Текст книги "Ахашверош, или Приключения Вечного Жида"
Автор книги: Александр Холин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Что же для этого нужно?
– В первую очередь нужно не изобретать велосипед.
– Что?!! – ахнула Анастасия. – Какой велосипед?
– Ну, тихо, тихо, – успокоил её Агеев. – Велосипед – это стандартное образное понятие бытия, а именно: не придумывай того, что давно известно людям. Поступай так, как, скажем, тот же учёный, пишущий диссертацию. Для новой диссертации нужна хорошая интересная тема. Но обязательно, даже необходимо изучить труды уже состоявшихся профессоров, собрать крупицы своей темы и развить до такого уровня, чтобы твой труд поразил всех своей проницательностью, новизной и актуальностью для нынешней жизни. Поняла?
Анастасия неуверенно кивнула и поглядела Герману в глаза. Девушка всегда так поступала, когда хотела узнать: говорит ли её собеседник правду или всё высказанное является дешёвым словоблудием. Но глаза мужчины в полумраке капища показались Анастасии бездонными провалами, на дне которых проскальзывали огненные искорки, будто мгновенные вспышки комет в густом ночном небе.
Но пустота эта так заворожила девушку, что она уже не могла отвести глаз и стояла так, словно кролик, готовый заползти в пасть удаву по первому шипящему зову хозяина. Губы Германа тронула чуть заметная усмешка. Он взял девушку за руку и повёл к жертвеннику. Из‑за статуи Бафомета показался ещё один мужчина, в руках у которого был большой белый петух. Владелец петуха посадил птицу на специальную жёрдочку возле жертвенника и подошёл к Анастасии. Девушка оказалась между мужчинами. Они повернули неофитку лицом к присутствующим гостям. У каждого из них к этому времени в руках уже были зажжённые свечи. Мужчины рывком разорвали хламиду на девушке, и она предстала пред всеми в обнажённом виде, но ни вскрикнула, ни попыталась закрыть грудь руками, как это интуитивно делают женщины. Наоборот. Девушка внутренне уже давно согласилась на мистерию, поэтому всё, что делают с ней мужчины, казалось ей в рамках дозволенного и священного. А те деловито приподняли девушку, положили её спиной на жертвенник, и Анастасия увидела над собой петуха, послушно сидящего на жёрдочке, а дальше за ним, ближе к потолку, физиономию Бафомета с крючковатым носом. Девушке даже показалось, что это никакая не статуя, а человек. Живой человек. И у этого живого на кончике носа зависла капля, готовая сорваться неофитке прямо на лицо. Мурашки отвращения пробежали по её телу и девушка попыталась передвинуться на жертвеннике, отползти подальше от сопливого аггела, но тут только обнаружила, что накрепко прикована к жертвеннику ногами и руками.
– Отец наш, великий и милостивый! – голос Германа прозвучал под сводами подвала, как раскаты далёкого грома. – Очисти душу мою, благослови недостойного раба твоего и простри всемогущую руку твою на души непокорных, дабы я мог дать свидетельство всесилия твоего…[14]
Он взял правой рукой с аналоя, стоящего рядом с жертвенником, золотую пентаграмму, поднял её над головой за один конец, так что звезда повторила абрис Бафомета и продолжил:
– Вот знак, к которому я прикасаюсь. Вот я, опирающийся на помощь тёмных сил, вот я – провидящий и неустрашимый. Вот я – могучий – призываю вас и заклинаю. Явитесь мне послушные, – во имя Айе, Сарайе, Айе, Сарайе…
Герман опять на минуту замолчал. Видимо пользоваться театральной паузой было для него не в новинку. Присутствующие, скорее всего, не раз уже видели мистерию посвящения, но всё же по их рядам прокатилась волна подобострастного шёпота:
– О, Люцифер!.. Аморуль!.. О, владыка!..
– Во имя всемогущего и вечного, – продолжил Агеев. – Аморуль, Танеха, Рабур, Латистен. Во имя истинного и вечного Элои, Рабур, Археима, заклинаю вас и призываю… Именем звезды, которая есть солнце, вот этим знаком, славным и грозным, именем владыки истинного Бафомета!
Вдруг по залу пронёсся вихрь подземного сквозняка. Свечки в руках многих присутствующих погасли, только факелы ещё продолжали пытать, вставленные в закреплённые на стенах кольца, да не потух огонь в двух чашах, стоящих по одесную и ошуюю инфернального божества.
– С вами Бараланиенсис, Балдахиенсис, Паумахийе, – голос Германа превратился в рык, и уже казалось странным, что зверь произносит человечьи слова. – С вами сила их и свет невидимый. В этом мире, в инфернальной видимости, в невозможной суете, ненаписанным именем под гласом изувера Иеговы, под звуком которого содрогается планета, мельчают реки, испаряется море, гаснет пламя, и всё в природе познаёт расщепление, говорю: да будет так.
В это время взлетел петух, будто кто спугнул его с насеста. Неизвестно куда хотела улететь птица, но в воздухе просвистели два обоюдоострых меча. Это Герман Агеев и его помощник разрубили петуха с двух сторон, и дёргающиеся останки птицы упали на тело неофитки.
Анастасия истошно завизжала. Она то ли не на шутку испугалась, то ли с детства не переносила вида крови. Во всяком случае, инстинкт самосохранения сработал вовремя – девушка потеряла сознание. Мужчины же окунули в останки петуха руки и нарисовали кровью несколько знаков на теле неофитки. Затем кровью испачкали ей обе щеки, лоб и губы.
В зале снова прокатился шёпот:
– Посвящена… посвящена…
Герман снял с новообращённой оковы, взял девушку на руки и отнёс в комнату, где Анастасия переодевалась. Потом пошёл в прилегающую к комнате ванную, вымыл руки и переоделся в обычную одежду. Из комнаты послышался стон. Герман выглянул из ванной и увидел, что Анастасия уже очнулась. Он намочил большое махровое полотенце и пошёл к девушке.
– Поздравляю красавица, – приветливо улыбнулся он. – Всё прошло в лучшем виде.
Глава 4
От раскалённых под солнцем Иудейской пустыни камней поднимались струи горячего воздуха, зачастую закручиваясь в невообразимые спирали, будто всплески Сибирской пурги на Крещенские морозы. От таких видений, да и от спёртого воздуха, когда нечем дышать, когда дыхательная система перекрывается удушливыми тромбами, с ума свихнётся любой бедуин, а не только прибывший завоёвывать Палестину хилый россиянин. Шимон с усмешкой следил за страданиями изнывающего от жары москвича Ярослава Кузнецова и радовался, что земля Обетованная приняла его самого, как родного в отличие от русского приятеля. Во всяком случае, Шимон ничуть не страдал от перегрева на солнышке и от болезненной одышки.
Илона, тоже бывшая россиянка по её словам, и даже коренная москвичка, сама сидела за рулём «джипа», истаскавшегося по Палестинским пустыням в поисках археологических ценностей. Нельзя сказать, что археологические находки нужны были именно «джипу». Скорее всего, это было хотение хозяев машины, многочисленных работников Иерусалимского исторического института. Во всяком случае, Илона «пришпоривала» машину, как заядлый ковбой американских прерий. Видимо, такая погода пришлась по вкусу бывшей москвичке, и она чувствовала себя, как рыба в воде.
Собственно, Шимон тоже до недавнего времени считался россиянином. Вот только с ума сошедшие родители как‑то раз решили отправиться на покорение исторической родины. Юноша был уже довольно взрослым и мог остаться в России, но тяга к новым приключениям, страсть по неизведанным землям и простое стремление найти что‑то получше, чем есть сейчас, сыграла свою роль. Поэтому Шимон почти не задумываясь, согласился сопровождать родителей и переселился вместе с ними на родину своих предков.
Но родина родиной, а жить на что‑то надо! Шимон потыкался по Тель‑Авиву и Хайфе в поисках работы, потом перекочевал в Иерусалим. Там Шимон попытался устроиться в простой хедер,[15] но всё безрезультатно. Его как историка и археолога принимали с большой настороженностью, тем более, что образование он получил в Москве. Многие из «коренных» израильтян тоже были выходцами из ненавистной России, но никогда и ни кому не признались бы в этом даже за сто шекелей или за калач с маком в голодный год.
Родители Шимона обосновались в Тель‑Авиве и получали государственный пенсион, как перенёсшие холокост или фашистский геноцид во время Второй Мировой, а их ребёнок так и оставался не у дел. Но даже полагающийся пенсион родителям Шимона не получить бы вовек, не помоги им профессор Университета Востоковедения в Хайфе господин Меделак. Можно было, конечно, потревожить профессора, но Шимон вторично за помощью к родственнику обращаться не хотел и рассчитывал сам выпутаться из сложившейся ситуации.
Почти во всех ресторанах и кофейнях юношу бесплатно кормили, когда владельцы общепита узнавали, что посетитель – беженец из России. Так долго продолжаться не могло. Только вот специалисты, тем более историки, были сейчас никому не нужны. Собственно, выход есть всегда и не один: можно, например, устроиться на работу посудомойщиком или уборщиком в какой‑нибудь ресторан, но и только. Работы ни для кого нигде не было. Разве что самой востребованной профессией была в земле Обетованной проституция, но Шимона пока что тошнило от всех видов предлагаемой работы по этому статусу.
И всё же Господь никогда не даёт того, что не в силах унести, как говорят в России. Столовая Центрального Исторического Университета в Иерусалиме чем‑то напоминала московские общепитовские «едальни» в пережитом советском прошлом. Скорее всего, воспоминания навевались аппетитным кухонным запахом и хорошей студенческой ценой на незатейливо приготовленную пищу. Шимона как раз цена в данный момент устраивала больше всего, потому что наличности в кошельке не прибавлялось и больное сознание начинало раздувать огонь незатухающей депрессухи.
Тут к нему за столик подсела не очень шикарная и вполне миловидная девушка, телесные формы которой послужили бы, вероятно, для украшения страниц какого‑нибудь модельного женского журнала. Только важно было не это. Важным оказалось то, с каким вопросом и как обратилась девушка к юноше, уже поглощающему за столом добытую порцию еды!
– Простите, у вас не занято? – спросила она на чистом русском и где‑то даже с московским акцентом.
Шимон от неожиданности поперхнулся. Потом откашлявшись и запив всё спасительной минералкой, он выдавил:
– Ни фига себе! Ой… конечно садитесь. Столик свободен, как и я, впрочем. Но вы, насколько я понимаю, тоже из Москвы?
Девушка утвердительно кивнула, уселась напротив и с интересом взглянула на соседа. Наверное, она и не думала встретить здесь в палестинском пекле никого из покинутой незабываемой родины.
– Простите, что я пристаю к вам с вопросами, – снова отважился на беседу Шимон. – Но я здесь уже больше года и не встречал никого, говорящего по‑русски.
– Так прямо и никого? – недоверчиво усмехнулась девушка. – По‑моему, три четверти израильского населения – выходцы из Жмеринки, как та же Голда Мейер.
– Может быть и так, не пересчитывал. Однако здесь все стараются навсегда забыть русский язык и не поминать его при общении. А вы давно из Москвы? И надолго ли?
– Не очень давно, – призналась девушка. – Во всяком случае, ещё не стараюсь отвыкнуть от русского языка.
– Это заметно.
– Но я приехала по вызову. У меня дядя работает в этом университете и заочно договорился о моём трудоустройстве на кафедре археологии. Я специалист по древнееврейскому и арамейскому языкам.
– Выходит, в Иерусалиме даже специалистов не нашлось, – глубокомысленно заключил Шимон. – Все, у кого ещё осталось серое вещество в голове, либо вернулись в Россию, либо зарабатывают золотой кусок хлеба в каком‑нибудь из американских штатов. А здесь только торговля бытом и торговля телом.
– Значит, вы торгуете бытом? – язвительно поинтересовалась девушка. – Потому что для второго вида занятий нужно иметь другой статус хотя бы по одежде.
Шимон опять поперхнулся и одновременно отметил, что его собеседнице палец в рот не клади, откусит. С другой стороны он, хоть и еврей, но рождён был в России. А это значило, что любой русский любит знакомиться с умными девушками. Вот только заводить любовные романы с умницами опасно. Умные женщины чаще опасны, чем полезны. Впрочем, чем чёрт не шутит, когда Господь почивает?!
– Это хорошо, что вы обладаете наблюдательностью, – опять попивая минералку, отметил юноша. – Вот только не пойму, неужели я выгляжу как заправский московский бомж? Неужели не сойду за гламурного мальчика по вызову? Или за простого охотника‑сердцееда?
– Успокойтесь, до московских бомжей вам ещё далеко, – улыбнулась девушка. – Но очередную экипировку произвести не мешало бы, если желаете походить на мальчика по вызову.
– Учту, – кивнул Шимон. – И сразу же приоденусь, когда появятся деньги.
– Проблема с работой?
– Как это ни тривиально, но факт – не реклама. Мне родители обещали золотые горы на исторической родине. Только здесь кроме раскалённого солнца и еврейской чопорности ничего нет. А еврейская чопорность испокон веков любым англичанам на сто очков вперёд фору даст. Хотя легенды о богатстве еврейского государства гуляют из года в год по всем странам.
– Постойте‑ка, – оживилась девушка. – Вы, я полагаю, в университете оказались не случайно. Так? Приходили предлагать свои услуги. Так? Значит, вы, по меньшей мере, историк. Так?
– Так, согласился Шимон. – Историк, да ещё со стажем, да ещё археолог к тому же. Но здешний ректорат очень осторожно и вежливо обещает рассмотреть моё резюме, обсудить кандидатуру на каком‑то ихнем совете. Лишь потом, вполне вероятно, мне предложат что‑нибудь подходящее, если будет свободное рабочее место. Но до тех пор беспокоить и справляться о грядущем решении не рекомендуется. Вот и весь сказ.
– Археолог вы говорите? – сдвинула брови девушка. – Вот это да! Может быть, вам меня или мне вас сам Бог послал!
– Что вы такое говорите? – не понял Шимон.
– Подождите, – нетерпеливо перебила собеседника девушка. – Вы когда‑нибудь слышали о Кумранских рукописях?
– Безусловно, – пожал плечами Шимон. – В 1947 году пастух‑бедуин Мохаммед ад‑Диб пас коз в предгорьях недалеко от Мёртвого моря. Известно, что те места – это сейсмически активная зона, хотя и с небольшой магнитудой колебания. Так вот, либо по тамошним пещерам до этого времени никто не лазил, либо входы открылись после очередного землетрясения. Только козы любят шастать по пещерам. А пастух, чтобы выгнать своих коз наружу, просто бросил в один такой пещерный провал камень. Капризные животные выбрались, но звук от брошенного камня поразил пастуха. Это было похоже на звук лопнувшего кувшина. Бедуин, конечно же, сам забрался в провал и обнаружил там с десяток амфор, запечатанных сургучом и смолой ливанского кедра. Из внутренностей уже разбитой амфоры он вытряхнул древние, но целые и читабельные манускрипты. Некоторые из пергаментных и папирусных свитков он успел продать городским антикварам. Остальные рукописи были конфискованы у старика израильским правительством. Где они сейчас и куда попали, не знает никто. Может быть, они давно уничтожены, как нашумевшие манускрипты Наг‑Хамади.
– Отлично! – удовлетворённо кивнула девушка. – Вижу, недаром вы обучались в России. Если у вас остался ещё интерес к работе, предлагаю вам заняться со мной поиском таких же амфор, которых в расселинах скал возле Мёртвого моря можно ещё отыскать не мерянное количество.
– Так уж не мерянное?
– Может, и ничего не найдём, – парировала девушка. – Но если удача улыбнётся, нам выпадет приличное денежное вознаграждение. Кстати, мы ещё не познакомились. Меня Илоной зовут.
– Шимон, – представился юноша. – Похоже, вы официально принимаете меня на работу?
– Конечно, – девушка вскинула на собеседника зелёные глаза и машинально поправила прядку каштановых волос. – Вы же ищете работу? Или я ошибаюсь?
– Нет‑нет, – поспешил её уверить Шимон. – Не ошибаетесь. Тем более, работа по специальности – что может быть лучше! Но кроме будущего шикарного вознаграждения за ещё не найденные рукописи, от вашего университета что‑нибудь существенное ожидается?
– Конечно! – воскликнула Илона. – Оклад рабочего поисковой экспедиции. Это не слишком густо, но гораздо ощутимее, чем в России. Согласны?
– Да кто ж от такого откажется? – вопросом на вопрос ответил Шимон. – Надеюсь, позже вы объясните мне, откуда ветер дует, то есть кому всё это надо?
– Тому самому правительству, у которого где‑то хранятся рукописи Наг‑Хамади. В этом государстве ничего не исчезает бесследно и ничего просто так не уничтожается. Если вам кто‑то из приятелей рассказал такую душещипательную детективную историю, то простите ему дилетантство и неосведомлённость. Наш университет ничуть не хуже разбирается в архивных документах, чем американские конкуренты. Думаю, вы скоро в этом сами убедитесь.
– Но почему же тогда не просто от любопытных, а от учёных всего Земного шара прячутся найденные исторические документы? – искренне удивился Шимон. – Естественно, средства массовой информации сразу же раздули вселенский пожар вокруг обнаруженных документов, к которым не подпускают никого из любопытствующих и даже прямых специалистов, стоит ли удивляться, что Кумранские рукописи сразу были обозначены баснословными ценами на чёрном рынке, и такие криптографические свитки нет‑нет, да и мелькают среди интересующихся. Только большинство из них – прекрасные подделки под старину. В наше время технического прогресса стало возможным изготовить за короткое время всё, имеющее спрос на чёрном рынке.
– Вы, я вижу, владеете настоящим фактическим материалом, касающимся археологических находок? – серьёзно спросила женщина, но серые глаза с поволокой откровенно смеялись над новым знакомым.
– Не знаю, насколько верны мои сведения, – растерялся Шимон. – Только так говорят сами продавцы и тут же предлагают купить «настоящий» «истинный» документ, случайно сохранившийся у него среди различного рода древностей.
– Эти слухи в большей мере распускают те же журналюги, оставшиеся без любимых косточек, которые и перемывать‑то просто некому, – резюмировала Илона. – Я, например, тоже не склонна допускать средства массовой информации в специфику своей работы. А вы?
Где‑то в селезёнке или другом внутреннем органе юноши заскребли когтями испуганные кошки. Так ведь и работу потерять можно ещё не получив её и не отведав из старинных свитков живительный глоток истории, доживший до нашего времени. Но в это время Илону отвлёк один из сотрудников, обратившийся к ней с какой‑то рабочей бытовухой. Пока женщина решала текущий вопрос, Шимон уже готов был к бою, и когда Илона снова обернулась к нему, то увидела на лице юноши вежливо‑ослепительную улыбку Чеширского кота:
– Похоже, я действительно попал под влияние жёлтой прессы. Но вы правы, журналистов надо всегда держать на безопасном расстоянии. Мало ли что им в голову взбредёт?!
– Вот и хорошо, – согласилась женщина. – Другого я от вас услышать не хотела бы. А сейчас, если вы окончили трапезу, предлагаю пройти в мой отдел. Там познакомимся с предстоящей работой, и я предоставлю вам текущие обязанности. В скором будущем нас ждёт Израильская пустыня, побережье Мёртвого моря и несколько населённых пунктов, где понадобится ваша способность в выуживании жаренных сплетен у местных кумушек, торгующих глиняными черепками, либо у охотников за жёлто‑историческими фактами.
Это нужно, чтобы обнаружить по народным пересудам места, где могут быть археологические захоронения, либо ускользнувшие от внимания летописцев подземные капища или иудейские храмы.
– Разве такие существуют? – удивился Шимон.
– Сколько угодно! – Илона поднялась из‑за стола, сделала знак рукой собеседнику, и отправилась по коридору вглубь университета, не прерывая своего рассказа:
– Подземных капищ и храмов вокруг Иерусалима сколько угодно. В своё время Цаддок, царь зелотов, позаботился о том, чтобы такие места были и чтобы мало кто мог бы донести фарисеям и саддукеям о действующих святилищах. Там религиозные обряды совершали Осе ха‑Тора[16] и никакой киттим не должен был пронюхать о тайных сборищах зелотов, особенно на священный Шавоут.[17] У зелотов этот день чтился особо, но до сих пор никто не знает почему. Достаточно будет знать, что на сегодняшний день археологами университета обнаружено уже не менее шести бункеров. А один из них в районе Айлаво в Галилее длиной в шестьдесят пять метров и к тому же с вентиляцией. Каково?!
– Поразительно, – согласился Шимон.
Сейчас он вспоминал это по старой студенческой привычке иногда прокручивать всё происшедшее, дабы составить из анализа определённую картину, которая внезапно может показать происходящее ныне под другим ракурсом. А именно: сидя в джипе рядом с шофёром, Шимон дарил взгляды не только задыхающемуся от жары на заднем сиденье Ярославу, а не оставлял без внимания и саму Илону, которая уверенно вела машину в нужном направлении. Но откуда ей известно, куда надо ехать, ведь она говорила, что совсем недавно приехала из России, что в университете работает её дядя, предоставивший девушке работу?
Машина вырулила к Байт‑Лахм,[18] и вскоре перед глазами молодых людей возникло место, где новорожденного Иисуса нашли пришедшие сюда волхвы. Но сейчас в этом месте высилось строение виде часовни. Вероятно, евреи не брезговали посещениями христианских паломников, желающих взглянуть на конюшню, где увидел свет Христианский Машиах или Мешиха. Но пусть себе любуются и платят деньги: шекель к шекелю готовит дорогу настоящему Пришествию настоящего Мешиха.
Машина затормозила у строения. Илона обернулась к мужчинам:
– Мне нужно навести здесь кое‑какие справки, касающиеся наших поисков. Вы, Шимон, можете показать пока место рождения Иисуса своему приятелю. Там работают кондишены, и можно будет отдышаться, а то он совсем уже обезумел от здешнего климата.
Илона была права. Ярослав выглядел, как мокрая курица, к тому же часто и прерывисто дышал. Не случилось бы с ним чего! Тут уж не до реверансов!
– Послушай, Ярик, ты хоть передвигаться можешь? – заглянул в глаза приятелю Шимон. – Давай, выползай из машины. Пока Илона утрясает свои дела, пойдём в музей. Там можно отдышаться. Не заставляй меня пожалеть, что я вытащил тебя из России и уламывал Илону. Ведь она со скрипом согласилась принять тебя в команду поисковиков.
– Только поисковиков что‑то я не вижу, кроме нас с тобой, – буркнул Кузнецов, вылезая из джипа. – Ты не беспокойся, Шимон. У меня это не болезнь, а просто акклиматизация. Ведь я, по сути, попал с корабля на бал. Так что уж, извиняйте и подвиньтесь, милый друг.
– Ладно, чего уж там, – отмахнулся Шимон. – Спасибо, что по первому зову откликнулся. Мне с тобой будет легче заниматься поисками иголки в стоге сена. Хотя Илона иногда довольно мудрые мысли высказывает, как ни странно.
– Ты, Шимон, прекрати своё женоненавистничество! – Ярослав даже остановился у входа в музей и взглянул в глаза еврейскому другу. – У вас, видимо, считают за доблесть принижать женщин, а у русичей отродясь женщин почитали как Берегинь и хранительниц домашнего очага. К тому же не забудь, кто тебе работу дал! И мне тоже.
– Да я ничего против Илоны не имею, – принялся защищаться Шимон. – Наоборот, я ценю её! Хочешь, когда она вернётся, прямо в лицо ей скажу это?!
– Может быть, Шимон, такой поступок для тебя и подвиг, но не надо из пушки по воробьям стрелять. Я верю, что Илона знает, где искать и как искать. Просто чувствую, нам повезёт и точка! Ладно, пошли в музей.
Но Илона не дала долго «отдыхать» своим подчинённым и машина вскоре снова наматывала километры прожаренных солнцем израильских дорог.
– Сейчас нам надо проскочить Эль‑Халиль,[19] – поделилась добытыми сведениями Илона. – За городом есть малоизвестная, но проезжая дорога в Эть‑Геди, что на берегу Мёртвого моря. Оттуда прямо по побережью до горной развилки Мецада.
– Ага, – отозвался пришедший в себя Ярослав с заднего сиденья. – В этой Мецаде, как я понял, на развилке стоит камень и на нём надпись: налево пойдёшь – ни хрена не найдёшь, направо…
– Не ёрничайте, Ярослав, – Оборвала его Илона. – Именно там в последнее время происходили мелкие землетрясения. Именно там, в заливе за полуостровом Эль‑Лисан были обнаружены на дне обгорелые камни городских стен. Наши учёные полагают, что это те самые камни, оставшиеся от Содома и Гоморры.
– Значит и в нашем деле без Содома и Гоморры никак не обойтись, – не сдавался Кузнецов.
– Ну, будет тебе, – одёрнул его Шимон. – Илоне родственник дал, я полагаю, точные координаты поиска, и мы обязательно чего‑нибудь найдём!
– Какие там точные, – хмыкнула девушка. – Пойди туда не знаю куда, найди то, не знаю что. Но найдём обязательно! Я тоже это чувствую.
– Ваши бы слова да Господу Богу в уста, – проворчал Ярослав, но больше возражать не стал.
Холмы Иудейской пустыни ближе к Мёртвому морю постепенно превращались в скалы, только ни одного кустика рододендрона, ни стрелок пустынного осота нигде не было видно. Иудейская пустыня была прообразом народа этой страны когда‑то уничтоженной, но искусственно возрождённой к жизни.
Причём, большинство населения возрождённой страны разговаривало либо на запрещённом русском, либо на идише. Мало кто из правоверных евреев знал настоящий иврит. Впрочем, с лёгкой руки Голды Мейер во всех школах иврит был уже давно включен в обязательные программы обучения, но современный иврит был ничуть не похож на давно забытый и почти утраченный еврейский язык. То же касалось и арамейского, на котором большинство населения Израиля разговаривало две тысячи лет назад в годы распятия Христа. Но тогда этот язык имел множество диалектов как, например, русский язык или экспортированный по всему миру английский.
Поэтому изначальные переводы Пятикнижия Моисея на греческий оставляли желать лучшего. То же касалось и Библии, особенно более поздних переводов на греческий, русский и английский языки. Следует отметить также, что примерно через поколение после распятия Иисуса Иерусалимский храм был потерян для иудаизма. Еврейским центром стала раввинская школа в Иавнее. Тогда же появились первые христиане, у которых Саваоф приравнивался к Иисусу, то есть впоследствии узаконенное Триединство. Нельзя забывать, что сам Иисус Христос, находясь на земле, то есть в человеческом теле, никогда не был христианином, а жил и умер как иудей, чтущий Законы иудаизма.
Так или почти так думал по дороге Ярослав. Одышка его уже перестала мучить, сознание прояснилось и в голове стали возникать не только воспоминания прочитанных текстов, а целые образы, будто живописные иллюстрации к вычитанному и запомнившемуся содержанию мистической книги природных Истин.
– «Когда вы познаете себя, тогда вы будете познаны, и вы узнаете, что вы – дети Отца живого»,[20] – машинально произнёс Ярослав.
– Вижу, Ярик, у тебя башка заработала, – обернулся к нему Шимон. – Значит, в недалёком будущем нас точно ждёт успех. Илона права.
– Если что‑то найдём, я буду рад, – пожал плечами Ярослав. – Только иметь бы представление: что мы ищем?!
– Считай, что клад, – парировал Шимон. – Ведь кладоискателям всё равно, в каких сундуках или кувшинах к ним в руки попадёт вожделенное сокровище. Важно, чтобы попало.
– Наш случай гораздо тоньше, – возразил Кузнецов. – Нам важно не только найти сохранившиеся до наших дней рукописи, но и суметь перевести их на современный читабельный язык.
– О, Господи! – хлопнул себя по лбу Шимон. – Я в суете кромешной забыл похвастаться, что Илона – не только наш прямой руководитель. Она профессиональный и проверенный знаток исчезнувших языков, особенно еврейских. А к тому же знает криптографическую историю этрусков.
– Это правда? – недоверчиво обратился Ярослав к Илоне.
– Конечно, – кивнула та, не оборачиваясь. – Я с раннего детства изучаю еврейский язык. Так вышло, что юные годы мне пришлось провести в московской коммуналке. Это, к сожалению, участь большинства москвичей. А наши соседи были евреями девяносто шестой пробы. Соседка тётя Циля умела на свой лад пересказывать Талмуд и все дети, кто её слушал, полюбили еврейский народ не за склочность, не за чопорность, не за поклонение Золотому тельцу, а за то, что именно этот народ считался почему‑то избранным Богом. И Господь пришёл к людям виде обыкновенного еврея, который до зрелых лет не мог до конца поверить, что является Богом во плоти…
Тут машину понесло юзом по каменистому склону, но Илона ловко сумела выровнять и вернуть машину на почти проезжую горную тропу.
– Илона! – воскликнул Шимон. – Вы сейчас не на лекции по языковедению! Нельзя ли осторожнее? Поверьте мне на слово, что некоторые поисковики из вашей команды ещё не готовы отправляться на тот свет!
– Ладно, не шуми, – попытался успокоить его Ярослав. – Не перевернулись же!
Тем не менее, Шимон ещё несколько минут что‑то ворчал себе под нос, но попутчики не обращали на него внимания, поскольку перед ними открылся вид Мёртвого моря. Машина археологов находилась сейчас на плоскогорье, но с этого места знаменитое Мёртвое море просматривалось и манило к себе как голубое Средиземное или бирюзовое Адриатическое.
На побережье раскинулся небольшой городок. Видимо, это и был тот самый Эть‑Геди. Илона туда заезжать не собиралась и повернула на дорогу, уходящую к югу от города.
– Похоже, скоро мы окажемся у заветного камня на перепутье, – не обращаясь ни к кому, высказался Кузнецов. – Кажется это в Мецаде?
Но поскольку он высказывал соображения ни к кому не обращаясь, то и спутники его не посчитали нужным поддерживать бесцельную болтовню. Ясно было, что именно в Мецаде должно что‑то произойти, если должно…
– Кстати, я думал возле Мёртвого моря воздух похож на морской, а здесь он больше смахивает на московский.
– Что вы имеете ввиду? – полуобернулась к нему Илона.
– Всё очень просто, – поспешил ответить за приятеля Шимон. – По всей земле средняя составляющая воздуха представляет 78 % азота, 16 % кислорода и остальные 6 % – всякие примеси, включая углекислый газ. Но в Москве углекислый газ из‑под машин съедает половину отпущенных природой 16 %. Поэтому Москва попросту задыхается и степень загазованности ничуть не отличается от здешней, хотя сильного автомобильного движения нигде не видно.
– Над Мёртвым морем иногда случается серная загазованность, – пояснила девушка. – Во всём этом, как оказалось, виновна береговая почва, равно как и морское дно. Еврейские медики вовремя обратили внимание на это и сейчас продают грунт для грязевых ванн по всему миру. Неужели не слыхали?
– В России вообще‑то, излечиваются древними народными средствами, – философски произнёс Ярослав. – К чему русскому мужику чужая грязь, когда у него своей хватает?
Плоская шутка вызвала улыбку на лице сидящей за рулём женщины, и Ярослав остался доволен. Меж тем впереди действительно показалась развилка. Только вместо камня у дороги высился столб со множеством указателей. Илона даже притормозила, чтобы разобраться с надписями и не спутать направления. Но перекрёсток был именно тот, потому что девушка удовлетворённо кивнула на уходящую в ущелье дорогу:
