Текст книги "Если кто-то звал кого-то..."
Автор книги: Александр Силецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Александр Силецкий
Если кто-то звал кого-то…
Было, наверное, около трех ночи, ясной апрельской ночи, когда позади вдруг раздались чьи-то торопливые шаги.
Я обернулся и – замер.
Меня догоняла девушка – она казалась сказочно воздушной в синеватой предутренней мгле… Возможно, виной всему было ее длинное белое платье…
Двадцатый век, восьмидесятые годы, бесстрастные громады нового Арбата и – девушка в кринолине…
Я ровным счетом ничего не понимал.
– Извините, – задыхаясь, проговорила она. – Пожалуйста… Я так бежала за вами…
Она была на редкость хороша собой, эта девушка в воздушном кринолине, и смотрела до того доверчиво, что я потерялся окончательно.
Давно уже на меня никто так не смотрел…
– Я вас звала, – пояснила она, смущенно теребя оборки платья. – Но вы, наверное, не слышали…
– Я несколько задумался, пожалуй… Да. Что поделаешь… Иногда на удивление приятно выйти в ночь и погулять. Просто так… А вы?
– Не понимаю.
– Ну, я хотел спросить, что вы одна здесь делаете? И… в таком вот виде…
Я запнулся и умолк, почувствовав, что нужно говорить совсем не то, что ситуация сейчас совсем не та…
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Я заблудилась, понимаете?
– Что? Заблудились, здесь?!
– Ну да! Кругом дома, которых не было, и улицы направлены не так, как я привыкла… Нет ни одного знакомого ориентира… Объясните, что случилось?
– Да, вроде, ничего… – и тут вдруг невероятная догадка шевельнулась во мне. Черт-те какая шальная мысль. – Постойте-ка! А может… – я понимал, что это чушь, но оборвать себя не мог. Мешало что-то. Глупая какая-то надежда… – Вас должны были отвезти? В карете, да?.. Огромный кучер, тройка лошадей, венецианские фонари возле каждой дверцы… А? Скрип колес по булыжной мостовой… Неужто – правда?!
– Я вовсе не хотела, чтоб меня везли, – произнесла она тихо. – Честное слово. Ведь сегодня – такая ночь… Мой первый бал…
– Ваш первый бал, – повторил я. – Самый первый…
Словно время замкнулось в кольцо, и не было уже ни нового Арбата, ни редких автомобилей – ничего…
– Я вышла через боковую дверь, никто и не заметил. А теперь, наверное, волнуются, ищут меня. Ну, пожалуйста, не говорите никому!
Я все еще не мог поверить.
– Он ждал меня на перекрестке. Мы уговорились… Еще раньше…
Вот оно что, тебя кто-то ждал, кто-то должен был проводить и поцеловать на прощанье…
А может, и нет…
Неважно!
Кто-то ждал…
И ты убежала к нему… Со своего первого – взрослого – бала…
– Да-да, – кивнул я. – Понимаю… Конечно. Вы окликнули меня…
– Я заблудилась.
– Вы позвали меня, а я и не услышал…
– Проводите меня. Пожалуйста, а? Здесь где-то совсем недалеко. Я только не могу понять… Ведь что-то случилось, правда?
– Возможно, – вздохнул я. – Даже наверняка. Еще бы!
Уже два года строчки не ложатся на бумагу. Не хотят, боятся… Два года просто так, впустую…
– А что же он? Все будет ждать на перекрестке? Ждать, и больше ничего?..
– Того перекрестка нет. Есть этот, но он – другой. Здесь стояли вы…
– У каждого свой перекресток, – попробовал я пошутить, но девушка даже не улыбнулась. – Ну ладно. Не будем горевать. Все поправимо. Где ваш дом?
– Если бы я знала!.. Где-то тут… В одном из переулков, у Арбата. Такой большой старый дом с фонарями… Собачья площадка. Знаете?
Она смотрела на меня доверчиво и с нетерпением, слегка склонив голову набок, и волосы, тщательно уложенные в прическу первого бала, гляделись в предутреннем тумане, как сказочная диадема.
А, в сущности, все было сказкой в этот миг! И оставалось либо верить, либо – нет.
Ты сама нашла меня, подумал я, и сама же уйдешь к тому, кто ждал тебя – тогда…
Невероятно!
Впрочем, ведь такая удивительная ночь!
– Ориентиров больше нет, – проговорил я медленно и твердо.
– Вот, и я вам говорила! – внезапно оживилась она, будто я принес ей радостную весть.
– Собачьей площадки тоже – нет. И того большого старого дома…
– Не может быть. Я там живу!
– Вы жили там, – сказал я как можно мягче. – Хотя, для вас-то все равно… Счастливая!.. Там, где нет ориентиров, жить можно вечно.
– Как это? – удивилась она.
– А я и сам не знаю. Сам борюсь с ними всю жизнь. Потому уже два года – ни строчки, ни единой… – я вдруг понял, что говорю ей правду, правду, которая родилась вот здесь, сию минуту, и – как знать? – останется, быть может, навсегда – Я не мог раздвинуть рамки, не мог, как ты, убежать со своего первого бала… Наверное, потому, что его и не было до сих пор… Где-то там меня никто не дожидался…
– Вы так все усложняете… Эта ее улыбка…
Ей-богу, я готов был поверить. Не мог не поверить, глядя на нее!
– Ладно. Давай попробуем. Я провожу тебя. Пошли.
Мне хотелось выглядеть беззаботным и ни в чем совершенно не сомневаться.
Я хотел стать похожим на нее.
Чтоб и она поверила мне…
– Пошли, – повторил я, улыбаясь.
Она взяла меня под руку, доверчиво взглянув снизу вверх, и тут случилось чудо: мой старый костюм вдруг потемнел, приталился, обращаясь во фрак; стены домов сомкнулись над нашими головами, образовав лепной высокий потолок со сказочными люстрами – дзонн-дзонн вызванивали хрустальные подвески вокруг тысяч и тысяч свечей; а на хорах, скрытый узорчатыми перилами, оркестр тихо играл менуэт; и мы оба, лишь двое на всем этом великолепном балу, двигались легко и бесшумно по сверкающему паркету, и тогда перед нами распахивались двери, открывая анфилады таких же залов, и мы скользили дальше и дальше, сквозь пространство и время, дальше – куда?
– Вот мы и пришли, – сказал я, останавливаясь. – Вот твой дом…
Я видел его!
Понимаете, видел!
В кругу иных ориентиров…
– Забудь, что я говорил. Я ошибался. Я не верил тебе. Извини.
– Ну, что вы, – прошептала девушка и неожиданно прижалась к моему плечу. – Спасибо. Не знаю, что бы я делала одна. Мне с вами было очень хорошо. Представляете?
– Представляю, – серьезно ответил я и вдруг поймал себя на том, что хочу увидеться с ней вновь, хотя бы раз… – Мне тоже было очень хорошо.
Она отступила на шаг и испытующе взглянула на меня.
– Правда?
– Конечно! Если бы не ты… Хотя, что я говорю! Это было действительно здорово, понимаешь?! Ты окликнула меня и показала путь, где я могу поставить собственные ориентиры. Если только захочу… Я ждал тебя, теперь-то ясно… Ждал! Ведь мы еще увидимся, правда?
– Не знаю, – она опустила голову. – Не знаю…
– Ты замерзнешь. Спокойной ночи, – я на секунду замешкался, а потом привлек ее к себе и с нежностью поцеловал. – Я приду сюда завтра, в шесть. Ладно?
– Не знаю, – мягко высвобождаясь, повторила она. – Может быть. Я пошла?
Я кивнул, и она исчезла в подъезде.
Старый привратник захлопнул стеклянную дверь.
И – ни звука на всей улице, ни единого движения…
Я машинально отступил на несколько шагов, на мостовую, и тут контуры дома дрогнули, вся улица шевельнулась и вздохнула, будто живая, – на какую-то долю секунды застывший мир словно утратил равновесие, и – все…
Точно изображение на киноэкране по чьей-то прихоти вдруг побежало вспять, стрелки часов рванулись обратно, нагоняя упущенное прошлое, тот единственный миг, в который началось и закончилось – что именно?
Я снова увидал ее, а рядом стоял кто-то, почти мальчик, и с робкой нежностью держал ее за руку, и по сему было видно, что минута расставания близка и оба страшатся этой минуты…
Потом он обнял ее и поцеловал.
Я хотел крикнуть:
– Не смей! Она не твоя!
Но сообразил, что кричать глупо.
Потому что этот юнец в поношенном сюртуке, с немыслимой кокардой на гимнастической фуражке – и есть я сам, вернее, тот, кем я был или мог бы быть, что я гляжу на самого себя со стороны, из иного измерения времени, и кому какое дело (да и мне, в том числе), если двое любят друг друга и сами еще не могут до конца поверить в свою любовь!..
– Спокойной ночи, – сказал гимназист. – Я сегодня увижу такие сны!..
– Ага, – отозвалась девушка, – и я, наверное, тоже. – И добавила: – Я пошла?
– Я буду стоять здесь, пока ты не поднимешься к себе, – серьезно сказал гимназист. – И, когда у тебя погаснет свет, я уйду.
– Чудак! – засмеялась девушка. – Ты же замерзнешь!
– Ничего подобного. Я знаю сто пять способов, как согреться. До завтра, да?
Он опять поцеловал ее, махнул рукой, и дверь за нею затворилась…
Мне стало грустно: главный герой всего случившегося, я в итоге оказался ненужным свидетелем своего – или чужого? – счастья.
Я сделал несколько шагов, чтобы уйти совсем, но стены дома вновь заколебались, свет в окнах потускнел, подул ветер – и все пропало.
Остался пустырь, знакомый и скучный. Незыблемый, как ориентир наступившего дня, как клеть, в которой замкнулась пустая сиюминутность…
– Я завтра приду сюда, в шесть, – зачем-то повторил я теперь уже бессмысленную фразу. – В шесть… Не опаздывай. Ладно? Ладно? Ладно? Приду! – почти с отчаянием закричал я. – Непременно…
