Текст книги "Сочинения в трех книгах. Книга первая. Повести"

Автор книги: Александр Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Замдиректора вызвал Александров и после долгой нудной беседы про то, что надо больше проявлять инициативы в исследовательских делах, перевыполнять намеченные планы, спросил:

– А что это вы пьянствуете на подшефной базе, да еще и младших научных сотрудниц совращаете?

Оба Александра сделали удивленные глаза столь естественно и одновременно, что у замдиректора зародилось сомнение в правдивости доноса, которое, впрочем, исчезло после того, как Александры в один голос произнесли:

– Не было такого, Василий Николаевич. Вас ввели в заблуждение. Мы на складе перевыполняли норму, а не пьянствовали. У нас и справка есть.

Справка действительно была. За полстакана разведенного спирта ее написал овощной бригадир, на подмогу к которому научных сотрудников и направили.

– Ладно, на этот раз делаю вам устное замечание. Идите, – произнес замдир, поняв, что прицепиться не к чему.

Наивным, пройдохам и дуракам в науке самая жизнь – морду наморщил и почти кандидат наук, а когда отчитываться – обиженную морду сострой и классическую фразу произнеси, мол, «отрицательный результат – тоже результат».

– Нас бы сожрал за такой отчет, а Кольке ничего не будет, – произнес Палыч. И добавил, вспомнив про обед: – Пошли в столовую, а то очередь набежит, все сожрут.

Ходили они не в институтскую столовую, где кроме котлет, напичканных хлебом, да кислющих щей ничего не водилось, а на металлургический комбинат, который, как уже упоминалось вначале, находился за забором у научного городка. Впрочем, кто у кого был за забором, неизвестно.

Дыра в металлургическом заборе поражала огромностью и тропинка к столовой была почти заасфальтирована. Охрана ее не замечала и на научных сотрудников не обращала внимание. Дескать, что взять с убогих, если работать, как нормальные, не могут, пусть хотя бы поедят, как люди.

Утрамбованная башмаками сотен научных сотрудников за десятилетия тропинка петляла мимо огромных гор с металлоломом, напоминающих самые жуткие пейзажи из кинофильма «Сталкер».

Груды обломков тракторов, комбайнов, грузовиков, паровозов, кроватей, танков, ракет, самолетов навевали мысли о могуществе нашей Родины, ее несметных запасах и возможностях.

Сваленные гигантскими магнитами подъемных кранов, перемешанные в одну кучу медицинские хирургические инструменты, колеса горнодобывающих машин, шестеренки токарных станков, погнутые велосипеды, кайзеровские каски будили научную мысль старших научных сотрудников, толкали на поиски неведомого, неизвестного.

Обычно после столовой Александры обходили кладбище металла в поисках подходящих узлов и деталей к создаваемым стендам. Открытая ими технология создания исследовательского оборудования была проста и одновременно гениальна. Рисовалась принципиальная схема стенда или прибора. На помойке, то есть среди бесчисленных изделий из металла, отыскивалось нечто подходящее, притаскивалось в лабораторию, очищалось, смазывалось, замерялось, и к этому нечто, сначала на чертежах, а затем в металле доделывалось все необходимое.

Благодаря находкам, процесс создания стенда ускорялся на два-три месяца. Не говоря уже об экономии металла, времени токарей, фрезеровщиков и слесарей из институтских мастерских. Начальству эта технология не докладывалась, зато ее с великой радостью узнал начальник мастерских Николай Михалыч, с которым друзья поделились идеей.

Начальство заело Михалыча вечной гонкой в изготовлении оборудования, вечным «давай-давай-давай», не сопровождавшимся хотя бы одним «на».

– Мужики, – сказал им в первый раз Михалыч, – вы это здорово придумали, только давайте сделаем так. Вы подписываете у замдиректора и отдаете мне полный комплект чертежей на стенд, я включаю его в план, как положено, а делаю только то, что необходимо. Но без очереди. В ближайшую неделю вместо трех месяцев.

– Ну ты, Михалыч, голова, – ответил Палыч.

На этом они и договорились и навсегда подружились.

В этот день Александры намеревались найти редуктор для машины трения на шесть образцов, которую, чтобы сэкономить время испытаний, придумал Филя.

Тропинка продолжала петлять. Возле одной из железных куч сидел кот. Года два назад, в середине зимы, он появился здесь маленьким пушистым и чистым котенком. Из жалости его стали подкармливать. Сделали из ящика и тряпок теплую конуру, и котенок выжил. Прижился здесь, стал матерым и грязным котищей, грозой окрестных котов и любимцем кошек.

– На обратном пути надо бы не забыть куриных костей ему прихватить, – сам себе напомнил Палыч.

– Совсем заматерел старый бабник, – поддержал тему Филя. – Молодец, выжил в первую зиму.

На обратном пути Александры кота не обнаружили. На его ящике в грязном ватнике, облезлой шапке-ушанке сидел бомж и улыбался. Пустая чекушка стояла рядом. Пригревало последнее осеннее солнышко, и бомж, опорожнив чекушку, сомлел. Он что-то дожевывал. Усы на его небритой физиономии топорщились и блестели от жира.

– Мужик, ты часом не съел кота? – возмутился Филя и бросил к ящику пакет с выпрошенными у молоденьких поварих куриными головами.

Бомж вздрогнул, удивленно посмотрел на Филю и ответил:

– Глупостями не занимаемся. И вообще сейчас пост.

– А где тогда кот?

Бомж пожал плечами, дескать, а я почем знаю.

– Не крути, мужик! Отвечай на поставленный вопрос!

– Да я ниче. Ребята, я только подошел. Гляжу, ящик стоит. Присел отдохнуть. А вообще-то я тут всегда зимую. Меня все знают.

– Не бреши. Здесь кот зимует. Мы ему пожрать принесли, а ты, небось, самого кота сожрал!

– Да на что мне ваш кот! Я в подвале в теплотрассе живу. А тут известью негашеной запасаюсь. Ее на базаре бабки покупают, белить деревья и вообще. Меня тут все знают.

– А ты что тут знаешь? – вступил Александр Палыч.

– И я все знаю, – ответил бомж.

– А редуктор тут не видел?

– Какой редуктор?

– А вот такой, – Палыч показал бомжу эскиз.

– Если найдешь, пузырек дадим, – вступил Филя.

Бомж оживился.

– Видал, ребята, видал. Точно такой редуктор, пошли покажу. Бомж отодвинул ящик, и среди груды металла образовался лаз.

– Мы тут не пролезем, – сказал Филя.

– Я проход сейчас расширю. Пройдете. Тут на велосипеде можно кататься!

Бомж стал нажимать на педаль, валявшуюся под его ногами, и, заскрипев, ржавые трубы и штыри распрямились, образовав просторный вход в гору.

– Ни хрена себе! – удивились Александры и прошли вслед за бомжом вглубь.

– Извините, – попросил бомж, – пакетик захватите с собой, пожалуйста. Жалко добро бросать.

– А ты мужик, случаем не наш кот? – догадался Филя.

Бомж в ответ довольно хихикнул.

Вход плавно, хотя и поскрипывая, закрылся.

Глава вторая

Под ногами поскрипывала стальная стружка. Эхо каждого шага звонко и далеко разносилось. Тоннель был сухой и длинный. Свет, проникающий сквозь лабиринты вторичного металла, усиливался, отражаясь от блестящих нержавеющих предметов, расположенных с учетом всех тонкостей законов оптики.

Спина бомжа при каждом шаге ритмично и уверенно колебалась, вселяя такую же уверенность и спокойствие в сэнээсов.

Дорога шла под уклон. Останки современных самолетов, кроватей и танков, обильно переложенных снарядами всех калибров, сменились трехлинейками и казацкими шашками. Особняком стояли плуги с молотками и серпами, как будто с них срисовывали революционные гербы. Потом пошли чугунные литые ограды, бронзовые колокола, за ними мортиры, бомбарды, аркебузы, а минут через пятнадцать стали все чаще встречаться косы, бердыши, редкие в здешних местах глефы и кузы. Кольчуги валялись рядом с рыцарскими латами и двуручными мечами. Изредка попадались морионы, кабассеты и шишаки.

Постепенно тоннель превратился в оружейный музей. Сталь сменилась железом, железо – бронзой и медью.

– Так скоро и до золотишка дотопаем, – сострил Филя.

– Почти пришли, – ответил бомж.

Филя присвистнул.

– Не свисти! – одернул тот. – Пусто будет. Да еще, не дай бог, собак накличешь.

– Извините, больше не повторится, – с почтительной вежливостью ответил за него Палыч, впавший от увиденного в полуобморочное состояние.

– Ну вот и на месте, – бомж открыл совершенно незаметную дверь в стене и, пропустив вперед гостей, вошел в светлый зал. – Располагайтесь, гости дорогие, присаживайтесь. Сейчас чайку попьем. А может, газировки? У меня отвод от цехового сатуратора.

– Может, у тебя и винцо из крана течет? – снова осмелел Филя.

– Для хороших людей и винца можно найти.

Любитель пива Палыч очнулся от увиденного музейного чуда и спросил:

– Отец родной, а пивка жигулевского можно?

Бомж повернул самоварный кран, торчащий из стены, и в медную кружку, надраенную до блеска, потекла золотистая и пенящаяся жидкость.

– А это у вас случайно не из цехового туалета? – почтительно сострил также пришедший в себя Филимонов.

Бомж довольно захихикал и стал еще больше походить на кота. Вместо ватника на нем оказалась меховая пушистая безрукавка с колером выкормленного и спасенного ими любимца.

– Васильич, – обратился к нему Филя, уже полностью уверенный, что перед ним кот, – ты нам растолкуй без этих алебард, кранов, мушкетов и прочих штучек суть происходящего.

Васильич молча налил пива в три кружки, присел рядом с сэнээсами, приподнял свою и произнес:

– Со свиданьицем.

Все стукнулись кружками и отпили.

Усы у Васильича от пены побелели, глаза заблестели, и он заговорил:

– Живу я тут, ребяты, тихо и спокойно. Никого не трогаю. Храню и сберегаю. Не для себя, а для истории. Но ежели кто надумает наш мир, так сказать, «до основанья, а затем…», то могу, как Красная Шапочка, дернуть за веревочку, и так хряснет. Мало не покажется. Тут, если посчитать, пороху еще от древних греков, не говоря про нынешних русских.

– У древних греков не было пороха, – опроверг Палыч, с трудом оторвавшись от пивной кружки.

– Ты мне, сынок, еще про китайцев расскажи, – захихикал Васильич, – или про Можайского, который к лодке крылья приделал и на паровом двигателе полетел.

– Сов. история – продажная девка социализма. Ученье Ленина – Сталина верно, потому что оно всесильно, – поддержал кота Филя. – Такое нагородили, так вдолбили, до сих пор не могу выбить из башки. Вроде все уже знаешь, а чуть расслабишься, опять эта бредятина в мозгах болтается.

– Энти на совесть работали, – подтвердил Васильич.

Все вздохнули. Потом снова отпили пива. Наступила пауза.

– Однако хорошо в гостях, но пора и честь знать, – подытожил Филимонов.

Друзья засуетились, засобирались, в общем, начали чего-то делать, ничего не делая. Потом Филя все-таки встал. Поблагодарил кота за пиво и напомнил про редуктор.

– А редуктор ваш уже при входе лежит. Вас дожидается, – захихикал Васильич.

– Ну, ты даешь, – ответили одновременно Александры. – Спасибо. А насчет пузырька ты только скажи.

– Да ладно, сочтемся.

Возле ящика, урча от возбуждения, грыз куриные головы кот. В шаге от него, у самого подножья металлоломовской горы, лежал выкрашенный в зеленый цвет редуктор.

– Шура, гляди, это, пожалуй, то, что нам надо, – заголосил Палыч. – А ты говорил, не найдем, не найдем. А он вот он. Прямо у тропинки. Нас дожидается.

Восторгу Палыча не было границ.

– Ага, – растерянно пробормотал Филя, соображая, привиделось ему явление кота народу или было на самом деле.

– Васильич, ты нас не дури. А то рехнемся ненароком, – крикнул он коту.

Кот оторвался от куриных голов, улыбнулся и подмигнул Филимонову тем глазом, который был не виден Палычу.

– Теперь понял. А за редуктор еще раз спасибо.

– Мяу, – ответил Васильич и продолжил трапезу.

Хозяйственный Палыч уже продел в монтажное отверстие редуктора стальной прут, и они понесли находку в родной НИИ.

 
Каждому мастеру – по кластеру,
Каждому завлабу – жабу,
Каждому замдиру – по НИРу,
Каждому бухгалтеру – по бюстгальтеру,
Каждому менту на штаны по канту,
Каждому сэнээсу – по…
 

Тут рифма закончилась, закончилась и дорожка к институту. Сэнээсы, кряхтя и уже с трудом двигая нетренированными конечностями, протащили редуктор мимо никогда-ничего-невидящего вахтера и, прогромыхав по коридору, ввалились в стендовый зал своей лаборатории.

Стенды равномерно жужжали моторами. За столом, отходя от послеобеденных котлет, так же равномерно посапывал зав-группой Колька.

– Подъем! – заорал Филя.

Колька, не разобрав спросонья, что он не заснувший в наряде помазок, а завгруппой, вскочил с места. Палыч и Филя довольно заржали.

– Дневальный, тащи станок е… – Филя не закончил классическую армейскую фразу, заметив входящего в зал завлаба, и переключился на производственную тему: – Михал Юрьич, а мы с копрового редуктор притащили. Еле доперли. Премию надо бы. Такой в мастерских будут месяца три делать, а если покупать, то снабженцы и в полгода не уложатся, да еще кучу денег казенных изведут.

– Будет вам премия, из касторки с репейником в клизме.

– А мы старались, старались, – Палыч изобразил неподдельную обиду и даже зашмыгал носом.

– У сильного всегда сэнээс виноват, – сам себе объяснил Филимонов.

– Как вы разговариваете с заведующим лабораторией! – изображая преданность начальству, завопил Колька.

– Гляди, как излагает, а в отчете двух слов связать не мог, – удивился Палыч.

– Через пять минут все в мой кабинет. Николай, оповести остальных сотрудников. Собрание лаборатории.

Глава третья

Кабинет, это было мощно сказано. Заведующий лабораторией располагался в обычной комнате вместе с тремя другими сотрудниками. Стол его стоял параллельно окну. Завлаб сидел к окну спиной и поэтому зимой частенько страдал от радикулита. Однако развернуть этот огромный, как корабль времен Беринга, пережиток сталинской эпохи он никак не соглашался. Уж очень солидно выглядели они вместе. Представьте: вы открываете дверь, а на вас не откуда-то сбоку, а прямо в лоб смотрит заведующий лабораторией. Впечатляет.

Справа от этого флагмана стоял стол поменьше, это было место Филимонова, а напротив занимались нехитрыми девичьими затеями две его подчиненные, мэнээски Татьяна и Галина. На самом деле никакие они были не подчиненные, а просто все вместе работали. Филимонов давал им задания, объяснял, как делать, если не получалось – помогал, да и вообще были они на ты, и звали его, когда отсутствовало начальство, Саша.

Стояло в этой комнате еще множество стульев, на которых сейчас и разместились все восемнадцать сотрудников лаборатории и весьма симпатичная блондинка, увидев которую оба Александра одновременно присвистнули, но завлаб строго взглянул, и они, заняв свободные места, соорудили на физиономиях серьезность и подобострастное внимание.

– Товарищи, – у завлаба язык не поворачивался говорить недавно вошедшее в моду «господа», и все сотрудники были в этом с ним единодушно солидарны, – прошедшие десять месяцев наша лаборатория закончила успешно. План работ выполняем с опережением. Фактически до конца года нам осталось написать и защитить три отчета, экспериментальную часть к которым уже полностью сделали. По поисковым работам тоже складывается неплохо. Александр Петрович, как у вас новые элементы трения на стендах себя ведут?

– Михал Юрьич, элементы ведут себя идеально и перспективно. При визуальном осмотре они красивы, как и неизвестная девушка, которая осчастливила нас своим присутствием.

– Это наш новый сотрудник. Прошу познакомиться. Тамара Васильевна. Наш новый заведующий группой. Тамара Васильевна закончила аспирантуру в МИНХе, скоро защитится, будет заниматься у нас, э… – завлаб замялся, покраснел и продолжил: – Вопросами экологической безопасности и методологией их исследований.

– Чего? – Александр Палыч хотел начать дискуссию о бреде сивой кобылы и лысенковщине в технических исследованиях, но завлаб зло взглянул на него, и он решил подождать с прениями.

Зав бодро и радостно продолжил:

– Руководство, учитывая успехи премировало нашу лабораторию по итогам работы за десять месяцев в размере месячного оклада.

Александры вторично синхронно присвистнули.

– Премию можно получить в кассе после пятнадцати ноль-ноль. На этом собрание окончено. Продолжаем работу.

Народ, вдохновленный неожиданно свалившейся премией, направился занимать очередь в кассу, оживленно обсуждая надвигающееся Седьмое ноября. Особенно часто звучала идея о необходимости отметить это дело.

Филя и Палыч вышли в коридор.

– Что-то тут нечисто, – заметил Палыч.

– Сначала девицу после аспирантуры берут на должность, которую толковые кандидаты года через четыре после защиты не всегда получают. Потом отмазываются премией, – поддержал Филимонов.

– Точно, – сообразил Палыч, – за квартал премии бывали, за полугодие – тоже, за год само собой, а вот за десять месяцев никогда не было.

– А кто она вообще?

– А вообще она дочка Василия Николаевича, – объяснил подошедший с сигаретой в зубах завлаб. – Он ее в МИНХ приткнул в аспирантуру. Там три года дурака отваляла, а теперь на мою голову свалилась. Я с ней говорил – шустра. А что в башке, не понял.

– А чего же согласились в лабораторию взять, да еще зав-группой? – спросил Палыч.

– Не трави душу, Саша, и так тошно.

Завлаб бросил в урну недокуренную сигарету и ушел в кабинет.

– А я ее… – Филя не закончил угрозу, потому что к ним подошел третий завгруппой Николай.

– А знаете, чья дочка Тамара Васильевна?

– Джавахарлала Неру и Софи Лорен, – ответил Филимонов.

– Василия Николаевича. Он меня попросил проследить, чтобы ее никто не обижал в лаборатории. А то, сказал, некоторые оболтусы что угодно могут сделать с неопытной девушкой.

– Ой, – в тон ему подхватил Филимонов, – и с неопытным мальчиком вроде тебя тоже.

– Он, небось, тебя имел в виду. И не попросил, а пригрозил, только ты по природной глупости не понял, – вступил в разговор Палыч.

Николай Николаевич сделал вид, что не расслышал, и продолжал:

– Так что глядите, ручонки свои не распускайте.

Довольный сказанной гадостью, Колька удалился.

– Козел, – подытожил Филя. – Пошли, Александр, за премией.

Премию народ получил мгновенно, и поэтому очереди в кассу уже не было.

– Саша, какая невеста в лабораторию вашу пришла. И аспирантуру закончила, красавица, и богатая, и карьеру сделать поможет. Не упусти своего шанса, – улыбаясь пропела, выглядывая из кассового окошка, кассирша Александра Петровна, полная тезка Фили, а посему всегда ему симпатизирующая.

– Замуж-то не напасть, да как бы потом не пропасть, – в тон ей ответил Филимонов.

– Ой гляди, Саня, пробросаешься девками, останешься бобылем.

– Кому я, старый, больной, бедный и глупый, нужен, – продолжил дурачиться Филя и для большей достоверности покашлял. – Вот за вас, Александра Петровна, я хоть завтра под венец. Вы меня любите.

– Ой, ну ты скажешь, – снова ойкнула и заулыбалась шестидесятилетняя кассирша, – я свое отлюбила уже лет двадцать назад. Однако спасибо на добром слове.

Филя дождался, пока Палыч распишется, получит свою премию и запихнет ее в карман. Потом схватил его за руку.

– Поздравляю вас, товарищ Корпусов, от имени моей группы и всего бывшего советского народа с крупной трудовой победой в размере месячнага оклада, панимаиш, – торжественно изображая одновременно Брежнева и Ельцина, куражился Филя. И, сделав трагическое выражение физиономии, продолжал: – Творите и созидайте, плодитесь и размножайтесь. А нам одна дорога. Наш удел катиться вниз, под землю, в подвал. Прощай, друг! – произнес он напоследок и отправился в стендовый зал.

Стендовый находился в цокольной части здания, за что и был прозван подвалом. Там, под жужжание моторов, изображающих перекачивание различных жидкостей из пустого в порожнее, а именно из одной емкости в ту же самую, но по пути попадающих в рабочую камеру с уплотнениями из различных материалов, и происходил собственно эксперимент. Как пишут в детективных романах – момент истины.

Элементы трения, которые разрабатывал Александр Филимонов, были композиционными, то есть состояли из различных материалов. Как правило, за основу принимался графит или фторопласт, и к этой основе добавлялись другие компоненты. Часто их количество переваливало за дюжину, но всегда введение каждого компонента имело свой смысл, позволяло улучшить износостойкость уплотнительного узла в конкретной жидкости.

Частенько составы жидкостей, для которых предстояло разработать уплотнения, завлабу и Филимонову не сообщались. Привозили жидкости люди в штатском, но, как пишут в интересных женских романах, с военной выправкой. Они же передавали в секретку пакеты с условиями, в которых эти жидкости будут эксплуатироваться, и требования к уплотнениям.

В этих случаях и завлаб, и Филимонов костерили секретчиков на чем свет стоит, посылали запросы с требованиями сообщить хотя бы класс жидкостей, однако ответов никогда не было, и приходилось самим проводить анализ состава и примерно определять, с чем имеют дело. Тратилось на все это огромное время.

Однажды Филимонову пришло в голову запросить требования безопасности при работе с очередной секретной жидкостью. Он написал, что, дескать, не имеет права подвергать опасности жизнь персонала и просит сообщить данные по безопасной работе с переданной жидкостью. На удивление завлаба, весьма скептически отнесшегося к этой хитроумной затее, ответ пришел. Причем был он таким подробным, что из него становился очевидным состав жидкости. Работу в тот раз Филимонов выполнил вместо десяти месяцев за два. С тех пор его авторитет в глазах руководства и неведомых засекреченных заказчиков вырос до невообразимых размеров, и самые сложные и срочные разработки стали поручать только ему.

Филимонов любил этот стендовый зал и называл его везучим. В нем обычно происходили удачные испытания. Рядом, в соседней комнате, располагался такой же зал, но в том у Фили в начале работы в НИИ произошло несколько неудач, и его Филя недолюбливал.

В зале около зарешеченного окна у Александра был свой стол, обычно заваленный испытанными элементами с выбитыми на них цифрами, никому и ничего не говорившими. В запертом и опечатанном столе хранился журнал с рецептурным составом этих элементов и результатами испытаний. Рецептуру Филимонов тоже кодировал. Делал это по собственной инициативе, ему так было проще и удобнее записывать.

Однажды во время проверки дотошный проверяющий из Москвы заставил Филимонова открыть сейф и передать ему журнал.

– Вот вам и вся секретность! – гордо произнес он. – Агент вражеской разведки взламывает примитивный сейф и получает секретнейшие данные!

Проверяющий презрительно обвел взглядом потупившихся заместителей директора, секретчиков, а заодно всех остальных и продолжал:

– Оцениваю как неудовлетворительно!

– А я оцениваю как отлично! – таким же тоном вылез Филя. – Ничего ваш злоумышленник не получит. Все записи закодированы.

Проверяющий открыл журнал и вместо записей на русском языке увидел какую-то галиматью. Но это его не смутило, и записи были переданы в его управление для дешифровки.

Шифровальщики сдались через неделю, и была поставлена оценка «отлично».

– Благодарите его, – перед отбытием сказал проверяющий и пожал руку Филимонову.

А все было очень просто. Филя в этом журнале компоненты, ради смеха, называл по первым буквам имен или фамилий знакомых девиц, которые, по его представлению, были похожи на эти самые компоненты. Причем одни и те же компоненты в разных составах называл разными именами. Понятно, что кроме него в этом гареме никто не мог разобраться.

Случаи выяснения состава жидкостей через правила безопасности и шифровка рецептур превратились в лабораторные легенды, обросли невероятными подробностями, про них вспоминали на каждом застолье и рассказывали новичкам.