Текст книги "Том 1. Рассказы 1907-1912"
Автор книги: Александр Грин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)
– Черви и бубны светятся в ваших глазах, – сказал Энниок, – пики – в моих. – Он успокоился, первая карта была страшнее, но чувствовал где-то внутри, что кончится это для него плохо. – Откройте сначала вы, мне хочется продлить удовольствие.
Гнор поднял руку, показал валета червей и бросил его на стол. Конвульсия сжала ему горло; но он сдержался, только глаза его блеснули странным и жутким весельем.
– Так и есть, – сказал Энниок, – карта моя тяжела; предчувствие, кажется, не обманет. Двойка пик.
Он разорвал ее на множество клочков, подбросил вверх – и белые струйки, исчертив воздух, осели на стол белыми неровным пятнами.
– Смерть двойке, – проговорил Энниок, – смерть и мне.
Гнор пристально посмотрел на него, встал и надел шляпу. В душе его не было жалости, но ощущение близкой чужой смерти заставило его пережить скверную минуту. Он укрепил себя воспоминаниями; бледные дни отчаяния, поднявшись из могилы Аша, грозным хороводом окружали Гнора; прав он.
– Энниок, – осторожно сказал Гнор, – я выиграл и удаляюсь. Отдайте долг судьбе без меня. Но есть у меня просьба: скажите, почему проснулись мы трое в один день, когда вы, по-видимому, уже решили мою участь? Можете и не отвечать, я не настаиваю.
– Это цветок из Ванкувера, – не сразу ответил Энниок, беря третью сигару. – Я сделаю вам нечто вроде маленькой исповеди. Цветок был привезен мной; я не помню его названия; он невелик, зеленый, с коричневыми тычинками. Венчик распускается каждый день утром, свертываясь к одиннадцати. Накануне я сказал той, которую продолжаю любить. “Встаньте рано, я покажу вам каприз растительного мира”. Вы знаете Кармен, Гнор; ей трудно отказать другому в маленьком удовольствии. Кроме того, это ведь действительно интересно. Утром она была сама как цветок; мы вышли на террасу; я нес в руках ящик с растением. Венчик, похожий на саранчу, медленно расправлял лепестки. Они выровнялись, напряглись – и цветок стал покачиваться от ветерка. Он был не совсем красив, но оригинален. Кармен смотрела и улыбалась. “Он дышит, – сказала она, – такой маленький”. Тогда я взял ее за руку и сказал то, что долго меня терзало; я сказал ей о своей любви. Она покраснела, смотря на меня в упор и отрицательно качая головой. Ее лицо сказало мне больше, чем старое слово “нет”, к которому меня совсем не приучили женщины. “Нет, – холодно сказала она, – это невозможно. Прощайте”. Она стояла некоторое время задумавшись, потом ушла в сад. Я догнал ее больной от горя и продолжал говорить – не знаю что. “Опомнитесь”, – сказала она. Вне себя от страсти я обнял ее и поцеловал. Она замерла; я прижал ее к сердцу и поцеловал в губы, но силы к ней тотчас вернулись, она закричала и вырвалась. Так было. Я мог только мстить – вам; я мстил. Будьте уверены, что, если бы вы споткнулись о черную масть, я не остановил бы вас.
– Я знаю это, – спокойно возразил Гнор. – Вдвоем нам не жить на свете. Прощайте.
Детское живет в человеке до седых волос – Энниок удержал Гнора взглядом и загородил дверь.
– Вы, – самолюбиво сказал он, – вы, гибкая человеческая сталь, должны помнить, что у вас был достойный противник.
– Верно, – сухо ответил Гнор, – пощечина и пожатие руки – этим я выразил бы всего вас. В силу известной причины я не делаю первого. Возьмите второе.
Они протянули руки, стиснув друг другу пальцы; это было странное, злое и задумчивое пожатие сильных врагов.
Последний взгляд их оборвала закрытая Гнором дверь; Энниок опустил голову.
– Я остаюсь с таким чувством, – прошептал он, – как будто был шумный, головокружительный, грозной красоты бал; он длился долго, и все устали. Гости разъехались, хозяин остался один; одна за другой гаснут свечи, грядет мрак.
Он подошел к столу, отыскал, расшвыряв карты, револьвер и почесал дулом висок. Прикосновение холодной стали к пылающей коже было почти приятным. Потом стал припоминать жизнь и удивился: все казалось в ней старообразным и глупым.
– Я мог бы обмануть его, – сказал Энниок, – но не привык бегать и прятаться. А это было бы неизбежно. К чему? Я взял от жизни все, что хотел, кроме одного. И на этом “одном” сломал шею. Нет, все вышло как-то совсем кстати и импозантно.
– Глупая смерть, – продолжал Энниок, вертя барабан револьвера. – Скучно умирать так от выстрела. Я могу изобрести что-нибудь. Что – не знаю; надо пройтись.
Он быстро оделся, вышел и стал бродить по улицам. В туземных кварталах горели масляные фонари из красной и голубой бумаги; воняло горелым маслом, отбросами, жирной пылью. Липкий мрак наполнял переулки; стучали одинокие ручные тележки; фантастические контуры храмов теплились редкими огоньками. Мостовая, усеянная шелухой фруктов, соломой и клочками газет, окружала подножья уличных фонарей светлыми дисками; сновали прохожие; высокие, закутанные до переносья женщины шли медленной поступью; черные глаза их, подернутые влажным блеском, звали к истасканным циновкам, куче голых ребят и грязному петуху семьи, поглаживающему бороду за стаканом апельсиновой воды.
Энниок шел, привыкая к мысли о близкой смерти. За углом раздался меланхолический стон туземного барабана, пронзительный вой рожков, адская музыка сопровождала ночную религиозную процессию. Тотчас же из-за старого дома высыпала густая толпа; впереди, кривляясь и размахивая палками, сновали юродивые; туча мальчишек брела сбоку; на высоких резных палках качались маленькие фонари, изображения святых, скорченные темные идолы, напоминавшие свирепых младенцев в материнской утробе; полуосвещенное море голов теснилось вокруг них, вопя и рыдая; блестела тусклая позолота дерева; металлические хоругви, задевая друг друга, звенели и дребезжали.
Энниок остановился и усмехнулся: дерзкая мысль пришла ему в голову. Решив умереть шумно, он быстро отыскал глазами наиболее почтенного, увешанного погремушками старика. У старика было строгое, взволнованное и молитвенное лицо; Энниок рассмеялся; тяжкие перебои сердца на мгновение стеснили дыхание; затем, чувствуя, что рушится связь с жизнью и темная жуть кружит голову, он бросился в середину толпы.
Процессия остановилась; смуглые плечи толкали Энниока со всех сторон; смешанное горячее дыхание, запах пота и воска ошеломили его, он зашатался, но не упал, поднял руки и, потрясая вырванным у старика идолом, крикнул изо всей силы:
– Плясунчики, голые обезьяны! Плюньте на своих деревяшек! Вы очень забавны, но надоели!
Свирепый рев возбудил его; в исступлении, уже не сознавая, что делает, он швырнул идола в первое, искаженное злобой, коричневое лицо; глиняный бог, встретив мостовую, разлетелся кусками. В то же время режущий удар по лицу свалил Энниока; взрыв ярости пронесся над ним; тело затрепетало и вытянулось.
Принимая последние, добивающие удары фанатиков, Энниок, охватив руками голову, залитую кровью, услышал явственный, идущий как бы издалека голос; голос этот повторил его собственные недавние слова:
– Бал кончился, разъехались гости, хозяин остается один. И мрак одевает залы.
VI
“Над прошлым, настоящим и будущим имеет власть человек”.
Подумав это, Гнор обратился к прошлому. Там была юность; нежные, озаряющие душу голоса ясной любви; заманчиво кружащая голову жуткость все полнее и радостнее звучащей жизни; темный ад горя, – восемь лет потрясения, исступленной жажды, слез и проклятий, чудовищный, безобразный жребий; проказа времени; гора, обрушенная на ребенка; солнце, песок, безмолвие. Дни и ночи молитв, обращенных к себе: “спасайся”!
Он стоял теперь как бы на вершине горы, еще дыша часто и утомленно, но с отдыхающим телом и раскрепощенной душой. Прошлое лежало на западе, в стране светлых возгласов и уродливых теней; он долго смотрел туда, всему было одно имя – Кармен.
И, простив прошлому, уничтожая его, оставил он одно имя – Кармен.
В настоящем Гнор видел себя, сожженного безгласной любовью, страданием многих лет, окаменевшего в одном желании, более сильном, чем закон и радость. Он был одержим тоской, увеличивающей изо дня в день силы переносить ее. Это был юг жизни, ее знойный полдень; жаркие голубые тени, жажда и шум невидимого еще ключа. Всему было одно имя – Кармен. Только одно было у него в настоящем – имя, обвеянное волнением, боготворимое имя женщины с золотой кожей – Кармен.
Будущее – красный восток, утренний ветер, звезда, гаснущая над чудесным туманом, радостная бодрость зари, слезы и смех земли; будущему могло быть только одно единственное имя – Кармен.
Гнор встал. Звонкая тяжесть секунд душила его. Время от времени полный огонь сознания ставил его на ноги во весь рост перед закрытой дверью не наступившего еще счастья; он припоминал, что находится здесь, в этом доме, где все знакомо и все в страшной близости с ним, а сам он чужой и будет чужой до тех пор, пока не выйдет из двери та, для которой он свой, родной, близкий, потерянный, жданный, любимый.
Так ли это? Острая волна мысли падала, уничтожаемая волнением, и Гнор мучился новым, ужасным, что отвергала его душа, как религиозный человек отвергает кощунство, навязчиво сверлящее мозг. Восемь лет легло между ними; своя, независимая от него текла жизнь Кармен – и он уже видел ее, взявшую счастье с другим, вспоминающую о нем изредка в сонных грезах или, может быть, в минуты задумчивости, когда грустная неудовлетворенность жизнью перебивается мимолетным развлечением, смехом гостя, заботой дня, интересом минуты. Комната, в которой сидел Гнор, напоминала ему лучшие его дни; низкая, под цвет сумерек мебель, бледные стены, задумчивое вечернее окно, полуспущенная портьера с нырнувшим под нее светом соседней залы – все жило так же, как он, – болезненно неподвижной жизнью, замирая от ожидания. Гнор просил только одного – чуда, чуда любви, встречи, убивающей горе, огненного удара – того, о чем бессильно умолкает язык, так как нет в мире радости больше и невыразимее, чем взволнованное лицо женщины. Он ждал ее кротко, как дитя; жадно, как истомленный любовник; грозно и молча, как восстановляющий право. Секундой он переживал годы; мир, полный терпеливой любви, окружал его; больной от надежды, растерянный, улыбающийся, Гнор, стоя, ждал – и ожидание мертвило его.
Рука, откинувшая портьеру, сделала то, что было выше сил Гнора; он бросился вперед и остановился, отступил назад и стал нем; все последующее навеки поработило его память. Та же, та самая, что много лет назад играла ему первую половину старинной песенки, вошла в комнату. Ее лицо выделилось и удесятерилось Гнору; он взял ее за плечи, не помня себя, забыв, что сказал; звук собственного голоса казался ему диким и слабым, и с криком, с невыразимым отчаянием счастья, берущего глухо и слепо первую, еще тягостную от рыданий ласку, он склонился к ногам Кармен, обнимая их ревнивым кольцом вздрагивающих измученных рук. Сквозь шелк платья нежное тепло колен прильнуло к его щеке; он упивался им, крепче прижимал голову и, с мокрым от бешеных слез лицом, молчал, потерянный для всего.
Маленькие мягкие руки уперлись ему в голову, оттолкнули ее, схватили и обняли.
– Гнор, мой дорогой, мой мальчик, – услышал он после вечности блаженной тоски. – Ты ли это? Я ждала тебя, ждала долго-долго, и ты пришел.
– Молчи, – сказал Гнор, – дай умереть мне здесь, у твоих ног. Я не могу удержать слез, прости меня. Что было со мной? Сон? Нет, хуже. Я еще не хочу видеть твоего взгляда, Кармен; не подымай меня, мне хорошо так, я был твой всегда.
Тоненькая, высокая девушка нагнулась к целующему ее платье человеку. Мгновенно и чудесно изменилось ее лицо: прекрасное раньше, оно было теперь более чем прекрасным, – радостным, страстно живущим лицом женщины. Как дети, сели они на полу, не замечая этого, сжимая руки, глядя друг другу в лицо, и все, чем жили оба до встречи, стало для них пустым.
– Гнор, куда уходил ты, где твоя жизнь? Я не слышу, не чувствую ее… Ведь она моя, с первой до последней минуты… Что было с тобой?
Гнор поднял девушку высоко на руках, прижимая к себе, целуя в глаза и губы; тонкие сильные руки ее держали его голову, не отрываясь, притягивая к темным глазам.
– Кармен, – сказал Гнор, – настало время доиграть арию. Я шел к тебе долгим любящим усилием; возьми меня, лиши жизни, сделай, что хочешь, – я дожил свое. Смотри на меня, Кармен, смотри и запомни. Я не тот, ты та же; но выправится моя душа – и в первое же раннее утро не будет нашей разлуки. Ее покроет любовь. Не спрашивай; потом, когда схлынет это безумие – безумие твоих колен, твоего тела, тебя, твоих глаз и слов, первых слов за восемь лет, – я расскажу тебе сказку – и ты поплачешь. Не надо плакать теперь. Пусть все живут так. Вчера ты играла мне, а сегодня я видел сон, что мы никогда больше не встретимся. Я поседел от этого сна – значит, люблю. Это ты, ты!..
Их слезы смешались еще раз – завидные, редкие слезы – и тогда, медленно отстранив девушку, Гнор первый раз, улыбаясь, посмотрел в ее кинувшееся к нему, бледное от долгих призывов, тоскующее, родное лицо.
– Как мог я жить без тебя, – сказал Гнор, – теперь я не пойму этого.
– Я никогда не думала, что ты умер.
– Ты жила в моем сердце. Мы будем всегда вместе. Я не отойду от тебя на шаг. – Он поцеловал ее ресницы; они были мокрые, милые и соленые. – Не спрашивай ни о чем, я еще не владею собой. Я забыл все, что хотел сказать тебе, идя сюда. Вот еще немного слез, это последние. Я счастлив… но не надо об этом думать. Простим жизни, Кармен; она – нищая перед нами. Дай мне обнять тебя. Вот так. И молчи.
Около того времени, но, стало быть, немного позже описанной нами сцены, по улице шел прохожий – гладко выбритый господин с живыми глазами; внимание его было привлечено звуками музыки. В глубине большого высокого дома неизвестный музыкант играл на рояле вторую половину арии, хорошо известной прохожему. Прохожий остановился, как останавливаются, придираясь к первому случаю, малозанятые люди, послушал немного и пошел далее, напевая вполголоса эту же песенку:
Забвенье – печальный, обманчивый звук,
Понятный лишь только в могиле;
Ни радости прошлой, ни счастья, ни мук
Предать мы забвенью не в силе.
Что в душу запало – останется в ней:
Ни моря нет глубже, ни бездны темней.
Примечания
Марат. Впервые – в журнале “Трудовой путь”, 1907, № 5
Деми-сек (фр. demi-sec) – полусухое. Сорт вина.
Культ Венеры и Астарты – Венера у древних римлян, Астарта у древних сирийцев – богини любви. Здесь – преклонение перед чувственной любовью.
“Меж высоких хлебов затерялось…” – стихотворение Н.А.Некрасова “Похороны”, ставшее народной песней. Цитировано А.С.Грином неточно.
…буквы, цифры, фигуры зверей Апокалипсиса – фантастические обозначения в Откровении Иоанна Богослова – библейском пророчестве о конце света.
Кек-уок – танец, модный в начале века.
Подземное. Впервые под заглавием “Ночь” – в журнале “Трудовой путь”, 1907, № 5.
П.С.Р. – партия социалистов-революционеров, сокращенно эсеров.
Эсдеки (сокращ.) – социал-демократы, члены РСДРП.
Уврие (франц. ouvrier) – рабочий.
Гектограф, мимеограф – копировальные аппараты, при помощи которых размножали рукописный или машинописный текст.
Бунт – здесь: груда товара.
“Кавказ и Меркурий” – название русского пароходного общества конца XIX – начала XX века.
Ротмистр (устар.) – чин в кавалерии, равный пехотному капитану. Здесь жандармский чин.
Екатеринослав – прежнее (до 1926 г.) название Днепропетровска.
Бен-Акиба (Акиба Бен Иосиф, I век н. э.) – еврейский ученый и политический деятель.
Карбонарские – от карбонарии (итал. carbonaro) – угольщики. Тайное политическое общество в Италии, в начале XIX века боровшееся против владычества французов, за воссоединение Италии.
В Италию. Впервые – в газете “Биржевые ведомости”, веч. вып., 1906, 5 (18) декабря. Подпись А.А. М-в. Автор проживал в то время по паспорту умершего вятского мещанина А.А.Мальгинова. Первый легально опубликованный рассказ А.С. Грина. В газете допущена опечатка – рассказ назван “В Италии”.
Случай. Впервые – в газете “Товарищ”, 1907, 25 марта (7 апреля). Этот рассказ впервые подписан псевдонимом “А.С. Грин”. Публиковался также в измененной редакции под заглавием “Прусский разъезд” в журнале “XX-й век”, 1915, № 4.
Тычина (укр.) – кол.
Апельсины. Впервые – в газете “Биржевые ведомости”, утр. вып., 1907, 24 июня (7 июля).
На досуге. Впервые – в газете “Товарищ”, 1907, 20 июля (2 августа).
Чопуритесь – здесь: от чопорный, строго соблюдающий правила приличия.
Товарищ прокурора – в дореволюционной России слово “товарищ” в соединении с названием должности обозначало понятие “заместитель”.
Гость. Впервые – в сборнике “Шапка-невидимка” (1908).
Каутский, Карл (1854–1938) – один из лидеров и теоретиков германской социал-демократии и 2-го Интернационала, идеолог центризма.
Любимый. Впервые – в газете “Биржевые ведомости”, утр. вып., 1907, 18 ноября (1 декабря).
Трен (франц. traine) – шлейф у женского платья.
Карантин. Впервые – в сборнике “Шапка-невидимка” (1908).
Полевал – здесь: охотился на полевую дичь.
Вольт (франц. volte) – поворот.
Освобожденец – член либеральной группы, объединявшейся вокруг журнала “Освобождение” (1902–1905), издававшегося за границей под редакцией П.Б. Струве.
“Революционная Россия” – нелегальная эсеровская газета, издававшаяся в 1900–1905 гг.
Макс Штирнер (псевдоним Каспара Шмидта, 1806–1856) – немецкий философ-идеалист, идеолог анархизма и индивидуализма.
Ницше, Фридрих (1844–1900) – немецкий философ-идеалист, один из предшественников фашистской идеологии.
Кирпич и музыка. Впервые – в еженедельном приложении к газете «Товарищ», 1907, 3 и 10 ноября. Публиковался также под названием «Столкновение».
Галах (местн.) – пьяница, забулдыга.
Зимогор (обл.) – бродяга, босяк.
Уфимские «князья» – в дореволюционной России насмешливое прозвище татар.
Двунадесятый (слав.) – двенадцатый. Здесь один из 12 главных праздников православной церкви.
«Маменька родимая, свеча неугасимая…» – слова из народной песни XIX века.
Чалдон (обл.) – коренной житель Сибири.
Рай. Впервые – в “Новом журнале для всех”, 1909, № 3. Часть этого рассказа под заглавием “Приключение” была опубликована в журнале “Огонек”, 1908, № 41, и газете “Биржевые ведомости”, утр. вып., 1908, 21 октября (1 ноября). Печатается по изд.: Полное собрание сочинений А.С. Грина, т. 6, Л., “Мысль”. 1928[4]4
Источник публикации в настоящем Собрании сочинений А.С. Грина указывается только для произведений, не вошедших в Собрание сочинений А.С. Грина, вышедшее в изд. “Правда” (“Библиотека “Огонек”) в 1965 году.
[Закрыть].
Коронная – государственная служба.
Стуколка – азартная карточная игра.
Воздушный корабль. Впервые – в журнале “Всемирная панорама”, 1909, № 2.
“По синим волнам океана…” – стихотворение М.Ю. Лермонтова “Воздушный корабль”. Приведено А.С. Грином не полностью и неточно.
Штурман “Четырех ветров”. Впервые – в газете “Слово”, 1909, 31 мая (13 июня). В этой публикации опечатка в заглавии “Штурм “Четырех ветров”.
Жулькали – слово, выдуманное А.С. Грином.
Принайтовленная – привязанная.
Бизань – здесь: задняя мачта на судне.
История одного убийства. Впервые – в книге “Рассказы”, 1.1 (1910).
Словесность – в царской армии занятия солдат по изучению уставов, положений, инструкций и т. п.
…пять суток переменным – дисциплинарное наказание в виде ареста с выполнением днем служебных обязанностей.
Артельщик – здесь лицо, производящее закупки продуктов и контролирующее норму их закладки в котел.
Телеграфист из Медянского бора. Впервые под заглавием “Телеграфист” – в журнале “Русская мысль”, 1908, № 12. Печатается по сборнику: “История одного убийства. Рассказы”, М.-Л., “Земля и Фабрика”, 1926.
Мочажины – топкое место.
Птица Рок – предвестница судьбы.
Окно в лесу. Впервые – в газете “Слово”, 1909, 11 (24) мая. Печатается по изд.: Полное собрание сочинений А.С.Грина, т. 8, Л., “Мысль”. 1929.
Остров Рено. Впервые – в “Новом журнале для всех”, 1909, № 6.
Штирборт – правый по ходу судна борт.
Клипер – быстроходное парусное судно.
Южный крест – созвездие в Южном полушарии.
Кабельтов – 1/10 часть морской мили – 185,2 метра.
Штаг – снасть стоячего такелажа, удерживающая мачты.
Ванты – оттяжки для бокового крепления мачт.
Клюз – отверстие в борту и палубе для якорной цепи.
Гафель – продольная рея для крепления верхней кромки парусов и поднятия флага.
Фараон – здесь: название азартной карточной игры.
Лисель – парус, поднимаемый сбоку от основного прямого, при слабом ветре.
Шкот – трос для натягивания парусов, небольшой конец пеньковой снасти.
Штуцер – старинное нарезное ружье.
Макао – здесь: название азартной игры в карты или кости.
Брашпиль – лебедка с горизонтальным валом для подъема якоря, подтягивания при швартовке.
Фал – трос для подъема рей, парусов, флагов и т. п.
Бушприт – горизонтальный или наклонный брус, как продолжение носовой оконечности судна, служащий для вынесения вперед носовых парусов.
Третий этаж. Впервые – в журнале “Неделя “Современного слова”, 1908, № 1. Рассказ посвящен Н. Быховскому – члену партии эсеров, с которым А.С. Грин поддерживал связь в 1902–1906 годах.
Инсургент – повстанец.
Маленький комитет. Впервые – в журнале “Неделя “Современного слова”, 1908, № 20.
Бакунин М.А. (1814–1876) – русский революционер, идеолог анархизма и народничества.
Лавров П.Л. (1823–1900) – русский социолог и публицист, теоретик революционного народничества.
Колония Ланфиер. Впервые – в “Новом журнале для всех”, 1910, № 15.
Барк – большое парусное судно.
Тиара – тройная корона римского папы.
Дурианг (прав. дурнан) – плод тропического дерева с резким неприятным запахом.
Митральеза – старинное многоствольное оружие.
Вашгерд – простейший аппарат для промывки золотоносного песка.
Смерть Ромелинка. Впервые под заглавием “Смерть” – в журнале “Всемирная панорама”, 1910, № 58.
Табльдот (франц. table d'hote) – общий обеденный стол.
Леббок, Джон (1834–1913) – английский естествоиспытатель, археолог, популяризатор науки.
Дьявол Оранжевых Вод. Впервые – в “Летучем альманахе”. 1913, вып. 4.
Феминизм – общее название течений в буржуазном женском движении за равные с мужчинами права.
Волонтер – доброволец, лицо, добровольно поступившее на военную службу.
На склоне холмов. Впервые – в журнале “Пробуждение”, 1910, № 11.
Марабу – крупная птица из семейства аистовых.
Трагедия плоскогорья Суан. Впервые – в журнале “Русская мысль”, 1912, № 7.
Кларет – сорт вина.
Гризли – крупный американский серый медведь.
Пластрон – туго накрахмаленная грудь мужской верхней сорочки.
Синодик – поминальная книжка.
Жизнь Гнора. Впервые – в “Новом журнале для всех”, 1912, № 10.
Карамболь – биллиардная игра, при которой счет очков зависит от числа касаний красным шаром (карамболем) других.
Ахтер-штевен (прав. ахтерштевень) – продолжение киля, образующее кормовую оконечность судна.
Ю. Киркин