Текст книги "Исполнитель желаний"

Автор книги: Александр Скрягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

9. Хранитель государственных тайн

Пора было пить чай.

Профессор принес большой заварочный чайник и важно водрузил на стол.

Ефим с Анной занялись транспортировкой из профессорской кухни крутобоких синих чашек в белый горошек и большой вазы с конфетами.

Чай удался. Но едва они успели сделать по глотку, как их головы повернулись к решетчатому забору.

У калитки остановился белый внедорожник. Своим зализанным блестящим корпусом он походил на гигантский обмылок. Сочно чмокнули автомобильные двери, и на улице появились трое рослых мужчин в строгих костюмах и галстуках. Головы двух развернулись в противоположные стороны. Казалось, они прощупывают окружающее пространство, словно локаторы.

Третий пассажир открыл калитку и направился к веранде.

Шел он неторопливо, но уверенно. Ощущалось: знал, куда идет и зачем.

Приблизившись к веранде, гость весело произнес:

– Добрый вечер!

Ефим вгляделся: рост – средний, фигура – стандартная, черты лица – правильные. Что-то конкретное и не отметишь.

«Для оперативника – прямо идеальная внешность… – подумал он. – И словесный портрет-то не составишь… Даже возраст не понятен. То ли тридцать, то ли сорок, то ли уже и полтинник стукнуло…»

– А, вы к кому? – спросил профессор, держа на весу чашку с чаем.

– А, к вам! К вам, Леонид Иванович! – белозубо улыбнулся визитер.

– Да? Ну, что же, поднимайтесь, – радушным тоном произнес старый лис. – Какая нужда привела?

Мужчина встал напротив профессорского стула и тоном, сразу ставшим очень серьезным, произнес:

– Позвольте представиться. Полковник Тубальцев Борис Игоревич. Федеральная служба безопасности.

– О! – уважительно приподнял брови профессор.

Майор Мимикьянов мысленно удивился и решил обратиться к гостю с просьбой. Но старый лис и сам доверчивостью не отличался.

– Простите, ради бога! – извиняющимся тоном произнес он. – А можно на ваши документы взглянуть? Знаете, порядок, есть порядок…

Гость не выразил ни малейшего неудовольствия. Он с готовностью достал из внутреннего кармана красную книжечку и протянул ее Вулканову.

Профессор раскрыл удостоверение и долго изучал. Потом вернул гостю.

– Все в порядке. – склонив голову к плечу, произнес он.

Полковник Тубальцев усмехнулся и спрятал книжечку во внутренний карман.

– Прошу садиться, – кивнул профессор на свободный стул.

Но гость садиться не стал.

– Я, Леонид Иванович, к вам по поводу недавнего инцидента, – сказал он.

– Да? – вздернул Вулканов свои черные с серебряными искрами брови. – Так ведь инцидент закончился благополучно. Ничего серьезного не пропало. Все в порядке…

– Вот и хорошо, что в порядке, – уверенным голосом опытного доктора произнес гость. – Мое дело и состоит в том, чтобы в этом убедиться. И доложить руководству.

Не утерпев, решила обратить на себя внимание и актриса.

– Да, вы все-таки присядьте… – обратилась Аршавская к стоящему мужчине. – Чаю с нами выпейте!

– Я бы с радостью с вами посидел и чаю попил в такой тишине, – рука гостя описала окружность. – Да, некогда! Служба! Так что, уважаемый Леонид Иванович, прошу вас, оторваться от чая минуток на десять-пятнадцать. Мы пройдем к вам в кабинет и там обо все поговорим.

Профессор помолчал и взглянул в сторону Ефима. Майор едва заметно кивнул головой.

– А присутствующие нас простят… сказал Тубальцев. – Правда, ведь, простите нас? – перевел он внимательный взгляд с профессора на Аршавскую, а, затем, на Мимикьянова.

– Только, если недолго… – мелодичным голосом пропела Аршавская.

Ефим изобразил тупую гримасу полного равнодушия.

– Вот и ладно, – весело произнес Тубальцев. – Ну, что ж, идемте, Леонид Иванович. Слово офицера: пятнадцать минут. Не больше!

Гость улыбался, даже веерок добрых морщинок появился в уголках глаз.

Профессор поднялся и, сделал жест в направлении двери, ведущей в его половину дома:

– Ну, что же, раз никто не протестует, прошу в мои апартаменты!

Они вошли в дом, и гость плотно прикрыл за собой дверь.

Как только она закрылась, Ефим нарочито громко произнес:

– Аня, давай я помогу тебе посуду вымыть!

Анна Сергеевна удивленно посмотрела на него: они только приступили к чаепитью, куда спешить? Посуда в раковине никуда ведь не убежит. Но ее замешательство длилось лишь мгновение. Все-таки, Аршавская была профессиональная актриса и умела моментально реагировать на посыл товарища по сцене.

– Ой, Фима, какой ты молодец! А то я с такой горой посуды одна до самой ночи провожусь! – так же громко, как и Ефим, совершенно естественным тоном отозвалась она.

Анна спросила взглядом майора: «Правильно ответила? Попала в мизансцену?»

Майор также безмолвно послал глазами сигнал: «Именно то, что нужно.»

Анна встала и направилась в свою половину.

Через пол минуты поднялся и майор. Он бросил взгляд на улицу. Двое мужчин по-прежнему были на своих позициях. Похоже, обмен репликами между ним и актрисой они услышали.

Ефим демонстративно потянулся и отправился вслед за Аршавской за тюлевую занавеску.

Афиши у Анны Сергеевны висели даже в спальне.

Но афиши майору не мешали. Мешало скользкое шелковое покрывало на кровати. Он начинал съезжать вниз, как только прижимал ухо к оклеенной обоями стене за изголовьем кровати.

Стена отделяла спальню актрисы Аршавской от кабинета профессора Вулканова. Она была не капитальной, сделана из двух листов фанеры и в двух местах имела хорошую звукопроницаемость. Особенно, если плотно приложить к ней ухо.

Об этом знали и Анна и Леонид Иванович. Но, разумеется, не мог знать человек, назвавший себя Борисом Игоревичем Тубальцевым.

– Вот и хорошо, что в вашем сейфе не было ничего ценного! – услышал майор голос гостя за тонкой стеной. – Правильно! Главные ценности надо хранить в таком месте, где никто не подумает искать! А сейф, это – первое, что приходит в голову!

– Я не совсем понимаю вас… – ответил ему голос Вулканова. – О каких ценностях вы говорите?… Поверьте, никаких ценностей у меня нет, и не было.

Похоже, профессор представлял, где в данное время находится майор Мимикьянов: он определенно говорил громче, чем обычно.

– Леонид Иванович, но вы же государственный человек! – быстро ответил Тубальцев. – Вы же должны понимать, если мы задаем вопросы, значит, это не случайно! Значит, это согласовано со всеми, с кем положено! –

Его голос звучал серьезно и внушительно.

– Да, вы скажите толком, о каких ценностях вы говорите! – голос Вулканова слышался совсем отчетливо. Похоже, он подошел к стене вплотную.

– Как – о каких? Как – о каких? – за стеной зазвучало предельное удивление. – Конечно, о материалах к вашей разработке «Способ связи с Большим Сознанием»!

– Борис Игоревич, – убеждающим тоном проговорил профессор. –Поверьте, уходя на пенсию, я сдал все материалы! У меня ничего нет!

– Леонид Иванович, вы что, не понимаете, насколько все серьезно? – спросил Тубальцев проникновенно. – Только представьте, если, скажем, – не дай Бог конечно! – террористы завладеют этими материалами, а? Тогда все наши группы и отряды «Антитеррор» можно отправлять на свалку! Да и всех нас! Да, что нас? Тогда беззащитными окажутся даже люди на самом верху! Вы это понимаете, Леонид Иванович?

Голос Бориса Игоревича звучал так, будто он находился здесь же, в Аниной спальне.

– Я понимаю! – не менее громко слышались и слова, произносимые Вулкановым. – Но у меня нет никаких материалов по этой теме! Вы понимаете: нет! И уж тем, кому положено, это должны знать!

– Леонид Иванович!

– Ну, что мне поклясться, что ли? Страшной клятвой?

Артистка Аршавская присела за кроватью в углу, где по прихоти законов акустики находилось второе место повышенной звукопроницаемости. Такое поведение артистки было проявлением женского любопытства и нарушением всех правил приличия. Не говоря уж о правилах поведения внештатной агентуры. Ефим хотел сделать ей замечание. Но не рискнул: звукопроницаемость работает в обе стороны. Его слова могли услышать в профессорском кабинете.

Анна Сергеевна же была настолько увлечена своим занятием, что не замечала даже задравшийся подол своего домашнего халатика. Он не только не закрывал ее солидные бедра, но вообще находился на поясе.

– Леонид Иванович! Давайте, договоримся так! – голос Тубальцева, зазвучал слабее, должно быть, он отошел от стены. – Вы собираете вместе все, что хотя бы косвенно, – хотя бы косвенно! – имеет отношение к теме «Способ связи с Большим Сознанием». Вы поняли, меня?

– Да, дорогой мой, я же говорю вам…

– Подождите, профессор! Не перебивайте! – голос Тубальцева приобрел стальной оттенок. – Завтра в это же время я приезжаю к вам, и вы их мне показываете! Только показываете! А я уже решу, представляют они какую-либо ценность для террористов или нет. И сделайте так, чтобы никого из посторонних дома у вас не было! Никого! Кстати, что это за человек сидел с вами за столом? Вы его хорошо знаете?

Мимикьянов понял, что речь идет о его персоне.

– Ну, как же, знаю, конечно… Сосед по даче! – повысил голос Вулканов. – Ужасный надоеда, скажу я вам! Вечерами не знаю, как от него и отделаться!

– Найдите предлог! – приказал гость. – Скажем, сошлитесь на нездоровье.

– Да, верно! Так и скажу ему! Извините-с, милсдарь, не здоров! – послушно согласился Вулканов.

– Ну и правильно! – одобрил Тубальцев. – Дела-то у нас нешуточные! Государственные у нас с вами, Леонид Иванович, дела! Зачем нам лишние глаза?

– Незачем, – согласился профессор.

– Я уверен, вы – человек опытный, и о необходимости строго соблюдать режим секретности вас предупреждать не надо. Никто не должен знать о нашей завтрашней встрече! Понимаете меня? – строго спросил гость.

– Конечно, понимаю, – заверил Вулканов.

– Ну, и отлично! Пойдемте на веранду, Леонид Иванович! Я же обещал вас долго не задерживать, – на пределе слышимости произнес Тубальцев.

Майор Мимикьянов и заслуженная артистка Аршавская вылетели из спальни, словно пули из двустволки.

Они успели.

Когда профессор с гостем вышли на веранду, они уже сидели за столом.

– Возвращаю вам вашего соседа! – весело произнес Борис Игоревич. – В целости и сохранности.

Театральная примадонна сыграла одну из своих лучших улыбок.

– Так, может быть, все-таки чаю? – фруктовым голосом спросила она.

– Благодарю! С радостью бы посидел в такой приятной компании, но не могу! Дела! Прошу извинить! – развел руками гость.

– Ах, мужчины! Все у вас дела, дела! А нам женщинам, что делать? –пропела Аршавская.

– Виноват-виноват-виноват! Но пощадите! Сегодня – никак! – прижал руку к груди Борис Игоревич.

Анна Сергеевна метнула на гостя особый манкий взгляд, за который ее так любили режиссеры.

– Заходите к нам, когда будете свободны! – сладко произнесла она. – Мы хорошим людям всегда рады!

Борис Игоревич невольно подтянулся и расправил грудь.

«Да, велика ты, сила искусства!» – отметил про себя майор Мимикьянов. На свое лицо он демонстративно нацепил скучающую маску.

– До свидания! – гость обозначил небольшой общий поклон. Затем он поцеловал ладонь у женщины, пожал руку Вулканову и сдержанно кивнул Ефиму.

Тубальцев спустился с веранды и двинулся по дорожке твердой походкой. Не торопливо, но и без лени. Закрыв за собой калитку, он что-то коротко бросил своим сотрудникам, продолжающим внимательно отслеживать не происходящие на улице события.

Крупные мужчины мгновенно исчезли в толстом обмылке внедорожника. Стукнули дверцы, машина мягко взревела двигателем и исчезла из поля зрения сидящих за столом.

Профессор Вулканов оторвал взгляд от опустевшей улицы и посмотрел на Ефима.

Ефим оторвал взгляд от опустевшей улицы и посмотрел на профессора.

– Фима, что это значит? Это ваши? – спросил Вулканов.

– Профессор, он вам показывал документ. Впечатление? – задумчиво потер подбородок Мимикьянов.

– Ну, вообще-то впечатление такое, что удостоверение настоящее… Индикаторы подлинности на месте… Он спрашивал меня о…

– Я слышал.

– Из Анюсиной спальни?

– Ну, да.

– И что скажешь?

– Не знаю, что и сказать… – качнул головой майор. – Это – не наши, не территориальщики… Похоже, московские… Из главка.

«Но откуда они узнали? – думал он. – Пигот ведь собрался только в четверг в Москву звонить, как раз по результатам моей оперативной проверки… Странно… Правда, кое-кто и помимо Гоши мог сообщить… Например, заместитель начальника управления Нечипоренко решил себя показать и проинформировал Москву… Нет, Владимир Федорович так, с бухты-барахты, звонить бы не стал, он мужик-то осторожный… Нечипоренко сначала бы обязательно официальный рапорт у отдела запросил… А, может, у Москвы тут своя собственная агентура есть, с прямым выходом на главк помимо нас? Хотя и не часто, но вообще-то иногда Центр такое устраивает… Случалось. И все-таки странно… Ну, прилетели по сигналу своего агента, и что же, с областным управлением не связались и сразу в Академический поселок рванули? Не похоже на их стиль работы. Центральщики любят сначала со всей имеющейся по делу информацией ознакомиться, сопровождающего взять, а тут, выходит, прилетели и сразу помчались, как на пожар? Ну, дает Москва! Надо завтра же Гошу настроить, пусть с начальством поскандалит: что это за такой сепаратный стиль работы? Мы – сами по себе. Они – сами по себе. Так мы только мешать друг другу будем!»

10. В Доме ученых

Объект «17-17» располагался в лесу.

Он включал в себя не только научные и лабораторные корпуса, но и жилой городок для сотрудников.

В городке имелся свой Дом ученых. В просторном послевоенном здании с кудрявыми классическими колоннами помещались: конференц-зал, библиотека и просторные комнаты, где занимались в различных кружках дети научных сотрудников и их жены. А на первом этаже правого крыла распространял аппетитные запахи ресторан. В нем – два отдельных зала: большой общий и маленький, так называемый, – Каминный. Туда пускали не всех.

Говорили, что у его огромного мраморного камина сиживал в начальный период существования Объекта сам Лаврентий Павлович. Существовала местная легенда, что именно здесь он произнес свои напутственные слова в адрес ученых, работавших над проектом. Сначала плотный человек в пенсне выпил пол стакана темного грузинского коньяка «Тбилиси», попробовал маленьких – с ноготок – сибирских пельменей из глухариного мяса в крепком бульоне, а потом сказал тогдашним руководителям Объекта:

– Друзья мои! Буду откровенен: от вас и только от вас зависит теперь судьба всей Истории. Что атомная бомба, что ракетное оружие – все это на самом деле, мелочь! Пусть наши противники думают, что мы соревнуемся с ними в создании этих дорогих игрушек. На самом деле, наша главная ставка не на них, а на вашу работу! Проект «Атомос» – вот ключ к власти над миром! Помните об этом!

Рассказывали, что этот разговор состоялся за неделю до его ареста.

Вулканов, как один из ведущих ученых Объекта, имел право на пребывание в Каминном зале. Лейтенант Мимикьянов такого права не имел. Из всего личного состава Особого отдела там мог обедать и отдыхать после нелегкой службы только его начальник – полковник Левковец. Но, пользуясь дружбой с профессором, Ефим тоже несколько раз побывал в этом, вожделенный для младших научных сотрудников и лейтенантов месте.

Но, и Леонид Георгиевич, и Ефим любили как раз сиживать не в этом элитном помещении, а, напротив, в большом общем зале. Причиной тому был вид, открывающийся из окон. В Каминном зале окон вообще не было. Он был полностью изолирован от внешнего мира. А вот за широкими окнами общего зала стоял сосновый бор. Зимой – укрытый толстыми ватными пластами снега. Летом – увешанный ярко-зелеными пирамидками новых побегов.

Если настойчиво смотреть в окно, то где-нибудь в хвойной стене обязательно мелькнет маленький рыжеватый комочек – белка.

Даже в самую ненастную погоду сосны почти не поддавались ветру. Разве что допускали его в свои вершины. И то, в отличие от лиственных деревьев сохраняли достоинство: вершины качались из стороны в сторону неторопливо, и даже величаво. Словно делали это по собственному желанию, а ветер тут был совершенно не при чем.

Нет, в большом зале лейтенанту Мимикьянову и профессору Вулканову нравилось куда больше, чем в Каминном, куда так стремились многие их коллеги.

После совместного обеда «У стряпухи Марьи» они, несмотря на четвертьвековую разницу в возрасте, почувствовали симпатию друг к другу и стали частенько проводить свободное время вместе. Может быть, этому способствовало то, что оба они были одиноки. Профессор – вдовец, Ефим – холостяк. А, может быть, у них оказался похожим тип мышления.

– Вы, Ефим, – опасный человек! – сказал ему как-то профессор. – Я беседую с вами и вижу: вы же ничему не верите! Для вас же нет нерушимых истин.

– Разве это плохо? – спросил Ефим.

– Напротив! Это – ценнейшее качество мозга! Жаль, что вы не смогли посвятить себя науке!

После этих слов Леонид Иванович надолго замолчал, а потом сказал:

– А, может быть, наоборот, хорошо!

– Почему? – удивился Ефим.

– Так ведь, если говорить честно, в науке такое качество не приветствуется! – ответил профессор. – Совсем! Хотя, разумеется, лидеры науки ни за что в этом не признаются!.. Если бы мои мысли не понадобились в проекте «Атомос», меня ждала бы жалкая судьба младшего научного сотрудника с репутацией неудачника, выдумывающего шарлатанские теории… Кстати, в свое время большинство авторитетов послевоенной науки так и оценили идеи, положенные в основу проекта «Атомос». То есть, как чистое шарлатанство! И, если бы от них зависело решение, «Атомос» никогда бы не воплотился в жизнь… Этим идеям очень повезло в том, что о них узнал человек, не имеющий к науке никакого отношения. Но, во-первых, обладающий интеллектом, способным их понять. А, во-вторых, имеющий право принимать решения, не обращая внимания ни на какие научные авторитеты.

По воскресеньям Ефим и Леонид Георгиевич любили обедать в Доме ученых. Руководство Особого отдела совместный досуг контрразведчика и ведущего ученого Проекта только приветствовало.

В тот зимний день, они замечательно пробежались на лыжах по сосновому бору, выскочили на берег водохранилища и несколько раз скатились с высокого берега. Причем, несмотря на солидные годы, профессор мало уступал Ефиму в скорости и выносливости. А в лихости при спуске с откоса, так и вообще не уступал.

После прогулки они отправились по своим квартирам, приняли душ и через час встретились в большом зале ресторана Дома ученых. Здесь друзья заняли свой любимый столик в дальнем конце зала у окна и приступили к обсуждению воскресного обеда.

Они обычно предпочитали к обеду красное сухое вино, но тут сделали поправку на морозный день, и решили взять бутылку полусладкой венгерской «Кадарки», наполненной горячей энергией придунайского солнца.

К первому бокалу они заказали маленькие горячие гренки из черного хлеба, политого острым томатным соусом и укрытого сверху слегка расплавленным пластиком сыра.

Далее шла пламенная селянка с кубиками ветчины, вареной говядины, мягкой молочной колбасы и большим количеством красного перца.

После селянки должно было последовать Жаркое по-охотничьи. Оно готовилось из лосятины с картофелем, грибами и большим количеством лука.

Заказ принимала официантка Эльза Красс.

Эльза происходила из Сибирских эстонцев, переселенных за Уральскую стену еще Екатериной Великой. Прожив в Азии двести пятьдесят лет, потомки безземельных балтийских крестьян превратились в отъявленных сибиряков. Простор и воля этой бескрайней земли прочно вошли в их гены. Съездив на разведку в Балтию, они неожиданно для себя поняли, что выросли из маленькой страны своих предков, как вырастает ребенок из детской распашонки. Маленькая Эстония стала для них тесной.

Когда Эльза шла по залу, покачивая налитыми бедрами, глаза научных сотрудников сопровождали ее большую фигуру, как локаторы пассажирский лайнер.

Пепельной Эльзе было хорошо за тридцать. Но, с точки зрения Ефима, это ее привлекательности не мешало. Она давно была в разводе и одна растила, да почти уже и вырастила, дочь.

Томная сибирская эстонка и была еще одной, наряду с пейзажем в окне, причиной, почему Ефим так любил общий зал ресторана Дома ученых. Элитарную каминную шкатулку по воскресеньям обслуживал пожилой лысый официант.

Лейтенант Мимикьянов давно подбирался к тяжелым прелестям эстонки, но пока сибирско-балтийская крепость еще не сдавалась.

Однако, Ефим, как человек опытный знал: неприступных крепостей не бывает. И не отчаивался от двух неудачных штурмов.

Прожевав первую гренку, профессор откинулся на спинку стула и произнес:

– Знаете, Ефим, я на днях написал одну статью… Чисто теоретическую.

– Да? И о чем? – отозвался Мимикьянов, размышляя о стратегии штурма одетых в юбки крепостей.

– О Вселенной… – задумчиво произнес профессор.

– Вы не оригинальны, профессор. – с иронией заметил Ефим.

Вулканов на это не обиделся. Он вообще был не из обидчивых.

– Я в ней порассуждал о структуре Вселенной, – с отсутствующим видом произнес он. – В частности о том, что сознание не может являться монопольной принадлежностью отдельного существа, скажем, человека, а обязательно должно быть и у Вселенной в целом.

– Вселенной в целом? – переспросил Ефим, погруженный в свои стратегические планы.

– Да.

– Интересно, – кивнул Ефим, хотя эти слова профессора прошли мимо его сознания. Дело было в том, что к их столику подплывала официантка. На уровне плеча у нее был поднос. На подносе – дышащая жаром густо-красная селянка.

Пока Эльза расставляла тарелки, Ефим думал, как бы начать подготовку к новой атаке, но почему-то ничего путного в голову ему не приходило.

Ни разу ни взглянув на Ефима, официантка отплыла с независимым видом.

– Вам налить вина, профессор? – спросил неприятно удивленный своей не находчивостью Ефим.

– Да, плесните! – кивнул Вулканов. Повертел бокал, но пить не стал.

– Вселенная обладает Сознанием, так же, как и любой отдельно взятый кандидат наук, – произнес он, ткнув пальцем в какого-то человека за соседним столиком. – И, точно так же, как и мы, она постоянно решает, как ей поступить? Какие звезды зажечь, какие потушить? Какие виды живых существ уничтожить, а, какие создать? Остановить шарик рулетки в ячейке с цифрой «один» или на «двадцать два»? В сущности, все события, происходящие в мире – результат того или иного решения Вселенной! Следствие деятельности ее Сознания!

Ефим отодвинул планы штурма крепостей в сторону и задумался.

Потом он приподнял вилку над скатертью и уронил ее на стол.

– Причина падения вилки – Закон Всемирного тяготения. – сказал он. –Для каждого события существует естественная материальная причина. Работу природного механизма можно объяснить и без всякого Вселенского сознания.

Задумался и профессор.

– Материальная причина есть у любого события, – после минутного размышления сказал он. – Но дело в том, что события только по видимости определяются материальными причинами. Законы природы, на самом деле, не являются истинной причинойсобытий. Настоящие причины любых событий это – решения, принимаемые Вселенским Сознанием. А законы природы – это лишь механизм, через который Большое Сознание Вселенной осуществляет свои решения.

Голова Ефима работала на пределе возможностей.

– В статье я попытался создать математическую модель именно такого устройства Вселенной, – плавал взглядом в неведомых далях профессор. – И, мне кажется, я смог это сделать… Правда, получилось очень сложно… Мало, кто сможет понять… К тому же, все эти невежды, типа академика Табачникова, начнут свое нытье о не научности моих взглядов… Короче говоря, я решил эту статью не публиковать… Кому дано, тот и сам все понимает… А остальным – зачем?

Вулканов внимательно посмотрел на Ефима, заметил подходящую Эльзу и, будто возвращаясь из дальнего путешествия, воскликнул, потирая руки:

– А вот и наше жарко-о-ое!

Официантка начала разгружать поднос и нарочно задела Ефима рукой.

Но Ефим на нее не посмотрел.

Он вообще ничего не замечал вокруг.

Он думал.

И, как ему показалось, начал что-то понимать.