Текст книги "Лицо для Риты"
Автор книги: Александр Спахов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
ГЛАВА 4. ПОНЕДЕЛЬНИК. РИТА
В понедельник, вопреки строгим рекомендациям синоптиков, над Францией было безоблачно. Местное солнце проскользило, не встретив сопротивления, над Эльзасом, блеснуло в водах Марны, легко управилось с Шампанью и только тогда, основательно опершись на стеклянные бока Дефанса, вдумчиво приступило к кропотливому процессу инспектирования тупичков и закоулков на склонах горы Монмартр, в северной части известного города. Окно на седьмом этаже дома номер одиннадцать по улице Фраментан оно отыcкало без особого труда. Часы вокзала Сен-Лазар в этот момент пробили ровно семь раз.
Рита уже не спала. Тревога каплей тяжелой холодной ртути плескалась в ее сердце.
Сегодня, в десять утра, Рите назначено явиться в нотариальную контору мэтра Оливье Гибера, имея с собой перечисленные в письме документы и само письмо. Улица Шатедум, шесть. Недалеко, можно дойти пешком.
Это письмо Рита получила необычным образом. Примерно месяц назад его нашла в своем почтовом ящике тетя Юлия, та самая, у которой Рите и Косте Воронину нравилось поливать цветы. Письмо, написанное на французском языке, имело английский перевод и было обращено к мадам Р. Пестовой.
Некий мэтр О. Гибер приглашал третьего марта (вписано от руки) госпожу Пестову по поводу посмертного завещания ее мужа. Имя мужа не указывалось.
Гирлянда воспоминаний пришла в движение и засверкала новыми огнями и красками. Рита, казалось бы, успокоившаяся и отдохнувшая от страданий, заново пережила череду испытанных чувств. Боль, страх, горечь покинутой женщины и злость на КВ были самыми простыми из них, самыми ясными. Кроме них, Рита различила и смутное беспокойство от неизвестных, но заведомо грозных сил, которые, как почувствовала Рита, три года спали или, вернее, дремали, а сейчас заворочались, готовые проснуться. И ничего хорошего от их пробуждения ждать не приходилось. Она отчетливо ощутила опасность. Но, к удивлению, нашлось место и хрупкому живчику жалости к себе в огромной гулкой пустоте потери.
– Что же со мной делают, – прошептала тогда Рита.
Она никогда, даже в самый тяжелый час, не желала КВ смерти. Словно по забывчивости не погашенная в дальнем чулане лампочка, в самом укромном уголке ее души светилась надежда, что наступит день – и КВ, как и прежде, окликнет ее у метро и поведет за собой. А сейчас некто обнаружил лампочку, пыльную, неизвестно сколько времени горевшую, и, удивившись, сказал: «Надо же, напрасно горит электричество». Но не погасил, пока… По щекам Риты текли слезы. Контора О. Гибера располагалась на втором этаже. По интерьеру, мебели, люстрам и лицам было понятно, что заведение свою лучшую пору уже пережило. Все происходило предельно обыденно. Не было никакой внимательной многозначительности в пойманных на себе взглядах, торопливости, вызванной ее появлением, нарочитой серьезности.
Рите предложили сесть. Секретарша средних лет исчезла за глухой дубовой дверью, которую еще пару лет назад следовало покрыть лаком заново. В приемной над темными панелями висели два портрета. Почтенные господа в одеждах начала века взирали в окно, исполненные справедливой уверенности, что именно за ним следует искать беззаконие. Рита взглянула тоже. Почти напротив – окно выходило на улицу – располагалась церковь Миссии Доминиканцев, а перед ней в одиночестве стоял мужчина в великоватом черном пиджаке. Совсем не похож на верующего, явный атеист. Рита отвернулась. Остававшийся в комнате молодой человек с собранными в хвост волосами склонился над клавиатурой компьютера.
Секретарша вернулась быстро и пригласила Риту в кабинет.
Мэтр был невзрачен до совершенства. Казалось, никакие проявления жизни не посмели оставить и малейшего следа на его внешности, включая саму смерть, к которой в данный момент он имел непосредственное отношение, будучи как бы ее голосом.
– Бонжур, мадам. Меня зовут Оливье Гибер. Какой язык вы предпочитаете для нашего общения? – проговорил он, внимательно изучая Риту.
Интересно, а на каком говорят на небесах? На каком языке перечисляет наши грехи Святой Петр, отвешивая порцию геенны огненной? Вероятно, на плохом английском, как и во всем бренном мире. Тогда труднее всех приходится англичанам – они совсем не понимают плохого английского, только хороший. И потом, в аду к основным штатным мучениям добавляются еще и сомнения: а правильно ли был ими понят Святой Петр во время вынесения приговора, какой, собственно говоря, срок? Очаровательно!
– Если мы не сможем по-русски, тогда пусть будет английский, – Рита вопросительно посмотрела на мэтра Гибера.
– Мы в состоянии пригласить специального переводчика и, несомненно, сделаем это, если возникнут подозрения в неверном понимании друг друга. Ваше имя, мадам? – мэтр перешел на английский, и именно неважный. Тем проще будет его речь, решила Рита.
– Мое имя – Рита. Я родилась в Москве. Вот мой заграничный паспорт. Вот внутренний. Это свидетельство о рождении. А эти бумаги – заверенные переводы на французский язык, – Рита ломким, стеклянным, усыпанным мелкими трещинками голосом произносила односложные фразы, как на занятиях по иностранному языку, и смысл произносимого не имел для нее никакого значения: это просто упражнение. Текст не из ее жизни и речь вовсе не о КВ. Сейчас мэтр Оливье – партнер по разучиванию диалога, и можно поправлять его, когда он ошибается, и сверяться по бумажке, если она забудет, что говорить дальше. Но бумагу в руки взял как раз месье Гибер и сказал:
– Пятнадцать месяцев назад к нам обратился господин Жиль Седих с просьбой составить и нотариально заверить его завещание, что и было сделано в полном соответствии с французскими законами. Сейчас мы являемся его официальными поверенными. Кроме этого, он предоставил подробную инструкцию, как оповестить наследников. Но и это еще не все. Им был продиктован сам текст письма и адрес, по которому оно должно быть отправлено. И последнее: в нашем распоряжении находятся фотографии наследников, словесные портреты, образцы почерков и список вопросов, которые, по мнению завещателя, должны полностью исключить возможность ошибки при идентификации личностей наследников.
Рита решила, что все-таки сошла с ума. Она, как натянутая первая струна, летела сюда, переполненная горем, болью за Костю Воронина, чтобы выяснить, что случилось с ним, где он, припасть к его могиле, наконец. Она хотела правды, простой внятной правды о своей жизни. Чтобы прекратить эти терзания. Ну и?.. Вместо этого какой-то неизвестный ей господин Жиль Седих собирается идентифицировать ее, даже не поленился, подготовил ряд вопросов и планирует задать их ей уже после своей смерти, да еще во Франции. А может быть, она тронулась, еще будучи в Москве, и никакого письма не было? И все это бред? А окна комнаты выходят не на церковь Доминиканцев, а во двор больницы имени Кащенко Петра Петровича? Рита резко поднялась и подошла к окну. Церковь стояла, и мужчина прохожий по-прежнему оставался на месте.
Мэтр Оливье Гибер продолжал:
– На данном этапе у меня нет вопросов к вашим документам, тем более что с российскими паспортами я сталкиваюсь впервые. Естественно, они будут проверяться. У меня есть вопросы к вам лично. Ваш рост, мадам?
– Нет, позвольте, господин Гибер, сначала мне. Кто этот Жиль Седих? Я его не знаю. Что ему от меня нужно? Объясните.
Рита быстро заговорила, подавшись вперед и отыскивая в лице собеседника признаки издевки над собой.
– Мадам, по французским законам, любой человек вправе завещать свое имущество кому угодно, кроме специально оговоренных случаев. Даже незнакомому. Но, я полагаю, совсем скоро вы во всем разберетесь, только ответьте на мои вопросы. Они очень просты. Итак, ваш рост, мадам?
Рита покорилась:
– Сто шестьдесят пять сантиметров. Но я не понимаю, кому какое до этого дело.
– Цвет глаз, пожалуйста?
– Разве вы не видите сами?
– Мне интересно получить именно ваши данные, мадам. Думаю, вам виднее, простите за игру слов.
Мэтр подвигал губами, что, по его мнению, должно было означать улыбку, а остальных людей, правда, находящихся в более уравновешенном, чем Рита, состоянии, заставило бы по меньшей мере насторожиться и начать вспоминать телефон неотложной медицинской помощи: ведь этот господин явно не в себе.
– Зеленый вас устроит? – Рита была готова уйти и сейчас искала своими зелеными глазами сумочку. Но следующий вопрос ее остановил.
– Какая погода стояла в Москве четырнадцатого мая тысяча девятьсот девяносто пятого года в семнадцать часов?
– Начинался дождь…
Да, в это время начинался дождь, а может быть, гроза. Туча, по форме не отличимая от грязно-серого, усеянного подозрительными разводами, продавленного в центре матраца, надвигалась на Москву с запада. Рита опаздывала. И опаздывала туда, куда прийти промокшей насквозь было хуже, чем не прийти совсем. На собственные смотрины. На деликатное мероприятие, на котором особенно приветствуется консерватизм, а уж внешность будет оцениваться по десятибалльной системе с долями. Рите не хотелось проигрывать. Парень ей нравился. Этакий плюшевый мишка, умненький и домашний. Вот она и торопилась к нему домой, в берлогу. На встречу с мамой-медведицей и папой-медведем, чтобы, как водится, мять его постель. Ну прямо сказка с пирогами.
Рита нервничала, зонтик остался на работе. Не то чтобы она в этого парня была безумно влюблена, просто не просматривалось в обозримом секторе более подходящего кандидата. Перед вестибюлем станции «Маяковская», между колоннами концертного зала скапливался не оснащенный зонтами народ и с опаской разглядывал готовое обрушиться небо, прикидывая, успеет ли добежать сухим до места своего назначения. Рите нужно было в Малый Козихинский переулок. Метров восемьсот.
– Нет, не успеть, – решила она. Пятна на тротуаре быстро сливались в одну лужу, покрытую крупными и прочными до наглости пузырями. Дорога в сказку отрезана.
«Полная нелепость», – почти вслух подумала тогда Рита. Но в этот момент со стороны Тверской, уже Тверской, а не улицы Горького, показался человек с гигантским зонтом над головой. Шатром каким-то, а не зонтом. При желании под ним могло поместиться пять девушек, спешащих на смотрины. Лица человека видно не было.
– Товарищ! Пустите под зонтик, ненадолго, я не помешаю. Я маленькая.
Зонтик приподнялся, человек повернулся в ее сторону.
– Если маленькая, то пожалуйста.
Рита шагнула – и жизни их плотно пересеклись: вместо планируемых пяти минут навсегда. Это был КВ.
Рита уже не торопилась покидать кабинет мэтра Гибера, она ждала следующего вопроса. И, когда он прозвучал, на глаза навернулись слезы.
– Что сказала медсестра в лесу у деревни Бегичево?
Был жаркий день, суббота, июль. Они выбрались за город. Гуляли в лесу, купались в Оке, дурачились, даже затеяли играть в войну. Рядовой Костя Воронин стал валиться в высокую душистую траву, увлекая за собою медицинского работника Рио, приговаривая:
– Брось меня, сестрица, не тащи. Все равно истеку кровью.
А сам как бы вплетался в Риту руками и ногами, забирался под платье, целовал ее уже где-то возле ключицы, расстегивал неподатливые пуговицы, спешил.
На Риту обрушился сладкий запах полевых горячих цветов, стальной привкус земли, стебли медуницы щекотали шею. Божья коровка невозмутимо ползла по его щеке, видно, они ненароком преградили ей, спешащей по субботним неотложным делам, дорогу. Жаль, мы не хотели тебе мешать, коровка. Любопытная стрекоза подлетела поближе, выясняя, что же происходит на ее участке. Рита тогда торопливо, уже задыхаясь, отвечала:
– Погоди, солдатик, не умирай. Я вынесу тебя к нашим.
Такая вот игра.
Ресницам недолго удалось удерживать тяжелую слезу, влажная дорожка на левой щеке закончилась в уголке губ Риты.
«КВ, зачем так туго захлестываешь мне горло? Ты проверяешь, не забыла ли я тебя? Нет, я не забыла. Ты хорошо позаботился об этом. Да, я хотела бы, но не получается».
Даже если бы Рита могла говорить сейчас, то все равно не сумела бы перевести свои тогдашние слова на английский.
– Мадам, вы можете сказать медленно по-русски. У меня есть транскрипция. – Месье Гибер внимательно наблюдал за Ритой. – Только, пожалуйста, потом переведите на английский общий смысл фразы. Но сперва позвольте предложить вам воды.
Хрустальный стакан, заполненный на три четверти водой с мелкими пузырями, вернул Риту к настоящему. Она попробовала говорить, и русские слова прозвучали в парижской нотариальной конторе как крик заблудившейся в ночном пространстве одинокой птицы.
Тем не менее мэтр был явно удовлетворен, он вдумчиво сверился по бумаге, затем посмотрел перевод, уточнил слово «солдатик». Затем протянул Рите капиллярную ручку и попросил переписать абзац из туристической русскоязычной газеты «Парижские вечера». Рита выбрала кусок из статьи о художнике Сергее Чепике и принялась писать, поглядывая на репродукцию его картины, где пригорюнившиеся, как и Рита, химеры собора Парижской Богоматери разглядывают сверху бесконечный город, на который, как и четырнадцатого мая одна тысяча девятьсот девяносто пятого года, собирался вот-вот обрушиться дождь.
Довольно долго мэтр разглядывал написанное Ритой, сверял то с одним листом, то с другим, прикрывая их, как ревнивый «хорошист» прикрывает от соседа по парте, двоечника, самостоятельную работу по русскому языку.
Она понимала: на этих листах – образцы ее почерка, но не могла определить, когда и что именно она на них писала. Попросить мэтра показать их ей она не решалась – вдруг ее просьба покажется ему подозрительной. Хотя непонятно, какое отношение имеет к ней все, что здесь происходит, и чувства этого человека также не должны ее волновать. Наконец Оливье Гибер положил листки на стол, чуть в стороне от себя. Рита разглядела верхний листок и легко узнала его. Еще бы не узнать! Наутро после того дня, когда КВ не вернулся домой, она нашла в себе силы пойти на работу и, уходя, оставила в прихожей записку на случай, если он все же вернется. В записке она выражала удивление по поводу его отсутствия и просила немедленно позвонить ей, ведь она волнуется и ждет. Вечером Рита вернулась домой не одна: за ней заехал Петр и всю дорогу расспрашивал о КВ. Входили в квартиру они вместе, и она не обратила внимания на отсутствие записки, а потом было не до того. Как же эта бумага попала сюда?
Мэтр проследил за взглядом Риты и ничего не сказал. Он поднялся, открыл массивный сейф, достал из него конверт, вернулся к столу, вызвал по селектору какого-то месье Тома. Им оказался давешний молодой человек с хвостом. Он сел за маленький столик справа от мэтра. Непостижимо, но крайне серьезному Оливье Гиберу в этот момент удалось стать еще серьезней, торжественнее и строже.
– Мадам, сейчас вам будет зачитано завещание господина Жиля Сидиха. Я обязан сообщить вам, что практика предписывает делать это в присутствии адвокатов наследника, хотя это и не является законом. Вы вправе отложить или перенести прочтение до момента прибытия ваших адвокатов. Ваше решение, мадам?
– У меня нет адвоката, но думаю, я в состоянии выслушать и понять самостоятельно все, что вы мне сообщите.
– Хорошо, мадам. Я вскрываю завещание и вначале прочитываю его вслух по-французски, затем пересказываю по-английски, вы заверяете его, и, вероятнее всего, послезавтра я вручаю вам официальный перевод на любом из указанных вами языков. Вы готовы, мадам?
– Да, я готова.
Мэтр начал читать, а Рита принялась слушать. Месяц назад она купила лингафонный курс французского и пыталась вечерами заниматься, но сейчас смогла узнать лишь некоторые слова. Рита никогда и не помышляла ни о каком наследстве, не думала о состоянии, собственности, недвижимости и прочих подобных вещах, делающих человека богатым, позволяющих ему не работать, жить в свое удовольствие.Хотя в Москве она видела многих, кто упорно старался получить побольше денег. И у иных получалось. От завещания, которое монотонно читал господин Гибер, Рита не ждала перемен в своей жизни и приехала сюда не из-за наследства, а в ожидании вестей о КВ. Собравшись с мыслями, она хотела спросить о муже, как только мэтр закончит читать.
Мэтр закончил и, едва взглянув на Риту и не дав ей вставить ни слова, принялся переводить прочитанное.
Какой-то месье Сидих, находясь в твердом уме и ясной памяти, в присутствии таких-то господ 6 ноября такого-то года составляет настоящее завещание и поручает этим же господам быть его поверенными в делах по исполнению данного завещания. А дальше начинается что-то невероятное. Этот господин называет имя Риты, место и дату ее рождения, описывает, как ее найти, как она выглядит, что у нее спросить, какие получить ответы, и, наконец, завещает ей распоряжаться счетом номер такой-то в банке (названия Рита не поняла, нужно уточнить) в городе Париже, адрес такой-то. Сообщается, что на момент составления настоящего документа на счету находятся 776 984 французских франка. Далее приводится список акций различных компаний, в основном германских, отданных в доверительное управление какой-то брокерской компании, адрес компании в Лозанне, Швейцария, и имя главы фирмы, к которому следует обратиться. Затем сообщается, что Рита наследует дом в местечке Реборес возле Валенсии в Испании, адрес и название фирмы, совершавшей сделку купли-продажи, телефон. Следующим пунктом шла квартира в районе Сен-Дени Базилик, дом номер такой-то, ключ находится у мадам Тигона, консьержки, телефон номер такой-то. И в завершение появился конверт, в котором лежал замысловатый ключ, как выяснилось, от сейфа в отделении банка TSB на улице Дамрак, Амстердам, Нидерланды. Всё.
Бред достиг пика.
Рита молчала. О. Гибер смотрел на нее вопросительно. Ждал вопросов.
– Кто такой этот господин Жиль Сидих? Как он выглядит? У вас есть его фотография? Почему он все это завещал мне? Ответьте, пожалуйста. Возможна ли здесь ошибка? Что с ним случилось? – вывалила Рита ворох вопросов.
– Господин Сидих – наш клиент, но был он здесь только два раза. В основном общение шло по телефону. Я знаком с его документами, сейчас ему было бы тридцать три года. Его фотографии у нас нет. Как я уже говорил, он вправе составить завещание в пользу любого человека. Ошибка возможна только в том случае, если вы не та, за кого себя выдаете, – Гибер словно отстреливался от вопросов Риты. – Сообщение о смерти мы получили из страховой компании, ее адрес я готов предоставить. Для урегулирования отношений с ней мы можем предложить свои услуги, тем более что нам с вами предстоит провести определенные действия по вступлению в права наследства. Оплата налогов, свидетельств собственности, пошлины и нотариальных действий будет производиться из унаследованных вами средств. Мы с вами еще подробно обсудим эти вопросы. Их много, некоторые непростые, ведь заметная часть наследуемого находится вне территории Франции. Также нужно будет произвести оценку стоимости недвижимости и некоторые другие действия. Во всяком случае, мы готовы стать и вашими поверенными, как в настоящее время являемся поверенными месье Седиха.
– Подождите, а что с ним произошло?
– Он утонул во время рыбалки в Индийском океане у берегов Кении в январе 1997 года. Его тело не нашли, и через год он был признан мертвым. Несчастный случай. Подробности вы можете, опять же, выяснить в страховой компании, но, насколько мне известно, страховая премия по его полису невелика. Относительно, конечно. Скажите, мадам Пестова, можем ли мы сейчас вам чем-нибудь помочь? Где вы остановились? Оставьте номер телефона или адрес, а послезавтра, в среду, я жду вас к четырнадцати часам. Мадам, примите соболезнования по поводу кончины вашего мужа. Мне искренне жаль, месье Сидих был очень обаятельным человеком, как я успел заметить. Распишитесь здесь. Спасибо. Позвольте откланяться, мадам. До встречи в среду.
Нащупывая каждую ступень, Рита спустилась на улицу. Мир не изменился. Все осталось по-прежнему: клерки с безвольными подбородками и отвислыми носами торопились в бистро «У метро», блондинка в красной куртке останавливала такси в сторону бульвара Осман, а остальные, равнодушно огибая Риту, двигались к станции «Нотр-Дам ле Лоретт». Или от нее…
Впрочем, одного персонажа атеистской наружности появление Риты все-таки заинтересовало. Он сидел в неновом «ситроене», кутаясь в свой великоватый черный пиджак, и как раз говорил по мобильному телефону:
– Докладываю: пациент сделал зарядку у нотариуса и переходит к водным процедурам.
Третьего марта одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года в Париже возле площади Дестинье д’Орвис дождь начался в двенадцать часов двадцать шесть минут по среднеевропейскому времени.
