Текст книги "Саркофаг"

Автор книги: Александр Варго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

И тут Сергея кипятком ошпарила темная, ядовито-едкая аура дома. В какой-то момент даже показалось, что стены и потолок хищно выгнулись навстречу друг другу, как будто норовя перемолоть его тело в кровавую кашу. Баринову стало жутко. Он с сипением втянул в себя загустевший, застревающий в бронхах воздух. Волосы на затылке зашевелились, а по телу побежали волны противных ледяных мурашек.

Несмотря на испытываемую панику, в мозгу зарницей полыхнула мысль: «Коркин испугался!.. До такой степени струсил, что, плюнув на все писаные и неписаные правила, решил бежать отсюда куда глаза глядят, лишь бы подальше и побыстрее… Он и от моего появления струхнул не на шутку. Шеф всегда отличался недюжинной интуицией, вот и перестраховался с наручниками. Да только на этот раз фортуна его подвела…»

От того, что первые элементы мозаики начали складываться, Сергею неожиданно стало легче. Как только стылые объятья ужаса немного ослабли и Баринов смог шевельнуться, он, не мешкая ни секунды, вцепился в холодное запястье Ольги и поволок ее вон из дома.

Колодезный журавль высился за калиткой, шагах в пятнадцати от крыльца. Опер практически волоком дотащил все еще пребывающую в прострации девушку до замшелого сруба и бережно усадил на траву, а сам опустил заметно тронутое ржавчиной мятое ведро в темную глубину…

Сергей жадно, захлебываясь и расплескивая на грудь, до невыносимой ломоты в зубах, глотал и глотал прозрачную как слеза ледяную воду. Наконец, отвалившись, он с облегчением шумно выдохнул. Перед тем как выплеснуть из ведра остатки воды, набрал ее полный рот и сквозь сжатые губы прыснул прямо Ольге в лицо. От неожиданности она испуганно отпрянула, обиженно всхлипнула и, закрыв лицо руками, бурно разрыдалась.

Баринов немного подождал, а затем, вздохнув, принялся ее успокаивать. Когда минут через двадцать истерика наконец пошла на убыль, мягко задавая наводящие вопросы, Баринов сумел составить примерную картину приключений начинающего медработника, с его невольной подачи оказавшегося в нехорошей деревне.

Со слов Ольги выходило, что один из бугаев-лейтенантов, после того как захлопнул Сергея в арестантском отсеке, грубо вытолкал ее из салона, даже толком не поинтересовавшись, кто она такая и каким образом оказалась в служебном автомобиле. После этого милиционеры, словно им наступала на пятки свора чертей, без оглядки рванули в сторону трассы, а следом за ними устремился и микроавтобус прокуратуры.

До глубины души возмущенная столь бесцеремонным поведением представителей власти, Ольга, гадая, в чем же таком страшном провинился Сергей, отправилась по домам в поисках хоть какого-нибудь транспорта. Перспектива десятикилометровой прогулки обратно ее совсем не прельщала. Однако, обойдя все стоящие нараспашку дома деревушки, так и не смогла отыскать ни одной живой души. Последним в очереди оказался дом, где на нее и наткнулся Баринов. Здесь Ольга все же, на свое несчастье, додумалась заглянуть под кровать и, неосторожно поймав мертвенный взгляд хозяина, тут же впала в странное состояние полусна-полуяви. И только устроенный Сергеем холодный душ сумел вернуть ее в реальность.

– Но это еще не все, – продолжая хлюпать носом, девушка зябко вздрогнула. – В коровник лучше загляни. – Сами того не замечая, они перешли на «ты».

Не ожидая увидеть ничего хорошего, Сергей, ориентируясь на сочащийся сквозь неплотные стены почерневшего от времени бревенчатого сарая тяжелый смрад, с замиранием сердца потянул на себя протяжно заскрипевшую створку ворот.

Внутри на липком земляном полу лежала мертвая корова, над которой уже вился мельтешащий рой монотонно жужжащих мух. Опер, стараясь не вляпаться в навоз, подошел ближе и, затаив дыхание, наклонился над несчастной буренкой. Шею животного, ближе к рельефно прорисованным ребрам, рассекали два глубоких пореза, увенчанных дырами, заполненными побуревшей, запекшейся кровью.

«Однако нечто подобное мне уже встречалось, – озадаченно почесал в затылке Баринов. – Только, похоже, змеей здесь и не пахнет. Возникает резонный вопрос – какой такой зловредный монстр тут забавляется?»

Пока опер исследовал хлев, Ольга окончательно оправилась от потрясения и даже при помощи невесть откуда появившегося зеркальца пыталась ликвидировать следы недавней истерики. Когда Сергей вернулся, она встретила его смущенной улыбкой. Баринов же, пряча глаза, хмуро спросил:

– И куда же теперь подадимся?

Девушка ответила не задумываясь. Но совсем не то, что Баринов ожидал услышать:

– Тут совсем рядом, за околицей, старое, еще довоенное кладбище и церквушка при нем. Священник там живет. Может, к нему?

– Хм, – Сергей задумчиво потер скрипучую щетину на подбородке и оценивающе покосился на фельдшера, – а ведь это реальная идея. Судя по творящимся здесь делам, церковь как раз то самое место, куда стоит двинуть в первую очередь… – И он не очень умело осенил себя крестным знамением.

Интуиция у Баринова была развита не хуже, чем у его покойного начальника.

Глава 4
Непрошеная исповедь

13 августа 1989 года. 12 часов 57 минут.

Ленинградская область. Приход при кладбище в четырех километрах от деревни Грызлово

Алая лампочка датчика топлива уже не моргала, а горела непрерывно, непрозрачно намекая на скорую вынужденную остановку. В подтверждение этого стрелка прибора неподвижно залегла на ноль. Прожорливый мотор проворно высосал жалкую четверть бака, от сердца оторванную прижимистым Коркиным для незапланированной поездки. Майор, не скрываясь, как мог, экономил выдаваемые на отделение талоны, заправляя казенным бензином старенькую «Волгу», на которой по выходным катался на дачу. А сегодня как раз была суббота.

Поначалу Баринов, презрев принцип «о мертвых либо хорошо, либо ничего», недобрым словом помянул погибшего шефа, но, поразмыслив, остыл. В крайнем случае, до цели можно добраться и пешком, а черный «УАЗ» слишком известен в районе, чтобы использовать его как основное средство передвижения. То же касалось и прокурорской «Газели», независимо от полноты ее бака.

Сергей вполне обоснованно полагал, что история только-только начиналась. Смерть четырех человек, из коих два – сотрудники милиции, и пропажа еще нескольких, включая следователя прокуратуры, – это чрезвычайное происшествие даже в масштабах Главного управления. А после обязательного доклада в Москву не исключено появление и министерских контролеров.

Для своих лет, вполне достаточно повидав жизнь, Баринов ни секунды не сомневался: разбирательство однозначно начнется с его персоны. А его последствия спрогнозировать было несложно. Если уж свои недолго думая нацепили наручники, то что же ожидать от приезжих…

Таким образом, вывод напрашивался однозначный – светиться, пока не появится ясное понимание ситуации, мягко говоря, неумно, так как доказывать невиновность из следственного изолятора весьма затруднительно. А как умеет перемалывать судьбы бездушная машина правоохранительной системы, для Сергея давно уже не было секретом, поэтому он и не горел желанием становиться козлом отпущения.

«Интересно, дотянем или пешком придется шлепать? Не хотелось бы», – прикидывал Баринов, буквальным образом продираясь сквозь кусты по направлению к кладбищу, потому как назвать дорогой еле заметную, густо заросшую колею язык не поворачивался.

Перевалившись через очередной поваленный ствол, «уазик» фыркнул на прощание и затих. Сергей, в надежде на чудо, раз за разом включал зажигание, насилуя стартер, но мотор, лишенный питания, отказывался оживать.

– Все, приехали, – с досадой ударил кулаком по рулю опер. – Дальше ножками.

– А что тут осталось? – негромко отозвалась молчавшая всю дорогу Ольга. – Смотри, – и пальцем показала в просвет между чахлыми елками.

Сквозь покрытое толстым слоем пыли и маслянистыми пятнами от разбившихся насекомых лобовое стекло Сергей не сразу рассмотрел на фоне серого неба плывущий над верхушками деревьев православный крест.

– Вот и ладушки, – выдохнул он с облегчением и теперь уже нежно погладил ладонью пластиковую баранку. – Отдыхай, заработал… Курочить тебя здесь некому, а как только проблемы разгребем, так сразу тебя и заберем… Ну, чего ждем? – повернулся Сергей к девушке. – Выгружаемся.

Баринов достал из вещевого ящика третий пистолет, собрал разбросанные по заднему сиденью документы погибших сослуживцев и, заперев дверцы, на всякий случай подергал за все ручки. Покрутив на пальце автомобильный ключ с затейливым брелоком, напоследок окинул взглядом машину, сплюнул и сунул его в боковой карман джинсов.

Нечаянно наткнувшись в кармане куртки на нераспечатанную пачку сигарет, Баринов с удивлением сообразил, что последний раз курил ранним утром, на лесопилке, за компанию с чудаком сторожем, отказавшимся от «Космоса» из-за его малой крепости и засмолившим зловонную «Приму».

Сдерживая нетерпение, Сергей подцепил ногтем с каймой грязи прозрачный язычок, сорвал хрусткую пленку и, раздраженно скомкав лежавшую под крышкой рекламку, вытряхнул сигарету. Ольга, опершись на заляпанное подсыхающей грязью крыло, остановившимся взглядом смотрела куда-то в глубь леса. Баринов протянул ей открытую пачку, но она только отрицательно качнула головой.

Сергей вздохнул, скрипнул колесиком зажигалки, прикуривая:

– Правильно, не стоит и начинать. Сам вот бросить мечтаю. Да разве с такой жизнью бросишь? – Он с наслаждением глубоко затянулся, выпустил струю табачного дыма и, ощущая неожиданный подъем настроения, хитро подмигнул спутнице: – Веди, что ли, Сусанин.

…На большой поляне топорщились потемневшие кресты на оплывших, безмятежно зеленеющих холмиках. В дальнем углу кладбища, вплотную к густому осиннику притулилась неказистая церквушка. Рядом с ней, но уже за границей погоста, обнесенного покосившейся, местами поваленной оградой, расположился добротный рубленый дом, возле крыльца которого колол дрова кряжистый широкоплечий мужик в рясе. Мерные удары топора гулким эхом разносились по окрестностям.

Увлеченный работой священник заметил их только тогда, когда Баринов нарочито громко поздоровался. С размаху всадив топор в колоду, он медленно разогнулся, неторопливо отер со лба пот, глубоко посаженными серыми глазами настороженно изучая непрошенных гостей.

– И вам здравствуйте. – Правая ладонь батюшки как бы невзначай легла на топорище.

Сергей поначалу несколько опешил от такого приема, но, опустив взгляд на свои перепачканные глиной кроссовки и не менее грязные, в зеленых разводах от травы джинсы, понял причину тревоги святого отца.

Улыбнувшись, он покопался во внутреннем кармане куртки, достал удостоверение и, раскрыв его, поднес к лицу настоятеля. По привычке, намертво въевшейся в плоть еще с начала милицейской карьеры, Баринов бордовую корочку в руки никому не давал, а всегда держал так, чтобы ее могли без помех изучить, но в то же время успеть убрать при попытке выхватить. За годы службы он насмотрелся на всякое, а порча, тем паче утеря удостоверения в лучшем случае вела к «последнему звонку» – предупреждению о неполном служебном соответствии, в худшем – к увольнению. Сергей же, пока не терявший надежды разобраться в сложившейся ситуации и впоследствии вернуться к нормальной, в его понимании, жизни, рисковать документом не собирался.

Священник, против ожидания, и не подумал хвататься за корочки, лишь, напряженно прищурившись, пристально всмотрелся в фотографию, откровенно сличив ее с оригиналом, а также обратил внимание на срок действия и личный номер.

Баринов про себя усмехнулся: «Подкованные нынче служители церкви пошли… Не иначе, в семинарии теперь этому учат».

Тем временем настоятель немного расслабился и, убрав руку с топора, огладил густую, с заметной проседью бороду. Однако ледок в его глазах таять не спешил.

– И чем же могу помочь власти?

И тут на Сергея совсем некстати накатила жуткая слабость. Его ноги ослабли и затряслись в коленях, а в глазах потемнело. Сказалось бешеное напряжение последних суток. Он отодвинул несколько обалдевшего от подобной бесцеремонности батюшку и без сил опустился на колоду, не обращая внимания на вбитый в ее край топор. Сжав лицо ладонями, он глухо обратился к настоятелю:

– Слышишь, отец, у тебя, случаем, вмазать чего-нибудь не найдется? А то я сейчас прямо здесь кончусь, ей-богу.

Священник, покосившись на торчащую из-под ремня опера рукоятку пистолета, призадумался, нервно подкручивая кончик уса, но все же не решаясь отказать незваным гостям в помощи, пробасил:

– В обитель проходите. Сейчас придумаем, как с вашей бедой справиться.

…До того, как первый глоток ледяной водки мячиком покатился по пищеводу, Сергей пребывал в полнейшей прострации. Батарейки внутри окончательно сели, и затуманенное сознание категорически отказывалось фиксировать окружающее. Но, за раз влив в себя две трети граненого стакана, Баринов вместе с первым хмелем вдруг ощутил приступ нестерпимого голода. Пока он без лишних уговоров уплетал курицу с холодной вареной картошкой, заедая квашеной капустой, священник, едва пригубивший за компанию из небольшой рюмки, молча за ним наблюдал.

Когда же Сергей, подобрав последние крошки с тарелки, с довольным видом отвалился на спинку массивного стула, хозяин подал голос:

– Зрю, насытился. Теперь можно и по-человечески познакомиться. Тебя, отроковица, – он указал пальцем на Ольгу, пристроившуюся рядом с опером, – я ведаю. А ты, стало быть, – палец переместился в сторону Баринова, – Сергей Анатольевич, капитан милиции и старший оперуполномоченный… Занятно, однако… Ну, да Бог с вами. Я же настоятель местного прихода отец Илья… Повествуйте уже, с чем пожаловали?

Разомлевшего от водки опера неожиданно потянуло на откровенность. Тщетно борясь с раздирающей рот зевотой, он в мельчайших подробностях вывалил настоятелю события последних суток. Тот же слушал не перебивая, заметно мрачнея по ходу рассказа. Закончил свой рассказ Баринов вопросом, на который не особо надеялся получить ответ:

– Ну, отец, может, ты растолкуешь, что происходит? Я так лично ни черта не понимаю!

– Не богохульствуй! – грозно сверкнул глазами настоятель и, повернувшись в красный угол, перекрестился на большую, в темном окладе икону, перед которой теплилась лампада. – Большая беда к нам пришла.

Сергей, трезвея от появившегося знакомого стылого кома в желудке, с необъяснимым ужасом наблюдал, как посерело его лицо. Между тем священник замогильным голосом продолжал:

– Разбудили грешники дьявольских тварей. Теперь только на помощь Господню уповать остается. Не чаял я, что выпадет встать на их пути… Но, видать, не закончен еще мой путь воина.

– Э, э, отец, ты это вообще о чем? – Баринов всерьез испугался, что батюшка не в себе.

Отец Илья, наконец справившись с собой, залпом допил остатки водки в рюмке и налитыми кровью глазами в упор уставился на опера.

– Думаешь, рассудок потерял старый дурак? Ошибаешься, все гораздо хуже. Сейчас и для твоего разума, сын мой, тяжкое испытание настает… С вампирами ты воевал, капитан милиции, вот с кем. И молись Господу, что уберег он тебя от участи, коя много страшнее смерти бренного тела, – от вечной жизни.

Закрыв рот ладонью, тихо ойкнула до этого бесшумно, как мышка, сидевшая Ольга. Оглушенный признанием настоятеля, Сергей, заикаясь, с трудом смог выдавить из себя:

– К-какими еще вампирами?.. Их же в природе не существует… Это ж все сказки для идиотов…

Священник, прежде чем ответить, взял початую литровую бутылку и на этот раз, игнорируя рюмку, щедро разлил по стаканам.

– Давайте-ка еще примем, а после все без утайки расскажу, о чем сам ведаю. Раз уж мы в одной упряжке, так вместе придется и напасть одолевать.

13 августа 1989 года. 14 часов 05 минут.

Ленинградская область. Дом настоятеля

Несмотря на давящую усталость и выпитую водку, Сергей воспринимал действительность с болезненной резкостью. Стресс моментально нейтрализовал хмель, и спиртное уже не мутило сознание, а играло роль допинга, позволяющего держаться на ногах и слушать дальше невероятный, больше похожий на страшную сказку, рассказ настоятеля.

– Я-то, прежде чем сан принять, – голос батюшки вновь отвердел, – более двух десятков лет верой и правдой Родине отслужил. Вчистую демобилизовался с должности заместителя командира десантно-штурмовой бригады. В миру – подполковник в отставке Савельев Илья Алексеевич.

Баринов по-новому посмотрел на священника. С первого взгляда он дал ему не более сорока пяти лет, разве что густая, аккуратно подстриженная борода добавляла возраст. Но сейчас, несмотря на скупой свет пасмурного дня, Сергей отчетливо увидел, что бывшему подполковнику уже хорошо за пятьдесят. А тот, не обращая внимания на реакцию слушателей, продолжал:

– За жизнь не раз пришлось мне людской кровушкой землю окропить. Афганскую войну с самого начала, с семьдесят девятого, от звонка до звонка прошел, и другого бытия, кроме ратного дела, для себя не представлял. Вырвешься, бывало, в Союз в отпуск, посмотришь на бардак, там царящий, – и обратно в горы тянет, прям спасу нет. Там-то сразу понятно, кто друг, а кто враг. Кто в бою прикроет, а к кому спиной ни в коем случае нельзя поворачиваться. И жену будущую там же встретил, Людмилу мою…

Настоятель глубоко вздохнул, сглатывая ком в горле.

– Да, видать, за все мои грехи она сполна и заплатила… В ноябре восемьдесят шестого духи обстреляли из миномета госпиталь. И мины-то всего две на территорию залетели, а ее дурным осколком в живот…

Баринов медленно повернул голову к Ольге, и в ее глазах, наполненных близкими слезами, прочитал то же, о чем подумал сам. Настоятель, которому самой судьбой назначено исповедовать других, сейчас, по сути, исповедовался перед ними, малознакомыми людьми, волею слепого случая занесенными к нему в дом.

Сергей остро почувствовал гнетущую тоску, переполнявшую сидящего напротив человека в потертой рясе. И еще он, леденея, понял, – нет, не просто так отец Илья выворачивает душу наизнанку перед первыми встречными. Теперь их судьбы связаны в один тугой узел самой старухой с косой.

Батюшка заметил безмолвный разговор гостей и, горько усмехнувшись, разлил остатки водки по стаканам.

– Помянем душу безгрешную! – И, первым махнув свою порцию, продолжил:

– Она еще полгода боролась. Семь операций перенесла, последние две в Бурденко, в Москве… «Красную Звезду» ее, посмертную, мне потом в районном военкомате вручили… Но самое страшное было в том, что она на втором месяце беременности была. Я об этом только после похорон узнал. Хорошо, хоть сразу не сказали, а то бы точно умом тронулся; и так на самой грани помрачения рассудка балансировал… По кустам, да за солдатскими спинами я и раньше никогда не прятался, а в то время окончательно страх потерял. Вот в Кандагаре, в восемьдесят седьмом, аккурат под Новый год, снайпер меня и подкараулил. От верной смерти тогда бронежилет спас. Пластина хотя и не выдержала, но инерцию пули погасила, да в сторону отклонила. Та вместо сердца легкое продырявила. Вот меня в Ленинград, в Военно-медицинскую академию прямиком и отправили. Я-то, как Людмилу схоронил, так до самого ранения пил страшно. Командир с пониманием относился, глаза закрывал и прикрывал как мог. А в госпитале словно обрезало. И вроде глаза на водку не смотрят, но и жить не хочется, чуть руки на себя не наложил… – Настоятель перекрестился на икону. – Как раз в ту самую черную пору священник к нам и зачастил, вроде как психологу помогать, с посттравматическим синдромом у раненых справляться. Я на него поначалу и внимания никакого не обратил. Все мои синдромы давным-давно перегорели, а ранение – так, невезение досадное. Только начал он меня разговорами донимать, и ведь мало-помалу сумел интерес к себе пробудить. Доказал, что совсем другая жизнь есть, без войны, без крови и смерти. И светлого в ней гораздо больше, чем черного… А перед самой выпиской пригласили меня на ту беседу, которая всю судьбу и перевернула. Где и с кем я общался, вам знать ни к чему, расскажу только суть, которая меня тогда чуть повторно с ума не свела. Когда впервые услышал – грешным делом подумал, что разыгрывают. Однако истина заключается в том, что вампиры-кровососы не выдумка, а действительно существуют в реальности.

Настоятель прервал монолог. Поднявшись из-за стола, он принес из сеней кипящий самовар и водрузил его посередине стола. Потом вынул из буфета чашки с блюдцами. Сергей же с Ольгой застыли в ожидании продолжения разговора.

– Наливайте, не стесняйтесь, пока горячий. Небось ни разу такого и не пробовали… Так вот, эти твари появились задолго до рождества Христова. Настолько давно, что достоверно никто не знает, когда именно. На Руси их издревле называли упырями, и еще славяне-язычники упоминали в сказках и легендах. Нынешнее название пошло от небезызвестного Стокера. Своего «Дракулу» он написал с благословения и по заданию Папы Римского, так сказать, для отвлечения общественности. Всегда проще спрятать истинную сущность явления, растрезвонив о ней по всему миру и превратив в небылицу… Да, да, не дивитесь моей осведомленности. В борьбе с этой напастью все без исключения конфессии издревле отодвигают в сторону любые, даже самые непримиримые разногласия, и регулярно обмениваются любой более или менее значимой информацией. Первые же документальные свидетельства о столкновении с дьявольскими порождениями относятся к временам римских легионеров. Неизвестный летописец оставил описание ночного боя с вампиром, имевшим человеческий облик, и его кошмарные последствия. Обладавшая чудовищной силой тварь в клочья разорвала тринадцать солдат, прежде чем ее сумели разрубить на куски, продолжавшие извиваться и корчиться. Все, кого она успела покусать, умерли в мучениях, чтобы с наступлением тьмы воскреснуть в образе чудовищ. В результате более сотни людей сожгли заживо, только таким страшным способом не допустив дальнейшего распространения заразы. Однако по-настоящему профессиональную борьбу с вампирами начали лишь специальные секретные подразделения пресловутой средневековой инквизиции – при этом, совсем не афишируя эту сторону своей деятельности, в отличие, скажем, от охоты на мифических ведьм. Пока закованные в железо рыцари развлекались войной с неверными, святые отцы спасали мир от реальной погибели, истребляя исчадия ада. Пожертвовав бесчисленным множеством ни в чем не повинных жизней, они все же сумели заложить основы стратегии выявления и уничтожения нечисти. Этим опытом мы пользуемся и поныне.

– Впечатляет, конечно, – неучтиво перебил священника Баринов, пытаясь напускной бравадой замаскировать смятение. – А мы-то при чем?

Батюшка, неодобрительно фыркнув в ответ, шумно отхлебнул из блюдца чай:

– Терпение, сын мой. Это пока только присказка, а к главному я только подхожу. Не думал, конечно, что таким образом произойдет то, к чему столько готовился, но пути Господни неисповедимы. Знать, придется нам втроем племя человеческое спасать.

– Как втроем? – испуганно охнула Ольга.

– Вот так, втроем, – жестко отрезал священник. – Если соблаговолите дослушать, поймете почему. Продолжать?

Молодые люди, оглушенные происходящим, растерянно молчали.

– Как говорят в народе, молчание – знак согласия, – вздохнул отец Илья. – Итак, на чем остановились-то?.. Ага, вспомнил… Вы полагаете, я случайно торчу в медвежьем углу, где прихожан меньше, чем могил на кладбище? И при всем при этом здесь восстановили церковь, а настоятеля епархия за свой счет содержит. Да и настоятель не простой, а зачем-то с богатым боевым опытом… Странно, не правда ли?

– Что-то вы, отец, загадками заговорили. Я как-то сейчас совсем не расположен ребусы разгадывать, – огрызнулся Сергей.

– Ладно, ладно, – примирительно пробасил батюшка. – Это я так, к слову… Рукоположили меня не столько потому, что истинно уверовал, а как раз из-за опыта этого специфического и полного отсутствия живых родственников. Таким, как я, легче тайны хранить – меньше соблазна разболтать. Да и в случае чего, слезы лить некому будет.

– А с нами-то чего вы вдруг решили поделиться? Потом, что, подписку о неразглашении оформите? – Чувство недоверия, по природе свойственное всем оперативникам, никак не давало Баринову покоя.

Ольга бросила на своего спутника осуждающий взгляд, а настоятель только усмехнулся.

– У меня в прошлой жизни железное правило было – перед боевыми подробно предстоящую задачу разъяснять. Особенно таким вот молодым да горячим. Сейчас как раз такой случай… Вы, в конце концов, дослушаете или нет?

– Все, все. Весь внимание, – поднял ладони Сергей. – Закурить можно?

Хозяин дома поморщился, но все же достал из-за занавески мятую алюминиевую армейскую миску и поставил перед Бариновым.

– Ныне сделаю исключение. Дыми молча, покуда не закончу. Все вопросы после.

Пока священник устраивался за столом, Сергей быстренько, пока тот не передумал, сунул в рот сигарету и прикурил, выпуская дым в сторону двери.

Отец Илья повозился на стуле, упер локти в столешницу и, положив подбородок на сплетенные пальцы, размеренно заговорил:

– Зимой с сорок второго на сорок третий год объявился в этих местах неуловимый партизанский отряд. Здорово он немцам кровь портил, и в прямом и в переносном смысле. Дело было даже не в том, что налеты совершались исключительно ночью – это как раз характерно для партизанской тактики. Командир гитлеровского пехотного батальона, несшего службу на этом участке, не мог понять другого: почему потери несет только его подразделение и куда исчезают после каждого столкновения погибшие солдаты? В результате майор вынужден был обратиться за помощью. Для проведения операции по поиску и уничтожению партизан в его распоряжение прибыла специально подготовленная мобильная группа войск СС. Первым делом каратели, при поддержке пехотинцев, вошли в эту деревню, но, как ни старались, не сумели найти ни одного местного жителя. В нешуточные морозы дома стояли брошенными, а людей словно корова языком слизнула. Пока немцы ломали голову, как действовать дальше, из леса к ним вышел молодой православный священник. Судьба благоволила ему – штурмфюрер, командир группы, оказался крепким профессионалом с железными нервами, к тому же свободно владеющим русским языком. Священник и офицер оккупационной армии больше двух часов общались без свидетелей, после чего немцы не только дотла спалили деревню, но и вскоре с помощью русского батюшки уничтожили партизанский отряд. Не вступая в открытый бой, они окружили базу и перепахали ее из минометов, а затем команда огнеметчиков сожгла лес вместе с посеченными осколками трупами… Это был единственный за всю Отечественную войну случай, когда представитель русской православной церкви пошел на контакт с завоевателями… Я принял приход за месяц до его смерти и знаю о тех событиях из первых уст.

– Зачем же он так поступил? – онемевшими губами прошептала Ольга.

– А ты понял, почему? – не отвечая ей, обратился настоятель к Баринову.

Тот, раздавив окурок в тарелке, бросил:

– Вампиры?

– Именно. Целый отряд вампиров. Отец Евлампий поступил тогда мужественно, приняв единственно верное решение, и Бог услышал его молитвы. Помог руками супостата уничтожить нечисть.

– И с тех пор здесь организован наблюдательный пост? – Сергей уже не ерничал, он вдруг раз и навсегда поверил в реальность рассказа священника. – Но какой смысл сейчас-то здесь сидеть? Столько лет уже прошло…

– Про заставу верно догадался, сразу видно служивого человека. А зачем я здесь караулю, попробую объяснить. – Священник в задумчивости покрутил в руках опустевшую чашку и с тихим звяком поставил ее на блюдце. – Вот до сих пор не могу понять, как же он тогда сумел убедить эсэсовца?.. Ну да ладно, сие нам уже узнать не дано… Так вот, последнее, что сделали немцы, – с помощью динамита вырыли огромную яму для останков, однако категорически отказались к ним притрагиваться. Отец Евлампий в одиночку всю ночь таскал горелых мертвецов, но так и не нашел главного. Дело в том, что на самом деле истинных вампиров, так называемых прародителей, единицы, иначе человечество уже давным-давно представляло бы собой племя кровососов. За всю многовековую историю битвы с упырями удалось уничтожить едва ли с десяток подобных особей; остальные вурдалаки, в которых обращаются после укуса обычные люди, вторичны. А самое же главное состоит в том, что абсолютной свободой действий обладают только истинные вампиры. Они-то и управляют прочими, – здесь настоятель запнулся, щелкнул пальцами, подыскивая подходящее определение, – ох, и не люблю я это слово, да точнее, пожалуй, не подберешь, – по сути, являющимися самыми что ни на есть классическими зомби.

– То есть как? – поперхнулся последней затяжкой догоревшей до фильтра очередной сигареты Баринов.

– То есть так. После укуса человек как бы умирает примерно часов на двадцать – двадцать пять. У него останавливается сердце, дыхание и вообще все физиологические процессы. От обычного мертвеца предвампир отличается немногим – отсутствием окоченения, трупных пятен, а также низкой температурой тела.

Тут Сергей вздрогнул, вспоминая прикосновение к ледяному трупу деда, а священник между тем продолжал:

– После пробуждения новоявленные кровососы целиком и полностью зависимы от обратившего, управляются им, как куклы, и на первых порах жаждут только одного – крови. Лишь через неделю-другую у них зарождаются зачатки самостоятельного мышления. Если до этого момента успеть уничтожить поводыря, остальные сами по себе передохнут.

Баринов откинулся на спинку и задумчиво поднял глаза к потолку.

– То есть, насколько я понял, как раз центрового вурдалака отцу… как его… Евлампию отыскать и не удалось? Получается, что он вдруг ни с того ни с сего очнулся от спячки, принялся всех подряд грызть, и теперь у нас всего-навсего одна ночь, чтобы найти его и завалить? Задачка, однако…

– Ты не по годам догадлив, сын мой, – хмыкнул настоятель и тут же озадаченно переспросил: – А почему всего одна ночь? Уж в любом случае дня два-три гарантированно имеются.

– Нет, – отрубил Сергей. – Завтра – крайний срок в понедельник, но это в лучшем для нас случае – сюда налетит туча народу. Для начала весь местный райотдел, затем прокуратура, главк. Непременно краснопогонных бойцов или ОМОН какой-нибудь пригонят для усиления. Лично я бы не взялся им объяснять, с кем предстоит воевать. – Он нервно хихикнул, представив реакцию омоновцев или кураторов из управления уголовного розыска на рассказ о вампирах. – Глазом не успею моргнуть, как на Пряжке окажусь… Да и кровососам будет где разгуляться, столько свежего мяса подвалит.

Отец Илья озабоченно почесал в бороде и вопросительно глянул на Ольгу.