Текст книги "Одержимый. Дар проклятого"

Автор книги: Александр Вансович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Через мгновение люди, чьи приближающиеся шаги я слышал, разлучат меня с Мариной навсегда.

Наутро номер моего журнала так и не вышел в тираж.

ГЛАВА 2

Узкая тропа, густо заросшая пыреем, резко петляла меж покосившихся крестов и рассыпающихся от времени надгробий. Липкий предрассветный туман охлаждал разгорячённое от бега лицо, оседая на волосах и потрёпанной одежде парня, который спотыкаясь о торчащие из земли коряги, нёсся без оглядки, едва разбирая дорогу. Каждый шаг, каждый прыжок давался всё сложнее, спёртый кладбищенский воздух застревал в носоглотке, раздражая слизистую.

Парень бежал из последних сил, ноги болели, полная луна лениво наблюдала за агонией человека, бегущего от чего-то неотвратимого. Шаг, ещё шаг, падение, отчаянные попытки встать и продолжить движение, снова падение, надо хотя бы ползти…

Парень судорожно цеплялся за дёрн непослушными пальцами. Главное, не останавливаться. Скрыться за огромным деревом, выросшем на чьей-то могиле? Отдышаться и продолжить бег? Глупо. Шагов преследователя не слышно, не слышно и его дыхания, но он знал, он чувствовал, что, кто-то, или что-то приближается. Оно не отставало ни на шаг, убегающий понимал, что нечто не гонится за ним, а скорее провожает, или ведёт в ловушку, изматывает, прежде чем атаковать.

Ужас сковывал парня, он старался дышать, как можно тише, но каждый вдох, словно взрывная волна, оглушительно громко разносился по пустынному кладбищу. Каждый удар сердца заставлял содрогаться землю, к которой прижимался обессиленный парень. Страх, который исходил от юноши, пропитывал всё вокруг, исчезло всё, остался лишь ужас, всеобъемлющий и неподдельный.

Лёгкий порыв ветра принёс с собой что-то смрадное, что-то зловонное. За свои пятнадцать лет, парень не встречал ни чего, что могло вонять так омерзительно. Так может вонять только гниющая душа маньяка питающегося кишками своих жертв. Мелкая дрожь не давала сосредоточиться вытряхивала из головы все мысли. Юноша полз в сторону разрушенного склепа какой-то древней знатной семьи, руины которого чудом пережили революцию. Заползти внутрь, залечь под холодный камень, скрыться во тьме? Бред, абсурд, бессмыслица: ведь то, что идёт по следу и есть тьма…

Двери давно нет, то, что когда-то было аркой, словно беззубая пасть предваряло вход в бездну. Парень полз вниз по покрытым мхом ступеням. Через несколько мгновений его ноги исчезли во мраке, и он растворился в неизвестности. Луна в последний раз бросила свой безразличный взор туда, где только что скрылся юноша, и закатилась за облака, не желая становиться свидетелем происходящего.

Что-то бесформенное метнулось к развалинам, и, сделав петлю над зияющей дырой, ведущей в старый склеп, скользнуло внутрь.

Ловушка захлопнулась.

                        ***

Колёсико зажигалки, высекая искры, чиркнуло о кремень. Владимир Тимофеевич, держа в зубах очередную сигарету, сделал глубокий вдох, затягиваясь густым дымом.

– Что это была за тварь? – не выпуская изо рта сигарету, вполголоса спросил доктор.

– Думаю, если назову это существо демоном, то не ошибусь, – немного подумав, ответил Игорь, – Хотя не думаю, что этих существ из другого мира можно подогнать под критерии, подвластные пониманию людей. Вряд ли есть чёткая классификация, разделяющая всю эту нечисть на категории, а если кто-то и пытался всерьёз их классифицировать, чаще всего оказывался в заведениях, подобных этому.

– О, Господи! Вы хотите сказать, что их много и они все разные? – удивился доктор, стряхивая с сигареты пепел.

– Господи? Ты не похож на религиозного человека, – усмехнулся Игорь.

– Слушая такие истории, волей-неволей начнёшь верить и в чёрта и в Бога, – улыбнулся Владимир Тимофеевич в ответ, – или ты убеждён, что бога нет? Ведь если есть тьма, должен же быть и свет.

– Что есть тьма? – не снимая с лица ухмылку, протянул Игорь, – Тьма – это отсутствие света, она есть всегда, всегда была и всегда будет, а вот свет… Это что-то приходящее и проходящее.

– Следовательно, если тьма – это отсутствие света, то демоны – это отсутствие Бога? – удивился своим выводам доктор.

– Вот видите, вы только что доказали, что Бога не существует, – ответил Игорь, обдумывая слова доктора, – Бога придумали люди. Религия – это очень удобный инструмент человечества. Нам свойственно наделять божественной силой то, что мы не в силах объяснить, то, что выходит за рамки нашего понимания, то, что не принадлежит нашему миру, но всё-таки существует среди нас, – Игорь сделал паузу, – Быть может, то, что мы привыкли считать Богом, на самом деле, не что иное, как…

– Демон? – закончил Владимир Тимофеевич за Игоря.

– Всё ещё хотите подогнать их под критерии, подвластные человеческому пониманию? – губы Игоря обозначили улыбку, но глаза при этом остались безэмоциональными.

– Полагаю, из этого следует, что языческие пантеоны божеств древних народов имеют больше прав на существование, чем монотеизм в любом его проявлении, – затушив окурок, резюмировал доктор.

– Твои слова не лишены логики, но мы имеем дело с чем-то более иррациональным, а логика – это что-то местное, приземлённое, человеческое… – оставил Игорь слова доктора без подтверждения и опровержения.

Разговаривая с Владимиром Тимофеевичем, Игорь вновь почувствовал себя человеком. Живой диалог. Разговор не с духом задушившей себя в момент мастурбации извращенки, жившей в его палате до него, или с духом сдохшего от передоза главврача, установившего при жизни порядки, действующие в этой лечебнице по сей день. Игоря впервые за несколько лет не бьют, не оскорбляют, не запугивают трепанацией черепа. Он не верил доктору, он перестал верить людям, но доверительная беседа с Владимиром Тимофеевичем была для него отдушиной, щедро обдувающей его чем-то свежим. И пусть всё обман, пусть это иллюзия нормальности – Игорю было плевать, ему очень не хватало простого человеческого общения.

Игорь вновь перенёсся в склеп, где совсем юным мальчишкой пытался спрятаться от жуткой твари, гоняющейся за ним по всему кладбищу.

***

Холодный, влажный камень давил в пульсирующую от нагрузки печень. Игорь пытался взять себя в руки, успокоиться. Он тысячу раз встречался с существами из потустороннего мира, мог общаться с ними. Он каждый день видел их дома, по дороге в школу, играя с другими детьми во дворе, но то с чем он столкнулся этой ночью, было что-то иное, что-то поистине злое, что-то внушающее ужас. Он проклинал своего сводного брата за ту злую шутку, которую тот сыграл с ним. Детская шалость – взять на слабо. Юношеский максимализм – переночевать на кладбище? Что может быть проще! Но не в эту ночь, не на этом кладбище, о котором ходят сотни леденящих душу легенд, не в этом мире, который перестал принадлежать человеку.

Игорь всматривался в темноту, вязкую, липкую, непроницаемую. Где-то над головой что-то монотонно капало, отсчитывая его последние секунды. Лёгкий шорох раздался со стороны входа, медленно приближаясь, а вместе с ним усиливалась вонь. Снаружи не доносилось ни звука: не слышно сверчков, кваканья лягушек, казалось, замерли даже листья на деревьях. Затишье перед бурей, сейчас начнётся… Игорь заметил лёгкое свечение, но лучом надежды это назвать было нельзя. Это свечение не было светом, это было что-то тёмное, словно негатив. Это свечение резко контрастировало с мраком, заточённом в разрушенном склепе. Приближалась та дрянь, которая десять минут назад заставила Игоря броситься со всех ног через кладбище. Ужас усилился, Игорь затаился, но надеяться, что демон проплывёт мимо, не приходилось. Он почувствовал, как что-то коснулось его ноги, юноша вздрогнул, но не издал ни звука. Что-то холодное потекло вверх по ноге, медленно, не торопясь, сантиметр за сантиметром, охватывая его плоть. Игорь смотрел, как что-то плотное, тёмное поглощает его, сковывающий холод растекался уже по животу. Словно мышь, охваченная предвкушением собственной смерти, смотрит на удава, смотрел Игорь на заползающую на него чёрную пелену.

Быстрой смерть уже быть не могла, оставалось надеяться, что она будет хотя бы безболезненной. Холод уже щекотал горло, Игорь смирился, больше шансов на спасение нет – тело не слушается, кричать бесполезно. Жуткая вонь, самый её источник пополз прямиком в ноздри. Игорь закрыл глаза, осталось только одно – мужественно принять свою судьбу. Он отбросил панику, в голове с вызовом пронеслась мысль: «Давай, мразь, сожри меня! Жри, сука!».

***

Владимир Тимофеевич, не отводя завороженный взгляд от Игоря, потянулся к пачке сигарет.

Пуста.

– Но ты сейчас сидишь передо мной, живой? – удивился доктор, не глядя, бросая пустую пачку в сторону урны, – Ты тогда уже открыл в себе ту силу, которая разнесла кафе «Курьёз»?

– Нет, позже, гораздо позже, – выдохнул Игорь.

– Но как, как тебе удалось выжить? – недоумевал доктор.

– … я сдался… – выдержав паузу, ответил Игорь, опуская глаза и не дожидаясь следующего вопроса продолжил:

– Это был демон, пожирающий страх. Тварь, которая заставляет даже самого бесстрашного человека вспомнить все его детские кошмары, ссаться от ужаса, который таится в глубине души каждого из нас… – Игорь помолчал мгновение, дожидаясь, пока доктор, распечатает новую пачку, – Я сдался, принял смерть, простился с этим миром, утопающем в блядстве. Страх отступил, а вместе с ним и демон. Сытый ублюдок уполз обратно в свою чёртову нору, из которой выбрался на щедрый пир, учтиво предоставленный мной.

– А… а что стало с тобой? – заикнувшись, поспешил уточнить доктор.

– Я пролежал в склепе до вечера следующего дня, не в силах пошевелить и пальцем, но шутка судьбы – именно страх меня заставил убраться с этого проклятого кладбища, страх перед той тварью, которая могла вернуться в любой момент и закончить начатое. Затем я неделю мочился кровью, потому что застудил почки, лёжа почти сутки на сырой земле, а потом, если вам интересно, ещё две недели, потому что брат с его отбитыми дружками не поверили в мои кладбищенские приключения, – Игорь взглянул на доктора, – Может, чёрт возьми, уже предложишь мне стакан воды, у меня изжога от твоего долбанного дыма!

***

Лысеющий мужчина со следами грехов молодости на лице, стоял на крыльце небольшого особняка и нервно теребил связку ключей, подбирая их к замку.

– Ну, давай же, открывайся! – ворчал мужчина, вставляя очередной ключ в замочную скважину.

Замок не поддавался, мужчина был уверен, что хозяев дома нет, но всё же заметно нервничал, желая поскорее скрыться от любопытных глаз прохожих, которые изредка проходили вдалеке, не обращая на него внимания.

Сухой щелчок возвестил о том, что ключ подошёл, мужчина напряг пальцы и провернул ключ на пол-оборота, ржавый механизм сработал, задвижка стала отодвигаться. Ещё пол-оборота, и дверь со скрипом отварилась.

Свет, отброшенный звёздным небом, нырнул внутрь дома, тускло освещая пыльную прихожую. Мужчина сделал вкрадчивый шаг через порог, половица едва слышно хрустнула. За последние несколько месяцев это был первый шаг сделанный человеком в этом доме. Мужчина зажёг громоздкий фонарь и прикрыл за собой дверь, пройдя мимо выключателя. Он прошёл к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж, к рабочему кабинету хозяина дома. Вошедший был знаком с планировкой, он явно здесь не в первый раз и точно знает, куда идти. Его не интересовали ценности, хранящиеся в доме, он преследовал другую цель, более значимую, чем спрятанная в матраце наличка, или лежащие на прикроватной тумбочке золотые украшения.

Кабинет был закрыт.

– Чёрт! – выругался вполголоса грабитель, зажимая подмышкой неудобный фонарь и доставая из кармана пресловутую связку ключей.

На этот раз для подбора нужной отмычки понадобилось меньше времени. Тяжёлая дверь поддалась, и мужчина проник в заваленный какими-то письмами, бумагами, книгами кабинет. От приближения к желаемой цели волнение нарастало, глаза горели алчным огнём, он внимательно осматривал кабинет, решая с чего начать обыск.

Фонарь моргнул, мужчина стиснул зубы.

– Я же зарядил аккумулятор! – фыркнул он, ударяя по фонарю ладошкой.

Сейчас, когда грабитель был так близок к цели, это было совсем некстати, он был готов щёлкнуть выключателем, всё равно никто с улицы не обратит внимания на одиноко горящее окошко, а если и обратят, то кому какое дело? В этом городе всем давно глубоко плевать на дела незнакомцев, гнилые люди нередко плюют на проблемы своих близких, а тут совершенно посторонний человек. Но лишняя осторожность не помешает.

Фонарь моргнул ещё несколько раз, и мужчине показалось, что в свете коротких вспышек в углу кабинета он заметил женский силуэт. Свечение фонаря нормализовалось. Мужчина стал судорожно озираться по сторонам, но в комнате он был один.

– Чертовщина! – выругался грабитель, всё ещё настороженно освещая тёмные углы кабинета.

У него появилось устойчивое чувство, что за ним пристально наблюдают, ощущение присутствия кого-то ещё сводило с ума. Сейчас, когда осталось протянуть руку и взять желаемое, приступ панической атаки мешал сосредоточиться. Со стороны окна раздался тихий шорох. Мужчина сделал неуверенный шаг к занавеске, ему показалось, она слегка колыхнулась. Нет, там никого не может быть, она слишком плотно прилегает к стене, там даже ребёнок не поместится. Сухие половицы предательски скрипели от тяжести шагов. Зрачки расширились, виски стали пульсировать, вызывая болевые ощущения, с каждым шагом, приближающим мужчину к занавеске, ускорялся его пульс. Шаг – скрип, шаг – скрип. Рука мужчины потянулась к безмятежно свисающей с гардины ткани. Он прикусил нижнюю губу, собираясь с духом, чтобы отдёрнуть занавеску. Фонарь вновь моргнул, но не погас. Три, два, один – отсчитывало неровное сердцебиение секунды до встречи с чем-то неизвестным. Трясущиеся пальцы обхватили край занавески. Мужчина сделал глубокий вдох, и, готовясь бежать, дёрнул занавеску в сторону…

– Никого! – выдохнул мужчина, сбрасывая с тела напряжение.

Он был готов вернуться к своему грязному делу, ради которого он сюда пришёл, как вдруг краем глаза заметил, что-то чёрное, стремительно приближающееся с улицы. Громкий удар эхом разнёсся по безмолвному кабинету, окно треснуло. Мужчина отскочил в сторону, и, споткнувшись о стоящий у стола стул, с диким криком ужаса рухнул на пол, попутно сметая непослушными руками письменные принадлежности. Мужской крик разлетелся по всему особняку, казалось, его слышали даже соседи.

– Ебучая птица! – так же громко проорал лежащий на полу грабитель, видя как снаружи в треснутое стекло долбится оглушённая ворона.

Мужчина закрыл глаза продолжая ругаться в своей голове. Что может случиться в пустом доме, где несколько месяцев никто не живёт? Просто прийти, взять и уйти, проще, чем отобрать конфету у младенца. Немного успокоившись, он начал подниматься с пола, фонарь снова заморгал. Уже не стесняясь шуметь, грабитель несколько раз ударил фонарь о столешницу.

Не помогло, фонарь по-прежнему моргал.

Лёгкий озноб пробежал по телу, особенно концентрируясь на шишке медленно растущей на затылке. Мужчина не обратил на это внимания, теперь он был сосредоточен на своей первоочередной задаче. Вытряхивая содержимое выдвижных ящиков на стол, он перебирал бесполезные документы, счета и квитанции.

– Сейф, у него должен быть сейф, – простонал грабитель, мимоходом потирая саднящую шишку.

Через несколько мгновений, мужчина уже подбирал ключи к небольшому несгораемому сейфу, стоящему под столом.

– Есть! Здесь всё, что мне надо! – прошептал грабитель, довольный тем, что, наконец, может покинуть этот жуткий дом.

Убедившись, что ничего не забыл, он сунул все документы в папку, и, пнув перевёрнутый стул, о который споткнулся несколько минут назад, стал направляться к выходу. В свете фонаря на полу сверкнуло что-то блестящее, мужчина наклонился, чтобы рассмотреть поближе интересную находку.

– Тьфу! Чернильница! – сплюнул грабитель.

В этот момент, что-то густое, похожее на дым обволокло его ноги, предчувствие чего-то нехорошего, нервной сыпью пробежалось по телу, звон в ушах оглушил мужчину и в его голове раздался не человеческий, пронзительный голос:

– Душа! Мне нужна твоя душа! Отдай мне её, слышишь?!

Голос звучал, прямо в голове, или из-за звона в ушах ему так казалось. Что-то холодное проникало в сознание. Грабитель обернулся и увидел в метре от себя женскую фигуру.

– Ты?! – выдавил из себя мужчина с гримасой ужаса, застывшей на лице.

ГЛАВА 3

Последний глоток прохладной воды с бульканьем провалился Игорю в пустой желудок. Солнце уже давно докатилось до своей верхней точки, согревая своими лучами обречённую планету. Из-за беседы с доктором Игорь пропустил завтрак, но сожаления по этому поводу не испытывал: то дерьмо, которым кормят в психиатрической лечебнице, не стали бы есть даже голодающие дети Африки. Хоть какое-то разнообразие.

Изо дня в день в это время Игорь проходил процедуры: его пичкали непонятными таблетками, от которых разум буквально разжижался, а желудок пытался покинуть тело вместе с рвотой. Беседа, ненужная, противная, бессмысленная, от которой хочется отвернуться и уйти, сейчас была как никогда желанной, приятной и необходимой. Убежищем от той мерзости, в которой Игорь жил последние несколько лет. Скоро доктор уберёт все документы в свою папку, встанет из-за стола, вежливо и возможно дружелюбно кивнёт на прощанье. Затем дверь со стуком захлопнется, но уже через минуту отворится вновь, и всё станет как раньше. Потный, уродливый, смердящий санитар, разбрасывающий во все стороны проклятья, вцепится своими пожелтевшими от никотина пальцами Игорю в воротник и потащит вершить своё слепое правосудие.

– То, что произошло с тобой на кладбище – это ведь не первая твоя встреча с демонами? – спросил доктор, протягивая Игорю второй стакан воды.

– С демонами? – Игорь задумался, – пожалуй, это действительно был первый демон, с которым мне довелось столкнуться, – добавил он, акцентируя на слове демон.

Владимир Тимофеевич свёл брови у переносицы, обдумывая слова Игоря.

– Я бы не стал так называть души умерших, всё-таки это что-то иное, – пояснил Игорь, – хоть они и являются чем-то потусторонним, страдая в нашем мире, это всё же не демоны.

– А кто? – с интересом спросил доктор.

– Мне было лет пять, возможно, я и раньше встречал что-то сверхъестественное, но мой первый осознанный контакт, глубоко въелся в мою память.

***

Старый дом, несколько квартир, два этажа. Разбитые окна, словно пулевые отверстия в черепной коробке, свистели от гуляющего в заброшенных комнатах ветра. Когда-то висевшая на одной ржавой петле подъездная дверь, теперь лежала у входа, переброшенная через лужу нечистот, которые вытекают из-под дома. Забитая канализация прогнила, как и городская власть, закрывающая глаза на людей вынужденных жить в таких условиях. Проще дождаться, пока последний алкаш, живущий в этом доме поймает белочку и захлебнётся в луже, укоренившейся перед подъездом, или всеми забытая старуха сдохнет от дизентерии, и её сожрут собственные кошки, чем решить социальную проблему ветхого жилья в городе.

Это был мой дом, я в нём родился, да, прям в нём. Когда у матери отошли воды, отец в дрова пьяный кучей воняющего мусора валялся в коридоре. Это было его обычное состояние. Позавтракав стаканом какой-то сивухи, он каждое утро уходил на работу, а вечером его приносили друзья и сваливали у порога. День моего рождения не был исключением. К моменту, когда приехала скорая, бабка, живущая этажом выше, уже перерезала пуповину кухонным ножом.

Вместо подарка на мой пятый день рождения стало известие о том, что у матери нашли рак. Запущенная форма, врачи прогнозировали не больше полугода. Несколько месяцев она пролежала, не вставая с дивана, отец запирал меня в ванной и бил её за то, что она кричала по ночам от боли, а потом насиловал. Я всё это слышал, колотил в дверь, по трубам, кричал, пытаясь перекричать мать, я ничем не мог помочь.

Пить он стал ещё больше, часто отправлял меня за самогоном в другой район, от самогона из соседнего подъезда якобы болела голова. Однажды я подмешал в бутылку отраву для тараканов, он выпил ни моргнув глазом. Всё, чего я этим добился, это лишь новое пятно желчи на заплесневелом ковре. В тот день, я как обычно нёс отцу очередную бутылку. Перепрыгнув зловонную лужу, я вошёл в подъезд и пошагал вверх, прилипая подошвой к грязным ступеням, дверь была приоткрыта.

– Чтоб ты сдох, скотина! Мразь! Животное, гори в аду! – ещё с лестничной площадки я услышал надрывающийся голос матери.

– Захлопни свою членоловку! – проорал в ответ отец, с явными нотками наслаждения.

Когда я перешагнул порог, мой слух резанул звонкий женский смех, плавно переходящий в стон удовольствия. Не разуваясь, я прошёл через узкий коридор и оцепенел, в дверном проёме.

Голая жопа отца то приподнималась, то резко опускалась промеж голых коленей, под звуки рычания и вздохов. На его вспотевшей спине, врезаясь ногтями в плоть, лежали женские руки. Бутылка выскользнула из моих рук и разлетелась вдребезги, холодная влага попала мне на ноги, и по комнате поплыл мерзкий запах спирта и димедрола.

– Ебучий выблядок! – выпалил отец, слезая с голой женщины, которая смеясь, лежала на диване рядом с моей умирающей от рака матерью.

Удар в ухо на миг оглушил меня, а когда я пришёл в себя, я был снова заперт в ванной, а из комнаты вновь доносились, плач матери, проклятия отца и стон женщины, которая совсем скоро станет моей мачехой.

Старый расшатанный шпингалет уступил минут через двадцать. Яростные попытки вырваться из ванной, увенчались успехом, я, поскальзываясь на ступенях, быстро бежал вниз по лестнице, но куда? Единственный близкий мне человек лежал на кровати позади меня, практически потеряв рассудок, дожидаясь, когда закончатся земные муки.

Густые дождевые тучи плотно заволокли небо и готовились протечь с минуты на минуту. Подвал – бурлящее зловонное болото, на котором стоит рассыпающийся от времени дом. Я всегда проходил мимо этого места, боясь даже взглянуть в его сторону. Но сегодня, в сравнении с квартирой, в которой я родился, это казалось весьма приятным убежищем. Местом, где можно укрыться от безумия, происходящего наверху, безумия, которое мне никогда не выбросить из своей головы, безумия, олицетворением которого, является мой отец.

Нижняя часть двери вросла в покрытый грязью пол, но верхняя часть не без труда отгибалась достаточно, чтобы я смог пробраться внутрь. От густого запаха плесени, сырости и гниющей крысиной плоти, в желудке с резкой болью начались спазмы, я боролся с организмом, подавляя рвотный рефлекс. По мере моего продвижения внутрь, что-то всё чаще противно чавкало под ногами.

Кромешная тьма, руки ощупывали склизкие стены в поисках сухого места, куда можно забраться и переждать ночь. Такое место нашлось: обмотанные ватой толстые трубы, на них можно забраться, даже вполне удобно лечь, и если бы не запах, это импровизированное гнездо, свитое из тёплых водопроводных труб, казалось более удобным, чем моя собственная кровать.

Я пытался спрятаться во мраке от гнетущих мыслей, которые выжигали голову изнутри, хотелось кричать, хотелось исчезнуть из этого мира, провалиться сквозь землю. Стоило закрыть глаза, как в памяти вновь всплывала ужасающая картина – взгляд беспомощной матери.

Снаружи доносился мерный шум дождя, спокойно барабанящий о лежащую у входа подъездную дверь. Этот звук успокаивал, я стал дышать ровнее, подвальный запах стал более сносным, привычным, непроницаемая мгла постепенно затягивала в сон, невнятные сновидения приходили и уходили, после такого эмоционального шока было сложно уснуть. Стук дождевых капель стал размытым, слился в одно лёгкое шипение, навалившаяся усталость взяла своё, я окончательно погрузился в сон.

Ночь была неспокойной, мне снились события прожитого вечера, утрированные во много раз: смех женщины превращался в хохот ведьмы, от которого кровь стыла в жилах. И плач, сильный, громкий, пронизывающий, казалось, он звучит прямо над головой, я ворочался во сне, пытаясь найти его источник. Сон был очень реалистичен, было ощущение, что я не сплю. Я бежал в лабиринте вслепую, ориентируясь лишь на звук, поворот, ещё один, стена! Я бежал, спотыкаясь на каждом шагу, плач проходил сквозь меня, задерживаясь на мгновение, и снова улетучивался вдаль. Это была моя мать, я был уверен, или мне это казалось? Звук ударялся о стены и разлетался во все стороны, затем собирался в одном месте и вновь ускользал.

– Мама, мамочка, я здесь! – кричал я, пятилетний мальчик, бегая в темноте и натыкаясь на стены.

Лабиринт заводил меня всё глубже, всё дальше, воздуха становилось всё меньше, а потолок ниже. Меня это не останавливало, я бежал, падал и вновь бежал. Плач усиливался, становился всё более реалистичным. Он вёл меня в неизвестность.

– Мамочка, подожди, я иду к тебе! – кричал я, заползая в узкий тоннель.

С каждым метром проход становился всё уже, теснее, мне пришлось ползти на животе, каждый сантиметр пути мне приходилось преодолевать на выдохе, выпуская из лёгких воздух, кислорода не хватало. Назад пути нет, только вперёд! Лёгкое свечение мигнуло впереди, плач был совсем рядом.

– Мама! – попытался позвать я, но из сдавленной грудной клетки, не вырвалось ни звука.

Предвкушение чего-то страшного охватило сознание, я застрял. Нет сил пошевелиться, камень сдавливал со всех сторон, проход как будто стал уменьшаться, я слышал хруст своих костей.

– Мамочка, помоги, – беззвучно пошевелил я губами.

– Это твоя вина! – раздался искажённый женский голос, эхом проносясь по всей червоточине.

– Мамочка… – всё так же пытался я выдавить из себя хоть звук.

– Твоя вина! – повторил голос и зашёлся в пронзительном плаче.

Свечение стало нарастать, и по мере приближения превращалось в огненную волну, жар обжигал лицо, что-то горячее полилось мне в горло, плач стал далёким, едва слышным.

– Мамуля… – в последний раз шевельнул я губами, но ответом мне стал лишь жутких смех, огненной волной, ударивший мне в лицо.

Последнее что я увидел – это лицо женщины, трахающейся с моим отцом.

В этот момент я проснулся.

Пронзительный крик разорвал пространство. В подвал не проникал ни один луч света. Открыв глаза, я долго всматривался в темноту широко открытыми глазами и пытался сморгнуть с роговицы запечатлённое изображение женщины. Я пытался восстановить дыхание после заточения в узком тоннеле. Крупная дрожь подбрасывала меня на моём ложе. Пронзительный плач всё ещё звенел у меня в ушах, в голове. Я пытался вслушиваться в шум дождя, но тяжёлые всхлипывания ни как не хотели уходить на второй план.

Привстав на тёплых трубах, я стал нервно вслушиваться в пустоту, плач больше не казался наваждением, кто-то действительно всхлипывал в подвале. Я слез с трубы и начал шарить в пространстве, пытаясь найти источник звука.

– Эй, кто здесь? – шёпотом позвал я, всё же боясь быть услышанным.

Ответа не последовало, лишь очередное всхлипывание разнеслось по подвалу. Я, чавкая ботинками по грязи, медленно крался по катакомбам, в поисках рыдающего. Моя рука скользила по стене, определяя направление. Каждый шаг нёс в себе опасность, но страх и любопытство вели меня вперёд. Наконец пальцы нащупали конец стены, видимо поворот. Я аккуратно прижался к кирпичу, звук определённо исходил оттуда. Осторожно, не дыша, я высунул голову за угол. Мурашки побежали по спине. Тусклый, едва уловимый свет вздрагивал среди ржавых коммуникаций, казалось, он или завис в воздухе, или приземлился на тонкую трубу, пересекающую помещение.

– Ты кто? – робко спросил я. Ответа не последовало.

– Эй! – окликнул я чуть напористее.

Тихо, без резких движений, я наклонился, и, нащупав на полу небольшой камень, бросил его в сторону сияния. Камень пролетел насквозь и с бульканьем шлёпнулся в лужу. Светящийся шар не отреагировал, но по-прежнему всхлипывая, дрожал. Собравшись с духом, я начал подкрадываться ближе, чтобы разглядеть непонятное явление. С каждым шагом всё отчётливее во всхлипывающем облаке света угадывалась фигура мальчика, сидящего на трубе и что-то сжимающего в руках.

– Бабушка, это она сказала… – вдруг раздался странный голос, прямо в моей голове.

– Что? Кто ты? – едва шевеля губами, спросил я у мальчика.

– Тёмка, – вновь раздался голос, от которого перехватывало дыхание.

– А я Игорь. Что ты здесь делаешь? – поинтересовался я.

– Прячусь от бабушки, она меня заругает… – не поворачиваясь, ответил мальчик.

– У меня никогда не было бабушки. Я думал, все бабушки добрые. Раньше над нами жила старушка, мама говорила, что она хорошая, но это была не моя бабушка, а чья-то чужая, – смелее продолжил я диалог.

– Моя бабушка тоже хорошая, это она сказала мне… – нечеловеческий голос ребёнка дрожал.

– Что же она тебе сказала?

Ответом на этот вопрос стал пронзительный крик. Я схватился за голову, пытаясь закрыть уши, но звук тише не становился. Громкие рыдания только усилились. Мальчик подтянул колени к груди и уткнулся в них лицом. Плечи ребёнка подпрыгивали с каждым всхлипываниям.

– Пожалуйста, перестань! – выкрикнул я, не в силах слушать душераздирающие вопли.

– Не кричи, она услышит! – гневно выкрикнул мальчик, всё ещё сидя спиной ко мне.

– Она, скорее, тебя услышит, – с обидой произнёс я, подходя ещё ближе.

– Если она придёт, она будет ругаться, ведь она мне говорила… – в очередной раз промямлил мальчик.

– Да что же она сказала? – не понимал я и уже начал раздражаться, но страх перед непонятным собеседником не давал мне это показать.

– Она всегда говорила, но я хотел сам, понимаешь?… – плакал светящийся полупрозрачный силуэт ребёнка.

– Не понимаю, – твёрдо ответил я.

– Она говорила, что у меня очень красивые глаза.

– Так что же в этом плохого? – недоумевая, допытывался я.

– Очень красивые… – рыдая, произнёс мальчик, – каждый раз, когда она это говорила, я хотел сам посмотреть, сам увидеть, я хотел сам на них полюбоваться, а она дразнила меня, повторяла, что у меня очень, очень красивые глаза! – он снова всхлипнул.

– Я крутил головой во все стороны, но глаза отворачивались от меня раньше, чем я мог их разглядеть, я пытался закатывать глаза назад, но видел лишь темноту, я пытался вращать ими и так и сяк, но я смог разглядеть лишь кончик своего носа. Ты понимаешь, мне надо было их увидеть со стороны, но у меня не получалось… – захлёбываясь слезами, скулил ребёнок.

– Так за что бабушка должна заругать? – настороженно произнёс я.

– Тогда я пошёл на кухню, – будто не слыша моего вопроса, продолжил мальчик, – я взял нож…

Сказав последнюю фразу, он оторвал лицо от коленей и повернулся ко мне.