Текст книги "Ослиная Шура"

Автор книги: Александр Холин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ого!

В его устах такое восклицание значило многое. Даже очень. За свою разноцветную жизнь искателя приключений и не безбедного существования на рынке авантюристов крупного масштаба, он повидал многое. И если обстановка Шурочкиного острова произвела на него впечатление, значит, творческий вкус у хозяйки был не ординарен.

Поцеловав девушку – надо сказать, что такой способ сближения сердец пришёлся по вкусу обоим, – Роберт прошёл в залу, разглядывая мелкие безделушки, чеканку, небольшие акварельки, развешанные в беспорядке по стенам среди пробегающих по обоям настоящих лиан с лаковыми малахитовыми листьями глубокой зелени.

Из всего Шурочкиного китайского-индийского рая лианы считались, чуть ли не самой ценной ценностью, потому как значились настоящими, завезёнными «оттудова», то есть самыми забугорными. Естественно, что хозяйка гордилась этим, а когда увидела, что Робику лиановые побеги откровенно понравились, сердце девушки ещё больше оттаяло.

Во всяком случае, сколько можно быть одной и можно ли? Да, есть работа! Да, Шура считала себя самодостаточной! Но когда человек один – он, словно птица бескрылая, словно подранок, потерявший стаю. Самостоятельный, очень уважаемый, но никому попросту не нужный отщепенец. Поэтому одинокий человек всегда мечтает о ком-то, кто поймёт и оценит, что одиночество хорошая вещь и сумеет променять эту хорошую вещь без претензий на глупую и никчёмную собственную свободу.

Пока Роби осваивался с неосвоенным и знакомился с незнакомым ещё внутренним миром Шуры, она уже успела упорхнуть на кухню, сварить кофе, даже организовать на полу вокруг пня что-то вроде небольшого неформального сейшена, благо, топтыжья шкура была не против и хитро посматривала на гостя стеклянными глазами.

– Я к кофею предлагаю ещё коньячку немножечко. Не возражаешь? – пригласила она гостя, разливая по бокалам армянский «Арарат». Роби не возражал. Он уселся по-турецки возле шкуры, на которой сибаритствовала его подружка, взял бокал, принялся выцеживать из не шибко соображающей головы тост, поскольку надо же за что-то выпить:

– А сейчас выпьем за… э-э-э… чтобы…

– Чтобы стоял, и деньги были! – захохотала Шура.

Роби очередной раз поперхнулся, но надо отдать ему должное – быстро справился с собой, снисходительно улыбаясь, поддержал тост хозяйки:

– А что, самое время!

Они пили армянский коньяк, закусывали поцелуями, пока оба не оказались, в конце концов, рядышком на медвежьей шкуре, в её косматых объятиях. Иногда Шура в мечтах представляла встречу с желанным именно такой, или ей только казалось, что раньше когда-то приходили полузапретные видения о такой встрече – это не важно. В данный момент важным было то, что желанный сидел рядом, послушен, влюблён и чертовски доступен! По крайней мере, в данный момент. Этого и хотела Шура.

Она с наслаждением, граничащим с необъяснимым восторгом, упивалась почти забытым запахом мужского тела, будившего в ней самые сокровенные, самые похотливые вольготные желания. До сей поры, эти желания даже не мечтали овладеть сознанием девушки, и существовали, загнанные на задворки подсознания. А теперь, подкреплённые фантазией художника и чувствительными запахами, они рвались наружу, обнажая свою свирепую жадность и неутолимый голод, требовали воплощения в жизнь, чтобы исполнить радостный ритуальный танец на сплетённых воедино телах.

Шурочка стала с нетерпеливостью измученного жаждой путника, одолевшего ненавистную пустыню, срывать с этого источника живительных наслаждений одежду, впилась в его обнажённое мускулистое плечо мелкими хищными зубами очумевшей мурены. К тому же, как свирепая дикая кошка расцарапала гладкую шкуру попавшейся в лапы дичи.

Роберт, не ожидая подобного чувственного садизма, незадачливо крякнул, но вскоре в унисон подружке стал избавляться от ненужных мешающих тряпок, помогая Шурочке также освободится от излишней одежды, хотя для неё это было делом одной секунды. Он снова увидел обнажённое женское тело, красивую высокую и тугую грудь, претендующую на роль девичьей, округлый живот с мелкими шрамами, оставшимися от беременности, и ясно почувствовал клокотавшее в ней онгоновое пламя [3]3
  Пламя онгона – адский огонь.


[Закрыть]женского желания. Это было, пожалуй, самое главное. Сжимая в объятиях, целуя, лаская, распаляя её, он не давал, однако, одерживать над собой верх в этом столкновении двух энергий, двух полюсов, двух ипостасей жизни и смерти.

Вскоре, чуть ошалевшие, но ещё не желающие отказываться от нахлынувшей волны сексуальных откровений, они перебрались на Шурочкин водяной матрац, раздольем своим позволяющий проделывать всё, что ещё можно было придумать в технике и тактике секса. Придумать что-нибудь новое было довольно сложно, но оба очень старались и вывернули наизнанку всю свою изобретательность.

Шура так расшалилась, что икона Оранты – Божьей Матери Управительницы, висевшая над матрацем, свалилась на них. И, как ни странно, именно икона их остановила. Даже не остановила, а заставила прервать неутихающее сексуальное священнодействие.

– Осторожней, девочка моя, – Роби взял в руки икону. – Ух, ты!.. Ярославская школа и, кажись, довольно редкого письма. Откуда это? Шестнадцатый век. Уникальная вещица, между прочим.

– Ты в этом разбираешься?

– Чуть-чуть, – поскромничал Роби. – Иконы – одна из моих специализаций. Эта выполнена энкаустикой, то есть восковой живописью, что среди ярославских мастеров в начале шестнадцатого века считалось верхом совершенства. Энкаустику потом переняли и другие иконописцы, но Ярославцев видно сразу.

Шурочка не обратила внимания на эту фразу, вернее, ей сейчас было не до энкаустики или чего-то ещё. Сейчас она владела другой не менее ценной и живой иконой! – это был Телёнок: здесь и сейчас, рядом и неутомимый, ощутимый и послушный, тёплый и ласковый! А Богородица? Богородица – это что-то запредельное, скорее, дань моде, чем реалия или религия. Может быть, она есть или была когда-то, но женщина женщину всегда поймёт и помилует, потому что секс сваливается на женщину не каждый день, тем более такой необыкновенный и захватывающий.

– Божия Мать меня простит, – улыбнулась Шура, – она же, как-никак женщина. Она меня поймёт. И ва-аще, женщинам надо прощать маленькие слабости, пора бы тебе это усвоить. Или я тебе уже надоела?

– Ну что ты, – улыбнулся Роби. – Если женщина хо-о-о-чет, – сфальшивил он. – Во всяком случае, мне с тобой просто хорошо! Здесь и сейчас! Мне наплевать, что будет с нами потом, мне хочется владеть тобой здесь и сейчас!

– Не хочу ничего слышать, тем более слушать, – капризно замахала лапками Шурочка, – хочу тебя. Иди сюда…

Глава 2

Нахальное утреннее солнце доставало Шуру довольно долго, не давая понежиться в объятиях небыли, щекоча её довольно-таки не уродливую мордашку. Прямо скажем: женщиной она была не без шарма и природного неординарного характера, чем очень гордилась. Более того, удивительная эксклюзивность иногда позволяла ей отпускать циничные шуточки в чужой адрес, особенно мужской половины человечества.

И только вчера, впервые за многие годы добровольного затворничества, кое случалось когда-то, но уже не с ней, а с какой-то другой Шурой, которую она не знала, не понимала, да и не любила нисколько, пришла та волна нежности, чуткости, всеобъемлющей радости, какую желает любая женщина в образе принца, короля, или просто любимого.

Иногда женщина становится суфражисткой, но отнюдь не из-за природной вредности, а из-за нехватки внимания от мужчин. Допустим, известная многим ныне Мария Арбатова карьеру сделала именно на призывах женщин бороться с ненавистными мужиками, а сама два раза побывала замужем и дети есть, вот и вся борьба. Таинственное сердце женщины! Но что в нём таинственного, позвольте узнать?

Любая, даже самая стервозная баба сдаётся на милость победителя, если тот будет обладать хотя бы минимальным запасом нежности, не говоря уже о материальной стороне вопроса. Но когда здесь тоже проблем не возникнет, вряд ли от такого принца, короля или просто любимого женщина добровольно откажется. Разве что тот изменит с «бодуна», или просто не устояв под стрелами другой охотницы, вышедшей на рыбалку, схватит и послушно проглотит приготовленную для него наживку.

Вот тут можно ожидать бурь, скандалов, негодований, угроз, клятвенных обещаний отомстить – во всех интерпретациях, видах и вкусах. Человек предательства не прощает, а женщина, говорят, тоже человек, способный на предательство, но никому не прощающий таких ошибок.

В своей жизни Шура когда-то испытала в полной мере и подлость, и предательство. Её бывший муж, которого она справедливо называла морганическим, то есть, тайным и не запротоколированным, никогда не пропускал мимо скользящих юбок, томных взглядов и ненароком оброненных улыбок. Это при всём том, что кроме Шуры у него была ещё и официальная жена, занесённая в протокольный альбом семейного счастья. Некоторые женщины соглашаются даже на такие отношения, лишь бы почувствовать хоть немного любви, а иногда, чтобы просто родить малыша, ведь любая женщина, не испытавшая материнства, может, попросту свихнуться. И мужики этим часто пользуются.

Шура иногда прокручивала в памяти первую встречу с Гиляровым, но не специально, а просто непроизвольно так получалось. Вспоминать прошлое с позиций – «вот я бы никогда сейчас так не сделала…», – было вовсе ни к чему, хотя иной раз оно догоняло и выныривало из волны подсознания как незваный, непрошеный гость. Нельзя о прожитом времени говорить, что прошлое – хуже татарина, как принято считать незваных гостей. Но когда оно неожиданно догоняло и бомбило голову, казалось бы, ненужными воспоминаниями, Шура непроизвольно отдавалась и подчинялась ему так же, как оставшиеся в живых фронтовики: «Вспомню я пехоту и штрафную роту, и тебя за то, что дал мне закурить…». Эти воспоминанья прошлого живут в сознании человека особой, даже обособленной жизнью и приходят всегда как незваные гости.

Зачастую воспоминанья выглядят не очень-то прилично, хотя человек всегда пытается забыть нехорошие поступки, вычеркнуть из жизни все неадекватные случаи. Но именно они иногда возникают незвано негаданно из потустороннего Зазеркалья, как лунная дорожка на воде, как отзвук услышанной ещё в детские годы почти не забывшейся песни.

В жилищном кооперативе художников на углу Брянской улицы и площади Киевского вокзала обитало много разномастного люда, порой, к художникам вообще не относящимся. Таким был её неофициальный муженёк Алексей Гиляров, такими были и его дружки – Кирилл Щипарёв, Алёшка Греков, получивший с лёгкой Шурочкиной руки прозвище «Швондер», и Люда Кадацкая. Собственно, Кирилл Щипарёв случайно познакомил Шурочку с Алёшей.

Да, они жили в соседнем доме, да, Шурочка не раз видела Кирюшу, выгуливающего любимого кокер-спаниеля, и попутно обсуждающего с кем-нибудь из попавшихся со свободными ушами жителей кооператива очередные наболевшие проблемы. Но в компанию дворовых сплетников Шурочка записываться не спешила.

В этот раз острый Кирюшин взор упал на одинокую фигуру одинокой женщины, никуда особо не спешащую, значит, готовую выслушать Кирюшины мысли.

С той поры, когда Шурочка перебралась в дом художников из Кунцево, прошло много времени, но в этом кооперативе люди не очень-то старались знакомиться с соседями. Нехорошей плесенью на общей спокойной поверхности болота художников был только болтливый Кирюша и ещё два-три похожих на Щипарёва «рупора истины».

– Простите, можно вас задержать на секундочку? – полувопросительно обратился к ней Кирюша. – Я часто вас вижу во дворе, но ни разу на собраниях кооператива не встречал.

– Простите, – ехидно передразнила его Шура. – Я должна ходить на собрания, чтобы обязательно познакомиться с вами?

– Вовсе нет, – смутился Кирилл. – Я думал, что каждого жителя нашего кооператива интересует благосостояние именно того места, где он проживает. Не зря же наш жилищный кооператив считается образцовым!

– Образцовым? – удивилась Шура. – В какой же статистической или рейтинговой палате это отмечено? И чем же не устраивает вас наше образцовое жильё, позвольте узнать?

– Очень даже устраивает, – замахал руками Кирилл. – Вот только председатель наш выбран, мягко говоря, опрометчиво.

– Ольга Михайловна? – Шура удивлённо пожала плечами. – Я знаю Богданову давно. Она неплохой художник. По её рекомендации меня взяли в секцию копирования известных картин, за счёт чего я, в общем-то, и живу. Она помогает одиноким, жителям нашего дома, в частности выбивает для них материальную помощь в соцобеспечении. Где и как Ольга Михайловна вам дорогу перебежала?

– Сразу прослеживается непосещение кооперативных собраний! – парировал Кирилл. – Если бы вы потрудились посетить хотя бы какое-нибудь последнее собрание, то у вас сразу пропало бы беззаветное доверие к Богдановой. Да и художница она – так себе, право слово.

– Знаете, любезный, – оборвала его Шура. – Вы, вроде бы, мужчина. А чем постоянно занимаетесь? Я вас вижу только как выгуливающего свою собаку и сообщающего тайные мысли на ушко подвернувшимся слушателям. Богданова, конечно, не известная всем Серебрякова, но я видела её работы и не вам ей кости мыть. Вы, любезный, сами-то можете похвастаться хоть чем-нибудь? Своей работой? Или «перемывание костей» – ваша истинная работа? Всё же, не мешало бы вам хоть немного уважать председателя кооператива. Тем более, что Ольга Михайловна вдвое старше вас.

Шура резко повернулась и направилась к выходу из двора. Но упрямый Кирилл догнал её и извиняющимся тоном промямлил:

– Вы неправильно поняли меня! Ведь нельзя же так – голову с плеч! Лучше приходите сегодня к Алексею Гилярову в шестьдесят первую квартиру. Мы там, в семь вечера собираемся. У Алёши даже жены дома не будет.

После такого своднического заявления Кирилл действительно чуть не схлопотал по своей пухлой улыбающейся роже, обрамлённой лохмами чёрных с химической завивкой волос. Но его вовремя окликнула какая-то «кооперативная» бабушка, и он, кивнув Шуре, помчался делиться с позвавшей его старушкой свеженькими сплетнями о нашкодившей председательнице кооператива.

– Надо же! – досадливо сплюнула Шура. – Настоящий Союз художников с доставкой гадостей прямо на дом! И каждой натурщице – по рюмочке тройного рома за авантажную работу.

Девушка тут же попыталась выкинуть из головы всякую пошлость, видимо, Щипарёв больше ни на что не способен кроме этого. Но Кирюшины слова почему-то не давали покоя Шурочке весь день. Более того, к семи вечера она решила всё же сходить в шестьдесят первую квартиру соседнего дома с тем, чтобы узнать, какие всё-таки революционные маёвки разрастаются в их жилищном хищном кооперативе, как поганки после дождя. Тронуть её никто не посмеет, а вот узнать про сборище не помешает. Да и посмотреть на собравшихся стоит, хоть немного познакомиться с проживающими в непростом кооперативе художников «МСХ-2».

На звонок дверь почти сразу же открылась. Шуру впустил в квартиру сам хозяин. Его девушка никак не могла припомнить, хотя жили в одном кооперативе и в соседних домах. Уж такое наше время, что, порой, люди не ведают, кто живёт с ними на одной лестничной площадке, а тут в соседнем доме! Конечно, Шурочке некогда было разглядывать соседей. Гиляров приветливо улыбнулся и пригласил пройти в комнату.

Шура чуть задержалась в прихожей и неудивительно. Хозяин превратил свою двухкомнатную квартиру в однокомнатную, убрав лишнюю, как ему казалось, перегородку. Но квартира сразу стала нестандартной, необычной и просторной. Возможно художнику, если Алексей был настоящим художником, это было как раз необходимо. Хотя полёт мысли нельзя запереть ни в какие рамки, а тем более квартирные, но, может, художнику расширение замкнутого пространства потребовалось для работы.

В углу зала у глухой стенки примостился стандартный раскладной диван, а второй, но уже не раскладной, зато карельской берёзы, занимал место у другой стены. Меж ними стояли разные помпезного вида кресла и стулья, расставленные, видимо, для гостей. Гостей было не так много. Все они иногда подходили к круглому столу в центре комнаты, на котором красовались разномастные бутерброды и блестели стеклянными боками бутылки с «Вазисубани» и «Киндзмараули».

С противоположного конца комнаты к пришедшей гостье устремился улыбающийся толстенький Кирилл:

– Наконец-то! Как здорово, что вы пришли! Алёша, – обратился он к рядом стоящему Гилярову, – я о ней говорил. Это Александра Ослиная из соседнего дома. Нашего полку прибыло!

– Вы всерьёз полагаете, что я способна воевать в вашем полку? – усмехнулась Шура. – И может ли хоть какая война доставить радость, ведь в любом сражении неизбежны потери?

– Ах, будет вам! – отмахнулся Кирилл. – Алексей всё объяснит. Он это делает гораздо лучше, чем я.

С этими словами Кирилл ретировался в другой угол вместительной комнаты, где несколько присутствующих дам отнеслись к нему более благосклонно. Это было заметно хотя бы потому, как улыбались дамочки, готовя уши под Кирюшину словесную лапшу.

– Не принимайте близко к сердцу его болтовню, – Алексей махнул в сторону Кирилла рукой. – Иногда он такого может нагородить, что сам потом не разберётся, что правда, а что наплёл, но вовсе не со злости.

– Значит, он всё сочинил про Ольгу Михайловну и заманил меня сюда, как муху, прилетевшую на мёд? – обиделась Шура.

– В общем-то, вы пришли не зря, потому что власть в кооперативе надо брать в свои руки, – попытался успокоить гостью хозяин. – Я в двух словах объясню сейчас положение вещей и, думаю, вы со мной согласитесь. Дело в том, что когда СССР уже готовился почить в бозе, государство с лёгкой руки Горбачёва, а за ним и Ельцина, разрешило открывать кооперативную торговлю, что позволило в свободном пространстве под вашим домом открыть множество маленьких магазинчиков.

– Ну и что? – пожала плечами Шура. – Там один из залов принадлежит даже Зурабу Церетели. Неужели плохо, когда художник может спокойно продавать свои работы? Вспомните «Бульдозерную выставку», когда работы русских художников смели железными бульдозерами! Вы хотите вернуть Совдепию, когда за любое нечаянно сказанное слово человеку грозили пожизненные лагеря, когда без суда и следствия сажали писателей и высылали поэтов? Или же мечтаете семенить на поводке у мировой масонской закулисы, где испокон веков разрабатывают планы, как задушить творческую Россию? Вспомните, что многоуважаемые масоны сделали с русским императором Павлом Первым?

– Вовсе нет, я отнюдь не за сотрудничество с заграницей. Я тоже художник и ценю свободу творчества, – пытался оправдаться Гиляров. – Здесь дело в другом. Хозяева торговых точек должны вносить арендную плату за пользование принадлежащей нам территорией. Так?

– Допустим…

– Не допустим, а именно так! – рубанул Алексей рукою воздух. – А денег на нужды кооперативного хозяйства не поступает! Спрашивается, где они?

– Вы хотите сказать, – нахмурилась Шура. – Вы хотите сказать, что Ольга Михайловна присваивает себе чужие деньги? Вы в своём уме? Я не раз бывала у неё дома и могу засвидетельствовать, что наша председательница живёт более, чем скромно.

– Я ничего не имею против Ольги Михайловны, но разобраться в финансовом положении кооператива необходимо! – не сдавался Гиляров.

– Я тоже не против вашего разбирательства, – пожала плечами Шура. – Но я-то вам зачем понадобилась?

– Очень просто! Чем больше жильцов будет переходить на нашу сторону, тем быстрее мы сможем привести дом в порядок!

– Прямо-таки и в порядок? – усмехнулась Шура. – В истории планеты любой из новых монархов сулил народу новый порядок, но это редко у кого получалось.

– У нас получится, – уверенно кивнул Алексей. – Тем более, что наш жилищный кооператив не огромная страна, а всего лишь два дома на Брянской улице. Кстати, вон за столом мой приятель Алёшка Греков сейчас тост произносить будет. Присоединимся?

Шура не видела смысла отказываться, и Лёша вручил ей стаканчик красного «Киндзмараули». К столу подтянулись другие участники застолья, приготовившись слушать тост.

– У одного грузинского царя, – грассируя, начал Греков, подлаживаясь под кавказский акцент, – было три красавца сына. А у другого грузинского царя была красавица дочь. И вот, старший из сыновей первого царя решил жениться на царевне. Но она ему поставила условие: царевич должен на своём коне догнать царевну, обнять её на всём скаку, поцеловать на всём скаку! И только после этого царевич сможет взять её в жёны. Царевич согласился, не сомневаясь, что мужчина должен быть лучшим наездником, чем капризная принцесса. Но его конь оказался намного хуже скакуна принцессы. Царевич даже не смог догнать девушку и его сбросили в пропасть! Повторить попытку брата решил средний царевич. Он долго гнался за царевной на своём аргамаке! Догнал! Обнял! Но не смог поцеловать, и его тоже сбросили в пропасть. Потом решил жениться на царевне самый младший царевич! Он также долго гнался за прекрасной наездницей на своём ахалтекинце, обнял на всём скаку, поцеловал на всём скаку, но его тоже сбросили в пропасть! А за что?! За компанию! Так выпьем же за компанию, дорогие!

– За компанию – грех не выпить! – поддержала его Шура.

Греков изящно поклонился поддержавшей его даме, и вскоре подошёл к Гилярову с Шурой, высказать своё алаверды.

– Благодарю вас за благосклонное отношение, – расшаркался он перед Шурой. – Очень рад, что вы присоединились к нам, ибо тот, кто не умеет собирать купоны с торговцев шерстью, а заодно и с доверившихся жителей, достоин осмеяния.

– Вот как? – Шура с нескрываемым удивлением посмотрела на нового знакомого. – И как же вы собираетесь стричь свои купоны? То есть, сбривать шерсть с доверчивых жителей?

– Всё очень просто, – не растерялся тот. – Давно уже один из наших бывших вождей произнёс золотые слова: «Цели наши ясны! Задачи определены! За работу, товарищи!». [4]4
  Н. С. Хрущёв. Из речи на XX съезде КПСС.


[Закрыть]

– Любопытно, – хмыкнула Шура. – Из вас, любезный, очень неплохой товарищ Швондер получится! Читали «Собачье сердце» Булгакова? А экранизацию помните? Там Роман Карцев здорово вас спародировал. Посмотрите фильм на досуге, никогда не помешает знать, кто вы и как выглядите.

Прямое высказывание Шуры вызвало смех даже у близких друзей Алексея Грекова, за которым прозвище Швондер с той поры и укрепилось. Впрочем, вечер получился довольно гламурный, тем более, что Гиляров познакомил Шурочку с довольно серьёзным мужчиной Медведевым Риммом Ивановичем. Девушка не знала, какой это человек в обычной бытовой жизни, но как специалист Римм Иванович произвёл на Шурочку огромное впечатление.

Он был профессиональным юристом и обрисовал положение кооператива довольно понятливо и живописно, так что девушка без труда поверила ему.

Мало ли что говорил Гиляров с дружками, но когда профессионал, не особо скрывая, выложил перед жительницей кооператива весь юридический расклад хозяйственных дел, Шура просто поразилась способности этого человека видеть почти неприметные вещи и замечать незамечаемое. К тому же, адвокат обрисовал положение вещей вовсе не в пользу Алёши Швондера и Гилярова. Скорее всего, с точностью до наоборот.

Римма Ивановича пригласили в гости тоже только затем, чтобы заручиться помощью блестящего адвоката в своём лагере. Но этим наполеоновским замыслам, похоже, не суждено было сбыться. Начавшееся знакомство с юристом нарушил тот же Лёша Гиляров, стремившийся познакомить Шуру с другими выдающимися гостями. Второй знаменитой личностью оказался Герман Агеев, широко известный в узких кругах экстрасенс.

Надо сказать, Шурочка с детства очень интересовалась мистикой, магией и астрологией, поэтому новый знакомый сразу же отвлёк девушку от правовых юридических прав россказнями о летающих тарелках, то есть, неопознанных летающих объектах и всякой прилагаемой к ним фурнитуре. Причём, именно из-за присутствия этих двух неописуемых личностей вечер удался на славу. Во всяком случае, Шурочка была очень довольна, что поддалась на уговоры Щипарёва посетить вечерний сейшн, хотя в ряды бойцов с руководством кооператива вставать не собиралась.

Более того, Алексей Гиляров ненавязчиво напросился к Шуре в провожатые, а эти проводы неожиданно закончились утренним чаепитием в квартире Шуры. Много позже девушка просто не могла найти оправданий за вспыхнувшую мимолётную связь. Себя она успокаивала только одним, что нет-де женщин несговорчивых, есть только те, кто уговаривать не умеет. Шура была искренне уверена: связь с Алексеем не может быть продолжительной, тем более, у этого откровенного ловеласа имелась законная жена – Марина Суслова.

Перед Шурой Алёшка рассыпался бисером и давил на жалость, мол, жена-поморка не любит, издевается, к тому же, плоская, как беломорская камбала, и давно уже пора развестись, но… Вот это «но» и объяснило девушке недолговечность связи с залетевшим к ней в постель лохматым шмелём, который прилетает только на душистый хмель, а потом удирает, как цапля серая в камыши.

От беспощадной действительности не скроешься, как ни крути, как ни отмахивайся, хотя стоит ли отмахиваться от совершённого поступка? Если ты получил через случившееся какой-то урок, послуживший отметиной будущих шагов, то это твоя структура, твой жизненный путь, по которому пройдёшь только ты. И только ты, оставляя на пути попутные вехи, сможешь сделать когда-то свой выбор, то есть найти настоящего спутника жизни. Жаль, искать приходится, чуть ли не всю сознательную жизнь, ведь настоящая любовь так редко приходит сразу и навсегда. Большей частью получается наоборот.

К тому же, многие представительницы слабого пола соглашаются на такие отношения, которые принимают форму инертной жизни, диктующей сермяжную безысходность. Женщина, как правило, живёт надеждой, верой в любовь и спешащую к ней радость. Но что может хорошего получиться из половинчатого мужчины, когда он не холоден, не горяч с женщинами, да и в творческом отношении – сущая бездарь?!

Шурочкин теперь уже официальный морганический муж Алексей Гиляров всегда знал, как нужно поступать в той или иной ситуации, знал вообще, как нужно жить на этом свете, был безоговорочно прав во всём. Но поступал почему-то наоборот своим мудрым советам. Если честно, это состояние свойственно почти каждому россиянину: не ищу возможности, чтобы что-то сотворить, а ищу причину, чтобы ничего не делать, к тому же надо обязательно найти стрелочника, на которого можно беспрепятственно свалить все свои грехи и подленькое отношение к людям.

Вдобавок Гиляров для себя решил, будто получил власть над ещё одной покорённой женщиной, и постоянно пытался вогнать Шурочку в какие-то дурацкие рамки с соответствующими понятиями о жизни. Только человек ведь – не робот, даже самый маленький и перестраивать его по-своему, ограничивать какими-то идиотскими рамками, если даже кажется, что это очень хорошо и единственно правильно, просто преступление перед Богом.

Единственное, что ещё удерживало девушку рядом с предсказуемым человеком, выдуманная и сочинённая ей самой совершенно новая игривая поза: когда Алёша дарил ей сексуальный поцелуй, делая гризет, [5]5
  Гризет (фр.) – поза орального секса.


[Закрыть]она принималась читать детектив небезызвестной Дарьи Донцовой! Как такое взбрело в голову, Шура сама до сих пор не могла понять, тем более, что к писанине Донцовой она относилась довольно пренебрежительно. Придя к изобретению новой сексуальной позы, почему бы ни потребовать, скажем, Нобелевской премии за небывалый триста тридцать третий способ сексуальных потребностей? Ах, всё так, конечно, но разве человеческая жизнь состоит только из этого?

Связь с Алексеем Гиляровым, не смотря ни на что, продлилась больше года, и он сам бросил Шуру, когда узнал, что скоро станет отцом. Ах, как он выливал «за глаза» словесные помои на голову законной жены, дескать, если бы Марина согласилась иметь от Лёшеньки ребёнка, то только тогда её можно было бы назвать настоящей женщиной, только тогда он смог бы по-настоящему полюбить прожигающую жизнь бездельницу.

Однако, узнав, что Шурочка беременна от него, сразу смылся в подвернувшуюся заграничную командировку, благо помог дядька, офицер Лубянки, имеющий верные связи в дипломатических кругах. Оказывается, Гилярова дети тоже не устраивали, тем более байстрюки, то есть, незаконнорождённые.

К счастью, именно в этот момент Шурочку навестила мама, добротный дом которой находился на Подмосковной Пахре. Мама тоже давно распрощалась с Кунцевским районом, зато в не загаженном ещё Подмосковье чувствовала себя вольготно. Она сразу поняла, что дочь «влетела», и провела политико-оздоровительную лекцию посреди сознания и совести дочери, взяв с неё клятвенное обещание, не делать аборта, потому что такая операция – обыкновенное убийство, прикрытое всякими бытовыми объяснениями, чтоб не портить дальнейшую жизнь.

Девушка сама была против уничтожения ещё не родившегося малыша. Но не могла ответить себе на тут же возникшие бытовые вопросы: как сможет она, несостоявшаяся художница, вырастить и воспитать будущего ребёнка? что сможет дать она младенцу, кроме жизни? не станет ли такое появление на свет для младенца проклятием? не перечеркнёт ли она этим жизнь не только ребёнку, но и себе самой?

Только мама быстро разогнала все наплывающие вопросы одним полновесным словом, не терпящим никаких возражений: рожать! А младенца поможет вырастить мама, тем более, у неё давно уже была мечта – стать бабушкой! Видимо, на воспитание Шурочки она в своё время не могла выделить достаточно времени, а теперь сам Господь даёт ей возможность исправить ошибку и уделить больше внимания приходящему в этот мир человеку.

Как-то раз во дворе Шурочка столкнулась нос к носу с Германом Агеевым, второй знаменитой личностью, с которым она познакомилась на вечере у Алексея Гилярова. Мужчина приветливо поздоровался с ней, как со старой знакомой. Непроизвольно остановившись, Шура чуть было не спросила у экстрасенса, что тот думает об абортах, но их беседе помешал ещё один знакомый голос:

– Ба! Знакомые всё лица!

Шура обернулась. К ним подходил адвокат Римм Иванович.

– Похоже, место встречи изменить действительно нельзя, – улыбнулась девушка. – Ведь я ни с Германом, ни с вами не виделась со дня знакомства у Алексея на вечеринке.

– Ох, Гиляров! – мотнул головой Медведев. – Я, дурак, согласился оказывать им юридическую помощь, а они, вшивые хозяйственники, всё превратили в настоящую революцию с неоправданными жертвами!

– Как так?! – ахнула Шура.

– Вы на своём подъезде объявления читали? – деловито осведомился адвокат.

– Нет, – призналась девушка.

– А напрасно! – воскликнул Римм Иванович. – По всем подъездам вашего кооператива, рвущееся к власти Новое Правление развесило объявления, что нынешний председатель, Богданова Ольга Михайловна является-де уголовной преступницей, и что Новое Правление подаёт на старушку иск в Московский Союз художников, чтобы выгнать её из этого Союза! Да вы почитайте сами! – Медведев указал на дверь ближнего подъезда, где действительно висели какие-то объявления.