Текст книги "Чортушка"

Автор книги: Александр Амфитеатров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Олимпіада. Я не знаю, Андрей Пафнутьевичъ: все, что сулили, исполнили въ аккуратѣ.

Серафима. Не вѣсть, съ чего взбѣленился!

Олимпіада. Словно его чортъ хвостомъ въ глазъ хлестнулъ.

Серафима. Никогда его такимъ не видывали.

Хлопоничъ. Пропало мое дѣло!..

Олимпіада. Не горюйте: утро вечера мудренѣе.

Серафима. Князь вѣдь грозенъ да отходчивъ.

Олимпіада. Ужъ мы будемъ стараться.

Серафима. Взялись за дѣло, такъ сдѣлаемъ.

Хлопоничъ. Не вѣрю. Одно осталось: пойду Муфтелю въ ноги кланяться… Можетъ быть, онъ какъ-нибудь вокругъ пальца обвертитъ.

Уходить.

Олимпіада. Какую тамашу устроилъ.

Серафима. А ты зачѣмъ «вѣди» пропустила?

Олимпіада. Забыла, которою буквою въ азбучки стоитъ.

Серафима. За что онъ на Хлопонича ощетинился?

Олимпіада. А песъ ихъ разберетъ?

Серафима. Можетъ, онъ не про Хлопонича спрашивалъ?

Олимпіада. Можетъ!

Князь (выходить въ халатѣ съ канделябромъ въ рукѣ, тихо мрачный). Что вы тутъ? Идите себѣ…

Олимпіада и Серафима скрываются.

На террасѣ появляются Матрена и Зина. Последняя – невидимо для князя – остается за колоннами. Матрена входить.

Князь (въ глубокой задумчивости). Опять эта дѣвчонка. Всюду и всегда она y меня на дорогѣ! Даже самая погибель моя черезъ нее! A люди удивляются, что я ея не люблю! Наши натуры противны между собою. Она съ тѣмъ и родилась, чтобы уморить меня… Вретъ! Перехитрю!.. Судьба грозитъ?… дудки! Я съ отцомъ воевалъ, офицерство цѣлаго полка однажды на дуэль вызвалъ, съ двумя царями спорилъ a съ дѣвчонкою не совладаю? Чушь!

Матрена вошла, стала передъ княземъ, отвѣсила низкій поклонъ.

Князь. Нѣмка эта… которая… при… княжнѣ… все больна?

Матрена. Совсѣмъ обезножила. Конецъ горемычной. Не встанетъ.

Князь. Стало быть, Зинаида вся на твоихъ рукахъ?

Матрена. Я призираю. Кому же?

Князь. Оно и лучше. Я тебѣ вѣрю. Всегда вѣрилъ. Ты знаешь?

Матрена. Облагодѣтельствована вашимъ сіятельствомъ выше мѣры.

Князь. Смотри за нею. Хорошенько смотри.

Матрена. И то смотрю.

Князь. Густавсонша эта, если и выздоровѣетъ, не годится. Никогда не годилась. Стара и добра слишкомъ. Дѣвченка забрала ее въ руки, командуетъ ею: дикою козою выросла. Мнѣ нуженъ настоящій присмотръ за Зинаидою, ежовыя рукавицы… Поняла?

Матрена. Я, батюшка ваше сіятельство, ей не спускаю, a что характеръ y нея бѣдовый, такъ въ томъ совладать нѣтъ моей возможности. Покуда махонькая была, страхъ имѣла. A большой дѣвкѣ, невѣстѣ, подзатыльника не дашь. Сама сдачи отпуститъ.

Князь (съ судорогою). Невѣстѣ?

Матрена. Старики сказываютъ: наказуй дитя, пока поперекъ лавки ложится; когда дите вдоль лавки еле уложишь, наказывать поздно.

Князь. Мнѣ не надо, чтобы ты Зинаиду наказывала, a надо, чтобы ты ее стерегла.

Матрена. Ужъ и не знаю, какъ еще стеречь? Кажется, стараюсь, не спускаю съ глазъ.

Князь. A вотъ какъ: была ты нянькою, тюремщицею будь.

Матрена. Господи, помилуй!

Kнязь. Я твердо рѣшилъ: замужемъ Зинаидѣ не бывать. Хочу, чтобы въ монастырь шла, нашего рода грѣхи замаливать.

Матрена. Нонче, говорятъ, нельзя этого, чтобы насильно…

Князь. И не хочу, чтобы насильно. Пусть добровольно идетъ.

Матрена. Ой! что-й-то вы? Добровольно? У нея мысли не тѣ.

Князь. A какія же y нея мысли?

Матрена. Извѣстно, какія бываютъ y дѣвушекъ.

Князь. О женихахъ мечтаетъ?

Матрена. Ну, что ужъ…

Князь. Жениховъ для нея по нашему краю нѣтъ.

Подступаетъ къ ней.

Ты ей внуши! внуши!

Матрена. Слушаю, батюшка… A молоденькихъ, до тридцати лѣтъ, сказываютъ, ваше сіятельство, и не постригаютъ будто закона на то нѣтъ?

Князь. Знаю. Кабы не это, я бы ее въ монастырѣ воспиталъ, a не въ Волкоярѣ. Глаза намозолила.

Матрена. На житье отдать, – княжну каждый монастырь съ радостью приметъ.

Князь. A она изъ монастыря-то убѣжитъ, и замужъ выскочить? Спасибо… Нѣтъ, мы лучше своимъ глазомъ досмотримъ…

Матрена. Какъ прикажете. Оно конечно: свой глазокъ смотрокъ.

Князь. Только прозѣвай, ее украдутъ, уводомъ уведутъ… Собой недурна… Сосѣди нищіе, жадные… Небось, такъ и шнырять вокругъ флигеля-то? А?

Матрена. Кому шнырять? Мы, батюшка, какъ въ пустынѣ, живемъ. Никого не видимъ… Антипъ – банщикъ, да Конста садовникъ, сынокъ мой, – только подлѣ насъ и людей…

Князь. Старикъ дряхлый и мальчишка! Хороши сторожа!

Матрена. Силы y нихъ малыя. Отъ лихого человѣка не оберегутъ.

Князь. Я къ павильону вашему Михаилу Давыдка приставлю. Велю ему дозорить. У этого медвѣдя чужакъ черезъ заборъ не шмыгнетъ…

Матрена. Покорнѣйше благодаримъ, батюшка, на ангельской вашей заботѣ.

Князь. Дура! Себя берегу, не васъ.

Уходитъ.

Матрена. Чувствую, батюшка, да вѣдь на лишнемъ поклонѣ голова не отвалится.

Зина входитъ – бѣлое лицо, съ горящими глазами.

Чортушка ты, Чортушка! Сказано людьми, что Чортушка, такъ онъ самый и есть! (къ Зинѣ). Слышала?

Зина. Нянька, достань мнѣ яду!

Матрена. Сбѣсилась?

Зина. Достань!

Матрена. Зинушка! Зинушка!..

Зина. Уйдемъ отъ него, нянька!

Матрена. Онъ те уйдетъ. Куда?

Зина. Не знаю… Только уйдемъ. Не то большой грѣхъ будетъ… Крысиною смертью… да!

Матрена. Не ори ты, по крайности! Стѣны услышатъ.

Зина. Я ничего, мамушка, ничего…

Матрена. На бѣду свою я тебя послушалась, взяла сюда… Совсѣмъ тебѣ не надо было слышать.

Зина. Въ тюрьму насъ съ тобою, мамушка, посадили, значитъ – ха-ха-ха? И уже на всю жизнь? Ха-ха-ха! Оно вѣрнѣе… Ну, что же, посидимъ… Уйти некуда. Это ты справедливо… Некуда! Всюду достанетъ: улетѣть на коврѣ самолетѣ, ворономъ догонитъ, плотицею въ Унжу юркнуть, щукою схватитъ. Совѣсти онъ не слышитъ, управы на себя не видитъ… Пойдемъ въ нашу тюрьму, мамушка!

Въ глубинѣ сцены Конста и Антипъ выносятъ огромную картину – Леду съ лебедемъ.

Матрена. Что вы?

Конста. Княгиню въ оранжерею волочемъ. Велѣно.

Зина. Срамота глядѣть!

Конста. Что съ вами? На обѣихъ лица нѣтъ… Княжна такая перетревоженная…

Матрена. А! лучше не спрашивай!..

Зина. Оставь, Конста. Словами горя не избыть.

Уходятъ.

Конста (опѣшилъ). Такъ…

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Что ты?

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Чортъ тебя знаетъ, старикъ. Смѣешься, какъ кикимора.

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Который день о тебѣ гадаю; представляешься ты полоумнымъ или впрямь выжилъ изъ ума?

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Будетъ. Подымай идолицу-то…

Антипъ. Погоди… хе-хе-хе… Погоди, Константинъ… А?..

Конста. Да ты о чемъ?

Антипъ. Все о томъ же, парень. Что же? Только и будетъ твоей удали, что на тары бары, бабьи растабары, или и въ самомъ дѣлъ побѣжишь?

Конста. Побѣгу, дѣдушка.

Антипъ (одобрительно закивалъ головою). Бѣги, парень, бѣги!.. Ты малый золотой. Я, братъ до дурней не охочъ, a тебя полюбилъ, человѣка въ тебѣ вижу, добра тебѣ желаю. Что киснуть въ этомъ погребъ? Лѣсъ, да болото, да тиранство, – и люди-то всѣ стали, какъ звѣрюги. Въ срамъ и подлости рабской задохлись. Только и радости, что издѣваться другъ надъ другомъ. Сильный слабаго пяткою давитъ. Слабый сильному пятку лижетъ, a самъ змѣей извивается, норовить укусить. Твари! Гнуснецы!.. A тамъ, братъ, степнина… море… орлы въ поднебесьи… Вѣтеръ-то по степи… жжжжи… жжжжжи… Народъ вольный, ласковый, удалой… Ни господъ, ни рабовъ… Все равные, всякъ самъ себѣ владыка…

Конста (съ увлеченіемъ). Побѣгу, дѣдушка.

Антипъ. Одинъ?

Конста. Съ кѣмъ же?

Антипъ (пожевалъ губами и y стремилъ на Нонету испытующій взглядъ). Съ барышней-то давно слюбился?

Конста. Богъ съ тобою, дѣдушка! Откуда ты взялъ такое?

Антипъ. О? А вѣдь я, глядючи на веселыя шутки ваши, грѣшнымъ дѣломъ, думалъ, что вы въ любви состоите.

Конста. Какъ можно, дѣдушка? Что ты?

Антипъ. А отчего нельзя, дурашка?

Конста. Отчего?

Антипъ. Хе-хе-хе-хе…

Конста. Не думалъ я ни о чемъ такомъ… видитъ Богъ: въ умѣ не бывало…

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Однако, какой гвоздь ты теперь мнѣ въ голову вбилъ!..

Антипъ. Хе-хе-хе-хе… Бери идолицу-то, понесемъ.

Конста. Понесемъ… Только я въ своихъ мысляхъ смутился…

Антипъ. Говоришь: нельзя. Отчего нельзя? Чего человѣкъ хорошо захотѣлъ, все можно… О, тяжелая, песъ!

Конста. Ты на меня напирай…

Несутъ картину.

Занавѣсъ.

Дѣйствіе III

Садъ. Справа балконъ павильона, когда-то изящнаго и кокетливаго, теперь довольно облупленнаго зданія въ стилѣ итальянскаго возрожденія. Слѣва въ глубинѣ сцены полный контраста павильону старая русская баня, съ чернымъ срубомъ и покосившимся крыльцомъ. Между банею и павильономъ развѣсистая яблоня и подъ нею скамья на столбикахъ. Садъ совершенно и давно запущенный. Яркое вечернее заревое освѣщеніе. Матрена Слобожанка стоитъ на балконѣ павильона. Михаило Давыдокъ сидитъ на скамьѣ подъ яблонью, бренчитъ на балалайки и поетъ.

Михайло.

 
Какъ на Вологдѣ вино
По три денежки ведро!
Хочь пей, хочь лей,
Хочь окачивайся!
Да поворачивайся!
 

Матрена. Загудѣлъ?

Михайло. Гудимъ, Матрена Никитишна, отъ унылой жизни для большей веселости.

Матрена. Не очень заливайся, пѣвунъ. Князь въ саду бродитъ съ Муфтелемъ.

Михайло. Провѣряютъ нашего брата: хорошо ли сторожимъ.

Убралъ балалайку въ баню.

Матрена. Ограду-то обошелъ ли, стража вѣрная?

Михайло. Обошелъ.

Матрена. Много нашихъ любовниковъ наловилъ?

Михайло. Ужъ вы хоть бы пожалѣли, Матрена Никитишна, не издавались надъ человѣкомъ. Развѣ своею волею хожу?… Мое дѣло егерское… мнѣ бы Сибирлетку свистнуть, да съ ружьемъ в лѣсъ закатиться: вотъ какое мое расположеніе…

Матрена. Ты, должно быть, на лѣсъ слово знаешь. Мы всѣ на тебя дивимся: какъ ты недѣлями въ чащѣ живешь и дубравный страхъ терпишь?

Михайло. Вона! Чего?

Матрена. Какъ чего? Звѣрье это… сверчки… тишь… отъ одного лѣшаго, чай, сколько ужасти наберешься.

Михайло. Что мнѣ лѣшій? Я самъ себѣ лѣшій.

Матрена. И точно никакъ сродни.

Михайло. Я, Матрена Никитишна, человѣкъ смирный, ѣмъ, что дадутъ, разносоловъ не спрашиваю, вина не пью, въ подкаретную, въ орлянку не играю. A вотъ безъ лѣса грѣшенъ, жить не могу. Душа дубравы просить… Душитъ меня возлѣ жилья.

Матрена. Человѣку, который вольготу возлюбилъ, y насъ въ Волкоярѣ сласти немного.

Михайло. А – кому въ душу совѣсть дана – даже и несносно. Пьянство, безобразіе, дѣвки, своевольство. На конюшнѣ каждый день кто ни кто крикомъ кричитъ…

Матрена. Княжая воля.

Михайло. A ужъ князя этого такъ бы вотъ и пихнулъ къ болотному бѣсу въ трясину!

Матрена. Что ты? что ты? Любимый-то егерь его?

Михайло. Что любимый? Я справедливость люблю, меня подачкою не купишь. Я за справедливость-то, можетъ, людей…

Матрена. Что?

Михайло. Ничего…

Матрена. Ой, Давыдокъ! Давыдокъ!

Михайло. Тиранство мнѣ его несносно видѣть. Сколько народу изъ-за него мукою мучится…

Матрена. Ужъ чего хуже? Родную дочь – и ту томитъ, словно въ острогѣ.

Михайло. Кабы не вы, Матрена Никитишна, я давно навострилъ бы лыжи.

Матрена. На что я тебѣ далась?

Михайло. Эхъ! Чувства мои нераздѣленныя, и страданіе въ груди!

Матрена. Нѣжности!

Михайло. Матрена Никитишна! Отчего вы столь жестоки – не желаете мнѣ соотвѣтствовать?

Матрена. Ой, что ты, Давыдокъ?

Михайло. Чѣмъ я вамъ не пара законъ принять?

Матрена. Какой съ тобою законъ? У тебя, сказываютъ, первая жена жива.

Михайло. Жива, коли не померла… Это вѣрно. Только я отъ нея разженился…

Матрена. Такого правила нѣтъ.

Михайло. Есть правило. Ежели баба о мужѣ, мужѣ о женѣ десять годовъ вѣстей не имѣютъ, – могутъ новый бракъ принять.

Матрена. Страшно за тебя идти-то: ишь кулачищи… Убьешь, – и дохнуть не дашь.

Михайло. Зачѣмъ убивать? Грѣха на душу не возьму.

Матрена. А съ обличья ты – сейчасъ съ кистенемъ на большую дорогу.

Михайло. На большой дорогѣ и безъ убійства работать можно очень прекрасно.

Матрена. Ишь ты! A ты работалъ что ли?

Михайло. A ужъ это наше дѣло: «нѣтъ», не скажу, a «да» промолчу.

Матрена. Видалъ ты виды, Давыдокъ!

Давыдокъ. Волю зналъ за волю стоялъ. Кабалу позналъ, – ну, стало быть, и жди, терпи, помалкивай… (Поетъ:)

 
Какъ на Вологде вино
По три денежки ведро…
 

Антипъ идетъ изъ сада съ заступомъ на плечѣ.

Матрена. Чего рылъ, старикъ? Али клады копаешь?

Антипъ. A ты что знаешь? Можетъ, я ихъ не копаю, a закапываю.

Михайло. Это онъ, Матрена Никитишна, безпремѣнно щикатунку свою закопалъ. Щикатунка y него такая есть. Когда спать ложится, подъ голову ставитъ. Надо думать: большіе милліоны спрятаны.

Антипъ. Хочешь, наслѣдникомъ сдѣлаю?

Михайло. Ну тебя! Можетъ быть, тамъ y тебя колдовство?

Антипъ (смѣется). Колдовство… колдовство…

Михайло. Когда этотъ Антипъ будетъ помирать, безпремѣнно потолокъ надъ нимъ разбирать придется, потому что своею волею душа изъ него не выйдетъ: не охота ей къ нечистому-то въ зубы идти.

Матрена. Ну, ты, однако, «его» не поминай. Время вечернее.

Конста входить съ ружьемъ.

Антипъ. A вотъ и красавецъ нашъ.

Михайло. Мѣсяцъ съ одной стороны, онъ съ другой.

Матрена. Откуда восходишь, красное солнышко? Второй день не видать, думала, что волки съѣли.

Конста. Гдѣ былъ, тамъ нѣту.

Матрена. Рычи на мать-то, рычи…

Конста. Отвяжись… Тошно мнѣ!.. Тошно!..

Михайло. По городу заскучалъ?

Конста. Не знаю… Бѣсы во мнѣ… Тошно.

Михайло. Вона! Еще изъ Антипки не вылѣзли, a въ тебя уже влѣзли?..

Конста. Дурова голова!

Уходить въ баню.

Матрена. Слава Богу! Пожаловалъ милостью! До сихъ поръ одна Зинаида бѣшеная была на рукахъ, a теперь вся честная парочка.

Антипъ (смѣется). Парочка! Парочка! Баранъ да ярочка.

Михайло (страшнымъ шопотомъ). Баринъ!

Матрена слегка взвизгнула.

Михайло вытянулся.

Антипъ одинъ смотритъ равнодушно и почти презрительно.

Князь и Муфтель показываются въ глубинѣ.

Князь. Вы всѣ… здѣсь? Это хорошо…

Проходить за павильонъ, сопровождаемый Муфтелемь, Матреною и Михайломъ.

Антипъ (Констѣ въ баню). Бери колотушку-то. Зачинай.

Конста. Сейчасъ…

Вышелъ.

Антипъ (хихикаетъ). Стража!

Конста. Надоѣлъ ты мнѣ, старецъ! Вотъ что!

Антипъ. Въ старину тоже, сказываюсь, случай былъ: поставили козла стеречь капусту…

Конста. Опять ты?

Антипъ. Чего?

Конста (бросаетъ колотушку). Дьявола ты въ меня посадилъ! Колдунъ ты!

Антипъ. Ужъ и колдунъ?

Конста. Что я буду дѣлать? Гвоздь y меня въ мозгахъ… всю вселенную она мнѣ заслонила!

Антипъ. Стало быть, здорово забрало.

Конста. Старый ты чортъ! До твоихъ словъ лукавыхъ я къ ней какъ слѣпой былъ!

Антипъ. А я тебѣ глазки растаращилъ? Ишь!

Конста. Открылись мои глаза! Несчастный я сталъ человѣкъ… открылись!

Антипъ. Открылись, такъ смотри. На то они подъ лобъ ввернуты.

Конста. Прежде она для меня княжна была, барышня… Я красоты ея не видалъ. Словно никогда въ лицо ей не смотрѣлъ.

Антипъ. A теперича разглядѣлъ? Понравилась?

Конста. Нѣту больше княжны. Зинушку вижу… солнышко красное… дѣвушку желанную… любушку… Эхъ!

Антипъ. Обыкновенно, женскій полъ.

Конста. A?

Антипъ. Дѣвку-то, говорю, какъ ни назови и куда ни превозвысь, все она, дѣвка, одинаковъ товаръ-отъ, выходить.

Конста. A, была не была, трещи моя голова, во всемъ ей признаюсь! Все скажу. Либо пусть и она любитъ. Или – пропадай душа! Хоть на свѣтѣ не жить!

Антипъ. Скажи, братъ, скажи.

Конста. Да! скажи! A она насмѣется, надругается, нажалуется, велитъ прогнать со двора?..

Антипъ. Я тебѣ, дружокъ, не совѣтчикъ. Старикъ я. Когда молодъ былъ, любливали и меня дѣвки.

Конста (плюетъ). Дѣвки!

Антипъ. Ну, извѣстно, не всѣмъ княжны…

Конста. Охъ, старикъ, не отвинтилъ бы я тебѣ носъ твой!

Антипъ. Колотушку-то подыми… сторожъ!

Конста. Колотушку я подыму…

Антипъ. Любить люби, a стучать надоть.

Конста. Язва! Проказа египетская! (Уходитъ).

Антипъ. Ни-че-го!

Ушелъ въ баню, дверь оставилъ открытою.

Князь (возвращается съ Муфтелемъ и Матреною). Я тобою доволенъ, доволенъ.

Матрена. О томъ лишь, батюшка-князь, и радѣемъ, чтобы вамъ угодить.

Стукъ колотушки.

Mихaйло (поетъ).

 
Какъ леталъ-то, леталъ сизый орелъ по крутымъ горамъ,
Леталъ орелъ, самъ состарился…
 

Матрена. Конста стучитъ.

Myфтель. Старательный молодецъ.

Князь. Да. Я его награжу… Я всѣхъ награжу.

Матрена. За что жаловать изволите? И безъ того много взысканы вашими милостями.

Князь. Ступай. Ступай…

Нижнія окна павильона освѣщаются изнутри. Матрена уходить въ павильонъ. Луна свѣтитъ прямо на балконъ.

Князь. Слушай, Муфтель. Когда народъ болталъ, что покойная княгиня ходитъ… гдѣ ее видѣли?

Муфтель. Въ разныхъ аллеяхъ, ваше сіятельство.

Князь. Въ разныхъ?

Myфтель. Такъ точно. Тоже вотъ – будто бы на балконѣ этомъ… сиживали…

Князь. Здѣсь она умерла.

Муфтель. Да это, ваше сіятельство, что же-съ?!

Князь. Нѣтъ, Муфтель, нѣтъ. Духъ, исшедшій изъ тѣла ранѣе, чѣмъ свершить земное въ предѣлѣ земномъ, тоскуетъ по мѣстамъ, гдѣ онъ покинулъ свои страсти и страданія, стремится къ нимъ и навѣщаетъ ихъ. Возможно, возможно.

Муфтель. Я того мнѣнія, ваше сіятельство, что не иначе, какъ глупый народъ принималъ за княгиню княжну Зинаиду Александровну. Потому что сходство.

Князь. Она на меня похожа, не на мать.

Зина выходитъ на балконъ павильона.

Михайло (поетъ).

 
Пробивала y него сѣдинушка между сизыхъ крылъ.
Побѣлѣла его головушка, ровно бѣлый снѣгъ.
 

Муфтель. Я имѣю въ виду ростъ и фигуру… Извольте взглянуть.

Князь (съ содроганіемъ). Да… похожа… уйдемъ.

Муфтель. Въ лунныя ночи княжна подолгу остается на террасѣ.

Князь (про себя). Въ лунныя ночи… Въ лунныя ночи… скверное сходство… Муфтель!

Myфтель. Ваше сіятельство?

Князь. Ты увѣренъ, что это – тамъ, дѣйствительно княжна Зинаида?

Myфтель. Помилуйте, ваше сіятельство? Кому же еще?

Князь (передразнилъ). Кому… кому!..

Myфтель. Прикажете ихъ окликнуть… позвать?..

Князь. Нѣтъ… нѣтъ… не надо… уйдемъ!

Уходятъ.

Михайло поетъ.

 
Потупили y орла когти острые,
Ощипались y него крылья быстрыя,
Налетѣли на орла черны вороны,
Да терзали они его, сиза орла…
 

Матрена открыла изъ павильона окно, глядитъ въ садъ, легла на подоконникъ.

Зина. Кузнецы трещатъ.

Матрена. Осень близко.

Зина. На березахъ листъ пожелтѣлъ…

Матрена. Орѣхъ доспѣлъ.

Зина. Осень… дожди, слякоти пойдутъ… холода… дни короткіе, ночи темныя.

Матрена. Раньше спать ложиться будемъ.

Зина. Осенью садъ-то подъ вѣтромъ гудитъ, къ землѣ клонится…

Матрена. Мнѣ подъ вѣтеръ лучше спится.

Зина. Прошлую зиму волки въ садъ забѣгали.

Матрена. Нонче Муфтель велѣлъ крѣпче заборъ забрать.

Зина. Совсѣмъ острогъ, значитъ?

Матрена (зѣвая, притворяетъ окно). Ты бы въ горницу шла. Время.

Зина. Успѣю. дай воздухомъ подышать. Тамъ несносно. Лекарства эти, больной человѣкъ…

Матрена. Густавсонша наша совсѣмъ плоха.

Зина. Охаетъ она… сердце рветъ…

Матрена. И зачѣмъ это дано человѣку, что ему умирать трудно?

Затворила окно.

Зина. Кабы легко помирать кто жить бы сталъ?

Конста бьетъ въ колотушку.

Михайло.

 
Эхъ, не прежняя-то моя полеточка орлиная!
Да не прежняя моя ухваточка соколиная!
Разбилъ бы я черныхъ вороновъ всѣхъ по перышку,
Да разнесъ бы ихъ по дубравушкѣ.
 

Окно Матрены гаснетъ. Зина упала на скамью подъ яблонью и глухо рыдаетъ.

Конста. Посматривай!

Михайло. Поглядывай!

Далекій голосъ сторожа. Слушай!

Конста (выходить). Посматривай!

Увидалъ Зину.

Что съ вами, барышня? Господи, спаси! Кто васъ изобидѣлъ!

Зина. Охъ, зачѣмъ я только дѣвушка? Родилась бы я мальчикомъ, ужъ не заперли бы меня въ четырехъ стѣнахъ… сумѣла бы я найти свою волю. A дѣвушка что можетъ? раба!.. Муфтелю кланяйся. Липкѣ кланяйся! Всякій надо мною измывается, и никто мнѣ не поможетъ…

Конста (про себя). Расходилась… красивая! (Зинѣ). A новыя мѣста, барышня?

Зина. Поди ты! Мнѣ не до шутокъ. Я тебѣ по-настоящему говорю, что мнѣ пришло хоть въ петлю лѣзть.

Конста. Зачѣмъ въ петлю? Петля – послѣднее дѣло. Въ петлю всегда поспѣете, a надо бы придумать что-нибудь поскладнѣе.

Зина. Если бы какой-нибудь человѣкъ вывелъ меня изъ этой каторги, такъ я бы ему всю жизнь отдала, въ кабалу къ нему пошла бы.

Конста (присѣлъ къ ней на скамью). Изъ кабалы-то опять въ кабалу?

Зина. Хуже теперешней не будетъ.

Конста. A если такой человѣкъ найдется, да… не подъ пару вамъ, низкаго рода?

Зина (не глядитъ на него). Говорю тебѣ, петля… Не все ли равно мнѣ, мертвой, кто съ дерева сниметъ?

Конста. И любить вы стали бы такого человѣка?

Зина. И любить.

Конста (рѣзко схватилъ ее и притянулъ къ себѣ на грудь). Коли такъ, цѣлуй меня, Зинушка! Я какъ разъ по тебѣ человѣкъ! Я тебя не выдамъ! И отъ лихого батьки вызволю, и на новыя мѣста… Да что на новыя мѣста? Хоть во всѣ заграницы провожу!.. Удалой я – ухъ!.. A ужъ любить-то любить какъ буду!

Она молча лежитъ на его груди.

Михайло (поетъ).

 
Канарейка пташечка,
Вольная кукушечка,
Примахала крылышки,
По полю летаючи,
Сокола искаючи…
 

Антипъ выглянулъ изъ бани, слушаетъ и смотритъ.

Зина. Ты не обманешь?

Конста. Нѣтъ.

Зина. Помни, не тебя я люблю – волю въ тебѣ люблю… Волю мнѣ дашь, – тебя любить стану, обманешь, – прокляну… убью!

Конста. Сказалъ: выведу, стало быть, такъ, мое слово крѣпко. Не оправдаю слова, самъ пойду къ князю съ повинною! Пускай тиранить! Потому, значить, подѣломъ мнѣ это, заслужилъ.

Обнялъ Зину. Она, вся въ его объятіи. Матрена, полураздѣтая, въ большомъ ковровомъ платкѣ, зѣвая, выходитъ на балконъ… Увидала, ахнула, завизжала и – вцѣпилась въ сына.

Михайло (поеть).

 
Проходила Сашенька
Свои рѣзвы ноженьки,
Вдоль улицы ходючи,
Милаго искаючи…
 

Матрена. Дьяволы вы этакіе! Что же вы со мною дѣлаете?

Конста. Мать! Постой! Мать! нельзя такъ!

Матрена. Нѣтъ, я сперва тебѣ, подлецу, виски выщиплю!

Конста. Мать! Больно! голова своя не купленая!

Матрена. Глядѣлки выдеру!..

Зина. Мамушка!

Матрена (сразмаху ее оттолкнула). Ты еще?.. Заступница!

Зина (отскочила). Демонъ въ тебя вселился?

Конста. Мать! Оставь! самъ драться стану!..

Матрена. Врешь! Не смѣешь! Не можешь! Дай мнѣ мое горячее сердце сорвать!..

Выпускаетъ его и садится въ безсиліи на скамью.

Матрена. Коли вы Бога забыли, такъ хоть о князѣ вспомнили бы. Не жильцы мы больше на бѣломъ свѣтѣ. Живыхъ въ землю закопаетъ…

Конста. Эка волосьевъ-то надрала!

Матрена. A тебѣ, Константинъ, и казни такой не придумать, какъ онъ тебя расказнить.

Конста. Это еще бабушка на двое сказала.

Матрена (причитаетъ). Охъ-охъ-охъ-охъ-охъ-охъ!

Конста. Мозги не y одного князя въ головѣ положены, a земля велика.

Матрена (Зинѣ). Ты хороша, съ колокольню выросла, a ума не вынесла: слушаешь враки.

Конста. Я не вру.

Зина. Онъ не вретъ, мамушка. Я за то его и полюбила, что онъ выведетъ меня отсюда.

Конста. Ты, мать, слушай. Какого же добра намъ тутъ дожидаться? Сама говоришь, что если слухъ о насъ дойдетъ до князя, онъ насъ живьемъ съѣстъ, въ землю закопаетъ.

Матрена. На семъ самомъ мѣстѣ. И никакой колдунъ потомъ не найдетъ!

Конста. Такъ и шишь ему съ масломъ!

Зина. Сами y идемъ и тебя уведемъ.

Матрена. Онъ васъ на днѣ морскомъ разыщетъ.

Конста. Ладно. Мы сами съ усами. Тоже не дуромъ побѣжимъ, a съ оглядкою, не сейчасъ за руки схватимся, да втроемъ въ лѣсъ… Это дѣло надо устроить тонко.

Матрена. Антипкины сны бредишь!

Антипъ (изъ бани). Антипкины сны не кори: Антипка хорошіе сны видитъ.

Плетется къ нимъ.

Матрена. Ой, подкрался песъ!

Антипъ. Миръ честной компаніи… Душно въ банька-то… Не поспалось…

Конста. Дѣдъ! слушай!

Матрена. Нѣтъ, ужъ ты, Конста, оставь. Я сама его поспрошаю… ты моей головы не морочь… Вы вдвоемъ не то, что мнѣ, цыгану зубы заговорите.

Зина съ Констою отходить сперва къ павильону и остаются на ступеняхъ балкона, – потомъ, пока идетъ бесѣда между Антипомъ и Матреною, скрываются въ садъ, мелькаютъ тамъ между деревьями…

Антипъ. Поспрошай, поспрошай…

Матрена (не то про себя, не то къ людямъ). Что же въ самомъ дѣлѣ? Пишусь я вольною, a какую, изъ-за этого, прости Господи, Ирода князя, волю себѣ видѣла въ жизни? Хуже крѣпостной. Отвѣтъ мой большой, и бѣда мнѣ пришла неминучая…

Антипъ. Руками вертишь? Поверти: помогаетъ.

Матрена. Смутилась моя голова. Всѣхъ ты засмутьянилъ, старый бормотунъ! О волѣ раздумалась.

Антипъ. О волѣ думать пріятно.

Матрена. Скажи по правдѣ; кабы тебѣ возможность, побѣгъ бы ты снова на волю?

Антипъ (помолчавъ). Десять годовъ назадъ, я убѣгъ съ отчаянности, съ большого горя, не понимаючи самого себя. Но, когда избылъ я отъ себя первое сердце, да поглядѣлъ кругомъ на Божій міръ, такъ и захватило мнѣ душу волею. И понялъ я тогда, что только съ волею и видать человѣку міръ Божій, a безъ воли y человѣка и глазъ нѣту. Въ рабьей онъ слѣпотѣ. И сталъ я въ ту пору себя корить и проклинать: съ чего я, дурень, загубилъ свою жизнь на холопской привязи? Только на седьмомъ десяткѣ и свѣтъ увидалъ! И всѣ десять лѣтъ прошли, словно сонъ пріятный… A вспомнить что въ нихъ радостнаго было? Какая сладость для тѣла? Ничего. Не покоилъ я старыя кости, a трудами трудилъ… Въ тюрьмахъ сиживалъ. По этапамъ черезъ всю Россію прошелъ, изъ подъ карауловъ бѣгалъ, и голодалъ, и холодалъ, и бивали меня, и обкрадывали.

Матрена. Сохрани Богъ всякаго!

Антипъ. Да, все на волѣ, Матреша, на волъ! A съ нею, голубушкой, все сладко. Лучше ея не выдумалъ человѣкъ ничего. Воля весь человѣкъ! Есть воля, и человѣкъ есть. Нѣтъ воли, и человѣка нѣтъ… Такъ, склизь…

Матрена. Такъ что, Антипъ Ильичъ, если бы…

Антипъ. Нѣтъ, Матреша, ты меня не мани, сердца не вороши…

Матрена. Да я не маню – куда мнѣ тебя манить? Богъ съ тобою?

Антипъ. Эхъ, родненькая! былъ конь, да уѣздился! Кому и какой я товарищъ? Дряхлецъ! Кому куда бѣчь, a мнѣ въ могилу. Я свое изжилъ – дошелъ до ямы: мнѣ, другъ, уже и воля не нужна…

Матрена. Этого я уже не понимаю, почему, если волю такъ любишь, стала не нужна тебѣ воля.

Антипъ. Потому что старому ненужному кобелю всюду воля. И здѣсь мнѣ воля. Я управителю такъ сказалъ и тебѣ говорю. Ха-ха-ха! Съ меня ничего не стребуешь. Взятки гладки. Пиши меня, чьимъ хочешь, холопомъ, a я свой сталъ. Божій! Ха-ха-ха! Поздно мнѣ бѣжать. Некуда. Да и дѣло здѣсь есть… большое… Не додѣланное. A то побѣгъ бы съ вами, непремѣнно побѣгъ бы!

Матрена (струсила). Что ты, дѣдушка, право? все съ вами, да съ вами? Я тебя такъ, для примѣра спросила, a ты уже невѣсть что подумалъ.

Антипъ. Эхъ, Матренушка! Полно! Не хитри! Съ кѣмъ хитришь? Съ Антипомъ-бродягою! Я не колдунъ, да подъ тобою въ землю на три аршина вижу… знаю я ваши дѣла, все видѣлъ

Матрена. К…к…какія дѣла?

Антипъ. Не трусь. Князю доносить не пойду… Такъ ему и надо, злодѣю! Такъ и надо!

Матрена. Охъ, дѣдушка! пропала моя голова. И охватить умомъ не умѣю, чего мы натворили… Мысли то такъ вотъ и мчатся кувыркомъ, будто турманы…

Антипъ. Погоди. Я тоже поднесу ему, демону… закуску въ жизни! За всѣхъ за себя, за княгиню-покойницу, за Матюшу, неповинную душу, племянника загубленнаго… Что мы знаемъ, то знаемъ! Сладкая будетъ закуска. Хо-хо! Скрючитъ его отъ нея.

Матрена. Ты что же, дѣдушка, неладное, стало быть, что-нибудь провѣдалъ про князя?

Антипъ. Это, другъ, не твоей головы дѣло.

Матрена. Пожалуй, не сказывай: я спросту.

Антипъ. Ни тебѣ и никому не узнать, пока не придетъ смерть либо за мною, либо за княземъ. Должно, я помру ранбше… Хо-хо! Посмотрю передъ смертью, какъ его задергаетъ… Хо-хо!

Матрена. Не смѣйся, дѣдушка! страшно!

Антипъ. Хо-хо-хо-хо-хо… Безъ того самъ не помру и его со свѣта не отпущу… Хо-хо-хо!

Михайло (поетъ).

 
Ходилъ, гулялъ добрый молодецъ,
Искалъ мѣста добраго.
Не нашелъ-то добрый молодецъ мѣста добраго,
A нашелъ-то добрый молодецъ море синее,
Камыши высокіе, лопухи широкіе…
 

Антипъ. Вожака въ бѣга ищешь?

Матрена. Да… съ однимъ Констою уходить боязно…

Антипъ. Напрасно. Парень головитый.

Матрена. Я парня своего не хаю, да молодъ и горячъ и сторону нашу плохо знаетъ: московскій человѣкъ, городской.

Антипъ. Зови пѣвуна.

Матрена. Давыдка?

Антипъ. Михаилу.

Михайло. Не пойдетъ…

Антипъ. Пойдетъ. Кто его удержитъ? Вольная душа. Загнала бѣда сокола въ клѣтку, – ну, и терпитъ. Спитъ воля. A ты позови, разбуди. Пойдетъ.

Матрена. Да, ужъ лучше-то нельзя… О, Господи! просто затменіе нашло, что я о немъ забыла.

Конста и Зина, обнявшись, стоятъ въ глубинѣ сада.

Антипъ. Поминай, какъ звали!

Зина. Хорошо… привольно…

Матрена. Спасибо, Антипушка, что надоумилъ…. Какъ рублемъ подарилъ.

Зина. Звѣзды на небѣ…

Конста. Сама ты – звѣзда изумрудная!

Михайло (выходить).

 
Какъ во этихъ камышахъ стояла избушечка.
Во той ли избушечки была свѣтлая горенка…
 

Матрена. Что ты, Давыдокъ, все грустное поешь? Веселую пой.

Михайло. Я, Матрена Никитишна, больше по причинѣ одинокаго горлодеру.

Матрена. Довольно по саду основу сновать садись рядкомъ, потолкуемъ ладкомъ.

Михайло. Съ великимъ моимъ удовольствіемъ.

Антипъ. Вы потолкуйте, a я послушаю…

Зина. Кузнецы трещатъ… трещатъ…

Конста. Много ихъ къ осени-то.

Зина. Трещите, стучите! Я теперь не боюсь…

Михайло. Вся полная зависимость отъ васъ, Матрена Никитишна. Безъ васъ я съ мѣста не тронусь, a съ вами хоть во всѣ преисподнія.

Антипъ. Князь-то спитъ, чай, либо чертей вызываетъ.

Михайло. Безпремѣнно, что вызываетъ чертей.

Конста. Немного ему черти разскажутъ…

Зина (взвизгнула, и убѣжала). Конста! Лови меня.

Михайло. Константинъ!

Конста. Послѣ!

Михайло. Опосля, твою маменьку повидавши, y насъ съ тобою теперь большіе разговоры будутъ.

Конста. Хорошо, хорошо… (Убѣгаетъ).

Зина. Конста! ау!

Антипъ. Земля-то, стало быть, подъ ногами горитъ.

Матрена. Этакихъ чертей князю не вызвать!

Михайло. Ночь-то свѣтлая, благодатная…

Антипъ. Мѣсяцъ бродяжье солнышко!

Михайло (запѣваетъ).

 
Ахъ ты, душечка, удалый молодецъ,
Ты гораздъ, душа, огонь высѣкать!
Часты искры сыплются,
Въ ретиво сердце вселяются,
Сиротою называются…
 

Зина. Конста! ау!

Конста. Ау!

Голосъ далекаго сторожа. Посматривай!

Михайло (дразнится). Поглядывай!

Смѣющійся голосъ Зины. Слуша-а-а-ай!!!

Занавѣсъ.