Текст книги "Техническая ошибка"
Автор книги: Александр Степаненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
*****
Чтобы дойти до приемной президента компании, Щеглову нужно было пройти весь второй этаж. Сколько раз он ходил по этому коридору? По нескольку раз в день, каждый день, триста рабочих дней в году. А еще сколько выходных? Да, всего, наверное, уже несколько тысяч раз. По этому коридору он и бегал, и почти летал, и, матерясь, торопился, и ходил, не спеша, с запасом по времени, и, бывало, ходил нетрезвый, почти не ходил; и был и весел, и угрюм, и спокоен, и раздражен. Каждую плитку на полу помнил он в этом коридоре. Каждую царапину на полу, на стенах, на дверях. Из каждого кабинета шел разный запах. И звук каждой двери был разный. Про этот коридор Антон знал все. Тысячи раз: пять минут туда, пять обратно. Сколько дней своей жизни провел он уже в этом коридоре?
На этот раз он почти бежал. Времени было мало, а Ковыляев, с его не слишком благодушным утренним настроем, вполне мог заставить его вносить еще какие-нибудь правки в текст, и тогда ему надо будет успеть добежать обратно до своего кабинета, внести эти правки, распечатать текст, добежать обратно, отдать новый текст…
Но все прошло на удивление гладко. Анатолий Петрович опять изучал какие-то бумаги и только кивнул, увидев в двери Щеглова. Просмотрев текст, он отметил в нем что-то ручкой, молча положил перед собой и опять углубился в свои бумаги.
Количество невнятностей на одно утро явно переваливало уже за допустимые пределы.
Щеглов помялся с ноги на ногу, шумно вздохнул. Бесполезно – его руководитель, то ли демонстративно, давая почувствовать себя пустым местом, то ли от увлеченности иными, куда более значительными делами, не удостоил его вниманием.
– Тогда – я в Газовую? и жду вас там? – решился все же после некоторой паузы обозначить свое все еще присутствие Антон.
Ковыляев, не глядя на него, кивнул.
Отмеривая коридор обратно, Антон вызвал машину. Зайдя в кабинет, он отправил свой текст Кравченко по электронной и набрал его номер.
– Твой текст вижу. Свой – отправляю, – опять не здороваясь, сказал пиарщик Газовой компании.
Ну, по крайне мере, наконец, заговорил про этот текст.
– ОК, – буркнул Антон.
Через минуту сообщение от Кравченко появилось. Нервно, с тревогой Щеглов кликнул по прикрепленному к сообщению файлу.
Чутье не обмануло его. Антон почувствовал, как быстро холодеет его спина.
Присланный ему, а, стало быть, вероятнее всего, одобренный главой Газовой компании текст резко противоречил тому, что Щеглов только что согласовал с Ковыляевым. Он отражал общеизвестную уже, в общем-то, позицию Газовой о том, как в сложившихся условиях еще возможно было провести поглощение Топливной компании, обменяв это поглощение на передаваемый «государству» пакет акций. Как утверждалось, это будет сделано путем отделения от Топливной купленного ею недавно крупного предприятия и передачи всех прочих ее активов Газовой компании. В проекте заявления Штегнера говорилось также еще и о том, что на основе ранее входившего в состав Углеводородной предприятия будет создана некая новая компания, возглавит которую Анатолий Петрович Ковыляев.
Щеглов посмотрел на часы. Было девять. Он распечатал свой текст и текст Кравченко, схватил портфель и выбежал из кабинета. Запрыгнув в машину, Щеглов схватился за телефон и судорожно набрал телефон Кравченко.
Тот опять не поздоровался.
– Я понимаю, почему ты звонишь, – по-прежнему совершенно бесстрастно, механизированно произнес он.
– Ну… да… это хорошо, что понимаешь… – Щеглов почти задыхался, но очень старался казаться спокойным. – И что же ты думаешь?
– Не знаю. Андрей Борисович согласовал этот текст.
– Я догадываюсь. Я тоже не сам придумал. Но ты, вообще говоря, понимаешь, что будет, если они скажут под камеру полностью противоречащие друг другу версии?
– Не знаю.
Голос Кравченко никак не изменился. Ничто в нем не указывало на то, что он принадлежит живому человеку.
– Владимир! – сказал Щеглов, по-прежнему стараясь казаться спокойным, но уже и с выраженным нажимом, – я прошу тебя… прошу предупредить своего начальника об имеющем место… недоразумении. Я предупрежу своего. Это же… ну… ты понимаешь – это очень серьезно. Может быть, они там как-то созвонятся, что ли… и как-то решат…
– Хорошо, – все так же невозмутимо ответил Кравченко; настолько невозмутимо, что Антон уже и усомнился: понимает ли он действительно, о чем речь? или – не видит в этом никакой проблемы? или – ему вообще на все наплевать?
– Я еду к вам… уже еду.
– Хорошо, – опять повторил, как заевшая пластинка, Кравченко.
Щеглов положил трубку.
Это было – как со стеной. На что он вообще рассчитывал?
И что теперь? Звонить Ковыляеву сейчас? Пытаться объяснить что-то по телефону?
Нет. Ничего не поймет, раздраженно отмахнется, скажет – не лезть не в свое. Бросит трубку, не дослушав.
Нет, лучше, наверное, дождаться его уже в Газовой, там попробовать предупредить с глазу на глаз. И Штегнер будет тут же. Перетрут, разберутся, может…
На Кравченко, на его разговор со Штегнером, Антон не рассчитывал. Более того, он был почти уверен, что этого разговора и вообще не будет. Формально позиция Газовой компании и выглядела логичнее, чем вся эта околесица про самостоятельную несамостоятельность… или несамостоятельную самостоятельность… или… Даже если Кравченко и понял, в чем суть проблемы, беспокоить своего руководителя по такому поводу он наверняка не будет. Кравченко – автомат для исполнения желаний начальства. Задумываться о последствиях – вне его ответственности, а, стало быть, и вообще за пределами доступного для его воображения.
Да и проблема-то была, скорее всего, как раз не в них. Ковыляев… Да, Ковыляев! Это он, наверняка, он… Он кого-нибудь неправильно понял, убедил сам себя в том, что ему так хотелось бы считать истиной, и теперь вполне серьезно полагает одобренным на самом верху вовсе не то, что одобрено на самом деле. И станет ли он теперь кого-нибудь слушать? Особенно – его, Щеглова, явно раздражающего его уже одним своим присутствием? Станет ли – с его самоуверенностью, амбициями? Захочет ли разбираться или отмахнется по обыкновению, не желая расставаться с иллюзиями, тщеславно уверенный в своей информированности, осведомленности, в своей непогрешимости, уверенный в этом не по делу, не обоснованно, а просто в силу своего положения, статуса?
Но как-то (как?!) надо все-таки донести до него нависшую опасность серьезного, невиданно серьезного скандала…
Страшно даже подумать, что может произойти, если они…
Антон огляделся по сторонам. Туман потихоньку рассеивался. Мимо проплывал в дымке памятник Ленину на Калужской площади.
Удастся ли?
*****
Последний визит Щеглова, в силу своей краткости, не нанес душевной травмы Анатолию Петровичу, и настроение его потихоньку улучшалось. Предвкушение того, что уже сегодня он сможет подняться на трехтысячную высоту Трех долин99
Les Trois Vallees (Три долины) – один из крупнейших в мире районов горнолыжного отдыха, находящийся во Франции.
[Закрыть], вдохнуть полной грудью пьянящий своей свежестью, осязаемо пахнущий горный воздух, пронестись вниз с бешеной скоростью, здорово бодрило президента Топливной компании.
В половине десятого Ковыляев сообщил Наталье Ивановне, что собирается покинуть офис. После этого он подождал еще две-три минуты, чтобы дать возможность помощникам и охране надлежащим образом организовать его проход от кабинета до машины.
Покинув кабинет, он прошел мимо вытянутой стрункой секретарши, мимо стоящего наготове – ноги на ширине плеч, руки сцеплены перед собой – своего личного охранника; тот последовал за ним. Уже вместе они прошли по коридору, от приемной к лестнице во двор, мимо еще двух охранников, тоже с ногами на ширине плеч и руками сцепленными перед собой. Анатолий Петрович следовал вперед столь стремительно, что охранник даже не шел – почти вприпрыжку бежал за ним. Перед дверью на лестницу натренированным спринтерским рывком охранник обогнал спортивно пружинящего президента, резким толчком отрыл перед ним дверь и, пройдя вперед, быстро освободил проход, так, чтобы у Ковыляева и не долю секунды не возникло необходимости замедлить свое движение. Анатолий Петрович устремился вниз по лестнице со второго этажа на первый с такой скоростью, что поспешивший следом, дабы не отстать, охранник, споткнувшись, чуть было не кувыркнулся в лестничный проем. Однако, устояв на ногах, внизу он опять, уже с некоторой натугой, но все же обогнал Ковыляева и, таким же образом, как и первую, отворил перед ним дверь на улицу. Там, вокруг президентского «Мерседеса» врассыпную стояли четыре омоновца, снаряженные полным боекомплектом. Верный помощник президента Топливной Павел Николаевич Цепляев, прозванный в компании злыми языками «Паша-Мерседес»1010
«Паша-Мерседес» – кличка, приклеившаяся к первому постсоветскому министру обороны России Павлу Грачеву за покупку для себя, на казенные, естественно, деньги, роскошного служебного «Мерседеса» во времена обвального сокращения расходов на армию и ее стремительной деградации как государственного института. Прозвище Цепляева, таким образом, вторично; вместе с тем, эта вторичность и придает ему двойной смысл: в историческом контексте кличка Цепляева носит особенно презрительный характер.
[Закрыть] (поскольку привычным и естественным его местом в жизни вообще-то было место за рулем «Мерседеса»: свою блестящую карьеру начинал он водителем Ковыляева, но за большие заслуги на этом поприще был пожалован, в итоге, почетной должностью с личным кабинетом), услужливо, но, одновременно, и грозно, словно раскрывая могучие крылья, чтобы оградить от опасности трепещущего птенца, распахнул перед начальником заднюю дверь его лимузина, и Анатолий Петрович так и влетел в машину, практически не снижая скорости. Закрывая дверь, замыкая, таким образом, особо ценное человеческое тело в защитный кокон, Павел Николаевич, видимо, для укрепления в своем начальнике чувства безопасности и комфорта, одноврменно нахмурившись и выпучив глаза, окинул внутренний двор офиса таким свирепым взглядом, что, казалось, уже только попавшись ему на глаза, ничто живое не выжило бы; даже мышь не прокралась бы, наверное, сейчас по двору, не замеченной Цепляевым, даже муха не пролетела; хотя, быть может, в реальности и прокралась бы, и пролетела, но, в конце концов, важны были, понятное дело, грызуны и насекомые, а впечатление, произведенное на Ковыляева, резонанс в его душе: а уж он-то после таких выразительных жестов точно был уверен в том, что находиться вблизи от него и воздуху нельзя будет без соответствующего разрешения.
Водоворот стремительных почестей продолжался дальше. Напугав весь мир своим грозным взглядом, Цепляев прыгнул на переднее пассажирское сиденье «Мерседеса», водитель которого, едва захлопнулись двери, с азартом участника авторалли утопил педаль газа до самого пола. Автомобиль президента Топливной с бешеной скоростью понесся по узкому московскому двору. Вслед за «Мерседесом» устремилась милицейская «Тойота Лэнд Круизер», в которую в буквальном смысле на ходу с автоматами наперевес запрыгивали, захлопывая за собой двери, омоновцы. Этой стремительной скачке лихих джигитов во дворе офиса никогда и ничто не должно было мешать: ворота в огороженный, закупоренный со всех сторон двор были загодя открыты, а путь к ним службой безопасности был полностью очищен от любых признаков человеческого присутствия, так, чтобы ни у одного сотрудника возглавляемой Ковыляевым корпорации не могло даже возникнуть, не дай Бог, коварной мысли оказаться по недоразумению под колесами несущегося не разбирая дороги кортежа своего начальника и, тем самым, смешать выверенный до секунды рабочий график этой очень важной персоны, внести недопустимую сумятицу в ее напряженную, направленную на решение наиглавнейших государственных задач деятельность.
Своим сегодняшним выходом Ковыляев остался весьма доволен. Все было организовано, как и подобало тому быть у серьезного, ответственного руководителя. Настроение Анатолия Петровича улучшилось еще, он велел Цепляеву следовать в офис Газовой компании (заранее этого сообщать было нельзя, по соображениям, понятное дело, безопасности; Цепляев, получив указание относительно точки назначения, в свою очередь, повторил его сидящему рядом водителю, тот – по рации передал в джип охраны) и приступил к своему регулярному утреннему занятию: пролистыванию мониторинга основных публикаций СМИ.
*****
Мониторинг готовили в управлении Щеглова, и почти каждый день этот мониторинг являл Анатолию Петровичу яркие свидетельства недостаточно эффективной, непрофессиональной работы этого подразделения. Каждый день в какой-нибудь российской или зарубежной газете, или на Интернет-сайте, или еще где-нибудь появлялись всякие гадкие статейки, в которых совершенно безосновательно утверждалось, что в российском руководстве нет единства мнений по поводу объединения Газовой и Топливной компаний; и что Топливная «при помощи государства» незаконно ограбила основных и не очень акционеров Углеводородной компании; и получила в свою собственность ей вовсе не принадлежащее; и еще что Топливная – неэффективная, плохо управляемая государственная корпорация; и еще, и еще всякий вздор. Конечно, было понятно и даже очевидно, что все это делается на деньги основных и не очень акционеров этой самой Углеводородной – акционеров, как на беду засевших по всяким противным, никак не желающим сотрудничать с непогрешимым российским правосудием странам, засевших так, чтобы до них было не дотянуться. Но, вместе с тем, было и непонятно, совершенно непонятно и вовсе не очевидно: за что же он, в таком случае, вообще платит зарплату этому московскому снобу, с его вечно кривой рожей, этому якобы интеллектуалу, возомнившему себя во всем буквально большим специалистом, этому так называемому пи… тьфу?! Тьфу! Почему он, за эту свою, не такую уж и маленькую, прямо скажем, зарплату, не может просто это все взять и раз и навсегда прекратить?! Чего тут, собственно, такого сложного?! Очевидно, совершенно очевидно, что для этого надо… что?… да просто надо… работать, усиленно и много работать – со всеми этими надоедливыми писа́ками, чтобы они… ну, чтобы они… вот этого всего, попросту говоря, не писали. Поговорить там с ними… объяснить им… их заблуждения… А этот?! Вечно записки какие-то пишет, многоумными «предложениями» заваливает, и о чем?! – о том, как надо много, много всего сделать, чтобы только-то и начать решать эти проблемы. И главное – кому сделать?! Оказывается, это ему, Анатолию Петровичу, надо чуть ли не лично возиться с этими журналистами, какие-то встречи с ними проводить… какие-то деньги еще выделять… неизвестно на что… Деньги… деньги – это пусть вот углеводородные эти… выделяют… А у нас – у нас компания государственная, всеми уважаемая, о нас они… и так должны писать только и только хорошее. Только работать надо, работать… А еще ведь всё ходит, всё предупреждает о чем-то постоянно, всё лезет не в свое дело, страху нагоняет: так можно делать, так нельзя… То скажи, а то не скажи… А то не так поймут, не то напишут… Его-то брали-то – не чтобы он нам указывал, как себя вести, а чтобы мы-то вели себя, как хотим… ну, то есть… как считаем нужным… и делали, что хотим… ну, да, то есть тоже, то, что считаем нужным… а он чтобы нам… ну, в общем, все эти вопросы как-то там решал… А как – это, в конце концов, его проблема. Еще только думать за него и не хватало…
А ведь поди и с подборкой с этой, с этим… как его?.. а, вот написано… с мониторингом… с этим мониторингом – Щеглов, наверняка, что-нибудь там мухлюет… не все публикации показывает… надо бы это проверить… безопасности поручить…
Настроение у Ковыляева опять испортилось.
Вот, и в сегодняшних газетах, к примеру, было написано, что на последнем заседании Правительства, где рассматривали какие-то там поставки газа, то ли на Камчатку, то ли на Чукотку, то ли еще на какой-то край Земли, говорили, в частности, о том, что объединение Газовой и Топливной будет обязательно доведено до конца. И министры, и Премьер-министр об этом говорили…
Ну вот, скажите, пожалуйста, почему они все пишут про это и пишут?! Где этот далдон, этот сноб с московской рожей, почему он, скажите, недорабатывает?! Почему он не сделает как-нибудь так, чтобы они все вовсе не писали про это Правительство?! Тем более, если там несут какую-то, честное слово, околесицу…
Анатолий Петрович разозлился совсем.
Ну как же так?! Как же не везло ему с кадрами! Почему?! Всё какие-то люди попадаются – совершенно невыносимые! Мало того, что от них решения элементарных вопросов не добьешься, так еще и работать с ними совершенно, совершенно неприятно, одни только вредные, до крайности отрицательные эмоции…
– Павел Николаевич, а чего это мы так медленно едем?! – возмущенно обратился Ковыляев к своему помощнику.
– 140 километров в час, Анатолий Петрович, – робко ответил Цепляев.
Анатолий Петрович, осознав несуразность вопроса, совсем вышел из себя.
– Вечно с вами никуда не успеешь! – заорал он так, что сидящие на передних сиденьях втянули головы в плечи. – Что, нельзя было заранее из офиса выехать?! Там же телевизионщики эти, вы что, не понимаете?! Это ж вам…
Павел Николаевич боязливо покосился на начальника.
– Так вроде не опаздываем, Анатолий Петрович. Времени – без пятнадцати, а мы уже у Царского села1111
«Царское село» – неофициальное название микрорайона на Юго-Западе Москвы, на Профсоюзной улице, около метро «Новые Черемушки».
[Закрыть].
Ковыляев разбушевался еще сильнее.
– Прекратите эти дебаты! – почти завизжал он. – Давайте быстрее! Давно бы уже надо было сделать мигалки, ездили бы тогда, как люди!
Цепляев больше не пытался ответить ему. Вместо этого, он вынул свой мобильный и набрал какой-то номер.
– Антон, ты на месте? – строго спросил он. – А-а, наверху уже. Хорошо, мы подъезжаем, сейчас будем.
– Щеглов уже на месте, Анатолий Петрович, – осторожно сказал он, не глядя назад.
Анатолий Петрович насупился и молча уткнулся в дайджест.
*****
Кортеж Ковыляева въехал на территорию офисного комплекса Газовой компании, подъехал прямо к входу в главное здание, был встречен рассыпавшимися вокруг подъезда сотрудниками местной службы безопасности (их, правда, тут же неуклюже попытались оттеснить выскочившие на ходу из джипа сопровождения омоновцы), двое из которых услужливо провели Анатолия Петровича с помощником через особую дверь, подняли на особом лифте на 4-й этаж, и он оказался в приемной президента одной из крупнейших корпораций мира.
Секретарша, встав, приветствовала Анатолия Петровича и сообщила ему, что Андрей Борисович Штегнер ждет его в своем кабинете.
Настроение Ковыляева, после таких очевидных почестей, вновь улучшилось. Хотя все же небольшой, но настойчивый червячок погладывал его изнутри: ведь Штегнера, который еще некоторое время назад уже стал для него высшей волей руководством, а следовательно, непререкаемым авторитетом, почти божеством, теперь, после нежданного избавления, он снова не считал более уважаемым, достойным и ответственным руководителем, чем он сам, – и поэтому было непонятно, почему именно он должен был ехать к Штегнеру, а не тот к нему. И тут, и тут – была явная, очевидная недоработка Щеглова, который вот так запросто согласился, чтобы это выступление перед журналистами проходило здесь, у Штегнера, а не у него.
Ковыляев прошел в кабинет президента Газовой компании, который во многом напоминал ему его собственный кабинет. Та же огромная площадь, так что, сдвинув к стенам мебель, можно бы было, вероятно, даже поиграть в футбол; та же мебель из ценных пород дерева, обтянутая зеленой кожей; те же часы с маятником; почти тот же портрет Президента.
Да-а-а… ведь и на месте Штегнера смотрелся бы он сам – куда органичнее. Еще несколько лет назад, когда вместо отправленного с почестями в отставку еще советского руководителя газовой отрасли Президенту требовалось назначить на место руководителя Газовой компании своего надежного и проверенного человека, все газеты упорно писали о том, что именно его, Ковыляева, уже проявившего себя на ответственном посту, и прочат на это место. Анатолий Петрович знал, что Плетнев и впрямь изо всех сил проталкивал его кандидатуру. Но влияния верного ординарца тогда не хватило: Президент принял другое решение и назначил в итоге «главным по газу» этого невыразительного, невнятного, непонятного даже происхождения, хлюпика Штегнера, который, не обросший еще тогда должной солидностью, в свободное от работы время любил в одиночку кататься на велосипеде на Крылатских холмах (и был однажды даже узнан Ковыляевым, узнан через бронированное стекло своего «Мерседеса», узнан в одиноком велосипедисте, остановившемся параллельно с его машиной на красный свет на пересечении Рублевского шоссе и Осеннего бульвара). А еще обиднее было то, что, назначив этого Штегнера, Президент еще и вызвал к себе Анатолия Петровича, и, с изрядной долей неделовой какой-то фамильярности, попросил его «присмотреть» за еще недостаточно опытным в делах отрасли Андреем Борисовичем, да еще и не только «присмотреть», но оказать ему «товарищескую» поддержку. И самым обидным было, что Ковыляев к просьбе Президента отнесся со всем сердцем (да по-другому и нельзя было) и Штегнера действительно поддерживал: и советы давал многочисленные, и знакомства с нужными людьми, особенно иностранно-финансовыми, помог свести, и совместные проекты двух компаний затевал всякие, и много-много чего еще… И вот – доподдерживался. Сколько говорили ему, сколько докладывали, что вынашивают эти «газовые» какие-то там планы, а он не верил все, не допускал, что Штегнер, после всего, вот так возьмет и воткнет ему нож в спину…
Штегнер встал из-за стола и вышел навстречу, протягивая руку для рукопожатия. Ковыляев широко улыбнулся.
– Приветствую Вас, Андрей Борисович. Мы с вами, можно сказать, и не расставались.
Штегнер напряженно, не глядя в глаза Анатолию Петровичу, улыбнулся. Взгляд его был – словно подернут пеленой, но Ковыляев не придал этому особого значения. Избранник Президента на посту руководителя Газовой компании всегда держался странновато и отрешенно.
– Здравствуйте, Анатолий Петрович.
Еще совсем недавно, когда Штегнер был для него уже почти состоявшимся начальником, усилием воли Ковыляев заставил было себя относиться к нему по-другому, и многие качества Андрея Борисовича даже стали ему нравиться. Штегнер был всегда выдержан и спокоен, не повышал голоса и вообще – как будто все время отсутствовал. Но когда ситуация поменялась обратно, глава Газовой компании опять перестал импонировать Анатолию Петровичу: он все больше раздражал его своей скрытностью, своими вечно отведенными глазами, своей нервической уравновешенностью, отдающей снобизмом.
– Прошу садиться. Желаете чего-нибудь: чаю, кофе? – спросил Штегнер, глядя в сторону.
– Да нет, спасибо, Андрей Борисович, – все так же широко улыбаясь, ответил Ковыляев и посмотрел на часы. – Тем более, что нас, вероятно, уже ждут?
Штегнер поднял трубку и нажал кнопку селектора.
– Все готово? – спросил он и после паузы кивнул трубке головой. – Хорошо, мы сейчас будем.
Это тоже отдавало нарочитой скрытностью – уж информацию о том, готово ли все к съемке можно было бы, в знак доверия, выяснить при включенном динамике.
– Это будет в зале совещаний, – сказал Штегнер, – мы можем идти туда.
– Хорошо, – согласился Ковыляев и первым вышел в приемную.
