купила самое дорогое «Экстра вёрджи».
– Маска была зелёной?
– Ярче твоего фартука! – сама радостная такая.
– Ларочка, деточка, ты только не волнуйся!..
Она перестала улыбаться:
– В чём… дело?
– Ты, пожалуйста, не волнуйся.
– Говори…
– Не волнуйся, главное.
– Ира… – умирающим голосом взмолилась девица.
– Полюбуйся в зеркало.
Ирина рассказывала, а я вывел аксиому: чтобы довести человека до инфаркта, не отвечай на его вопросы, тупо повторяй: «Только не волнуйся! только не волнуйся!»
– Утром заходит сын Кавказа, встал посреди зала и гортанным клёкотом: «Кто мэна хочэт?» Моя подружка свободная была, встряхнула пеньюар – накидку по–вашему, – и томно так: «Похоже, что я…» А ведь год назад этот орёл слышать не хотел про специлиста–женщину. Заявлял нам:
– Даже самый хириновый малчык лучше.
Эм – Жо! Не в этом дело. ПарикмаХЕРы тоже есть… будьте нате! Жопорукие пол не выбирают. К нам на днях девушка из другого салона перебежала, заикой там сделалась:
– Т-ттвержу молодому человеку: «Освежите кончики, я отращиваю, мне короче не надо». Б-бблин! падают хвосты сантиметров по пять. А он пыхтит, сопит, виновато у-улыбается…
Считается, волосы не ноги – отрастут. Нельзя так! Предупреждаю своих девочек: однозначно поймите, чего желает клиент–кормилец. Хотя, это сложно… В наследство от СССР нам досталось слово «маникюрша». Но его нет ни в одном словаре мира. Правильно будет сказать «маникюрист». Население профессиональными терминами не владеет, объясняется невнятной жестикуляцией, экивоками. Хоть цитатники раздавай! Когда умоляют: «Посадите меня на брови!»; «Я хотел на вас попасть!»; «Накрутите меня в зад!» – не спешите исполнять буквально. Конечно, и мы вынуждены за речью следить строго… Пусть клиентка заявляет, что волосы у неё «пакля», «реально дикие», «жжёные» – за ней не повторяем, подбираем эпитеты мягче. Например: не «жжёные», а сухие или пористые; не «отваливаются», а ломкие; не «жидкие» – ниже средней густоты; не «облезли» – цвет потускнел; не «коровий взлиз» – особенности роста. Тактичность, доброжелательность, уважение к клиентам – первое дело.
У Зои (недавно приняли на работу) юноша, уходя, спрашивает:
– Когда теперь?
– В зеркало смотритесь! Будет страшно, сразу ко мне!
Я своим девочкам постоянно талдычу: «Никогда не заводитесь, вы – мастер, не бабка базарная. Уточняйте у клиента, удобно ли ему? Не горячая ли вода? Не больно ли шпилькой закололи локон? Не щиплет ли краска? Окружите давальца[7]7
Давалец – кто держится в своих покупках и заказах одной знакомой лавки, одного мастера.
[Закрыть] заботой, вниманием. Отойдите от кресла, полюбуйтесь своим творчеством, не скупитесь на похвалу: «Очень красиво получилось, правда?» Сейчас повсюду стремятся «впихнуть невпихуемое». Кредо фирмы!
У нас иначе… Главное – деловая репутация!
Официально наш салон закрывается в пять, но ведь работаем на себя. Сколько сделаешь, столько получишь, со временем считаться не приходится.
Та же Зоя с упрёком мне:
– Ой, зря стара–аааешься, всё равно всех денег не зарабо–тае–еешь!
– Зой, я не стремлюсь заработать всех денег. Стараюсь обслужить человека на совесть, чтоб вернулся к нам да ещё друзей привёл.
Именно востребованность отличает профессионала высокого уровня. Поэтому, когда меня спрашивают: «Вы до скольки?» Отвечаю всегда одно и то же: «До последнего клиента».
– Хотите ещё чайку?
– Нет, спасибо.
– Знаете, что… Давайте я вас сама обслужу.
Мы прошли в отдельный кабинет. Кругом зеркала, на туалетном столике ножницы разных конструкций, фены, насадки, какие–то скляночки–бутылочки…
В детстве лично я визиты к парикмахеру недолюбливал. Причины не столь серьёзны, как у древнего Самсона, источник силищи которого заключался в первородных космах: стоило богатыря окромсать, крепость оставила его, и сделался он слаб, «как прочие люди». Встарь на Руси, а на Востоке по сей день, отрезать косу девке – значило обесчестить её. Нет, у меня, слава Богу, не столь драматично… Просто не любил таскаться в Дом быта: волосяная пыль неприятно осыпалась на лицо, лезла в глаза, одеколон «Шипр» щипал свежебритую шею. И самое горькое – в конце августа сия процедура была злым предвестником школы. На летних каникулах патлы отращиваешь, холишь и – на тебе! Вместе с долгими волосами утрачиваешь волюшку–вольную. Широко распахнутую душу мою втискивали в жёсткие рамки. Сама стрижка вроде бы ни при чём, но всё же, всё же… А ведь есть люди, которые выбирают профессию «парикмахер»…
Зачем далеко ходить? Ирина!
Я уселся в мягкое вращающееся кресло с высокой спинкой, удобными подлокотниками, свежая салфетка нежно окутала шею… Чистым фоном полилась объёмная музыка природы, далёкие крики чаек. В посвист ветра, шелест морского прибоя вплеталось жужжание машинки. Вначале окантовка висков, затылка, затем стрекотание ножниц… Будто стрекоза вибрировала над макушкой. Все движения мастера размерены, неторопливы. Приятные тёплые волны ласкали голову. Пушистая кисточка, едва касаясь, скользила по лицу – крылья бабочки… Волшебство! Откуда–то из далёка–далека вспомнилась молодая мама, бережно хранившая рядом с иконкой мою первую светлорусую прядку волос.
Зимняя позёмка стучала сухой россыпью в окна.
А Ирина всё рассказывала…
* * *
– И вот международный конкурс на лучшего парикмахера в Норвегии, в Осло.
Россию доверено представлять мне. Говорю, у самой дух заходится от восторга…
Закрепили сильного тренера. Уровень других участников мы изучили. Я – на волосок от победы… Состязание по сути превращалось в формальность с заведомым результатом. Участие, разумеется, полностью за свой счёт. Я в банк за денежками… И тут очередной кризис! Выдачу кредитов прекратили. Остаётся неделя, денег нет. С протянутой рукой – по родне, по знакомым. Никто не даёт. Одна приятельница хмыкнула:
– Допустим, выручу, с чего отдашь. Всю жизнь будешь отрабатывать. Тебе это надо?
– Надо.
– А мне нет. Погляди на своё каменное лицо.
У меня депрессия… Состояние такое тупиковое, точно выжали до капли. Остаётся сделать последний шаг, и тогда вложенные усилия, деньги начнут возвращаться… А ты не можешь. Я ревмя ревела без видимых причин, от обиды, от жалости к себе.
Муж перепугался:
– Иришка, что с тобой?
– Обидно мне… – и давай пуще выть.
Так не попала на конкурс в Норвегию.
В Москве недовольно поморщились, но смолчали. На следующий год чемпионат Европы – во Франции, в Париже. Настоящий чемпионат, в настоящем Париже!
Умереть – не встать…
Теперь уж меня не проведёшь! Я – воробей стреляный!
Денег накопила заранее, чтобы исключить любую случайность, любой подвох. Дочь настроилась на модель: волосы загодя выкрашены, выровнены. С документами полный порядок: паспорта готовы, визы оформлены. Тренер назначен, упражняюсь сутками, больше ничем не занимаюсь. В разведку так не готовят.
До поездки остаётся три дня.
Внезапно у меня разболелась нога. Дикая боль! Ни с того ни с сего.
В одно прекрасное утро не смогла встать с кровати. Такая резь в пятке, ступить не могу. Уколы, мази, таблетки – ничего не помогает, нога пухнет. А работа у нас стоячая. Мало того, нога, нервы до того расшатались, до того себя довела, накрутила – начался токсикоз. Тошнота. Нужно переводить за участие тысячу евро, а я шага шагнуть не могу. В банк поехал муж. Следующий платёж три тысячи: оплачиваешь фирме–организатору, башляешь тренеру, жюри… Не тебе платят за то, что в сборной России – ты финансируешь! Могут выдать, взаимообразно, бутылку лака или пенки. Остальное сам. Кроме того, нужны немалые деньги на поездку вдвоём. Из Москвы сутками названивают, торопят со вторым платежом, дёргают меня…
А нога с каждым часом хуже, хуже да ещё выворачивает наизнанку.
Реву, вся разбитая, не знаю, что делать. Волосья рву от досады, сердцем бедую. Деньги собраны, опять надо отправлять мужа, проплачивать, но дальше–то что? Ведь он в Париж вместо меня не поедет. И тут опять добрая приятельница:
– Сходи в церковь к батюшке. Спроси совета.
Поначалу я всеръёз не приняла, а муж поддакнул:
– Сходи, хуже не будет.
Я так–то крещёная, заглядывала пару раз на Пасху, но правильно себя в церкви вести не умею. Прошлый раз старуха в чёрном на меня как зашипит: «Не так делаеш–шшшь!» Я оттоль – бегом. Пока сильно не припёрло, обходила сторонкой, а тут решилась… Больше куда пойдёшь? Достали костыли. Попробовала на них по дому передвигаться. Плохо, неуверенно получается. Белый платок повязала, муж отвёз до церкви, помог выйти. По ступенькам вдвоём, дальше сама. Открываю огромную дверь, внутри – тишина, запах ладана, свечи горят, батюшка крест на груди поправляет. Всматриваюсь в лицо: добрый или нет? Когда о помощи ближнему, о любви проповедуют с глухим остервенением… Знаете, как бывает… Тут гляжу, лицо спокойное, благостное.
– Святой отец, выслушайте меня.
Он посмотрел в самые–самые глаза. Выложила я свою беду, как есть. Ничего не таила, не приукрашивала, как на духу. Батюшка слушал внимательно, не перебивал:
– Хватит тебе, девка, деньги на сторону платить.
– Как это?
– Довольно с тебя тянули. От этого и выворачивает всю.
Откуда узнал, что тошнота замучила? Я ни слова…
– Пришла тебе пора своё дело открывать.
– Страшно! не справлюсь…
– Не бойся, ты сильная, с Богом! – и перекрестил.
Выхожу из церкви, сама не своя. Будто крылья выросли…
И про боль в ноге забыла. Мужу не знаю, как сообщить, а он: «Что да что?» Всю дорогу молчала, а дома выревелась, пересказала.
Он не ожидал, опешил:
– И на какие шиши, интересно знать?
– Займу.
– С этими долгами не расквитались.
– Авось уладится…
– Хочешь врагов нажить? Забыла, где живём?
Решение приняла бесповоротно.
Сказала – отрезала!
Я твёрдо решила в Париж не ехать, а деньги, собранные для поездки, вложить в своё дело.
Из Москвы шквал звонков: «бессовестная», всё такое… «кинула». Да только никому меня было не остановить. Сама себе поклялась: ни на волосок от цели не отступлю. К тому времени я заканчивала заочно экономический институт, стало складываться одно к одному.
Не гладко, не само по себе, но всё же…
* * *
P. S.
Дважды студию красоты «Очарование» поджигали (кто, установить так и не удалось), налоговая инспекция на несколько месяцев изымала всю бухгалтерию, закрывала счета.
А Ирина не сдавалась.
Жизнь сбивала её с ног, но она набиралась сил и поднималась снова и снова…
03 декабря 2013 год, город Петрозаводск
