Текст книги "Почему ты решил иначе? (СИ)"

Автор книги: Александр Сильварг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

И лев, подумав, кивнул.

***

Руби научила Клэя пользоваться способностью призраков заглядывать в жизнь смертных, и Клэй стал достаточно часто ей пользоваться. Разумеется, он не мог упустить возможность лишний раз увидеть Эш и то, как она ведет себя после его смерти. И вот, он читал вместе с ней его собственное письмо, спрятанное в чехле гитары и видел, как ее глаза наполняются слезами с каждой новой строчкой.

Увы, его надежда на то, что Эш улыбнется после прочтения, оказалась тщетной. Когда ему довелось писать эти строки при жизни, Клэй был в полной уверенности, что Эш никогда не любила его и проводила время с ним лишь потому, что считала его лучшим другом. И лишь похороны (а потом и чтение письма) показали ему, что все эти годы он заблуждался вдвойне – и по поводу своих чувств, и по поводу чувств Эш в его адрес.

Понимая, что он ничем не может помочь плачущей Эш, прижимающей письмо к груди, Клэй попытался обнять ее, сев перед ней на колени, но увы и – призрак не мог контактировать с живыми существами и предметами, не считая горизонтальных поверхностей, поэтому его лапы прошли сквозь нее, и Эш ничего не почувствовала.

***

Руби в ожидании Клэя жила в апартаментах на краю Пост-Нексуса, которые чем-то напоминали их дом в Харден-Хилле, правда без нарочитой грубости и примитивизма, которые были присущи их семейному гнезду во время жизни. Воссозданный по ее воспоминаниям, он как нельзя лучше подходил для того, чтобы однажды в него пришел умерший Клэй – и они снова могли бы жить вместе, как это было еще сорок лет назад.

Руби обращала внимание на то, что Клэй, возвращаясь после «встреч» с Эш, выглядит задумчивым, грустным и даже подавленным. Порой доходило до того, что даже общество любимой не могло разогнать тоску льва.

Когда же Руби, не вытерпев, собиралась сама поговорить с мужем, Клэй сам обратился к ней:

– Я наблюдаю за Эш после смерти – и с каждым днем меня все сильнее терзают сомнения, что я поступил неправильно.

Руби наклонила голову:

– Почему ты так решил?

– В моем понятии неправильно, когда ты, будучи счастливо замужем, горюешь из-за того, кто не мог быть твоим избранником, да и в живых его нет. Вижу сейчас, как Эш читает мои письма или как она стоит над моей могилой во время похорон – и всякий раз я начинаю обвинять себя в том, что я, старый идиот, двадцать пять лет молчал в тряпочку, хотя мне стоило еще на первом месяце знакомства подойти к ней и сказать, что я ее люблю. Хрен бы с ним, с осуждением, с разницей в возрасте – но тогда она бы не была в такой скорби сейчас, видя мою смерть.

Будучи весьма эмоциональной при жизни при вечно собранном Клэе, Руби словно поменялась с ним местами после смерти – она зачастую являла собой голос разума и умиротворенности при мятущемся и потерянном муже после смерти:

– Ну допустим, скорбела бы она в любом случае, даже если бы ты признался ей во всем еще в первый день знакомства. Я присутствовала при вашем первом разговоре на крыльце дома, и слышала, когда Эш сказала «Иметь в живых того, кто предал тебя, ничуть не лучше, чем потерять того, кого искренне любил». Будь вы вместе – на твоих похоронах она выглядела бы так же, как и выглядела. Ее участь в этом плане ты бы точно не облегчил.

– Допускаю, Руби. Но вдруг она и своего нынешнего мужа нашла лишь для того, чтобы избавиться от любви ко мне? Вдруг он стал эдаким «суррогатом», чтобы принудительно изгнать меня из своего сердца и больше не страдать?

Руби хитро посмотрела на Клэя:

– Знаешь, Кэлли, я расскажу тебе одну историю. Я не рассказывала тебе ее при жизни, потому что не считала нужным этого делать, но сейчас она как нельзя лучше подходит к нашему разговору. Помнишь, как ты спрашивал меня, первый ли ты у меня парень, на что я отшучивалась, что ты первый, кого я запомнила?

Клэй кивнул:

– Помню. Кажется, я еще тогда хотел уточнить, что ты имела в виду, но ты меня отвлекла какой-то болтовней, и я больше не вспоминал об этом.

– Ага, так и было. Так вот, ты был не первым. Еще до тебя я сохла по одному волку, которого звали Джаред Мастертон. Если бы ты его видел – ты бы понял, почему. Он примерно как Брэд Питт в степени Тома Круза – казалось, что он случайно ошибся дверью и должен был попасть на страницу модного журнала, но уж точно не в университет. Возможно, ты его помнишь, он был капитаном университетской команды по футболу.

Клэй напряг память, пытаясь вспомнить событий более чем полувековой давности. С большим трудом он вспомнил какого-то смазливого волка, с которым практически не пересекался в университете, так как они учились на разных курсах и потоках:

– Кажется, припоминаю. По мне был обычный красавчик, каких сотни.

– Ну это для тебя. А для меня он был романтической иконой. Знаю, тогда на него западало куча самочек, и я отчаянно надеялась, что он обратит на меня внимание – но все тщетно. Порой мне вообще казалось, что он гей – но тут я свечку не держала и в комнате у него не бывала, не знаю. Помню, я дала себе дурацкую девичью клятву – что я выйду замуж только за него и ни за кого больше. Сколько я ни пыталась как-то привлечь его – не получалось. И в один день я решила – хватит, если у меня не получается привлечь его внимание, как и разлюбить, то мне нужно искусственно забить его в своем сердце чем-то еще. Так я познакомилась с тобой.

Клэй потрясенно выдохнул:

– Так ты… познакомилась со мной лишь затем, чтобы не страдать из-за этого Джареда!

Руби виновато опустила голову:

– Вот поэтому я никогда при жизни не рассказывала об этом, боясь, что ты засомневаешься в искренности моих чувств. Да, я познакомилась с тобой из-за «корыстной» цели – мне требовалось заглушить свою душевную боль. Моя мама часто говорила мне, что лучше заводить отношения с парнями своего вида, и я решила последовать ее совету, хотя раньше не была против отношений с волком.

Лев молчал, потрясенный. Он понимал, что отношения у него с Руби сложились крепкими, но мысль о том, что знакомство с ним было фактически сделано ей ради какой-то цели, огорчало его. Видя, как Клэй опустил уголки губ, львица нежно обняла его и прижалась головой к его пышной темно-русой гриве:

– Причины неважны, Кэлли. Важно, что в итоге получилось. Да, я увидела тебя в коридоре, когда ты толкнул меня, и моей первой мыслью было: «О, это ж тот рокер из университетской группы. А он ничего такой!» Я думала, что мне придется как-то тебя подталкивать к тому, чтобы ты захотел встретиться со мной еще раз, но стоило мне увидеть, какими ты влюбленными глазами посмотрел на меня, пока я сидела на полу, и поняла, что дополнительно тебя упрашивать не придется – ты сам за мной пойдешь. Для проформы, конечно, я устроила тебе микро-испытание с поиском меня в зале, но поверь – это была скорее невинная шутка. И ведь знаешь что?

Клэй опустил голову:

– Что?

– Знакомство с тобой было намеренным с моей стороны и даже корыстным – но я ни разу в жизни не жалела об этом. Когда ты отменял ради меня концерты, чтобы быть рядом в день открытий биеналле в Метрополитен-Гардене или когда ты силой проходил сквозь охрану в своем сценическом костюме, чтобы не оставлять меня одну на фотовыставке – я понимала, что именно ЭТО и есть настоящая любовь. Всякий раз, когда мы заходили в гримерку, и я видела на столе брусничный отвар, я знала – ЭТО и есть любовь. И когда ты кричал на меня за предложение оставить меня одну во время моей болезни – я знала, что именно ЭТО и есть любовь. Стал бы этот Джаред Мастертон кормить меня с ложечки, когда мои лапы были не в силах держать приборы? Стал бы этот Мастертон каждый день катать инвалидное кресло со мной на прогулке, когда мои лапы отказывались ходить? Стал бы он целовать меня, мерзкую каргу с залысиными, слезящимися глазами и торчащими ребрами и говорить мне, что я самая красивая львица на свете? Возможно. Но я не хочу это проверять – ты сполна дал мне это, и я никогда не сомневалась в том, что я решила выбрать именно тебя. Так и Эш – возможно, она и была бы счастлива с тобой, но она выбрала свой путь со своим нынешним мужем, и я сомневаюсь, что она жалеет о своем выборе. Все ее сожаления по поводу твоей смерти – скорее некая ностальгия, чем реальные переживания о том, что ее жизнь пошла не тем путем.

***

Руби встала с дивана, где они были с Клэем, и щелкнула пальцами:

– Давай посмотрим, какой концерт в честь тебя сделала Эш? Ты говорил мне во время прошлого визита к ней, что она хочет сделать что-то такое.

Дом вокруг них заволокло дымкой, после чего они оказались прямо посередине концертного зала, где на сцене стояла Эш, как раз обращавшаяся к зрителям.

Потрясенный Клэй мог только стоять между рядами вместе с Руби и слушать, как Эш произносит со сцены его имя и имя Руби, отдавать дань уважения и им обоим.

– Воистину, она произносит все так, как бы сам произнес со сцены, будь я жив! – лев удовлетворенно кивал, когда дикобразиха упоминала соавторство Руби и то, что творчество Клэя было невозможно без ее участия.

Но стоило ей пригласить на сцену трех участников его старой университетской группы и анонсировать совместной выступление большей части группы «Колледж индастриал бойз», как Клэй бросился бежать на сцену, пользуясь тем, что он был невидим для всех в зале, кроме Руби – и та не стала его догонять, оставшись между рядами. Хотя он с друзьями и созванивался после ухода из группы, их последняя личная встреча была датирована сорокалетней давностью, когда они приехали втроем поддержать его во время болезни Руби.

Стоя прямо перед ними и спиной к залу, Клэй внимательно вглядывался в постаревших зверей, грустно улыбаясь и едва сдерживая слезы. Как же были похожи и одновременно непохожи не себя прежних Сет, Гривз и Кеннет! Гривз заметно обрюзг и стал больше, а его шерсть стала более серой и седой. Сет остался худым доходягой, но обзавелся лишь печальными глазами и дрожащими лапами. Больше всех себя молодого напоминал лишь лис Кеннет – пухлый, с круглыми чертами морды, пусть его уши и хвост подернулись серебром, а задние лапы с трудом двигались по сцене, и поэтому Гривз и Сет помогали ему подниматься и стоять на сцене, держа его с двух сторон.

Даже их голоса претерпели изменения. В них оставались еще отголоски тех лет, что они были вместе, но хрипотца и старческое дребезжание уже коснулись их, и лишь Клэй, наверное, смог бы узнать их в толпе не глядя, решись они заговорить.

Решив для себя, что наслаждаться звучанием давно забытой музыки будет лучше в зале, Клэй вернулся обратно к Руби, и они «сели» прямо посередине сквозь двух случайных зрителей, сидевших рядом, пользуясь тем, что они не могли помешать друг другу.

Одно Клэй мог сказать точно, прослушав концерт – Эш явно понимала его старую музыку, и несмотря на легкий диссонанс, неизбежный при многолетнем перерыве, для стороннего слушателя это была именно то, с чего Клэй и его друзья начинали путь в мире рока.

В какой-то момент ему показалось, что Эш задержалась взглядом на них с Руби дольше, чем могла бы, и ему показалось, что дикобразиха видела их, поэтому они с львицей на всякий случай пересели на другие места, чтобы не отвлекать Эш от игры.

И когда Клэй с Руби вернулись обратно, лев был заметно повеселевшим:

– А она молодец! Я точно одобряю такой концерт и одобряю то, как она выполнила мой наказ упоминать и твое имя, исполняя мои тексты.

***

Клэй собрался было продолжить говорить, как вдруг он осекся и перевел взгляд на Руби, которая продолжала слушать его с милой улыбкой:

– Подожди, ты же помнишь день, когда ты встретила меня у Морт-Депо?

– Разумеется, – львица положила голову на лапы. – А почему ты это спрашиваешь?

– А кто встречал тебя?

Руби захихикала:

– О, у меня была очень пестрая группа встречающих. Ты же помнишь, что проводя выставки, я собирала деньги для благотворительных фондов? Меня встречали те подопечные фондов, которые, к сожалению, умерли, несмотря на оказанную помощь. Оказывается, они помнили, как я помогала им и пыталась облегчить им страдания, и поэтому, когда я умерла, они встретили меня с большой радостью.

Клэй посмотрел на свои лапы:

– А меня встречала только ты. Неужели меня настолько не помнили?

– Ты жил затворником вторую половину своей жизни, Кэлли, и мало с кем общался близко. Все те, кому ты дорог, скорее всего еще не умерли. А из тех, кто знал тебя-прошлого, была лишь одна я.

Удовлетворенный этим объяснением, Клэй кивнул и успокоился. В будущем он уже не вспоминал об этом, когда вместе с Руби ходил встречать в Морт-Депо поочередно Гривза, Сети и Кеннета – последний особенно припозднился и пришел к ним лишь через пятнадцать лет. Его бывшие соратники по группе поселились неподалеку, и это лишь добавляло разнообразия в его достаточно приземленную посмертную «жизнь»

***

Эш была глубокой старухой, когда она умирала. Ее иголки сильно побелели, некоторые из них осыпались, но до своего последнего часа она сохраняла ясность ума. Испытывая после смерти Клэя, а потом и своего любимого мужа сильное неприятие к больницам, Эш Ниддлер отказалась умирать в госпитале и решила встретить свою смерть в постели дома, в кругу родных и близких.

Потомство дикобразиха оставила многочисленное, и все ее детеныши были названы в честь тех, с кем ей довелось выступать вместе или кто был ей дорог. Первыми ее детенышами были сын Клэй и дочка Руби, после чего у нее родились еще четыре дикобразика, которых она назвала Джонни, Поршей, Розитой и Гюнтером. Еще одного потенциального отпрыска она планировала назвать Бастером в честь давно почившего концертного директора – но шестью детенышами Эш и ограничилась.

Об одном просила Эш свою семью – выйти из ее комнаты как только она попросит, чтобы она смогла умереть без посторонних глаз. Дикобразиха не боялась умереть одна, забытая всеми, как это было у Клэя, но ей не хотелось, чтобы ее близкие видели ее страдания и агонию.

И когда час пришел, Эш уходила счастливой, не испытывания страданий и сожалений. Лежа в своей постели в одиночестве, пока вся ее семья послушно ждала снаружи, дикобразиха улыбнулась, проваливаясь в смертельное небытие. И лишь спустя полчаса сын Клэй, первым зашедший в комнату, набравшись смелости, увидел, что мамы больше с ними нет.

***

Клэй и Руби, а также муж Эш, которого пара львов встречала после его смерти еще десять лет назад и приветствовала с максимальным уважением и теплотой, стояли возле входа у Морт-Депо. Зная, что сегодня по графику должна прибыть Эш, они не могли себе позволить не встретить ее. Да, им пришлось ждать долгие пятьдесят лет, прежде чем это случилось – но Руби всякий раз любила повторять «Время тянется, стремглав мчась вперед».

Поезд прибыл, и им оставалось только ждать. Улыбаясь, Клэй мысленно был с Эш – каково ей там, в здании Морт-Депо? Так же ли она пугается и теряется, как и сам Клэй полвека назад? Получилось ли у нее забрать билет?

И вот, наконец, в дверях вокзала материализовалась потерянная молодая Эш в своем рокерском свитере с пышной копной иголок на голове, с недоумением и страхом смотрящая на зверей вокруг, не понимая, куда ей идти. Клэй собрался было кинуться к ней, как Руби с улыбкой остановила его:

– Не надо, пусть сама нас увидит.

И Эш увидела, застыв на месте. Клэй произнес с искренней улыбкой:

– Мы с вами где-то встречались?

Неуверенно сделав шаг вперед, Эш продолжала непонимающе смотреть на мужа, Клэя и Руби, после чего, едва не споткнувшись и не упав, побежала со всех лап к мужу и одним прыжком зарылась мордой ему в грудь. Дикобразиха что-то шептала, но плотно прижатый к телу нос глушил ее голос, и разобрать, что она говорила, было совершенно невозможно.

Отняв, наконец, голову от груди мужа, Эш крепко обнялась сначала с Клэем, а потом и с Руби, после чего, наконец-то, смогла отчетливо произнести:

– Стало быть, вы все знаете?

Клэй, переглянувшись с мужем Эш, улыбнулся в ответ:

– Как я и обещал в своем прощальном письме. Руби и я рады тебя видеть. Тогда я правда про мужа не подумал – но вот он, тоже здесь.

Муж Эш улыбнулся и взял ее за лапу:

– С возвращением, Иголочка, без тебя было не так весело.

Там они и ушли вместе – Эш с мужем и Руби с Клэем, оставив зверей на площади перед Морт-Депо встречать своих умерших родных и близких.