Текст книги "А там"
Автор книги: Александр Варакин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Варакин Александр
А там
ВАРАКИН Александр
А там...
Рассказ
Отчего-то Козицыну нравился урок географии. Он все пытал учительницу:
– А там что? Кто там? И почему?
Не могла она ответить лишь на последний вопрос, относя его к старшим классам и сложному предмету по имени философия. А на первые два – отвечала, ибо терпения у нее было много.
– А там, – говорила она, – Западный Тупик. Этотам – Южный Парк, а пототам – Северный Лес. В нем разные звери водятся.
Ученики делали понимающие лица и тянули руки, чтоб поделиться радостью иных знаний из других предметов – зоологии, например. Но Козицын и сам знал, какие где водятся звери. Знал он и улицы Ньянска назубок. Знал промышленность и сельское хозяйство родимого Ньянска. Одного не ведал: почему вопроса-то его никто не может понять?
С Востока Ньянск ограничивался Железнодорожной улицей, за которой, говорила наука, больше ничего не было. Хотя, конечно, было – была сама железная дорога. Раз в двое суток по ней приходил поезд из Москвы, раз в другие двое суток – через день то есть – уходил обратно. Привозил этот поезд озабоченных соотечественников с мешками да подарками. Все остальное время на железной дороге стоял какой-нибудь некрасивый товарный состав, назначения которого никто знать не мог: постоит себе, постоит – и куда-то отправится. Так всегда было (это уже из науки истории)... Порывался спросить обо всем у матери, но та махала на сына руками, а отца у Козицына не было.
– Спился, – говорила мать. – А теперь – там...
Про кладбище на Северо-Востоке все знали. А за ним далее – тоже ничего.
Повзрослел Козицын, стал рабочим чулочно-носочного комбината, женился на прядильщице с прядильного, – но все ему не спалось. Все ему хотелось куда-то, куда, все говорили, никак невозможно.
И вот однажды взял он отгул, запасся провиантом на три дня – и отправился на железную дорогу. Как раз подошел зеленый поезд, который прежде привозил запах колбасы, теперь же – только мочи да баночного пива. Постоял Козицын, делая вид, что нет у него никакого интереса, понаблюдал за разгрузкой пассажирского контингента. Когда остались только проводники, занятые сбором в мешки вонявшего хлоркой белья, Козицын запрыгнул в вагон, показавшийся ему подходящим: вместо одной двери тамбура там были распахнуты обе, и даже неизвестно, за какой надобностью. Так проскочил Козицын поперек зеленого состава и спрыгнул по ту сторону дороги.
Там была земля, так же пропитанная железнодорожными запахами, как и та, на которой он только что стоял поодаль, боясь быть обнаруженным. На той земле тоже росли лопухи, крапива, кое-где имелись залежи шпал и щебенки. Но вот что главное: поперек, перпендикулярно к железной магистрали, едва проглядывала тропинка, уводившая куда-то. По ней и двинулся Козицын. А через десять минут пути, когда за развалинами каких-то древних зданий открылся простор с рекой и лесом за нею, он увидал впереди свободно бредущую по тропинке женскую фигурку. Фигурка была в костюме проводницы: это-то Козицын отметил сразу.
Догнал он ее и представился:
– Козицын меня зовут. А тебя как?
– Меня Тоней звать, – сказала женщина, оказавшаяся не только молодой, но и красивой. – Идем вместе, так веселее.
– А... куда ж мы идем? – осторожно спросил Козицын, не подозревавший, что за железной дорогой имеются объекты, в которых кому-то надобность.
– Ко мне домой, в Елховку, – ответила Тоня, и Козицын едва не упал от изумления: оказалось, за железной дорогой есть не только чей-то интерес, но и сама жизнь!
Так он и проудивлялся всю дорогу, пока тропинка не переросла в тропу, а потом и в грунтовый тракт, вскорости заимевший асфальтовое покрытие и две полосы движения, разделенные белой разграничительной линией.
В Елховке нашлись и производственные объекты, и жилые дома. В один из таких домов сдружившиеся Козицын и Тоня вошли. С порога они услыхали зычный мужской голос:
– Антонина, это ты? А кто с тобою?
– Папенька, это я, – сказала Тоня, сбрасывая с натруженных ног обувь. – А со мной – Козицын. Он теперь мой муж и станет у нас жить-поживать и добра наживать.
– А где теща? – деловито спросил Козицын, озираясь.
– А там... – Тоня махнула куда-то рукой.
– Понятно, – сказал Козицын и выложил на стол припасы, которых ему должно было хватить на три дня, а то и на больше. – Хворая мама у тебя была?
– Угу.
– Стало быть, там – кладбище. А этотам – что? А пототам?
– Все знают, что пототам – Северный Лес непроходимый, этотам – Южный берег той реки, через которую мы по мосту шли, а тама, на Востоке то есть, Шоссейная улица, за нею шоссе – и более ничего.
А шоссе на что? – допытывался Козицын. Как на что? А как же автобус из Москвы? Там даже небольшой автовокзальчик есть.
– Ну, а за ним? За ним – что?
– Говорят же тебе: ни-че-го. И вообще давай спать, устала я.
Девушка Тоня оказалась очень хорошей, и женой сделалась справной. Зажил Козицын прекрасно, даже устроился на завод – кожи для чемоданов ножницами резал. Автоматическими, за которыми просто нужен был догляд. Тесть сговорчивый попался – по субботам и воскресеньям вместе с Козицыным водку пил на брудершафт и от мордобоя взаимного тоже редко отказывался.
Тоня честно работала проводницей на скором поезде Ньянск – Москва (и наоборот).
– Отчего же Ньянск? – спросил однажды, уже догадываясь, Козицын.
Ну, что ему дались эти вопросы?
– Откуль я знаю? Ньянск, и все.
– Так мы ж в Елховке!..
Тоня пожала плечами.
– Ну, хорошо. А за железной-то дорогой – что?
– Ну, это я хорошо знаю: Железнодорожная улица. Отчего и дорогу зовут железной. На улице люди живут, они на моем поезде туда-сюда ездят.
– А за нею – что? За Железнодорожной-то?..
– За нею жизни нет. Край, – говорила Тоня.
– Ну, хорошо, а Москва тогда – что такое? Что она собой представляет?
Тоня усмехнулась:
– Москва – это громадный такой вокзал со множеством народу. А еще ее называют центром нашей популяции.
Скучно стало вдруг. Заскучал Козицын не оттого что не знал слова "популяция", хотя имевшееся у него лично начало этого слова всегда свербело, чесалось и искало приключений. Понял он, что женился на безграмотной женщине, и что счастья с нею тоже не видать.
Как и в прошлый раз, взял он отгул, провизии на три дня... и перешел шоссе.
Он стал двигаться на Восток, и встретил город Красные Холмы, и распрощался с ним по той же причине, что у Красных Холмов были своя история и, главное, своя география. Потом Козицын встречал и другие населенные пункты, населенные другими людьми...
Он все время двигался на Восток.
Почему не на Запад? Потому что на Востоке солнце восходит, а на Западе – заходит.
И чем дальше он шел, тем больше находил попутчиков и попутчиц. Открылось даже, что есть путешествующие и оттуда, и оттоль, и поэтотоль, и пототоль, а также – сюда, туда, этотуда, а уж про пототуда и говорить нечего.
Кипит жизнь, только редко кто замечает.