Текст книги "Закон есть закон"

Автор книги: Александр Старшинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4

– Куда теперь ехать? – спросил Антон.

– К Максиму, – ответил я тут же, опередив Мэй.

– Максим, он кто, Охранник кристалла? – спросил Антон.

– Якобы Разрушитель, – фыркнула Мэй.

– Он прежде всего синоптик. Если вы собираетесь управлять синевой без синоптика, то я вам не завидую. – Я намеренно придал своему голосу менторские нотки. Уверен – стражи подобные интонации в голосе обывателей терпеть не могут.

– Разумеется, я знаю, что он синоптик, – сухо отозвалась Мэй. – Но поверь, Разрушитель из него дерьмовый. Кажется, я это уже говорила.

Навстречу попалась еще одна тачка стражей, и я невольно пригнулся.

– Не высовывайся! – приказала Мэй.

Как вы понимаете, внешность у меня приметная, и Мэй попросту не хотела, чтобы кто-то видел, что в машине стражей сидит заправщик. В предстоящие дни именно заправщики станут биться за право сменить профессию и переселиться из скромной конторки в роскошный дворец магистра рядом с Двойной башней. Похоже, что мы с Мэй опередили других в создании команды.

Многое в происходящем мне было вроде бы ясно. Но на один очень важный вопрос у меня пока что не было ответа: а кто, собственно говоря, претендует на пост магистра в нашей команде? На кого я буду в ближайшие дни – а вернее долгие годы – работать? И ради кого стану рисковать жизнью?

А вот Мэй, похоже, знала ответ на этот вопрос.

* * *

Большинство жителей даже в это утро еще ни о чем не ведало. На рынке торговали копченой рыбой, тут же, на маленькой площади, дамочки спорили из-за шелковых лент с галантерейщиком, дрались мальчишки в переулке.

Идти к Максиму без еды – самое распоследнее дело, потому я купил две копченые рыбины, еще теплые, одуряюще пахнущие, золотисто-коричневые, их завернули в промасленную бумагу и вручили мне как долгожданный приз. Одно время я мечтал стать рыбаком на Внутреннем море – но эти мечтания из тех, что мы даже не пытаемся осуществить. В соседней винной лавке я приобрел оплетенную бутыль вина в три литра. Не самое лучшее, кисловатое «Дон Чезе», но уже к вечеру будет не найти и такого. Синеватые огоньки, стекая с моего браслета, тихонько потрескивали в оплетке бутыли. Ничего страшного – огонь этот холодный и ничего подпалить не может. Пока.

С «боеприпасом» я принялся карабкаться по крутой каменной лестнице наверх. Мэй и Антон, оставив тачку на стоянке, двинулись следом.

* * *

Был выходной, и, когда мы прибыли к Максиму, он валялся на диване перед стереовидом. Ящик у него был старый и показывал нечто мутно-зеленое. Об объеме тут речи вообще не шло. Кролик, помнится, утверждал, что Макс ящик отремонтировал. Скорее всего, стереовид так выглядел после того, как Макс покопался в его внутренностях. Сам Кролик еще не явился, и Макс пялился в ящик в гордом одиночестве.

На столике рядом с диваном на тарелке усыхал ломтик пиццы, а в большой стеклянной кружке утрачивало остатки пены темное пиво.

– Пожрать принесли? – спросил Макс, не вставая с постели, и скривился, узрев в ящике нечто неприятное. Что именно – я разглядеть не сумел.

На то, что со мной явились стражи, он, кажется, даже не обратил внимания. Во всяком случае сделал вид. Наверное, Макс был в душе поэт, как и Ланселот, – только поэты так пренебрегают стражами.

– Вообще-то… – начал было я.

– В соседнем доме есть ресторанчик, там можно взять на вынос – лучше всего печенку под соусом с грибами и салат. А пиво покупайте на улице в ларьке. Там пиво живое, не то что в бутылках.

– Я не люблю печенку, – сообщил поэт.

– А тебя вообще никто не спрашивал, – осадил его Максим. – Кто он такой?

– Поэт. Ланселот. Новый член нашей команды.

– Зачем нам поэт?

– Понятия не имею.

Наконец Макс посмотрел на своих гостей внимательно.

– Я терпеть не могу стражей, – сказал он честно.

– Есть рыба и вино, – сказал я, решив фразу на счет стражей проигнорировать. – Твое любимое «Дон Чезе».

– Да я вообще не люблю «Дон Чезе», это же кислятина! – возмутился Макс. – А рыба… – Тут он уловил аромат, идущий от двух тушек, завернутых в промасленную бумагу, и сдался: – Против рыбы я ничего не имею. Но все стражи – суки.

– Мэй вытащила меня из предвариловки, когда меня туда запрятал Куртиц.

– Ты же говорил, что тебя выкупил Граф, – попытался уличить меня во лжи Макс.

– Мэй тоже помогла.

– Не нравится – мы можем уйти. Тони Вильчи набирает команду, – сообщил Антон. – Причем у него много стражей.

– Ну так катитесь к Вильчи, что ты забыл в моих апартаментах? – возмутился Макс. – Я лично тебя не звал.

Антон аж позеленел, услышав подобное.

– Макс, без стражей нам придется туго, будет такая синька, что из ушей польется, – одернул я приятеля.

– А мне все синёво, – отрезал Макс. И вдруг завопил, тыча пальцем в стереовид: – Ларри! Син, дружище, вообрази, Ларри опять на пол-позишен!

Я глянул в сине-зеленую муть и честно попытался вообразить в ней Ларри на красном чудо-болиде.

– Нам нужен прогноз погоды на ближайшие дни, – сказала Мэй, торопясь разрядить атмосферу.

– Три дня – больше не получится даже примерно, – отозвался Макс, радостно улыбаясь.

– Хорошо, пускай на три дня.

– Как только посмотрю гонку, сразу сделаю, – пообещал Макс.

– И сколько будет длиться гонка? – спросила Мэй ледяным тоном.

– Три часа.

– Сколько?

– Если быть точнее – три часа двадцать минут, – отвечал Макс невозмутимо. – Сейчас придет Кролик, и мы будем смотреть гонку вместе.

– А можно я тоже посмотрю? – Ланс придвинул стул и уселся на него верхом.

– За кого болеешь? – спросил деловито Макс и налил парню «Дон Чезе» в пивную кружку.

– За Волшебника.

– Жулик он, а не волшебник, – заявил Макс. – В прошлый раз его поймали с незаконным кристаллом. Вот увидишь, Ларри его сегодня уделает.

Как я уже говорил, Волшебник – это бывший Тормоз. В дни, когда он занимал последнее место на стартовой решетке, он мне больше нравился.

Мэй сделала шаг вперед, я был уверен, что еще миг – и она выбросит стереовид в окно.

– Отлично, – сказал я бодрым тоном. – У нас есть целых три часа. Почему бы за эти три часа нам не найти Охранника кристалла?

– У тебя есть Охранник? – Мэй так лихо повернулась на каблуке, что я думал, она сделает полный оборот.

– Честно, даже не знаю… Два года назад я бы сказал, что есть. А у тебя?

Лейтенант проигнорировала мой вопрос.

– А знаешь, этот дом вполне сойдет за замок, – сказала Мэй и махнула рукой, обводя стены Максовой квартиры. – Квартал бедный, бандитов и грабителей не привлечет. И до башни не так далеко. К тому же дом стоит на возвышении, значит, синева не скоро сюда подступит. Очень удобное место. Вот только прочная дверь, ставни, замки – всего этого тут явно не хватает, – продолжала рассуждать Мэй.

Я пожал плечами и сделал вид, что никогда не думал такпро Максово жилье.

– Замки и двери можно взять в ближайшей лавке, – продолжала Мэй.

– Да? – Я пытался разгадать, куда Мэй клонит.

– Просто взять в кредит, который не будет оплачен. Макс, – обратилась Мэй к синоптику, – как только кончится твоя синюшная гонка, дуй за дверью.

– Ларри выиграет, я сердцем чую… – проговорил Макс с набитым ртом, как будто и не слышал, о чем толкует лейтенант.

– Нам не нужна дверь, – сказал я. – Ни дверь, ни ставни… все это лишнее.

– У тебя есть на примете другой замок? – спросила Мэй.

– Я сказал: все это лишнее. Потом объясню.

* * *

Сушу от нашествия Океана охраняют кристаллы. Для каждого клочка, каждого рифа и острова необходим определенный камень. Для нашего острова минимальный размер – восемь карат. Для соседнего острова Черепахи – двенадцать. Но у них нет Пелены, и они попросту заменяют один кристалл другим, когда предыдущий разрушается. Задача их кристалла – всего лишь оберегать сушу, законы для Черепахи пишут люди. Для Стеклянного архипелага нужно камней на сорок карат – и опять же, они живут без постоянной Пелены. У них перманентная Пелена, теорию которой разрабатывал Граф… Про Графа я расскажу потом, потому что о Графе нельзя рассказывать на бегу, запихав в рот кусок копченой рыбы и запивая ее стаканом «Дон Чезе». Синева не затапливает только Ледяной континент – потому что этот континент и порождает кристаллы.

Чтобы поставить новую Пелену в Альбе Магне, надо после разрушения кристалла дождаться, пока синева затопит весь остров и, главное, дойдет до Двойной башни, – и после этого водрузить свой кристалл в центре зала Магистра на пьедестал. Потом поднять волну. И пока Пелена накрывает наш остров, растекаясь от Двойной башни к побережью, новый магистр дает ей свои законы. Но когда синева еще не затопила остров, рыпаться бесполезно. Все эти дни – а синева подступает поначалу очень медленно – город охвачен хаосом. Поперек магистралей и дорог натягивают цепи, перекрывая движение любого транспорта; стражи открывают Врата Печали (а попросту ворота тюрьмы); бандиты, грабители и насильники вырываются на свободу. Пока они зверствуют на улицах города, претенденты на власть, собрав свои команды, ждут.

Вообще говоря, желающих поучаствовать в драке за власть всегда много, но серьезных конкурентов раз-два и обчелся. Чтобы действительно надеяться на успех, нужно уметь немало: во-первых, поднимать нужного размера волну, во-вторых, знать, как поставить покров. В-третьих, нужен Разрушитель, способный разбивать кристаллы конкурентов. И еще необходим Охранник, именно охранник с большой буквы, способный защитить твой кристалл. Кроме всего прочего понадобятся просто охранники – бить всякую шваль грубыми физическими методами. Но прежде всего нужен за́мок…

Из тех, кто попытается в ближайшем будущем овладеть Двойной башней, на это способны немногие. Больше всех я опасался Альбиноса. Впрочем, его все опасались. Он давно покинул Альбу Магну, сидел на Северном архипелаге и ждал своего часа. Это была распространенная тактика, и она нередко приносила успех. Обычно в тех случаях, когда изгнанник принадлежал команде прежнего магистра. Альбинос был сыном магистра Дэвида. Правда, незаконным.

Я поднялся по лестнице на крышу Максовой мансарды и стал смотреть на город. Синяя черепица крыш напоминала застывшие волны. Под их изгибами виднелись низкие широкие окна. Издалека они казались глазами, что внимательно наблюдают за каждой улицей и каждым домом. Город всегда вызывал у меня сентиментальные чувства. От рождения он был бессловесным страдальцем, вынужденным раз за разом претерпевать надругательства и разрушения. Хаос был чем-то вроде злокачественной лихорадки, которая возвращается раз за разом, чтобы в конце концов убить больного.

«Интересно, – подумал я, – почему, пока Пелена еще не пала, столь многие рвут когти и пытаются удрать на воздушных шарах, а потом воздухоплаватели исчезают? Хотя как раз наступает самое время спасаться бегством – учитывая, что улицы города медленно затопляет синева, а в дома рвутся грабители и насильники. При всем при этом в дни хаоса я не видел ни одного воздушного шара».

В своих мыслях я обращался к городу – как будто он мог мне ответить. Впрочем, он мне отвечал – треском вертушки, вращением флюгера, хлопками ставень и звоном разбитого в раме стекла.

Многие обладающие задатками общения с синевой могли подумать, что Пелена еще на месте, и с ней все в порядке, просто Океан волнуется. Два, а то и три раза в год с Великого барьера на Магну движется большая волна. Когда она приходит, у меня ломит суставы пальцев и ноют запястья. Волна подкатывает к побережью, но всегда останавливается там, где пирсы вторгаются в синеву, и замирает. Несколько дней она стоит неподвижно – сдерживаемая кристаллом, она не может двинуться дальше, но и отхлынуть не в силах, а Океан шлет и шлет ее на сушу с тупым гневом неразумной стихии. Налетает ветер, грохочет металлическими ставнями башен, сводит с ума все флюгеры в городе и гаснет в предгорьях Редин-гат. А потом волна медленно никнет и опускается в синеву, не растратив свою ярость. После исчезновения волны заправщикам снятся удивительные яркие сны о прежних мирах, а просто взрослым – давние, забытые уже дни детства и радости. Детям же снится будущее, но, проснувшись, они забывают все, что видели.

Я расставил ноги, развел руки в стороны и запрокинул голову. Я слушал Пелену.

Тут же заломило обе руки, а вдоль хребта потек липкий холодок. К шторму и волнам Океана происходящее не имело никакого отношения. Дело касалось Двойной башни магистра.

Сегодня многие захотят удрать из города. Но это тоже не выход – Пелена закона падет не только в столице, но и на всем острове, и, значит, грабить и убивать будут повсюду. Другое дело, что многие воришки постараются в эти дни очутиться в столице, где живут более богато. А на хуторах или в маленьких поселках люди почему-то умеют дать отпор лучше, нежели столичные жители, которые все друг друга продают и предают. Немногие в наши дни осмелятся запереться в доме с сотней бывших подчиненных в качестве охраны. Кто поручится, что никто из них не точит на тебя зубы, никто не нанесет удар ножом в спину?

Надежен замок лишь в том случае, если друзья тебя не предадут…

– Син, ты где? – долетел снизу голос Мэй.

– Здесь, наверху…

– Что делаешь?

– Пытаюсь определить градиент! – соврал я (к приборам даже не подходил).

– Плюнь, не трать синьку даром. Тащи сюда свою тощую задницу, нужно поговорить.

* * *

– Сколько у нас конкурентов? – спросил я у Мэй, спустившись наконец вниз.

– Точно сказать не могу, но думаю – команд сорок, не меньше.

Я присвистнул. Разумеется, я всего лишь играл, изображая удивление. Сорок команд – не так уж и много. В прошлый раз дрались шестьдесят две или шестьдесят три. А до этого – больше сотни. Но были года, когда гнать волну пытались лишь три-четыре жалкие группы.

– А старая гвардия, с кем они? – небрежно бросил я.

– Откуда мне знать?

Разумеется, Мэй лгала, стражи всегда знают, с кем старая гвардия умирающего магистра. Обычно они ставят на законника, который входил в окружение последнего правителя, и достаточно часто человек прежнего магистра загоняет свою волну в просвет Двойной башни. Часто, но не всегда – заправщики тоже не дремлют. То, что в этот раз Мэй, очень даже перспективный страж, решила поставить на меня, обнадеживало.

– А Наследник? Вы с Антоном говорили о Наследнике, – напомнил я. – Кто это? Надеюсь, не Пеленц?

– К счастью, не Пеленц! – заявила Мэй.

– А кто тогда?

– Куртиц, – сказала она не очень охотно.

Эк удивила. Куртица уже пять лет как минимум прочили в наследники. Его многие так и называли – Наследник. Я-то думал, что у людей магистра отыщется в запасе фигура поинтереснее.

Я взял со стола Максима какой-то рекламный плакатик, перевернул и записал нас по именам.

Синец (это я) – Создатель волны.

Кролик – Лоцман.

Макс – Разрушитель, синоптик и охранник.

Мэй – охранник, командир охраны.

Антон – охранник (просто охранник).

За́мок – вроде как есть.

Я покрутил в пальцах ручку и написал еще два пункта:

Охранник кристалла —?

Будущий магистр —?

Я рассмеялся: ну надо же, как хорошо: две важные фигуры команды отсутствовали. Необходимость магистра, сами понимаете, объяснять ни к чему, а вот Охранник кристалла важнее Разрушителя. Без Охранника нам ничего не светит.

Я стал ржать громче.

Все уставились на меня с недоумением.

А я все хохотал и никак не мог успокоиться. У меня аж слезы текли из глаз.

Мэй разозлилась и плеснула мне в лицо водой из стакана.

Вода была теплой.

– У кого-нибудь есть на примете Охранник кристалла? – спросил я, угомонившись. Про будущего магистра я спрашивать не стал. – Мэй, кажется, ты говорила, что у тебя кто-то есть на примете.

– Я ничего не говорила, – заявила Мэй.

– Но давала понять… Ладно, пошли к нему, пока Пелена не пала…

Мэй хотела что-то возразить, но в этот момент в дверь ворвался Черный Кролик.

– Я опоздал? Неужели я опоздал? – воскликнул он трагическим голосом. – Старт уже был? Или только прогревочный круг?

– Прогревочный круг.

– Вот так всегда! Я вечно опаздываю на самое интересное!

– Все только начинается, – успокоил я его.

– Толстый Бой! – завопил он и ринулся к стереовиду, придвинул стул, оседлал его и уставился в экран. Не понимаю – что он там только мог различить.

Но теперь уже четверо пялились в стереовид со щенячьим восторгом.

– Внимание… приготовиться! – объявил Макс с таким видом, будто это он командовал гонкой.

– Старт! – крикнул Кролик.

– Молчи, ушастый! – одернул его Макс. – Еще нет. Вот теперь – старт!

Дальше началось невообразимое.

– Толстый Бой! – вопил Кролик, протягивая руки к вспыхивающему мутным светом ящику.

– Бой! – вторил ему Антон.

– Лар-ри! – рычал Максим со ртом, набитым копченой рыбой.

– Волшебник… Волшебник впереди! – вскрикивал поэт так, будто кто-то невидимый втыкал ему тупую иголку в ягодицу, и подпрыгивал на стуле.

– Я застрелюсь! – сказала Мэй и вытащила пистолет из кобуры. – Теперь, когда каждый час на счету, они смотрят какую-то муть в прямом смысле этого слова… Нет, пожалуй, я продырявлю этот ящик, – она направила ствол на стереовид.

– Хуже он от этого показывать не будет, – заметил я. – И потом, даже если из ящика повалит черный дым, они все равно будут смотреть гонки.

– А ты? – Мэй развернула ствол в мою сторону.

– Если ты уберешь пушку, я с удовольствием с тобой прогуляюсь к Охраннику.

Мэй что-то хотела возразить, но потом безнадежно махнула рукой.

– Антон… – Она повернулась к помощнику.

И с изумлением обнаружила, что тот тоже таращится в ящик, и на лице его застыло глуповато-восторженное выражение.

– Толстый Бой! – то и дело вскрикивал Антон. – Волшебник сдох… сдох! Сдох!

Мэй ухватила помощника за шкирку и поволокла к двери с такой яростью, будто он был задержанным, достойным как минимум минус пятого уровня. Кажется, она нашла на ком отыграться.

– Мы скоро вернемся, – сказал я и шагнул к выходу.

– Ты все-таки странный, Син! – бросил мне Кролик в спину. – Неправильный… Почему ты не смотришь с нами гонки?

– Я посмотрел пять минут, и Тормоз спекся, – возразил я.

– Волшебник! – заголосил поэт.

– Хорошо, пусть будет Тормозной Волшебник. Неужели не понимаете, я просто не хочу вам портить удовольствие. Если я останусь с вами до конца, до финиша, пожалуй, никто не доберется.

– Ребята, а мы можем, когда наступит хаос, побить Гуго? – вдруг спросил Кролик.

– Ты даже можешь его убить, ушастый! – хохотнул Макс и чокнулся кружкой с пустым бокалом Кролика. – А я помогу.

– Не марай лапки, Кролик, желающие прикончить Гуго найдутся и без тебя, – заверил я нашего Лоцмана.

– Син! Где ты застрял! – крикнула Мэй. – Синева не ждет!

* * *

Вообще, все способные общаться с синевой делятся на две неравные партии – на партию магистра и его людей и на заправщиков. Просто потому, что силовикам (так мы сами себя называем), не вошедшим в команду магистра, ничем, кроме как заправкой или работой на заводах, то есть опять же заправкой, заниматься не разрешается. Люди, которые могут повелевать миром, вынуждены изготовлять концентрат и заливать его в тачки, системы отопления и создавать оружие. Многие из них начинают беситься, и кое-кто, так и не дождавшись падения Пелены, сходит с ума или кончает жизнь самоубийством.

Дважды случался бунт заправщиков. Во время последнего (в правление магистра Дэвида) сгорела половина Альбы, но Дэвид не уступил. Работа только на частных заправках или на заводах – и точка. Или выметайся с острова. Все-таки он дал тогда проигравшим альтернативу. В тот раз половина отщепенцев-заправщиков уехала, рванул под шумок даже кто-то из окружения магистра. Но очень скоро беглецы потянулись обратно – правда, далеко не все. Многие осели на южных островах, еще больше – на северных. Один из самых ловких беглецов здорово разбогател, сумел захватить весь рынок концентрата на Северном архипелаге и построил на одном из островов замок в виде огромной белой раковины.

Заправщики – опасные люди, но избавиться от них не получается: никто, кроме нас, не умеет сжимать синеву. А обычная синева не горит – хоть ты сдохни.

Впрочем, заправка – это не самый плохой вариант. По мне, так работа на заводе куда хуже. Особенно после того, как там абсолютную власть получил Гуго Великолепный. Почему, кстати, Великолепный? Почему не Всемогущий и Величайший? Каждое утро он встречал своих подчиненных у проходной и протягивал руку для поцелуя.

«Гордыня – главное зло, – повторял он раз за разом назидательно, – и я с нею борюсь. Люди настолько распущены, что сами жаждут уничижения. Я работникам как отец родной и должен приучать их к смирению, как приучаю своих детей. А по субботам и нанашки давать».

Платил он всем гроши, зато обожал благотворительность. В случае болезни, на похороны или на свадьбу работник слезно вымаливал у него помощь. И тот давал, стервец, насладившись унижениями человека по полной. Понимает это Гуго или нет, но он изображает маленькую такую местную Пелену, которая пытается забраться людям в душу. Кролик год отработал у Гуго и сбег – потому что Гуго потребовал, чтобы Кролик женился на какой-то девице, которую якобы обрюхатил. Девица успела поплакаться хозяину в жилетку и выпросить денег на свадьбу и даже – на будущую коляску. Но Кролик стоял насмерть: не спал я с ней и даже не целовался. На счастье Кролика, девица была не в ладах с арифметикой и родила здорового ребеночка чуть ли не на пятом месяце. Кролик спешно затребовал генетический анализ, и в больнице подтвердили: новорожденный крольчонок к Черному Кролику не имеет никакого отношения. Так что Кролик благополучно сбежал и от матери-одиночки, и от Гуго. Правда, хозяин очень обиделся и послал к Кролику парочку своих охранников – дать строптивцу «нанашки». Увы, Пелена физических мер воздействия не одобряла и вырубила обоих парней после первого же удара. Суд определил им минус второй уровень, а Гуго принялся воспитывать своих «деток» пуще прежнего: неженатых он с тех пор на свой завод не принимал, дабы исключить всякий блуд и безотцовщину.

Да, смелые у нас люди, смелые на всю голову: так измываться над теми, кто прессует синеву во взрывчатку!

Если кто не знает, но хаос и закон – близнецы-братья. В недрах хаоса зарождаются зерна новых законов, а закон, закрепившись и закостенев, непременно рассыпается в хаос, ибо в сложной системе хаос проявляется постоянно – это его закон. Таков порядок – не человеческий, но вселенский. То, что наш остров служит наглядной иллюстрацией этого процесса, конечно, случайность. Но даже на Северном архипелаге, где не пользуются Пеленой закона, хотя и не гнушаются применять иного рода Пелену, хаос и закон время от времени меняются местами.

Одно время я думал, что никогда не сунусь в игру хаоса и закона, что так и буду жить на своей заправке, а в свободное время изучать Океан и его течения, продолжая дело графа Рейнвелла. Но я себя обманывал – самое время это признать.

* * *

Вниз от дома Макса к Пятой круговой магистрали мы спускались бегом и на перекрестке едва не столкнулись лицом к лицу с Тони Вильчи. Я шел первым и успел затормозить, когда увидел его круглое с маленькими черными глазками лицо в паре метров от себя. Я оттолкнул Мэй к ближайшей двери. Антон, приученный повторять все действия ведущего, укрылся сам. Тони совсем необязательно видеть меня в обществе стражей. Сам по себе я его не интересую. Но как член чужой команды – он это поймет сразу же, едва заметит Антона и Мэй, – я тут же сделаюсь для него опасен.

Тони – глава Гильдии заправщиков. Человек одной заповеди: все должны подчиняться мне. Посему его окружает толпа холуев и серых личностей. Я не сомневался, что он захочет принять участие в драке за Двойную башню и еще – в этом я тоже не сомневался – что меня в свою команду он не позовет.

Тони шествовал по улице с выражением мрачной решимости на лице, а за ним шлейфом тянулись его прихвостни – человек шесть заправщиков и в два раза больше стражей. Все они, не стесняясь, несли за плечами арбалеты – лучшее оружие в дни хаоса, потому что даже пистолет без синьки через раз дает осечку. А вот арбалетные болты находят свою цель безошибочно.

Тони скользнул по моему лицу взглядом и даже не соизволил кивнуть. Я числился бунтарем, а для Тони – это самое большое преступление. Он был до кончиков ногтей человеком порядка, привыкшим контролировать каждый чих своих подчиненных. Этакое более совершенное издание Гуго Великолепного. Всю жизнь Тони пытался доказать, что именно его должны были взять в команду магистра, а не оставлять за бортом. Не спорю: он мог победить – у него был шанс, если более инициативные и даровитые поубивают друг друга в начале драки. На то, чтобы захватить башню, ему хватит решимости. О, решимости в нем на десятерых. Тони мне всегда представлялся стальной оболочкой пустоты.

Я смотрел ему вслед и прикидывал, как расправиться с его боевиками, если случай сведет нас на улицах во время хаоса. Ничего дельного на ум не приходило. Слишком много стражей и к ним в придачу три Разрушителя – я их чуял на расстоянии. Так что оставалось надеяться, что Тони побьет кто-то другой.

Хотя… меня точило предчувствие, что так нам не повезет.

– Вот же гад… – прошептала Мэй, выбираясь из своего укрытия, и лицо ее исказилось.

– О ком ты? – спросил я небрежно.

– Так, ни о ком, – огрызнулась лейтенант.

– Тони тебе что-то обещал?

– Забудь и спусти в синеву.

– Но ты бы стала ему служить?

– Если он выиграет и станет магистром, и притом оставит меня в лейтенантах – то буду, конечно. Куда я денусь! Командиры – они большей частью скоты. Или ты этого не знал?

– Я тоже скотина?

– Пока чуть-чуть. К тому же ты не командир и никогда им не будешь.

– А если все же сумею создать Пелену?

– Она падет через пару месяцев. Вместе с тобой. Помни: твоя жизнь в кристалле, как в детской сказке про Кощагу-летуна.

Я улыбнулся: сказка про летающий скелет всегда меня забавляла. К тому же я чувствовал с ним некое родство.

– Обнадежила! Тогда скажи, куда мы направляемся, – сказал я.

– На Гранитный остров. Ты же хотел, чтобы я привела Охранника!

Мы были уже около нашей тачки. Антон распахнул дверцу и забрался внутрь.

Я сделал шаг. И уловил колебание Пелены. Закон еще не пал, хотя сила кристалла в Двойной башне почти полностью иссякла. Обычный человек вряд ли что-то почувствовал. Но я не обычный человек. Я бросился ничком на мостовую. Пуля просвистела у меня над головой. Послышался звон разбитого стекла – кажется, прикончили окно в аптеке.

Антон тут же выпрыгнул из машины, перекатился, скрючился за капотом и открыл огонь.

Между аптекой и домом галантерейщика мелькнула тень. Мэй тем временем сидела на земле и вращала свой гвардейский медальон, скручивая энергетическую сеть и пытаясь уловить стрелка в ее нити. Да, в обычные дни этот парень уже валялся бы, опутанный невидимой паутиной Пелены, как муха на завтраке паука: Пелена любого стрелка скрутит за секунду. Но не сегодня. Сегодня парень попросту улепетывал. А пистолет Антона заклинило, и страж чертыхался, пытаясь освободить патрон.

Увы, ожидаемо. Когда Пелена закона падет, пистолеты стражей вообще окажутся бесполезны. Потому что это не обычное оружие – пули толкают не горящие пороховые газы, а концентрат из синевы, усиленный Пеленой. Обычные пистолеты и револьверы на нашем острове запрещены даже стражам. Но их хранят в особых сейфах, чтобы извлечь в дни хаоса. Есть жизнь и ее оборотная сторона. И мы как раз к этой оборотной стороне приближались.

– Антон! Хватит! В машину! – приказала Мэй, оставив свой жетон в покое. – Этот урод удрал.

Антон окинул улицу взглядом голодного хищника, от которого вновь ускользнула добыча.

Я опередил его и первым оказался в тачке. Интересно, кто подослал ко мне убийцу? Тони Вильчи? Он бы запросто… Если бы хоть единый миг подумал, что я представляю для него опасность. Впрочем, мог быть и кто-то другой. И я подозревал, что этот «кто-то» уже пытался меня прикончить. Я вспомнил утреннее происшествие на моей заправке.

– Кстати, Мэй, тебе удалось выяснить, кто такой Ишт? – спросил я невинным тоном.

– Удалось. Эд Вибаштрелл. Тебе это имя что-то говорит?

Я медленно кивнул, пытаясь справиться с холодной яростью, что накатила на меня тут же, едва я услышал это имя:

– Говорит. Только прежде у него было прозвище Баш.

– Граф несколько лет добивался суда над ним, – напомнила Мэй.

Как будто я сам этого не знал! Этот человек выбросил на улицу тело убитого Кайла и не отрицал, что собственноручно свернул ему шею. Правда, каждый раз он излагал историю по-разному: то он лично сломал шею Кайлу, то лишь держал молодого графа, а убивал кто-то другой. Одно оставалось неизменным: что он выбросил труп Кайла из дома Пеленца.

Баш мог попытаться убить меня из-за моей многолетней дружбы с Графом. Это объяснение подходило, но не совсем. Судя по нападению на мою заправку, Вибаштреллу нужен был кристалл. Не для себя – для кого-то. И, кажется, я знал, для кого.

Пеленц. Иной кандидатуры просто не было.

От ярости меня даже замутило. Пришлось стиснуть зубы так, что заломило челюсти. Я фактически еще и пальцем не успел пошевелить, а эти сволочи меня чуть-чуть не убили! В этот раз они оказались сильнее меня, как прежде были сильнее Леонардо, Кайла и Графа, которых они благополучно прикончили. Неважно, что Граф умер от сердечного приступа, его смерть – на совести Пеленца. Правда, я очень сомневаюсь, что у Пеленца есть совесть. Одно лишь удивительно в этой истории: то, что Пеленц считает меня серьезным соперником. Мне всегда казалось, что он относился к моей личности с пренебрежением. Выходит, на самом деле опасался…

Совсем недавно Мэй утверждала, что за кристаллом Архитектора гоняются люди Наследника. Так кто же на самом деле меня преследует – Пеленц или Наследник? Или оба сразу? Не знаю… Пока ясно только одно: надо заканчивать все эти перемещения по городу и, собрав команду, запираться в замке. Пелена слабела с каждой минутой.

Я вспомнил смерть Леонардо и содрогнулся.

– Что с тобой? – спросила Мэй. – В тебя попали?

– Нет… все нормально. Почти. Я думаю.

– О чем?

– О хаосе. О чем же еще?

* * *

Впервые я увидел хаос семнадцать лет назад, три месяца и сколько-то там дней в придачу. Теперь уже неважно, сколько именно. Это поначалу я считал часы и дни, когда весь этот ужас миновал, в надежде, что время сумеет если не стереть, то слегка притушить яркость воспоминаний.

В тот раз Пелена закона пала внезапно, едва ее уровень опустился ниже барьера, и волна хаоса хлынула на улицы, освобождая замки и все виды оков от их силы и всех – от капитана городской стражи до преступника минус десятого уровня – от любых клятв и присяг. Слово закона умолкло.

В те дни хаоса я был мальчишкой. Не совсем уже ребенком, но все же зеленым юнцом, который только-только начал разбираться, что есть что в синеве. Тогда Леонардо уже брал меня с собой, когда уходил в синеву на яхте. У него был личный пропуск магистра Дэвида. Возможно, старый магистр хотел, чтобы Леонардо сделался наследником. Но, будучи трусом по природе, Дэвид помогал десятку претендентов и никому всерьез.