Текст книги "И ты, Брут..."

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Александр Чернов
И ты, Брут…

ПОДЗЕМКА

Девушке было лет двадцать. Худенькая с мальчишеской фигурой она поначалу не произвела на меня никакого впечатления. Я сидел напротив, в почти пустом вагоне метро и от нечего делать пялился на ее кости, обтянутые кожей, белой майкой и короткой джинсовой юбкой с прорезанным сбоку замысловатым, украшенным вышивкой узором.

У едущих в метро выражение лиц обычно глуповатое, в глазах пустота. В автобусе дело другое, в автобусе в окно можно уставиться, там за стеклом много интересного происходит, и с лицом полный ажур – выражение осмысленное. А вот в метро… В метро глазеть в окошко вроде даже и неприлично. Могут подумать, будто ты любуешься своим отражением в черном стекле. Станешь разглядывать пассажиров – примут за нахала. Вот и приходиться напускать на себя задумчиво-отрешенный вид – смотреть прямо перед собой и никого не видеть. Впрочем, есть способ выглядеть более достойно. Нужно лишь открыть книгу или журнал. Вид у читающего человека всегда умный. Именно такой и был у девушки. Она листала красочно оформленный журнал. В лице тоже ничего примечательного: прямой нос, широкие русые брови, удлиненные наивные глаза, маленький рот, округлый подбородок. В толпе я бы на нее не обратил внимания.

Кроме нас с девушкой в вагоне ехало еще пять человек: женщина с подростком, очевидно, сыном; небритый полный дядька и двое парней. Женщина оживленно разговаривала с мальчиком; дядька, далеко отставив от себя газету, читал; один из молодых людей – жилистый парень лет двадцати восьми в джинсах и клетчатой рубашке – с уже описанным мной задумчиво-отрешенным выражением на худом с заостренными чертами лице смотрел на сцепленные пальцы своих рук; другой парень стоял у двери и таращился на девицу. У парня была великолепная фигура – тонкая талия, метровые плечи и мощная грудь, что подчеркивала обтягивающая светлая майка с широкими проймами. При малейшем движении от плеч и до кистей рук под смуглой туго натянутой кожей перекатывались крепкие мышцы. По лицу парня с квадратной челюстью, с сильно выступающими надбровными дугами и неожиданно миниатюрным носом блуждала сытая, слегка пьяная улыбка.

То что в метро было мало людей не удивительно. Час пик миновал, стрелки часов показывали начало десятого вечера, а для этого времени на отдаленной от центра ветке метрополитена пустые вагоны дело обычное. Гуляки, театралы, и прочая праздная и припозднившаяся публика домой еще не возвращалась, а рабочий люд уже находился дома, отужинал и теперь отлеживался на диванах у телевизоров. Я бы тоже с удовольствием повалялся в своей кровати с книжкой, да вот пригласил меня отметить день своего рождения мой бывший одноклассник Серега Рыков, с которым мы в школе не были друзьями, а через много лет неожиданно сблизились. Вот и ехал я к Сереге домой после работы голодный и усталый.

Ноги у девушки, надо признаться, были что надо – длинные, ровные, с округлыми коленками, сильными икрами, маленькими изящными ступнями. И тем не менее, она была не в моем вкусе, да и молода больно. Короче, виды я на нее не имел, а потому, когда подвыпивший бугай подсел к ней, я деликатно отвернулся, но косвенным зрением продолжал наблюдать за тем, что происходит на сиденье напротив.

Бугай сел к девушке вполоборота, и что-то сказал. Из-за грохота мчащегося поезда слов было не разобрать, да я и не прислушивался. Девица посмотрела удивленно, поняла, что к ней пристают, молча отодвинулась и вновь уткнулась в журнал. Не понравился ей бугай. Но верзила был из тех, кто привык штурмом брать неприступные крепости. Он пересел ближе и вновь задвигал массивной челюстью. Девица не поднимала глаз. Своей реакцией, а точнее отсутствием таковой, она ясно давала понять, что общение с самоуверенными подвыпившими нахалами не входит в круг ее интересов. Когда не помогла маска "Снежной королевы", отпугнувшая бы любого чуть менее настырного и чуть более трезвого прилипалу, она встала с сиденья и взялась за поручень. Однако девушка выбрала не очень удачное место. Именно там гулял ветерок, вечный попутчик, едущих в общественном транспорте пассажиров. Он трепал ее удлиненные, русые, не очень густые волосы, что, очевидно, не доставляло девушке удовольствия, и она отступила к двери.

На этом сценка "Барышня и хулиган" не закончилась. Верзила не желал оставаться с носом, резко встал и развязной походкой направился к своей жертве. Жертва стала заметно нервничать, и наконец-то заговорила, беззвучно открывая рот, точно рыба. В этот момент электропоезд замедлили ход, а затем ворвался на ярко освещенную пустынную станцию с колоннами из белого мрамора, увешанными бра в виде канделябров. Неоновые лампы, заключенные в стеклянные трубки имитировали в них свечи.

– Станция Литературная! – возвестил по громкоговорителю мелодичный женский голос. – Осторожно, двери открываются!

Электропоезд остановился, в вагон, оживленно беседуя, вошли парень и девушка. Бугай на мгновенье отвлекся, а девица, воспользовавшись моментом, попыталась прошмыгнуть мимо парня к двери. Не удалось. Верзила схватил девушку за руку повыше локтя и, оттолкнув, зажал в углу между поручнем сиденья и стенкой вагона. Двери закрылись, и электропоезд начал втягиваться в туннель. Девушка не на шутку испугалась, запаниковала, заметался в углу, будто попавшая в силки птичка, и стала беспомощно оглядываться. Все присутствующие в вагоне пассажиры сидели с отрешенными лицами, делая вид, будто ничего не происходит. Решив, что помощи ждать неоткуда, девица притихла, а бугай, продолжая удерживать свою жертву за руку, принялся нашептывать ей нечто такое, отчего голова девицы стала опускаться все ниже и ниже…

Ну какое мне дело до девчонки и верзилы? Ну потискает он ее, что с ней станет? Не изнасилует же и не убьет. Доедут они до конечной станции – она через остановку будет, – а там милиция и работники метрополитена. Вот пусть они и разбираются, тем более, что сами виноваты, раз пьяного в метро пропустили… Но нет, не то воспитание. Покойные папа с мамой учили меня всегда заступаться за слабых, сирых да убогих. И если бы я сейчас остался сидеть, то всю жизнь потом корил себя за трусость. Я поднялся и не спеша направился к конфликтовавшей парочке.

– Отпусти девчонку! – произнес я глухо и похлопал парня по плечу.

Верзила медленно обернулся, смерил меня долгим взглядом налитых кровью глаз и презрительно изрек:

– Иди отсюда, папаша!

Ну какой же я ему папаша? Мне всего-то тридцать пять лет. Я искренне возмутился:

– Но-но, без оскорблений! У нас разница в годах всего в десяток!

Бугай ухмыльнулся. Казалось, он был даже рад тому, что я вмешался в его забаву с девушкой, и все внимание переключил на меня. Он увидел во мне новый объект для развлечений, и если бы я сейчас спасовал и отошел от него, он все равно не оставил бы меня в покое.

– Но этой разницы хватит, чтобы как следует проучить тебя, – заявил он насмешливо.

Парень действительно был здоров. Хотя я крепкого телосложения, плечист, выше среднего роста и в отличной спортивной форме, в сравнении с ним я казался щуплым подростком. Тем не менее, смело произнес:

– Но для этого тебе все же придется отпустить девушку.

– Без проблем! – тут же согласился верзила, разжал пальцы на руке своей жертвы и повернулся ко мне всем корпусом, расправив плечи, словно предлагая полюбоваться своим ростом и мощью.

Неожиданно бугай развернулся и обрушил на мою челюсть сокрушительный удар. Я совсем не ожидал от противника такой прыти, думал, мы еще перекинемся хотя бы парой фраз, прежде чем перейдем от слов к делу, а потому стоял без напряжения. Удар отбросил меня наискосок к противоположной стенке вагона, где я благополучно приземлился на сиденье. В голове моей, будто случилось короткое замыкание, и я почти физически ощутил, как из глаз посыпались искры. Если бы дело происходило на ринге, рефери наверняка открыл бы счет. Через пару секунд ко мне вернулось сознание. Я вскочил, принял боевую стойку, и когда бугай приблизился, с силой ударил его носком туфли чуть пониже коленной чашечки. Нога бугая подломилась, а на великолепных бежевого цвета брюках парня остался грязный след. Хозяин штанов невольно вскрикнул, а я резко выбросил вперед руку. Верзила слегка отклонился назад, удар вышел слабым, но пришелся в миниатюрный нос и его обладателю явно не понравился. Парень понял, что я в драке не новичок, сразу же перестроился. Он тоже встал в боевую стойку и, прикрыв одной рукой лицо, другой стал выискивать в моей защите брешь. Несомненно, бугай был сильнее меня, и возможно, искуснее в драке, однако я имел преимущество, был в отличие от своего противника трезв как стеклышко, и когда парень "выстрелил" кулаком, без труда увернулся. Еще один удар просвистел мимо моего уха, а вот следующий пришелся точно в цель. Ухо словно обожгло каленым железом. Я выдержал удар, шагнул в сторону, а затем саданул неприятеля сначала снизу кулаком в живот, а потом головой в лицо. Бугай потерял равновесие, сделал несколько шагов назад, остановился и забалансировал руками, будто находился на краю пропасти, однако устоял и снова ринулся в бой. Пора было подключать "тяжелую артиллерию". Подпустив парня поближе, я схватился за верхние поручни, приподнял ноги и ударил ими чуть пониже груди верзилы. Эффект был такой, словно в верзилу с близкого расстояния угодило пушечное ядро. Пролетев в полусогнутом положении несколько метров по проходу вагона, огромная туша рухнула на спину.

Ехавшая в вагоне публика дружно повскакала с мест и прижалась к дверям вагона, освобождая нам с бугаем пространство для драки. Не растерялась лишь девчонка – яблоко раздора. Она оказалась психованной. Промычав нечто нечленораздельное, девица бросилась к верзиле и нанесла ему звонкую оплеуху, выплескивая таким образом на пышущую здоровьем физиономию парня всю накопившуюся в ней обиду за поруганную девичью честь.

Однако пощечина ее была для бугая не более чем хлопок массажиста. Разъяренный парень одним взмахом руки отшвырнул от себя бывшую жертву и грузно поднялся. Его рука потянулась к заднему карману брюк, и секунду спустя, в ней блеснуло лезвие ножа. Появление в драке финки, явилось для всех присутствующих в вагоне пассажиров, а для меня особенно, неприятной неожиданностью. Я растерялся и стал пятиться. Выставив перед собой руку с торчавшим из нее острым поблескивающим лезвием, бугай приближался с грацией льва, подкрадывающейся к добыче. На его физиономии застыла гнусная ухмылка. Очевидно, парень уже предвкушал тот сладкий миг победы, когда повергнет меня на пол, вспорет мне живот и, выражаясь языком классиков-детективщиков, насладиться видом моих внутренностей.

Возможно, все так бы и случилось, как желал бугай, но тут произошло непредвиденное. Когда он проходил мимо прижавшегося к дверям вагона парня, того самого, жилистого с заостренными чертами лица, тот неожиданно бросился на верзилу. Неизвестно какая муха его укусила, но он вдруг сцепленными в замок руками со всей силы ударил бугая по запястью. Верзила не был готов к внезапной боковой атаке и от неожиданности выронил нож. Зарычав, он кинулся к обидчику. Парень встретил его атаку приличной зуботычиной. Бугай еще больше рассвирепел. Он занес кулак над головой парня, но тут подоспел я и левым свингом отбросил верзилу на середину вагона. Фурией подлетела растрепанная девица, и мы втроем точно злые осы закружили вокруг бугая, жаля его многочисленными ударами. Верзила растерялся, спасовал, закрыл голову руками и стал отступать к двери. К счастью для нас, а возможно и для бугая, электропоезд подъехал к станции, двери открылись, и мы совместными усилиями выпихнули своего обидчика на платформу. Посрамленный, злой как черт верзила, тем не менее, снова войти в вагон не решился. Когда двери электропоезда захлопнулись, от бессилия и душившей его ярости оттопырил средний палец руки и сделал неприличный жест, однако мы в ответ лишь рассмеялись, а девица, состроив гримаску, показала вдруг поплывшей за окнами вагона физиономии с отвисшей квадратной челюстью язык.

– Все в порядке, граждане! – произнес я громко, обращаясь к все еще стоявшей в оцепенении публике. – Инцидент исчерпан! – затем наклонился, поднял с полу нож. Это была дорогая вещица с массивной, отделанной янтарем ручкой, с блестящей кнопкой на слегка сужающемся конце ее, отличным стальным лезвием, на котором были выгравированы какие-то знаки. Холодное оружие. Только за ношение такого ножа срок получить можно, а уж за угрозу им и подавно. Тюрьма по бугаю плачет. Я упер лезвие в пластиковую обшивку вагона, нажал на кнопку – лезвие как в масло вошло в рукоятку. Не зная, что делать с вещицей, повертел ее в руках и сунул в карман. – Спасибо тебе, друг! – сказал я, протягивая парню руку. – Вовремя ты у бугая нож из руки выбил. Если бы не твоя ловкость, верзила меня на фарш изрубил.

Парень ответил крепким рукопожатием.

– Да все в порядке, шеф, – произнес он неожиданно блатным тоном и обнажил в ухмылке зубы из желтого металла. – Ты тоже отлично дрался. А фраера мы здорово проучили. Надолго запомнит нашу встречу. – Все – и жаргон, и приблатненная манера говорить, и наколки на худых пальцах рук, и зубы из дешевого металла, какие вставляют на зонах умельцы-зеки, выдавали в парне урку.

И тем не менее, парень мне нравился. Я испытывал к нему благодарность за вовремя оказанную помощь. Я внимательнее присмотрелся к новому знакомому. Не согласен я с теорией Дарвина, утверждающей, будто человечество произошло от обезьян. Кое-кто произошел от птиц. Приглядитесь внимательнее к окружающим вас лицам, и вы поймете почему. Многие из людей похожи на ту или иную разновидность пернатых. Кто-то на филина, кто-то на воробья, кто-то на ворону, а вот парень – на орла. Тот же неподвижный зоркий взгляд круглых, близко посаженых глаз; крючковатый, похожий на клюв нос, небольшой скошенный подбородок, и даже гладко зачесанные назад волосы напоминали оперение птицы.

– Не знаю как бугай, а я сегодняшний вечер запомню надолго, – я потер подбородок. – Челюсть еще долго болеть будет.

На поле брани остался лежать помятый журнал с надорванной страницей. Драка не прошла для девушки бесследно, она пребывала в шоке. Двигаясь, словно механическая кукла, девица подняла журнал, разгладила его рукой и с сожалением обронила:

– Жалко журнальчик. Чужой. Я его у подружки почитать взяла. Что я теперь Светке скажу? – голос у девицы был приятным, мелодичным, будто колокольчик.

Голова и та у парня поворачивалась как у птицы чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Он через плечо с удивлением посмотрел на девушку.

– Я вас не понимаю, мадам! – проговорил он тоном галантного человека. – Ваше прекрасное горлышко всего минуту назад могло быть перерезано перышком. Вы чудом спаслись от смерти. Вы жизни радоваться должны, а вы сожалеете о каком-то журнальчике.

Девица стала потихоньку отходить от пережитого в драке потрясения. По ее щекам разлился слабый румянец, в движениях появилась уверенность. Она виновато потупилась и промолвила:

– Вы извините, что так вышло. Я не давала верзиле повода заигрывать со мной. Он сам стал приставать.

– Да мы понимаем, – грубовато изрек парень. – Видели все сами. Так что нечего нам объяснять. Чего бугай от тебя хотел?

Девица смутилась еще больше.

– Гадости говорил всякие. Желал, чтобы я с ним пошла. Деньги предлагал… – она поморщила нос. – Но хватит о верзиле. Не хочу больше о нем вспоминать. Вы меня спасли, так что с меня причитается. Пойдемте в кафе, я вас угощу.

Я окинул взглядом скромный наряд девушки. По внешнему виду не скажешь, что дочь богатого коммерсанта.

– А денег у тебя хватит? – спросил я с сомнением.

– Я, между прочим, сегодня стипендию получила, – с гордостью изрекла девица. – Так что хватит.

– И ты хочешь, чтобы двое дядей пропили твое жалкое студенческое пособие? – съязвил я.

– Очень хочу, – честно призналась девушка. – Я же ваша должница.

Девушка обращалась исключительно ко мне, а парню, очевидно, не нравилось играть в нашем трио роль второго плана. Он поспешил вылезти на первый.

– Я тоже хочу! – заявил он настырно и хохотнул: – Я всегда готов помочь человеку освободиться от оттягивающих ему карман денег.

Девица по-прежнему обходила вниманием парня. Она вопросительно смотрела на меня, но я покачал головой:

– Нет, ребята, я не пойду. Меня на дне рождения ждут. И так уже опаздываю. Как-нибудь в другой раз. А вы отправляйтесь.

– Тоже дело, – одобрительно произнес парень. – Мы можем и вдвоем посидеть. Со мной не соскучишься, я мужик занятный. Много чего интересного рассказать могу. Ну как, идем, сестричка? – и он многообещающе подмигнул девушке.

Девица выглядела озадаченной. Очевидно, она соображала, не прогадала ли, предпочтя обществу, в общем-то, симпатичного и, между прочим, денежного бугая, общество фиксатого альфонса-урки. И будь верзила рядом, я бы рискнул поставить на него пару рубликов. Девчонка поняла, что попала из огня да в полымя и, обращаясь ко мне, просительно заговорила:

– Ну пойдемте с нами, я вас очень прошу. Мы не отнимем у вас много времени. Здесь неподалеку на конечной станции есть приличное кафе. "Экспресс" называется. Посидим в нем полчасика и разойдемся. Меня ведь тоже подруга ждет. Я к ней в гости еду.

И кто ее за язык тянул с дурацким предложением. Я заколебался. У девицы, кажется, был дар попадать в истории. За несколько минут она на моих глазах умудрилась попасть сразу в две. Ну, куда она пойдет с этим блатным, для которого чистка карманов честных граждан, по-моему, является основной профессией. А джентльмен должен оставаться джентльменом до конца. Таково мое жизненное кредо. Выручил из одной передряги – выручай из другой.

Я взглянул на часы и согласился:

– Хорошо, заглянем в кафе, но только на тридцать минут.

У девушки просветлело лицо. Она питала ко мне искреннюю симпатию, а когда открылись двери вагона, и мы вышли на платформу, даже взяла под руку. И чем же это я ей приглянулся?..

НЕОЖИДАННЫЙ ОБОРОТ

Мы прошли по гулкому подземному переходу и вынырнули на поверхность земли у автобусной остановки, где несколько человек поджидали наземный транспорт. Пересекли тротуар и стали спускаться по широким мраморным ступеням, чередующимися с площадками, к высотному зданию.

Я прекрасно знал, где находится кафе "Экспресс". Частенько бывал в нем в студенческие годы. Оно состояло из двух этажей, являлось придатком гостиницы "Интурист" и лепилось к ней с торца. Кафе летнее – первый этаж работал как столовая, второй – как кафетерий. В нем-то и отиралась местная молодежь и студенты из близлежащих учебных заведений.

Наша троица спустилась на квадратную, окруженную деревьями площадку с припаркованными на ней несколькими автомобилями, пересекла ее и направилась в обход гостиничного комплекса. На фоне сверкающих огней гостиницы ее задворки с плохим, можно сказать никаким освещением выглядели мрачно и уныло. Впрочем, наверное, именно так и должна выглядеть изнаночная сторона парадной жизни с ее складами, холодильными установками, прачечными, котельной, рабочими, призванными в итоге обеспечивать эту самую нарядную жизнь гостей нашего города. Два жизненных потока: один бурный, праздный, с экскурсиями, ресторанами, курортными романами; другой серый, будничный, с планерками, выходными, выговорами, зарплатами. И хотя оба потока не смешиваются, они не могут существовать друг без друга как не могут существовать корни без дерева и дерево без корней.

Обогнув угол гостиничного двора, мы миновали неширокую полосу зеленых насаждений и оказались на пятачке перед входом в нужное нам заведение с вывеской "Ресторан" "Кафе". Буквы были изогнуты из неоновых трубок, причем так витиевато, что прочитать с первого раза два простых слова было довольно трудно. Вход в ресторан был черным, главный находился внутри гостиницы и служил для обитателей гостиничных номеров, второй для посещения ресторана местными жителями. Хотя вход в ресторан считался черным, он отличался от расположенного по соседству входа в кафе, как богач от бедняка. Если первый имел шикарное фойе, швейцара, гардероб и туалет, то второй не имел не только вышеперечисленного, но и обычных дверей. Однако за определенную плату швейцару посетители кафе могли воспользоваться дамской и мужской комнатами ресторана, но дальше фойе вход им был заказан.

В этот час первый этаж кафе был уже закрыт, но на втором – царило оживление. По крутой лестнице мы поднялись в кафетерий, где под яркими разноцветными тентами стояли штук двадцать пять длинных столиков. Две стены в кафетерии были глухими, две стеклянными, одна из них выходила в офис администрации ресторана, другая в один из залов все того же ресторана. Вечерами там играл ансамбль, и посетители кафетерия, где не была предусмотрена танцевальная площадка, с завистью поглядывали на посетителей ресторана, отплясывающих в лучах прожекторов цветомузыки. Там протекала иная жизнь. Там сорили деньгами, заказывали дорогие блюда, напитки, музыку. Там и любили по другому – с размахом, шиком, чаевыми, цветами дамам к столу и закусками и выпивкой в номер. Пол ресторана находился на одном уровне с полом кафетерия. В жаркое время официанты приоткрывали вращающиеся на оси длиннющие окна, и тогда сквозь них подвыпившие парочки из кафетерия, проскальзывали в ресторан потанцевать. Но после двух трех танцев неизменно наступал конфуз. Музыканты неожиданно складывали инструменты и выходили на перерыв. Разгоряченная танцами ресторанная публика возвращалась к своим столикам, а прошмыгнувшие в чужую жизнь парочки некоторое время топтались на месте, ужасно стесняясь на виду у всех лезть обратно в окно. И тогда они, делая вид, будто идут в туалет, дефилировали через весь зал к выходу, спускались в фойе, и через улицу возвращались в кафетерий. Но иногда девочкам везло. Они знакомились с мужчинами без пары, их приглашали к столу и они вкушали небольшой кусочек сладкой жизни.

В баре мы взяли две порции водки, коктейль для девушки, напиток, бутерброды, пирожное. За все, к моему удивлению, расплатился парень. Когда проходили к облюбованному столику, мимо лестницы, едва не столкнулись с поднявшимся по ней небритым обрюзглым мужчиной. Он посторонился, пропуская нашу компанию.

Стол выбрали у перил с видом на внутренний дворик, расположенный этажом ниже. Дворик был квадратным и имитировал уголок дикой природы, состоявший из нагромождения камней, небольшого водопада и нескольких высохших деревьев. Девица упорно жалась к моей персоне и села на одну скамейку со мной. Парень устроился напротив.

– Давайте знакомиться, – предложил он, пододвигая к себе стакан с прозрачной жидкостью. – Зовут меня Санек, фамилия Чумаев, но можно просто Чума. Я к этой кличке привык. А как тебя кличут, красавица? – и Санек показал девушке зубы.

Девица по-прежнему испытывала к парню неприязнь, хотя и старалась открыто не выказывать своего отношения к нему.

– Меня зовут Анастасия, можно Настя, – сказала она сдержанно.

Пришел мой черед представиться.

– Игорь Гладышев. Можно Игорь Степанович или дядя Игорь, я не обижусь, – пошутил я, однако с намеком на разницу в возрасте, которую следует уважать. – За знакомство! – я стукнул своим стаканом о стакан Чумы и слегка дотронулся до фужера Насти.

– И чем занимается дядя Игорь? – полюбопытствовал Санек, залпом осушив свою порцию водки.

Я набрал в рот пахучую жидкость, прополоскал рот, дезинфицируя кровоточащие от удара бугая десны, и, проглотив водку, ответил:

– Я тренер в детской юношеской спортивной школе номер шесть. Обучаю пацанов вольной борьбе.

Санек оживился:

– О-о!.. – протянул он уважительно. – Тогда понятно, почему тебе удалось без труда справиться с верзилой в метро. Но ежели ты "вольник", чего же кулаками орудовал, а не показал ему пару приемчиков?

– Я между прочим, боксом в молодости увлекался, да и основы рукопашного боя изучал, – заметил я скромно. – Одно время даже инструктором по физической подготовке в войсках работал. А насчет приемчиков – у нам с бугаем весовые категории разные. Тяжеловат он для меня.

– С тобой, Игорь, дружить нужно, – заявил Чума с еще большим почтением.

– Дружи, я не против, – согласился я и посмотрел на обрюзглого мужчину, который с графинчиком водки и бутербродом на тарелке, прошествовал мимо нас к соседнему столику и уселся за него спиной к нам. Мужчина показался мне знакомым. – А ты, Санек, где работаешь? – в свою очередь полюбопытствовал я.

– А нигде, – с вызовом ответил Чума. – Откинулся я недавно. Пять лет отмотал.

Я мысленно похвалил себя за наблюдательность. Действительно, парень бывшим зеком оказался. Однако радоваться приобретению такого приятеля особенно нечего.

– И за что же ты сидел, Санек? – из вежливости поинтересовался я.

Парень был из гордецов. Он уловил легкое презрение, проскользнувшее в моем тоне и, по-видимому, в отместку мне, с какой-то бравадой заявил:

– Да так, обычная "расчлененка". Завалил я одного приятеля на хате, не понравился он мне. Распилил труп в ванной, а потом вынес из дому по кускам и закопал в разных частях города.

Потягивающая коктейль девица поперхнулась и непроизвольно пододвинулась ко мне, как ребенок придвигается к взрослому, когда в его присутствии кто-то рассказывает страшную историю. Держа в зубах трубочку, Настя исподлобья взглянула на Чуму, потом на меня и недоверчиво спросила:

– Правда что ли?..

Я криво усмехнулся:

– Да врет он все. За расчленение пять лет не дают. Если бы он отсидел за него все что полагается, был бы глубоким стариком.

– Правильно, – тотчас согласился Чума и взялся за бутерброд. – Не убивал я никого. А срок за драку получил. Ножом одного саданул…

В памяти свежи были воспоминания о встрече с бугаем. Я не хотел говорить ни о драке, ни о поножовщине и поспешил переменить тему.

– С тобой, Санек, все ясно, – заявил я и пододвинул к девушке тарелку с пирожным. – А ты, Настя, у нас студентка. Мы это поняли. Какого института?

– Я в медицинском учусь! – с таким пафосом проговорила девушка, что я невольно пожалел о том, что в свое время пошел учиться в физкультурный институт, а не в медицинский.

Но Чуме, по-видимому, нравилось стращать девушку, и он не желал менять тему разговора.

– Ха! Так ты будущий медик! – воскликнул он так, словно ему удалось уличить Настю в чем-то нехорошем. – Чего же ты испугалась, когда я о трупе заговорил? Я слышал, студентов-медиков заставляют в моргах так "жмуриков" потрошить, что "расчлененка" детской забавой кажется. Некоторые, говорят, даже удовольствие от вскрытия получают.

– Может быть, кто-то и получает удовольствие, я нет! – отрезала девушка. – Тем более что к скальпелю моя профессия отношения не имеет. Я терапевтом буду, а не патологоанатомом или хирургом.

– Ладно, ладно не злись, шучу я, – примирительно сказал Чума и обратился ко мне: – Кстати о скальпеле, Игорь. Покажи мне тот ножичек, что ты подобрал с полу в метро.

Нож из рук бугая выбил Санек, и он имел полное право на него взглянуть. Я полез в карман, достал нож и протянул его через стол Чуме. Он взял вещицу, повертел в руках, нажал на кнопку. Из рукоятки выскочило короткое широкое лезвие.

– Славное перышко, – с видом знатока изрек Чума и попробовал ногтем остроту заточки. – За такой ножичек я многое бы отдал. – Он поднял на меня глаза, в которых читалась зависть. – Слышь, Игорек, зачем тебе перышко? – вдруг спросил Санек. – Отдай его мне!

Я помахал перед собой ладонью так, будто протирал запотевшее стекло.

– Обойдешься! Возможно, этим ножичком кого-нибудь убили. Засветишься с ним где-нибудь, и тебя снова посадят. – Я протянул к Чуме руку. – Дай-ка сюда!

Саньку очень не хотелось расставаться с понравившейся ему вещицей, однако доводы мои он счел убедительными и безропотно вложил в мою руку нож.

– И то верно.

Неожиданно сидевший за соседним столиком обрюзглый человек поднялся и направился к нам. Он слегка прихрамывал. Неизвестно кто он был и чего ему от нас было нужно. Я быстро положил нож на стол и прикрыл его салфеткой.

– Здравствуйте! Разрешите?.. – произнес незнакомец. Как большинство тучных людей он страдал одышкой. Мужчина поставил на наш столик графинчик с водкой, рюмку, тарелку с надкусанным бутербродом и, не дожидаясь приглашения, уселся рядом с Чумой. – Вы, ребята, мне очень понравились, – незнакомец оглядел меня и Санька масляными глазами. – Я очень хочу с вами выпить. Не возражаете?

– Но-но! – отодвигаясь к перилам, презрительно воскликнул Чума. – Я с петухами не пью! Проваливай-ка отсюда, дядя!

У толстяка вытянулось лицо.

– Да вы что, мужики! – живо откликнулся он. – Я нормальной сексуальной ориентации. Просто ехал с вами в метро и видел, как вы ловко расправились с тем верзилой. А я страсть как уважаю смелых и сильных людей. Так что позвольте с вами выпить. – И мужчина, подхватив графинчик, плеснул из него в мой стакан и стакан Чумы немного водки.

Я вгляделся в толстяка и тут же его вспомнил. Действительно он ехал с нами в метро в одном вагоне, сидел в дальнем конце его и читал газету. Беспардонность мужика, с какой он влез в нашу компанию, мне ужасно не понравилась. Внешность тоже. У него была коротковатая, слегка отвисшая челюсть, с подбородком, начинавшимся там, где он и должен начинаться, и заканчивавшимся где-то в районе кадыка. Меж двух отвислых щек торчал похожий на большую картофелину нос. Темные глазки-бусинки смотрели из-под редких бровей настороженно изучающе и совсем не вязались с тем обликом добродушного толстяка, каким он хотел перед нами предстать. Прическу он носил короткую в сантиметр длиной. Такой же длины русые с проседью волосы покрывали щеки, подбородок и шею толстяка, из чего явствовало, что незнакомец не утруждает себя ежедневным бритьем и время от времени одновременно бреет голову и бороду. Одет неплохо, но неопрятно – в мятую с кругами пота подмышками серую рубашку на выпуск и свободные темные брюки с вытянутыми коленками.

– Валерой меня зовут, – представился толстяк и поднял стакан. – Предлагаю выпить за мужество, отвагу и героизм! Вы хорошие ребята!

Чума с толстяком выпили водки, я же повременил и взялся за бутерброд.

– Я хочу вам работу предложить, – заявил Валера и снова плеснул из своего графинчика в стакан Чумы. – Работенка как раз для таких бойких ребят как вы. Я видел вас в деле, и думаю, вы справитесь. Девушка тоже пригодится.

Толстяк сделал паузу, ожидая реакции на свои слова, но мы помалкивали, в свою очередь ожидая самого предложения и толстяк, сообразив, что пока ничем нас не заинтересовал снова открыл было рот, однако в этот момент раздалась трель мобильного телефона. Валера достал из нагрудного кармана рубашки небольшую плоскую трубку, приложил ее к уху.