Текст книги "Сердце Демидина"

Автор книги: Александр Велин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Дифракторы

В том, что ему понадобится Вова Понятых, Демидин не сомневался. Парень проявил редкую чувствительность. Тогда в лесу он впал в особое состояние, которое Демидин давно научился распознавать.

В какой-то момент Понятых повалился на траву и, казалось, заснул, блаженно улыбаясь. Но, глядя на его дрожащие веки, Демидин понимал, что он не просто спит – он ощущает обрывки другой реальности, за которой Демидин охотился долгие годы. Такую чувствительность необходимо использовать.

Кроме того, Понятых уже работал на КГБ и его можно будет посвящать в такие тонкости, о которых Демидин не имел права сообщать остальным древлянам.

О том, как именно встраивать его в группу, Демидин пока не думал, рассчитывая на то, что интуиция сама подскажет ему, что делать. Ему требовалась небольшая подсказка, и он вглядывался в окружающее, пока не ощутил знакомый бодрящий холодок под сердцем.

У входа в подъезд на скамейке сидели двое нетрезвых парней с мутной аурой бодуна и агрессивности. Четыре глаза уставились на него с вызовом. Эта парочка просилась в руки мастера. Демидин замедлил шаг и велел Василию и Лелю подниматься к Петьке. Те послушно исчезли в тёмном провале подъезда.

Константин Сергеевич медленно, как дрессировщик к тиграм, приблизился к скамейке. Один из парней начал демонстративно массировать кулаки.

Дружески улыбаясь, Демидин наклонился, разводя ладони в стороны в наполовину приветственном, наполовину ироническом жесте. При этом он приблизился к сидящим на расстояние вытянутой руки. Парни начали приподниматься. Один из них успел промычать «чо».

Демидин столкнул их головы быстрым охватывающим движением. Раздался тупой стук, и оба отключились. Их головы повисли, опираясь одна на другую. Демидин вытащил из кармана плаща приборчик, похожий на грубо, но прочно сделанный радиотелефон. Он нажал на кнопку, и приборчик зажужжал. Константин Сергеевич наклонил его к лицам потерявших сознание людей. Издалека казалось, что журналист берет интервью у двоих друзей. Те рассказывают о чём-то трогательном и в порыве чувств прижались друг к другу.

Демидин начал подкручивать круглую штуковину на своём приборчике. В какой-то момент жужжание сменилось ритмическими шорохами. Демидин похлопал оглушённых людей по щекам, и те медленно пришли в себя. Первое, что они увидели, было лицо человека, глядящего на них с отцовской нежностью.

– Очнулись, дурашки? – спросил человек. – Вы рады меня видеть.

Они счастливо засмеялись. Конечно, они были рады его видеть.

– Ни о чём не думайте, – сказал человек.

Их мысли исчезли, и в сознании осталась белая, как тундра, пустота.

– За мной, – поманил их человек, отходя к дому. Они заторопились за ним, опасаясь потерять его из виду.

Константин Сергеевич уходил к подъезду. Двое семенили следом, не отрывая от него глаз. Они ни разу не споткнулись. Демидин отметил про себя, что часть их сознания продолжала функционировать вполне независимо от гипноза. Психика человека настолько сложна, размышлял он, поднимаясь по лестнице (он старался не упускать возможности поупражняться), что полностью, до глубины подавить его свободу, видимо, невозможно.

Полёт в темноте

Демидин толкнул дверь в Петькину квартиру и, не снимая плаща, прошёл в комнату. Пара уличных хулиганов шли за ним, как утята за своей мамой. Разговоры в комнате прекратились. Петька, Василий, Лель и Вова Понятых удивлённо хлопали глазами.

Демидин обернулся к загипнотизированной паре:

– Ложитесь на пол. Лицом вниз, ногами к дивану, головами к окну.

Те бухнулись на ковёр.

– Как вы это сделали, Константин Сергеевич? – восхитился Василий.

– Обычный гипноз, – небрежно сказал Демидин.

Петька подошёл к лежащим.

– У, быдло, – сказал он.

– Это они к тебе цеплялись? – спросил Василий.

– Да, – злобно сказал Петька.

Вид у него был такой, как будто он их хотел пнуть.

Демидин посмотрел на Вову.

– Ну здравствуй, Владимир.

– Здравствуйте… Константин Сергеевич, – пробормотал Вова, смущаясь.

– То, что здесь произойдёт, останется между нами, договорились? – спросил Демидин.

Что было делать Вовке? Его раздирало между верностью старшему лейтенанту Конькову и КГБ и нарождающейся преданностью Константину Сергеевичу. Сказать «нет» не мог. Сказать «да» – значило обмануть Демидина, поскольку обо всем увиденном он будет обязан доложить Конькову. Демидин наблюдал за его душевными муками с сочувственной улыбкой.

– Договорились, – промямлил Вовка.

У него было муторно на душе от своего двуличия. Кроме того, у него опять появилось чувство, что Демидин знает больше, чем кажется.

– Вот и славно, – сказал Демидин, – садитесь, мальчики, в позицию номер четыре. Вокруг этих, – он указал на двоих, лежащих параллельно друг другу. – Они будут дифракторами. Вова, ты в центре. Будешь фокусом психооптической системы.

Он поставил стул между головами неподвижно лежащих на полу парней. К их ногам Василий и Петька придвинули ещё три стула. Демидин усадил Вовку на свой стул лицом к окну. Василий, Лель и Петька уселись позади. Демидин встал между лежащими дифракторами прямо за Вовкой и положил ему руки на голову.

Получилось нечто отдалённо напоминающее лодку – Вовка был её носом, Демидин стоял на капитанском мостике, а Василий, Петька и Лель были кормой.

Эта форма была недавним изобретением Демидина: «корма» являлась генератором энергии, «днище», где находились дифракторы, было стволом психооптической системы, а в фокусе находился медиум, от которого требовались чувствительность и чистота восприятия. Сам Демидин выбирал направление излучения и управлял медиумом.

Эксперименты показали, что пучок психического излучения способен пробить фанерную доску на расстоянии до тридцати метров, но Демидина такого рода результаты интересовали скорее как способ убедить начальство в том, что его исследования необходимо продолжать. В идеале «корма» должна была состоять из нескольких рядов людей, расставленных в форме параболической антенны, тогда, согласно расчётам, можно было бы прожечь лист тонкой брони.

К сожалению, консерваторы, которых было много в руководстве КГБ, не давали расширять масштабы экспериментов. Ещё одной проблемой была изнашиваемость дифракторов. Демидину приходилось экономить на мелочах и терять время.

– Начинаем! – скомандовал Демидин. – Левый кормовой!

Петька старательно загудел, вытягивая тонкую шею.

– Правый кормовой! – сказал Демидин.

Василий, сидевший позади справа, тоже начал гудеть низким голосом.

– Думаем о Родине! – приказал Демидин. – Думаем о её бескрайних просторах.

Он наклонился к уху Вовы Понятых и сказал ему тихо:

– Ты ни о чём не думай, просто жди.

– Центральный кормовой! – снова крикнул Демидин. – Думаем о её прозрачных и чистых реках.

В общий хор включился Лель.

Вовка почувствовал, что лежавшие у него на затылке ладони Демидина начали нагреваться. Прошло ещё несколько минут. У него закружилась голова и появилось ощущение нереальности происходящего.

– Стоп! – закричал вдруг Демидин. – Патриоты хреновы! Сожжём дифракторы к чертям собачьим.

Он наклонился к одному из лежащих и приподнял его за плечо. Тот улыбался, пуская розовые слюни. Демидин в ярости обернулся к кормовым.

– Я приказал думать о Родине! Кто думал о бабах?

Он грозно посмотрел на Петьку.

– Извините, – промямлил изничтоженный Петька. – Я старался, но вы как сказали думать о реках, я представил…

– Русалку, – улыбнулся Лель.

– Ему что о реках, что об озёрах, – хмыкнул Василий.

Петька сидел красный как рак. Демидин чертыхнулся и почесал затылок, раздумывая. Древляне замерли в ожидании.

– Ладно, – сказал Демидин, – попробуем что-нибудь простое, детское… Помните пионерскую речёвку? Приготовиться… Кормовые!

Раздалось гудение кормовых.

– Раз, два! – начал Демидин.

– Три, четыре! – рявкнули Петька, Василий и Лель.

– Три, четыре! – закричал Демидин.

– Раз, два! – отозвался хор.

– Кто идёт?

– Мы идём!!

– Кто поёт?

– Мы поем!!

– Кто шагает дружно в ряд?

– Наш космический отряд!

– Сильные! Смелые!

– Ловкие! Умелые!

Вове казалось, что он сходит с ума. Лежащие на полу дифракторы вздрагивали, будто через них пропускали ток. Руки Демидина напряглись на Вовкиной голове.

– Полный вперёд! – командовал Демидин. – Давайте, мальчики! Поднажмите, соколики!

Кормовые издали нечленораздельный рёв. Дифрактор справа затрясся и глухо выкрикнул в ковёр:

– Ахтунг!

– Бля! – хрипло ответил ему выхлоп дифрактора слева.

– Ахтунг!

– Бля!

– Ахтунг!

– Бля!

Внешняя стена Петькиной квартиры постепенно исчезла. На улице было темно, только тускло светила пара фонарей, да в доме напротив кое-где желтели окна. В одном показался силуэт женщины, окно открылось, и раздался крик:

– Людка! Зараза такая, сколько раз тебе повторять. Ужинать иди!

– Щас, – лениво ответила невидимая Людка, – пять минут.

С улицы тянуло дымком. Вовка ощутил, как лодка приподнялась над полом и начала выдвигаться в весеннюю ночь. Голоса дифракторов приобрели благородный металлический тембр.

– Ахтунг.

– Бля.

– Ахтунг.

– Бля.

– Ахтунг…

С высоты седьмого этажа Вова Понятых увидел тёмные комья деревьев и чёрные коробки гаражей. Вдалеке кто-то чиркнул спичкой и закурил. Было прохладно. Лодка медленно опускалась вниз. Оказавшись метрах в трёх от земли, она неуверенно поползла вперёд, словно протискиваясь сквозь уплотнившееся пространство. Вова казался себе живой статуей, вроде тех, которые прикрепляли на носах старинных кораблей. Он только хлопал глазами, поражаясь происходящему. Чесалась спина, но он сидел смирно, не смея шевелиться, – ладони Демидина впивались в его темя как огненные пауки.

Константин Сергеевич Демидин торжествовал. Его глаза горели огнём древних завоевателей, а волосы искрились от статического электричества. У его ног ритмично басили дифракторы. Сзади солидно гудели кормовые. Тусклые пятна бесцветного пламени плясали по барельефным ликам Петьки, Леля и Василия.

Изредка дифракторы сбивались с такта, и тогда воздушную лодку встряхивало. Она проползла над скамейкой у подъезда, над тёмным пустым двором, над гаражами и мусорными баками у соседнего дома. От проплывших под ними баков тянуло протухшей капустой.

Через несколько минут Вовка ощутил, что Демидин начал осторожно поворачивать лодку назад. У него заныла шея. Дифракторы подёргивались от перенапряжения, и к их молодецкому гудению начали примешиваться жалобные скрипы. Прошло ещё несколько минут, и лодка почти упёрлась в стену Петькиного дома. Она остановилась и висела, покачиваясь, над знакомым подъездом. «Как алкаш в очереди», – вдруг подумал Вовка и хихикнул. Тут же он получил отрезвляющий подзатыльник от Демидина.

Предстояло ещё преодолеть несколько метров подъёма к Петькиной квартире и расслабляться было нельзя.

Чтобы подняться, Демидину пришлось использовать людей на полную мощность. Он оглянулся и озабоченно осмотрел людей. Петькино маленькое личико сморщилось от усталости. Глаза Леля закатились, его рот раскрылся, и он стал похож на утомлённого сатира. Лоб Василия был покрыт крупным потом, но он выглядел лучше остальных.

Сантиметр за сантиметром лодка карабкалась вверх. Дифракторы почти выдохлись, и, казалось, только стальная воля Демидина, как трос, поднимает всех. Наконец они вползли в распахнутую стену Петькиной квартиры. Демидин выпрыгнул из теряющей очертания лодки и начал похлопывать по щекам Петьку, Леля и Василия, выводя их из транса. Позади них из пустоты медленно восстанавливалась стена.

Вовка поднялся со стула, поражаясь, насколько онемело его тело. Один из дифракторов дёрнул ногой и всхлипнул. Демидин озабоченно постучал по нему носком туфли – так шофёр грузовика проверяет давление в колесе. Он хмыкнул и, похлопав себя по карману, вытащил зажигалку и пачку сигарет. Его руки дрожали. Он выглядел до предела измотанным, но довольным.

На «корме» понемногу приходили в себя. Петька протирал слезящиеся глаза. Василий ошарашенно смотрел в пространство. Его лицо застыло, будто он хотел что-то сказать, но остолбенел, не начав фразы. Лель моргал, кончиками пальцев ощупывая лицо. Его локоны слиплись от пота и выглядели инфантильно, как бараньи кудряшки.

Путешествие окончилось.

– Давайте всё приберём, – сказал Демидин.

Древляне начали расставлять стулья по местам. Демидин наклонился к лежащим на полу дифракторам.

– Повернитесь, – приказал он.

Дифракторы с кряхтением повернулись лицами вверх. Их измученные физиономии выражали желание быть полезными. На щеках отпечатался рисунок ковра.

– Как тебя зовут? – спросил Демидин у правого дифрактора, небритого парня с выпирающим кадыком.

Тот захлопал глазами и с трудом произнёс:

– Костик.

– А тебя? – спросил Демидин левого.

– Санёк, – ответил тот.

– Увлечения у вас есть? – спросил Демидин.

– Ну… – начал было Костик и развёл руками в неопределённом жесте, охватившем потолок Петькиной квартиры и её стены.

– Ясно, – хмыкнул Демидин.

– Футбол, – развил мысль Костика Санёк.

– Футбол – британская игра, – недовольно сказал Демидин. – Любите народные виды спорта. Городки, лапту, кулачный бой. Любите наше государство. Наш народ, его культуру, историю и верования. Русских писателей: Пушкина, например. Вот у тебя, Санёк, имя, как у Пушкина. Знаешь хоть, как Пушкина звали?

– Тоже Санёк?! – поразился Санёк.

– Александр Сергеевич, – сдерживая улыбку, сказал Демидин.

– Пролетарии, – сердито пробормотал Петька.

Санёк недоумённо взглянул на Петьку и сморщился. Он попытался что-то вспомнить, но не смог.

– Они к тебе цеплялись? – спросил Петьку Демидин.

– Они, – подтвердил Петька. – Караулят возле подъезда. Двое на одного…

– Больше не будут, – сказал Демидин.

Он посмотрел на дифракторов.

– Запомните всех, кто сейчас находится в комнате. Будете им подчиняться. Ясно?

Дифракторы закивали головами. Демидин обернулся к Понятых.

– Прикажи им что-нибудь.

Вовка захлопал глазами.

– Ну, не знаю… – замялся он. – Скажите «мяу».

– Мяу, – с рабским усердием повторили дифракторы.

– Детский сад! – усмехнулся Демидин.

Он снова повернулся к дифракторам.

– На счёт три вы идёте во двор, садитесь на скамейку и спите. Утром забудете всё, что здесь произошло. Раз. Два. Три.

Дифракторы побрели к выходу.

– Проводи их, – сказал Демидин Петьке. – Проследи, чтобы не расшиблись на лестнице.

Петька проводил дифракторов до выхода из подъезда. Они уже подходили к двери, когда он вдруг приказал:

– Стоять!

Дифракторы остановились.

– Класс! – восхитился Петька. – На колени!

Дифракторы бухнулись на колени.

Петька подумал, что бы такое им ещё приказать, но ничего не приходило в голову.

– Встать, – сказал он, и тут его осенило. – Будете меня называть «ваше благородие». Ясно?

– Ясно, ваше благородие, – сказали дифракторы.

– Прелестно! – сказал Петька. – Пошли вон.

Глава 5

Вова Понятых встречается с Ирой

Вова Понятых решил не ждать автобуса и отправился к метро пешком. Он был переполнен впечатлениями и не замечал ничего вокруг. Закапал было дождь, но уже через несколько минут ветер разогнал тучи и на небе засверкали звёзды.

Он шёл, думая о Демидине и древлянах. То, что с ним случилось, было слишком огромным и неожиданным. В нём, как и во многих людях, может быть, и во всех, всегда жила смутная вера в чудеса, и вот с ним произошло настоящее чудо.

Он шёл мимо большого гастронома по Новой Запорожской улице. Когда он миновал освещённую стеклянную витрину, позади послышалось чьё-то дыхание. Вовка вздрогнул от неожиданности и обернулся.

Умильно наклоняя голову и неуверенно помахивая хвостом, на него глядел большой лохматый пёс. Его глаза говорили, что, мол, не знаю я, кто ты такой и что здесь делаешь, но неплохо было бы чего-нибудь и пожрать. Вываленный наружу язык подкреплял эту мысль.

Вовка наклонился и вытянул руку. Пёс приблизился и вежливо лизнул его ладонь. К его ошейнику была прикреплена металлическая бляха. В витринном свете просматривались выгравированные паутинкой буквы: «Джек, Новая Запорожская, дом 128, квартира 206». Собака явно потерялась, и Вовка пошёл разыскивать сто двадцать восьмой дом.

Дом он нашёл минут через пять. Дверь в двести шестую квартиру была обита тёмной кожей с кнопочками. Джек замахал хвостом и залаял. Изнутри раздался женский голос.

– Наконец-то! Заходите, открыто.

Вова открыл незапертую дверь и увидел увешанный одеждой коридор. Джек бросился к стоящей на полу миске с водой и принялся шумно лакать.

– Да войди же! – прозвучал тот же голос.

Удивляясь, Вовка прошёл в комнату и обомлел. На диване, покрытом чем-то напоминающим шкуру леопарда, возлежала одетая в нечто пенистое пожилая женщина. Тыльную сторону руки она положила на густо намазанный кремом лоб. Вовка застыл, смущаясь. Идиотизм ситуации дополнялся тем, что мадам его не видела – на её веках лежали кружочки огурца.

– Где ты его нашла? – простонала женщина. – Снова на мусорке? Вы меня до могилы доведёте!

Замерший Вовка смотрел, как её рука неотвратимо двигается к кружочкам, снимает их, её глаза распахиваются и расширяются от ужаса. Мадам издала убойной силы визг, в котором можно было различить «маньяк» и «убивают». «Убивают» Вовка услышал уже на бегу. Что угодно, лишь бы не слышать истеричного женского вопля. Он пронёсся мимо двери в комнату, мимо замершей собаки, с удивлённой морды которой капала вода, дальше по забрызганному полу на лестницу и – как можно быстрее вниз – вылетел из дома. Сбегая по лестнице через три ступеньки, он чуть было не сбил с ног поднимавшуюся навстречу девушку с заплаканным лицом.

Он выскочил на улицу, и за ним с грохотом захлопнулась дверь подъезда. Он постоял с полминуты, понемногу приходя в себя.

– Вот блин! – сказал он в темноту с чувством.

Потом поднял голову к усеянному звёздами небу, перевёл дух и пошёл к метро.

Погромы в Узбекистане

Необычайно душный июнь наваливался на Москву.

Из Узбекистана донеслись слухи о погромах турок-месхетинцев. Говорили, что всё началось с пьяной драки, после которой узбеки ринулись громить месхетинцев. Будто бы милиция ни во что не вмешивалась, а по улицам шла озверелая толпа, которая врывалась в дома и убивала всех – мужчин, женщин, детей, даже собак. Людей заворачивали в ковры, обливали бензином и сжигали, детей надевали на колья и несли по улицам.

Старший лейтенант Коньков слушал и не верил, не верил до тех пор, пока сам не услышал рассказ родственницы, которая позвонила его родителям из Ферганы. Она работала в детском саду и была в помещении вместе с детьми, когда во двор ворвалась пьяная от убийств толпа. Детей удалось спрятать в стоявшие у стены шкафчики для одежды, воспитательницы легли на пол. Их спасло чудо – на входных дверях снаружи висел замок, показавшийся закрытым. Замок на самом деле был открыт, но обкурившиеся коноплёй погромщики решили, что детский садик пуст. Они разбили несколько стёкол и ушли в поисках новой крови, оставив в живых смертельно перепуганных воспитательниц и так ничего и не понявших детей.

Люди ждали жёсткой реакции Кремля, но не дождались. Горбачёв решил военную силу не применять. Многие в КГБ были возмущены – бездействие только провоцировало новые конфликты, а местная партийная и криминальная шушера быстро привыкала к безнаказанности.

Антоша Феодоров перевербован по ошибке

У старшего лейтенанта Конькова тем временем случилась неприятность на работе.

Антоша Феодоров, с таким трудом выпестованный руководитель кропоткинских кришнаитов, перестал появляться в ашраме и не выходил на связь. Только Коньков принялся выяснять, в чём дело, как его вызвали к начальству, которое уже знало о происходящем больше, чем сам Коньков, о чём ему не без ехидства сообщило. Оказалось, что Антон увлёкся православием, крестился и решил порвать с кришнаизмом.

Пикантность ситуации заключалась в том, что органы узнали о случившемся от священника, крестившего и исповедовавшего Антона, – отца Леонида, работавшего в соседнем отделе. Причём сам отец Леонид в то время был атеистом – он попал в церковь по заданию КГБ.

Всё произошло случайно. Одетый в оранжевый балахон Антоша блуждал неподалёку от «Кропоткинской», бряцал колокольчиками и приставал к прохожим с проповедями. Драгоценный ученик Прабхупады излучал тусклое вегетарианское сияние и томился от желания поделиться радостями своей веры. На беду, он буквально столкнулся с отцом Леонидом и прицепился к нему с проповедью.

Он поведал отцу Леониду, что Христос является одним из перерождений Кришны. Бывший отчего-то не в духе отец Леонид посоветовал Антоше не совать свой нос в духовные материи.

На что Антон кротко улыбнулся и сообщил, что Кришна являлся человечеству под разными именами – в том числе в образах Христа, Будды и, наконец, недавно в образе благословенного в четырёх мирах Шри Шримады Бхакти Веданты Нараяны Махараджа Прабхупады.

В эти минуты Шри Шримада Махарадж ещё имел возможность спасти своего ученика. Он мог бы явиться в образе золотой голубки, которая приземлилась бы на зацелованное июньским солнышком Антошино темечко и поразила бы отца Леонида своим видом. Он мог бы превратиться в свирепого слона и растоптать отца Леонида за его оскорбительное неверие в Кришну. Он мог бы пролиться цветочным дождём, предстать в виде симпатичной пастушки-гопи или на худой конец материализоваться в образе милиционера, который разогнал бы спорщиков.

Но Махарадж, очевидно, был занят в своих четырёх мирах, и спор продолжился на улице, затем в метро, а потом дома у вошедшего в раж отца Леонида, который завёлся не на шутку. Антоша отбивался, но его вскормленная на тыквенных бульончиках увлечённость была сметена напором отца Леонида. Прозревший Антоша пожелал креститься. И только исповедуя его, отец Леонид осознал, что он натворил. Можно сказать, произошла производственная травма, и Антоша был ранен дружественным духовным огнём из соседнего отдела КГБ.

А старшему лейтенанту Конькову теперь предстояло расхлёбывать заварившуюся кашу.

Он сидел у отца Леонида в квартире, пил с ним чай и думал, как выкрутиться. Антоша должен был зайти с минуты на минуту. Отец Леонид виновато глядел на Конькова.

– Согрешил я, Димитрий Никодимович, – вздохнул он.

– Да уж, – с досадой подтвердил Коньков.

– Но откуда же я мог знать? – воскликнул отец Леонид. – Вижу, русский человек вырядился чёрт знает во что! Мне давно было интересно, отчего люди верят? Мы вот с вами атеисты – смотрим на вещи трезво, а те, кто верят в Бога, – они-то почему верят? По глупости? Многие вроде бы не дураки…

Коньков не ответил.

– Он мне говорит: «Сердце моё – зеркало, в котором нет ничего, кроме Кришны, – продолжал отец Леонид. – Всё, мол, существующее – вечность. Я его спрашиваю: «Ты крест на мне видишь?» Он говорит: «Вижу». Я говорю: «Значит и крест этот – тоже часть вечности, и я тоже?» Он говорит: «Да». «Тогда, – говорю, – я тебе от имени вечности заявляю, что кришнаитство твоё – чушь». Затащил его к себе, обрабатывал, пока он не сказал, что хочет креститься. А потом, уже на исповеди, он меня спрашивает: «Не грех ли, если я сотрудничаю с нашими секретными органами, с КГБ например».

Коньков вздохнул.

– Так и сказал: «Например»! – воскликнул отец Леонид. – А я думаю вот это да, я же своего товарища перевербовал!

На кухне засвистел чайник.

– Лёня, принести вам чайник? – послышался женский голос из другой комнаты.

– Ничего, мама, я сам! – закричал отец Леонид и побежал за кипяточком.

– Что же ему теперь сказать? – продолжил он, вернувшись. – Спрашиваю: «Ты в какую веру перешёл – нашу или иностранную?» Он говорит: «Нашу». «Ну и секретные органы, – говорю, – тоже наши! Понял?» Он сказал, что понял, но я думаю, что не до конца.

Коньков скорбно крутил в руках чашку.

– Слушайте, – промямлил он, – на нем держится наша работа в одной из кришнаитских групп. Мы потратили много сил, чтобы расчистить для него место. Что хотите делайте – человек должен вернуться в строй.

– Бог даст, выкрутимся, – сказал отец Леонид.

В дверь позвонили.

– Открыто! – крикнул отец Леонид, разглаживая бороду и приосаниваясь.

Старший лейтенант Коньков пересел на стоящий в углу комнаты стул.

Вошёл Антоша.

– Здравствуйте, батюшка, – сказал он елейным голоском.

Вместо привычного оранжевого одеяния на Антоше были короткие брючки и косоворотка. Заходя, он смиренно глядел в пол и заметил Конькова не сразу. А когда заметил, окаменел было, но овладел собой и, с вызовом не замечая взгляда старшего лейтенанта, пошёл к батюшке, наклоняясь, чтобы поцеловать ему руку. Старший лейтенант Коньков укоризненно посмотрел на отца Леонида.

Отец Леонид виновато крякнул и вдруг выдернул руку из-под вытянутых Антошиных губ. Антоша изумлённо уставился на батюшку.

– Садись, – буркнул отец Леонид.

Антоша сел, косясь на Конькова.

– Расскажи-ка нам с товарищем старшим лейтенантом, – начал отец Леонид, покашливая, – как ты дошёл до такой жизни? Покинул боевой пост!

– Да как же я к кришнаитам пойду, батюшка, – сказал Антоша, – вы же мне рассказывали, что это сатанинское место.

– А если бы я тебе сказал Родину предать, – сердито сказал отец Леонид, – ты бы и тогда меня послушал?

– Вы же сами сказали, что Кришна их – бесовщина, – возмутился Антоша.

– Да, говорил, – согласился отец Леонид. – Но, с другой стороны, сам посуди, что они тебя там – убивать заставляли, что ли? – спросил он. – Ведь нет? Или воровать? Тоже нет. Значит, многия заповеди там соблюдаются. Многия и многия заповеди.

Антоша молчал и хмурился.

– А скольким людям они помогли! – продолжил отец Леонид. – Постятся, мирные, как овечки, не сквернословят, не пьют, не безобразничают. Бедным еду раздают.

– Они – богохульники, – сказал Антоша и с достоинством перекрестился.

Но в его глазах была неуверенность.

– Может, они и богохульники… – вздохнул отец Леонид, – а без нас-то с тобой, знаешь, куда они попадут?

– В геенну огненную, – сурово сказал Антоша.

Отец Леонид покачал головой.

– Нельзя тебе их бросать. Ты побыл бы у них.

– Что же мне, батюшка, в православие их обращать?

– Не сразу, не сразу, – поспешно сказал отец Леонид, бросив боязливый взгляд на Конькова. – Тебе товарищ старший лейтенант скажет, что делать. Твоя обязанность быть на своём посту. Понимаешь?

Антоша вздохнул и кивнул головой.

– Не сердитесь на него, товарищ старший лейтенант, – попросил отец Леонид Конькова, – дайте ему задание, и он справится.

Коньков критически посмотрел на Антошу.

– Справишься? – спросил Антошу отец Леонид. – Что молчишь?

– Справлюсь, – потупившись, сказал Антоша. – Можно вопрос товарищу старшему лейтенанту?

– Задавай, – сказал отец Леонид.

– На исповедь мне ходить можно? – спросил Антоша.

Коньков переглянулся с отцом Леонидом.

– Раз в месяц, – разрешил он.

– Благодарствую, – сказал Антоша.

Коньков мысленно выругался: «Вот и работай с такими! Детский сад, а не сотрудники».

– Что ж, Антон, – сказал он, – ещё одно нарушение – и пощады тебе не будет.

Он подумал и добавил:

– И батюшка тебя накажет. По духовной линии, так сказать.

Ситуацию, таким образом, удалось выправить, хотя Конькова теперь не покидало неприятное чувство, что Антоша оказался далеко не таким надёжным сотрудником, как ему казалось.