Текст книги "Таблетки"

Автор книги: Александр Варенников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Ивана Капустина на берегу ожидало прохладное вино и жареное мясо. Он знал об этом и, разглядывая подводный мир Средиземноморья, думал о скорой трапезе. В его животе урчало, и его уже мало заботили разноцветные рыбки. Он как будто бы и не знал, что вскоре ему самому суждено было стать трапезой более сильного создания.

Акула неслась на него с огромной скоростью, так что он заметил ее присутствие лишь за пару секунд до первого укуса. Он задергал ногами, будто бы пытаясь оторваться от поверхности, которой на самом деле не было.

Мне нравилось наблюдать за тем, с какой силой сжимались челюсти акулы. Это была поистине разрушительная сила, обладающая природной красотой, которой не могут, по сути, обладать созданные руками человека вещи. Меня завораживали изгибы акульего туловища, мощь огромного хвоста, ходящего из стороны в сторону. Я на мгновение перестал понимать, реальность все это, или же только вымысел, подделка, созданная все теми же людскими руками.

Иван Капустин отбивался от акулы до последнего вздоха. Нужно было отдать ему должное. Несмотря на более чем скромную внешность и столь же скромное поведение, характер его, стойкий и по-настоящему мужской, проявился в борьбе за собственную жизнь. Он продолжать со всего маху бить акулу по острому носу даже тогда, когда перестал чувствовать ноги. К тому времени они уже превратились в кровавое месиво с вкраплениями перемолотых костей.

Но силы человека были на исходе. Он сделал последнее движение рукой, и голова его беспомощно откинулась назад. Акула продолжала терзать его тело, точнее, остатки его тела. Куски мяса и плавательного костюма медленно уходили на дно. Добыча была съедена, и акула, переполненная энергией, рванула вперед.

Когда все было кончено, раздались негромкие аплодисменты. Мы с Диной переглянулись. Она, как мне показалось, тоже получила удовлетворение от увиденного. Иван Капустин, судя по улыбке и чрезмерно расширенным зрачкам, был в полном восторге.

– Это замечательно, – говорил он. – Это просто замечательно!

– Эмоции – это наш конек, – деловито ответил я. Дина стояла чуть позади меня. – Вы можете повторить процедуру. Теперь она станет частью нашей программы.

– Прошу, не нужно отдавать мою смерть другим! – взмолился Иван Капустин. – Оставьте это для меня. Я заплачу любую сумму. Только оставьте это для меня!

– Мм… хорошо, я решу этот вопрос с руководителем. Думаю, можно будет договориться на выгодных для обеих сторон условиях.

На том и порешили. Счастливый Иван Капустин покинул офис, а я еще долго смотрел на дверь, за которой он скрылся. Странный холодок пробежался по моему телу. Как будто я потерял часть себя в ту минуту, когда устроил весь этот фарс. Я был доволен собой и ненавидел себя одновременно.

Неоновый туман сгущался над городом, и легкой испариной, природным потом покрывался асфальт дорог, по которым мчались быстрые машины. В свете их фар, ярком и ослепительном, тонули заряженные химическим счастьем люди. Я видел, как два парня целовались на углу у музыкального магазина, в котором раньше продавали виниловые пластинки. Один передавал другому таблетку на языке. Я буквально ощущал, какими мокрыми были их губы.

Люди, которые называют себя меломанами, чаще всего ни черта не понимают в музыке. А я люблю винил. Раньше я скупал пластинки так, как скупает консервы страдающий паранойей бывший вояка в ожидании ядерной войны. Я, разумеется, не скрывался в подземном убежище, чтобы послушать там музыку. Я слушал ее на хорошем проигрывателе.

Легкий характерный треск, ощущение живости звука. Я был с дикого похмелья. Яркими отрывками помню, как, раздевшись догола, лежал на полу и заслушивал до дыр песни Дэвида Боуи. Я подводил глаза и красил губы, а после растирал помаду по лицу, чтобы стать похожим на избитую и потасканную проститутку. Я хотел чувствовать себя ничтожеством, опущенным морально и физически человеком. Что происходило со мной в те минуты? Ощущал ли я себя самим собой, или только притворялся? Мне хотелось резать вены на руках, но мне становилось страшно от одной лишь мысли о смерти от потери крови. Мне страшно было представить, что мое сердце остановится, оттого я вслушивался в его удары снова и снова, пока это не стало надоедать мне. Наваждение. Погоня. От моих преследователей невозможно было скрыться. Они были в моей голове, в моей крови, под моей кожей.

В один из таких моментов, когда я совершенно терял голову от ощущения самого себя, у меня случился первый приступ. Волна, родившаяся, казалось, где-то в области желудка, прокатилась по моей груди. Я вспыхнул, как спичка. Помню неприятное и непонятное жжение, онемение рук.

Мне хотелось кричать, но я крепко стискивал зубы, потому что чувствовал, что вот-вот упаду в обморок. Я боялся, но страх тот был безродным, как прибившийся к толпе бродяг босоногий мальчик. Музыка становилась слишком громкой, как будто кто-то невидимой рукой управлял рукояткой громкости.

Мне хотелось звонить во все дверные звонки, набирать телефонные номера всех знакомых. Моя голова наливалась кровью, я ощущал жар. Включите свет! – кричал я громко, зная, что дома никого нет. Тихонько скрипела дверь в ту комнату, в которую я зарекся больше не входить. Я вторил скрипу, перебивал его тихим стоном.

Прошло время, и мне стало казаться, что я излечился. Ушла тревога. Я думал, что меня излечил шелест пластины. Теперь, лежа на полу и размазывая по лицу помаду, я уже не чувствовал страха. Мое сердце билось так, как должно было биться. Кроме того, меня привлекали изгибы Геральдины, которую ласково поглаживала по бедрам полуобнаженная Дина.

Мы были в какой-то комнате, свет был приглушен. На широкой кровати, пачкая белую простыню, доставляли друг дружке удовольствие две красивые особи женского пола. Их кожа принимала странный цвет в синей полутьме комнаты. Она казалась мокрой. Глаза игриво поблескивали, будто бы зазывая меня вступить в игру, но я продолжал наблюдать за плавными движениями. Мне нравилось наблюдать.

Все так же, как и прежде, играл свои песни Дэвид Боуи. Музыка пронзала наши тела, задавала ритм движений. Дина коснулась пальцами шеи Геральдины и, оскалившись, придушила ее. Та подалась чуть назад, растерялась буквально на секунду. Видимо, она не ожидала такого отношения к себе. Неподдельным наслаждением был пропитан ее взгляд. Ей пришлась по душе такая игра. Ей нравилось быть слабой. Ну а правила везде одни и те же.

Дина, облизнув губы острым язычком, медленными движениями стала снимать с Геральдины черные кружевные трусики и бюстгальтер, представив моему взору все ее прелести. Грудь Геральдины казалась твердой, соски напряженно торчали, и Дина кусала их, поглаживая тело своей ночной сексуальной спутницы своими тонкими чуткими пальцами.

Томно вздохнув, Геральдина откинулась назад и расставила широко свои стройные ножки. Дина коснулась ее лобка своими напухшими губками, поцеловала его, а после опустилась чуть ниже. Я наблюдал за тем, как Геральдина стонет, прикусывая нижнюю губу от наслаждения. Мне казалось, будто это я заставляю ее стонать. Мои руки были сжаты в кулаки. Я хотел заставлять ее стонать, играться с ее телом, издеваться над ней.

То были лишь минуты прелюдия. Чуть позже я почувствовал, как вошел в нее, и приятным теплом окутало мой член. Я чувствовал запах ее тела, покрытого мурашками, сильного и твердого, как металл. Я брал ее всю. Приручал, как приручает всадник строптивую лошадь перед тем, как отправиться в далекий путь. Я хватал ее за волосы и тянул на себя, но она начинала сопротивляться мне. Я был сильнее.

Мокрой была белая простыня. Тела, покрытые потом, блестели в полутьме. Мой разум метался из стороны в сторону. Только что я был на полу и наблюдал, как спустя секунду уже был внутри Геральдины. Неужели я настолько хорошо чувствовал Дину, что смог на какое-то мгновение оказаться в ее голове? Мгновение это не длилось долго, но я точно помню то чувство, которое не отпускало меня на протяжении всего этого мгновения. Я наслаждался своей властью над той, которая когда-то старалась взять власть надо мной. Пришло время расставить все по местам.

Энергия бурным потоком старалась вырваться из меня. Энергия жизни, несущейся к заветной цели. Меня трясло от напряжения. Геральдина стонала. Она была мокрой и буквально задыхалась от чувств, находясь подо мной. Ее ногти впивались в мои бока, но я будто бы ничего не чувствовал. Я онемел. Раствором новокаина стала моя кровь.

Кончив Геральдине на лицо и высунутый язык, я погладил ее волосы и присел на край кровати. На моем лбу застыли капли пота, и Дина, обняв меня сзади, стерла их ладонью, после чего я просвистел с удовлетворением. Меня снова тянуло вниз, на пол. Там было прохладно, но твердо. Я разлегся и, как оказалось, уснул на какое-то время.

Проснулся я тогда, когда Геральдина, стоя перед зеркалом, надевала на себя одежду. В ней она выглядела совершенно иначе. Былые образы снова возвращались на свои места.

– Где Дина? – спросил я, приглаживая растрепавшиеся волосы.

Геральдина, оторвав взгляд от зеркала, удивленно посмотрела на меня. К тому времени она уже успела умыть лицо, нанести помаду на губы и подкрасить глаза. Снова надела броню, подумал я. Она ничего не ответила, лишь ехидно ухмыльнулась.

– Ну и тварь же ты… – кинула она мне напоследок несколько слов и скрылась за дверью.

Я огляделся по сторонам. Где я нахожусь? Как попал сюда? Память отказывала мне, и это не сулило ничем хорошим. Ведь кем является человек без памяти? По сути, лишь оболочкой, пустым сосудом. Память делает нас теми, кем мы являемся на самом деле. Но был ли я тем, кем себя мнил, и помнил ли все то, о чем так старательно пытался забыть?

Дверь, ведущая в комнату, в которую я зарекся больше не входить никогда. Что было за ней?

Два парня, что целовались на углу около музыкального магазина, куда-то пропали. На их месте теперь стоял огромных размеров мужик лет пятидесяти в кожаной куртке и джинсах, с волосами по пояс и внушительными серьгами в ушах. Видом своим он напомнил мне о старом добром роке, который уже давно канул в лету, уступив пальму первенства атмосферной, строго выверенной музыке с явно коммерческой направленностью. Старый рокер проводил меня недобрым взглядом, и я не стал выяснять с ним отношения. У меня и без того было слишком много возможностей умереть.

Я шел по улице с бутылкой виски в руке. Отхлебнув немного, я сморщился и запрокинул голову. Перед моими глазами возникло небо, окутанное пеленой, подсвеченной сотнями тысяч огней большого города. Дурман накрывал меня, накрывал город. Мне не хотелось трезветь. Ставки были слишком высоки. Я должен был оставаться пьян, чтобы ничего не узнать. Только так я чувствовал, что реальность все еще окружает меня.

Реальными были дома, и люди, которые смотрели на меня и сторонились меня, нетрезвого, шатающегося из стороны в сторону вольного бродягу в дорогом пальто и с бутылкой дорогого виски в руках. Я нравился себе в таком состоянии намного больше, чем когда был трезв и смотрел на себя в зеркало в уборной офиса.

Я говорил людям с хмурыми выражениями лиц о том, что сочувствую им, что мне их жаль. Не знаю, понимали ли они, о чем я говорю, или нет. Да это и не особо важно. Важно лишь то, как я сам относился к ним. Не нужно быть альтруистом, чтобы заподозрить внутри себя эгоиста. Просто оставьте глупый треп о сострадании. Не в этом дело.

В конце концов, я остался один на улице, которая вела меня к моему дому. Нередко я прикладывался плечом к стенам домов, мимо которых проходил, и отдыхал, опуская голову и закрывая глаза. Я мог бы словить такси и спокойно уснуть по пути домой, но что-то заставляло меня идти дальше. Быть может, то была погода, которая в тот вечер радовала жителей города безветренным теплом, напоминавшим о том, что лето не за горами. Быть может, сама судьба заставляла мои ноги топтать асфальт. Как бы там ни было, я снова встретил бегуна.

Его лицо, как и прежде, являлось точной копией моего лица. Он бежал мне навстречу, но даже не взглянул на меня, занимавшего, казалось, всю ширину пешеходной дорожки, проходящей между домов. В его ушах были наушники, так что мои нетрезвые крики он снова не услышал.

Я рванул за ним. Я падал. Бутылка разбилась в моих руках, оттого рукава пальто оказались залиты виски. Я порезался, и кровь стекала по моим пальцам на асфальт. Плохо помню момент, когда мое лицо жестко коснулось земли. Я не умел падать правильно. На приобретение этого навыка мне нужно было потратить не один и не два дня.

Бегун держал темп. Он был вынослив, потому что тренировался каждый день. Он пробегал километр за километром, не придавая этому никакого значения. Подсчету километров он предпочитал взгляд вперед, беспристрастный и свежий, каким он бывает только у целеустремленных, не раздавленных алкоголем и химией людей.

Бегун знал, куда бежит. Его острые скулы покрывала испарина, под спортивной курткой намокал тренированный торс. Он знал, что все, окружающее его, совершенно неважно. Я мог лишь завидовать ему, потому что сам я, как бы ни старался отрицать свое непосредственное участие в создании окружающего мира, всегда и везде переживал по поводу того, как этот самый мир примет меня, и что он подумает обо мне.

Бегун не оглядывался назад. Делал он это не потому, что боялся чего-то. Просто ему не было интересно смотреть назад. Его цели не подразумевали этого.

– Что у тебя за цели в жизни? Ответь мне… – слышал я знакомый голос. Он раздавался из динамиков телевизора, который стоял прямо передо мной, на пешеходной дорожке. Обыкновенный телевизор, коих много во множестве квартир огромного множества домов города.

– Что у тебя за цели? – повторял мне голос. Я не видел лица говорившего. Только полосы на экране.

– Кто ты такой? И что ты тут делаешь? – продолжал задавать вопросы голос. Я не знал ответа ни на один из них.

Домой я добрался только ближе к утру. Было около пяти часов, и думалось, что блики солнечного света уже подкрадываются к горизонту с той, невидимой стороны. Хотелось надеяться, что новый день будет солнечным.

Хмель все еще владел мною, но хватка его слабела. Он устал от меня и от моих мыслей, которые только и носились по кругу, не находя себе места. Ощущалась боль в области шеи. Падения не проходят бесследно.

Зайдя на кухню, я, к своему счастью, не застал там Макса. Говорить с кем бы то ни было мне не хотелось. Только выпить апельсинового сока, стянуть с себя вещи и повалиться спать на диван в гостиной. Только и всего.

Встав перед холодильником, я протянул руку вперед и замер. Что-то изменилось. Поначалу я даже и не понял, что именно. Глаза забегали из угла в угол. Взгляд упал на фотографию, прижатую к дверце холодильника небольшим магнитиком с изображением спящего котенка. Я взял фотографию в руки и стал разглядывать ее.

Белая фата невесты, черный классический костюм жениха. Улыбки на лицах. Ее рука в его руке. На фотографии, сделанной с помощью Полароида, были изображены жених и невеста. Я знал их. Это были я и Лиля.

Что-то щелкнуло во мне в ту секунду. Как будто открылся дверной замок. Дверь комнаты, в которую я зарекся больше не входить никогда. Что было за ней? Почему я забыл о существовании этой комнаты в квартире, в которой жил уже много лет?

Я смотрел в глубину комнаты через проем, образованный чуть приоткрытой дверью. Тяжелый запах застоявшегося воздуха пробивал мне нос, избавляя от хмеля. Ту комнату уже давно никто не проветривал.

Я смотрел в глубину комнаты и видел краешек детской кроватки. Красивые узоры, приятного вида постельное белье. На полу игрушки – плюшевый медведь и кукла с голубыми волосами. Те вещи были мне знакомы…

Мне хотелось выпить апельсинового сока, стянуть с себя вещи и повалиться спать на диван в гостиной. Захлопнув дверь, я вернулся на кухню, кинул на стол фотографию, открыл холодильник и достал пачку сока. Прохладой влился он в мое тело. После я снял с себя рубашку и кинул ее на пол в прихожей. Штаны стянул уже около дивана. Тело гудело, ныло, стонало. Потеряв равновесие, я упал на диван лицом вниз и мгновенно уснул.

Так закончился еще один день.

* * *

Свет солнца разбудил меня. Он заливал собой гостиную, открывая взору пылинки, витающие в воздухе. Прекрасная тишина окутывала пространство вокруг меня, как будто эта гостиная находилась вовсе не в сердце большого города, а в самом далеком и неизведанном уголке мира.

Оторвав лицо от подушки, я с большим трудом поднялся, потер глаза и схватился за голову. Похмелье разрывало меня на части. Трубы моего тела гудели от сильного давления, кипяток тонкими струйками сочился из трещин. Мне стало жарко, оттого я открыл окно и впустил в гостиную звуки города. Так я оказался в совершенно другом, столь знакомом мне мире. То был мой родной хаос.

Я стоял перед унитазом, склонив голову. Закрывая глаза, я переставал ощущать присутствие земли под ногами. Меня уносило вверх. Или, быть может, вниз. Сполоснув в ванной комнате лицо, я немного пришел в себя. Мне нужно было прополоскать горло чем-нибудь, и я пошел на кухню.

Лиля стояла около плиты. Она готовила тосты. Запах масла и жареного хлеба распространялся по воздуху, но я не мог вдохнуть его, стоя около входа. Я как будто забыл, как дышать. Я забыл, как моргать. Я смотрел на Лилю безотрывно.

– Привет, – сказала она мне тихим голосом. Взгляд ее пробежался по моему лицу и снова устремился на сковородку.

А я и забыл, как красивы ее глаза в этом мире яви. Сны искажали все, включая самые мелкие, но столь важные детали. Глаза. Когда-то я умел читать то, что было написано в них, но со временем разучился это делать. Слишком много смотрел по сторонам, наверное.

В свете дня ее локоны отдавали золотом, казались еще ярче. Тонкая кожа была бархатной на ощупь, но я мог только догадываться об этом. Я забыл все, что считал когда-то самым важным.

– Привет – эхом откликнулся я.

– Будешь тосты? Я сварю кофе, – говорила мне Лиля так, будто не было той пропасти, что разделяла нас раньше.

– Да, конечно…

Я залез в холодильник и достал пачку апельсинового сока. Я выпил все без остатка, тряхнул головой. Лиля все так же стояла около плиты и готовила тосты. Ничего не менялось. Я мог протянуть руку и коснуться ее лица своими пальцами. Что это было? Наваждение? Или же просто реальный мир стал возвращаться ко мне?

– Ты сегодня не работаешь? – спросила меня Лиля.

Я взглянул на экран смартфона и понял, что очень сильно опаздываю на работу. На часах было без пяти одиннадцать. Десяток пропущенных вызовов от Геральдины. О, нет, – подумал я. Не хватало еще, чтобы она подумала, что я пользуюсь своим положением.

Вчерашний день казался мне сном. Капустин, Дина, Геральдина, этот чертов бегун, фотография… Все расплывалось.

– Ты меня слышишь? – окликнула меня Лиля. – Ты сегодня на работу не собираешься? С тобой все в порядке?

Я глупо улыбнулся своей жене.

– Да, конечно. Собираюсь, да. Просто перебрал вчера немного.

– Судя по запаху, очень даже не немного, – она сдержанно улыбнулась мне. – Садись за стол, я накрою.

Послушавшись, я сел за стол и сложил руки в замок. Я смотрел на Лилю, потом на руки. Взгляд снова падал на ее золотистые локоны. Пылинки витали в воздухе. Шумел город за окном.

– Где ты… пропадала все это время? – спросил я ее, когда она, накрыв стол, села напротив меня.

– В каком смысле?

Лиля казалась слегка озадаченной. Сдержанная улыбочка по-прежнему держалась на ее губах.

– Когда мы виделись с тобой в последний раз?

– Знаешь, мне кажется, тебе нужно выпить немного кофе, – она указала рукой на кружку, что стояла прямо передо мной. – Может быть, отпросишься сегодня с работы? Вид у тебя нездоровый…

Я промолчал. Кофе оказалось горячим. Оно обожгло мои губы.

– Слушай… это должен говорить мне ты, но я, пожалуй, возьму на себя эту роль, – Лиля говорила медленно, вкрадчиво. – Не нужно. Слышишь, не нужно. Мы оба хотели забыть об этом. Давай делать так, как делали раньше. Я слишком много слез выплакала, чтобы возвращаться туда снова.

– Ты… настоящая.

– Да, и ты настоящий. А то прошлое… оно уже далеко.

Фотография на холодильнике. Белая фата невесты, черный классический костюм жениха. Я долго смотрел на ту фотографию, силясь вспомнить, кем и когда она была сделана.

Я машинально взял руку Лили в свою и посмотрел ей прямо в глаза. Я хотел задать ей столько вопросов, что, пожалуй, нам не хватило бы и дня, чтобы разобраться во всем. Но я испугался.

– Мне нужно бежать, – сказал я уже на ходу. Ее рука упала на стол.

Покинув кухню, я рванул к выходу. Накинув пальто, я открыл дверь и выбежал в подъезд. Лифт, как мне казалось, ехал слишком медленно. Голова кружилась так сильно, что, как только я выбежал на парковку, меня вырвало. Стало невыносимо больно. Я оперся рукой о холодную стену, чтобы не упасть. Закинул в рот таблетку. Проглотил ее.

Я мог подумать, что это так сказывается на мне похмелье. Результат смешения алкоголя и химии. Так, вероятно, подумала и Лиля. Я мог снова лгать себе о том, что происходит на самом деле, но тайна, скрытая глубоко в моей голове, заваленная обломками воспоминаний, светилась ярким светом. Я, пораженный этим сказочным свечением, хотел разгребать завалы, стирая руки в кровь.

Движение в центре города было затруднено. Простаивая в пробках часами, люди перестали замечать, как мимо пробегают дни и недели. Полтора часа в одну сторону, полтора – в другую. Три или четыре часа в день, около пятнадцати-двадцати в неделю. Битые сутки, потраченные на… даже не знаю, как и выразиться. На движение? На простой? На нервное блуждание взгляда по лицам людей, которым тоже суждено было вместе с тобой попасть в пробку?

Забавно, но лица людей, сидящих в соседних машинах, сливаются в одно общее лицо, лишенное ярко выделяющихся черт. Просто лицо, хмурое и радостное одновременно. Прекрасное и отвратительное. Асимметрию, доведенную до идеального вида, с определенной долей уверенности можно окрестить симметрией. Так уж получается, что все, от чего мы бежим, что пытаемся вывернуть наизнанку, в итоге перерождается и возвращается к нам в новом обличии.

Думая обо всем этом, я стучал по стеклу костяшками пальцем и смотрел на номера впередистоящей машины. Конец пробки терялся из вида, и надежды на то, что вскоре можно будет вдавить педаль газа как положено, не оставалось совсем. По крайней мере, я заставил себя не думать о Лиле.

Несмотря на то, что на улице все еще властвовала ранняя весна, в салоне моего седана становилось душно. Не спасали даже приоткрытые окна. Похмелье хватало меня за жабры, душило, но понемногу отступало, так что я мог немного отвлечься от своего состояния и смотреть на лица людей.

Среди них были лица знакомые. Для некоторых это прозвучит странно, но во многомиллионном мегаполисе у вас есть все шансы случайно встретиться с приятелем (или неприятелем) на улице, которая никоим образом вас не связывает. На ней нет офисов, в которых вы работаете, нет ресторанов, в которых вы любите просиживать свое время в компании жены (мужа) или любовницы (любовника). Просто так случается.

Мимо меня на небольшой скорости проехал в своем длиннющем универсале мой университетский приятель, с которым мы не общались уже добрый десяток лет. Я хотел было махнуть ему, но он унесся прочь со своими заботами и желаниями. Спустя пятнадцать минут я увидел сидящей на пассажирском сидении одного из внедорожников бизнес класса старую знакомую, с которой я флиртовал еще до встречи с Лилей. Она не узнала меня, и этому я был по-своему рад.

Все эти люди были в моей жизни когда-то. Теперь от них остались лишь воспоминания да старые аккаунты в социальных сетях. Список друзей с каждым годом пополнялся все новыми и новыми именами полузабытых мною и когда-то интересных мне людей. Не хотел бы и я сам попасть в этот список.

Увидев, что светофор снова загорелся красным, я закрыл глаза и потер пальцами виски, дабы хоть как-то снять напряжение. Открыв глаза, я заметил, что по правую сторону от меня остановился седан небесного цвета. Абсолютно такой же, как и у меня. Повернув голову, я посмотрел на лицо водителя и от испуга широко открыл рот.

Одетый в черный классический костюм, за рулем сидел похожий на меня как две капли воды мужчина. Он подпевал музыке, доносящейся из динамиков. Я сразу же узнал эту песню. «Maybe Tomorrow» британской группы Stereophonics. Песня, которая звучала на нашей с Лилей свадьбе. От подступившего напряжения у меня зарябило в глазах.

Я хотел было выйти из машины и преградить дорогу своему двойнику, да вот только светофор в самый неподходящий момент загорелся зеленым, и поток машин тронулся. Мне стали сигналить, и я хлопнул дверью, включил передачу и двинулся вперед. Машина двойника была на три корпуса впереди моей. Расстояние между нами неумолимо увеличивалось.

В конечном итоге двойник уехал далеко вперед и растворился в бесконечном потоке машин. Я же был в той полосе, по которой машины передвигались медленнее всего из-за дорожно-транспортного происшествия. Мне казалось, что все это неспроста. Мне казалось, что случайности остаются случайностями только тогда, когда не пытаешься углубиться в изучение деталей. Эта мысль захватила меня.

Остановив свой седан прямо перед машинами участников ДТП, я заглушил двигатель и включил аварийный сигнал. Покинув машину, я направился прямиком к двум мужчинам, которые решали свои страховые вопросы в неожиданно спокойной беседе. Завидев меня, они выдержали паузу.

– Неужели он все это спланировал? – с ходу спросил я.

– Кто? – ответил вопросом на вопрос один из участников, что показался мне постарше. Его волосы отливали сединой, а глаза были выразительны.

Второй участник, что был моложе и свирепее видом своим, пристально посмотрел на меня, будто бы оценивая заранее шансы на победу в случае потасовки.

– Мой двойник, – кинул я. – Только не надо говорить, что вы не знаете, кого я имею ввиду!

– По правде говоря, с трудом понимаю, о чем выговорите, – ответил тот, что постарше. Он посмотрел на второго участника. – А вы понимаете?

Тот лишь пожал плечами, не сводя с меня взгляда. Я почувствовал себя полнейшим дураком, но останавливаться на половине пути не желал.

– Так. Давайте не ломать здесь комедию. Он сидел в машине, абсолютно такой же, как и у меня, – я ткнул в сторону седана. – На нем был такой же костюм, как и на мне в день свадьбы с Лилей! И еще. Он напевал песню… да это и неважно! Что он хотел этим сказать, черт возьми?!

Оба участника лишь смотрели на меня с явным непониманием. Оттого и злоба во мне закипала еще больше.

– Да, я понял… конечно… Лиля?! Может быть, это она решила проучить меня? Пошутить, да?! Так вот: шутка явно неудачная! Твою мать…

Я со всего маху врезал ногой по отбойнику, что разделял встречные полосы. Движение мое, видимо, со стороны выглядело забавным, потому что старший участник еле сдержал улыбку. Второй лишь нахмурил брови.

– Вы не в себе, – сказал он грубым голосом. – Садитесь в свою машину и езжайте прочь, пока не началось что-то нехорошее…

– Да? Что ж это получается у нас? И бить меня тоже будете взаправду?! – разразился я истерикой. – Ну, давай, чего же ты стоишь? Бей меня, если это часть спектакля! Да все это чертовски нереально и глупо! Все подстроено – это видно с первого взгляда. И ваша авария… Да я даже царапин не вижу! Поставили две машины рядом и думаете, что обманули меня? Ну, уж нет! Бей меня!

Я пошел прямиком на того мужчину, что был помладше. Помню, как он сжал кулаки, готовясь ответить мне. В тот момент я почти потерял контроль над самим собой. Да вот только вид полицейского, появившегося будто из неоткуда, заставил меня вернуться обратно.

– Старший лейтенант Стругацкий, здравия желаю. Что здесь происходит? – представился он и задал вопрос спокойным, но твердым голосом. – Кто из вас владельцы этих автомобилей?

– Мы оба, – сказал старший мужчина, указывая пальцем на себя и на того, что был помладше. – А этот человек… даже не знаю. Просто подошел и стал кричать.

– Что вам здесь нужно? – спросил, взглянув на меня, полицейский.

– Я подумал было, что это все подстроено, – ответил я и попятился назад. – Черт возьми…

– Попрошу ваши документы.

Мои глаза забегали, как у мелкого воришки, пойманного с поличным. Первой моей реакций стало желание убежать, но я чудом заставил себя остановиться. Дрожащей рукой я полез в карман пальто, но, к своему удивлению, не нашел там свои документы. Проверил другие карманы, но все мои попытки потерпели крах. Документы пропали.

– Я… похоже, я потерял их вчера вечером. Я возвращался домой, а по дороге… черт, как же так?

– Попрошу вас пройти со мной для выяснения обстоятельств, – твердым голосом сказал мне полицейский, делая уверенные шаги в мою сторону.

– Вы не понимаете. Я спешу на работу. У меня важная работа. Я работаю в компании… ну, вы знаете… мы предлагаем людям эмоции и чувства.

– Попрошу вас, – повторил полицейский. Рука его потянулась к кобуре. Я застыл. – Без лишних глупостей. Ладно?

Теперь я точно понимал, что все, что произошло – лишь случайность, которую я попытался проверить на наличие неопределенных моментов. И сделал это зря. От меня разило алкоголем за версту, и полицейский не мог не заметить это.

– Да вы пьяны, – сказал он, не меняя интонации, когда мы сидели в патрульной машине. – А за руль садиться пьяным нехорошо… нехорошо…

– Я пил вчера вечером. Просто это похмелье. Я в состоянии управлять машиной.

– А ваши документы? Без них тоже управлять можно?

Все складывалось против меня. Выдохнув, я откинулся назад. Пути назад не было. Только вперед, понимая, что может статься еще хуже.

– Сколько? – спросил я.

– Сколько чего?

– Сколько стоит услуга «Отпустите меня домой»?

Полицейский широко улыбнулся мне, и на какое-то мгновение показалось, что он заинтересовался моим предложением. Я крепко сжал кулак, предвкушая, что вскоре он назовет точную сумму и я, открестившись от беды, смогу пойти спокойным шагом к своей машине и уехать прочь.

– Взятка, значит… Что ж, будет, о чем поговорить в отделении.

Тут-то я и понял, что, поставив на черное, проиграл все. Протокол был составлен, моя машина эвакуирована на ближайшую штрафную стоянку, ну а я сам, не веря в собственное невезение, на заднем сидении патрульной машины отправился в отделение полиции.

Телефон разрывался от звонков. Могу представить себе гнев Геральдины, когда я в двадцатый раз не взял трубку. Что могла она подумать в тот момент? Явно не то, что меня кинули за решетку на сорок восемь часов до выяснения обстоятельств.

Мимо моих глаз проносились улицы и улочки. Зазывали яркие рекламы, блистали белоснежные улыбки актеров. Солнце отражалось в окнах домов. Бликами наполнялся прекрасный мир. День был в разгаре, а вот я выпал из него. Будто прыгнул на подножку отъезжающего от остановки автобуса и нелепо поскользнулся. Повалился назад, больно ударился спиной об асфальт дороги. Остался лежать в одиночестве и думать о том, как же все так могло получиться.