Текст книги "Похитители плоти"

Автор книги: Александр Шохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Шохов Александр
Похитители плоти

Александр Шохов

ПОХИТИТЕЛИ ПЛОТИ

Я изучаю нечисть. Такая у меня специальность. Вы можете перерыть все энциклопедии мира, а также алфавитные указатели профессий, а можете не тратить на это время и поверить мне на слово: такой специальности там нет. Но это только потому, что энциклопедии и указатели составляют люди, да еще к тому же далекие от всякой нечисти.

Я тоже был когда-то человеком. Самое забавное, что тогда я тоже изучал нечисть. Давно это было. Даже не берусь сказать, сколько лет назад. Меня, помнится, послали писать статью о таинственных событиях в N-ской губернии. Я быстро собрался и после четырех дней пути оказался в N-ске. Городок этот был тогда небольшим, тысяч пять жителей, добрая половина которых называла себя немцами, поэтому улицы в городке были на редкость чистыми, а дома опрятными. И (подумать только!)

центральная улица освещалась настоящими электрическими фонарями. По тем временам это была роскошь.

Я расположился в небольшой уютной гостинице. Было уже довольно поздно, поэтому, как ни мучило меня любопытство, а пришлось все дела отложить до пробуждения.

Внештатный кореспондент, житель этого города, написал нам о том, что в N-ске начали исчезать люди, купеческие лавки, экипажи и прочие более мелкие предметы. Началось это около месяца тому назад, и полиция сперва решила, что тут работает какая-то хорошо организованная шайка; однако скоро стало ясно, что разбойникам такие дела не под силу. Обратились к священникам: те помахали кадилами, помолились, приняли еще какие-то свои меры, но безуспешно: исчезновения продолжались.

"Жители, – писал далее кореспондент, – терпят все это с величайшим мужеством, и даже потеряв близких, не теряют надежды."

Письмо нас, помнится, крепко заинтересовало, и меня послали на место, пообещав увеличить гонорар "за риск". Впрочем, мне так и не представился случай узнать, во сколько была оценена моя персона – этого гонорара я не получил.

Безмятежно проведя ночь, утром я встал в самом веселом расположении духа и, приведя себя в порядок, направился в ресторацию завтракать.

Было уже одиннадцать, когда, вооружившись тростью, я направился к нашему внештатнику. День был солнечный, улицы пустовали: изредка проедет экипаж или пройдут несколько дам, скрывающихся под вуалями от солнца и мужчин. Я шел, насвистывая какую-то мелодию, и, наконец, остановился перед нужным домом.

Дверь открыл сам хозяин.

– Не ожидал, что вы приедете так скоро,– произнес он после взаимных приветствий.– Как прикажете величать?

– Аркадий Иванович Чепцов, – ответил я.

– А я Петр Петрович.

– Очень приятно.

– Не изволите ли пройти в кабинет? Там нам будет удобно.

Маша! Изготовь чаю, – крикнул он куда-то.

– Покорнейше благодарю, только позавтракал.

– Нет-нет, чашечку, я вас прошу. Да и потом пройдет ведь время, покамест мы будем беседовать. Садитесь.

Я сел в кресло, не успев хорошенько рассмотреть темный кабинет: окна были зашторены. Петр Петрович расположился напротив и посмотрел на меня влюбленными глазами. Он ждал вопросов. За два года работы я привык к таким взглядам:

почему-то провинциалы всегда смотрят на столичных журналистов как на полубогов.

– Мы прочли ваше сообщение – сказал я, чтобы как-то начать разговор – с тех пор, наверное,случилось много нового?

Я очень боялся в ту минуту, что Петр Петрович скажет: "Нет, ничего не случилось." Но он меня не разочаровал.

– Случилось, Аркадий Иванович. Он наклонился ко мне и продолжал театральным шепотом: – Говорят, сегодня ночью исчезнет дом Закудыкиных.

– Помилуйте, Петр Петрович, откуда же вам это известно?– изумился я.

– Простите, Аркадий Иванович?..

– Откуда вам это известно? – повторил я, подумав, что собеседник чего-то не расслышал.

– Что именно?

– Что исчезнет дом Закудыкиных, – чувство досады разлилось во мне.

– Не дай Бог! Кто вам это сказал?

– Да Вы же, Петр Петрович, вы же, всего минуту назад!..

– Разыгрываете...– собеседник с надеждой искал улыбку на моем лице.

– Помилуйте, Петр Петрович. Может, мне и послышалось. Но есть ли в вашем городе Закудыкины?

– А как же? Кто не знает купцов Закудыкиных...Оне ведь мехами торгуют, и продуктовые магазины имеют-с... Кто же их не знает...– собеседник выглядел несколько настороженным, глазки его не могли ни на чем остановиться.

– А где их дом?

– Да вот напротив. Извольте взглянуть... Петр Петрович

встал и, подойдя к окну, дернул за шнурок. Открылась улица.

– Вон там... с коньком на крыше. Я посмотрел. – А что,

исчезали уже дома? – Помилуй вас Бог, Аркадий Иванович! С

тех пор, как на– писал вам репортаж, все стихло: никто не пропадал, а всех исчезнувших нашли недалеко от города, в близлежащих деревнях.

– А ларьки, экипажи?..

– Как ни допытовались у них – без толку. Ничего не помнят.

– А могу я поговорить с кем-нибудь из них?

– А как же! Нынче вечером могу некоторых пригласить на чай, тут и поговорите.

– Спасибо, Петр Петрович.

– Петр Петрович, чай поспел, – пробасила огромная краснолицая баба, заглядывая в дверь.

– Не изволите ли откушать чашечку ? – спросил хозяин.

– Право, Петр Петрович, сердечно благодарен...

– Ну уважьте, Аркадий Иванович... Пришлось согласиться.

Ох уж это русское гостеприимство! Любого проходимца чаем напоят, будь то хоть сам Агасфер... Во

время чаепития напряжение несколько спало, Петр Пет– рович оживился, принялся рассказывать о местных жителях. Я спросил, много ли немцев в городе.

– Да почитай половина, – отвечал хозяин.– Народ мирный, трудолюбивый, не чета нам, русским. Русские они свиньи все.

Я помолчал, удивляясь германофильству моего собеседника.

– А скажите, Петр Петрович, среди исчезавших немцы были?

– Нет,– покачал он головою,– ни одного.

– Странно, сказал я.– Вкусные у Вас пряники.

– Маша печет, она у меня мастерица.

– Ну спасибо Вам за угощение, Петр Петрович.

– А еще чашечку?

– Нет, спасибо.

– Всегда рад-с. Всегда рад-с,– лепетал провожая меня хозяин,– нынче вечером ждем-с, приходите.

Я одел шляпу, взял трость и вышел на улицу. Будучи

человеком чуждым суеверия, я, однако, не мог, проходя мимо дома Закудыкиных, не взглянуть на него с неким суеверным почтением. Это был добротный, довольно большой дом, скрывающийся почти весь за высоким дубовым забором. По всему было видно, что владелец преуспевает в делах и ежедневно благодарит Господа за дарованные милости. С другой стороны улицы мне был неплохо виден второй этаж, украшенный затейливой резьбою. Я стоял довольно долго, беззастенчиво разглядывая его. Между тем становилось жарко, и раскаленные булыжники мостовой излучали в воздух загадочное марево. Казалось, это испаряются камни.

Обычно я сплю в это время суток, ибо нет ничего приятнее сна в жаркие послеполуденные часы. Но сейчас мне более всего хотелось поговорить с обитателями купеческого дома. Вдруг я увидел как в окне шевельнулась занавеска, и перед моим любопытным взором предстало миловидное девичье лицо.

Увидев, что за ней наблюдают, незнакомка смутилась, и одарив меня быстрым взглядом, спряталась.

Я постоял еще некоторое время, колеблясь между любопытством и правилами приличия и решил не идти напролом, а сперва собрать об этом семействе побольше сведений. Вспомнив, что проходил нынче мимо полицейского участка, я направился туда.

Это был небольшой домик с ярко размалеванной надписью над дверью. Войдя внутрь, увидел я множество мух, которые, жужжа, носились под потолком и противно зудели на стекле. У окна сидел за обляпанным чернилами столом толстоватый человек в расстегнутом, не блещущем чистотой мундире.

– День добрый. Полицейский встал, застегнулся, одернул

мундир и только тогда ответил:

– Здравствуйте. Чем могу служить?

– Я журналист из Москвы, моя фамилия Чепцов.

– Прошу Вас, садитесь, господин Чепцов.

– Благодарю.

– Меня зовут Фаддей Никитич. Довольно долго, улыбаясь, мы

смотрели друг на друга. – Жарко,– сказал Фаддей Никитич.

Вы курите? – Нет, спасибо. Я медлил, не зная с чего

начать разговор, неловкая пауза затягивалась.

– Фаддей Никитич, я слышал, у вас люди исчезают в городе?

– А, вот Вы по какой причине...-он еще шире улыбнулся, странно при этом скрипнув зубами.– Да, было несколько случаев. Вы хотите об них написать?я кивнул.– Так я тоже исчезал.

– И Вы?

– Да. Правда, вряд ли смогу рассказать Вам что-нибудь интересное.

– Ничего не помните?

– Почти совсем ничего. Вернее, я даже не заметил бы, что исчез, если бы неожиданно не оказался в Макеевке, это деревня в трех верстах отсюда. Пришел в город, а меня тут вся полиция ищет.

Хе-хе-с. Спрашивают, где я пропадал неделю. Забавно было...

– И что, так ничего и не вспомнили?

Полицейский развел руками.

– А могу я получить полный список тех, кто исчезал?

– Конечно. Сейчас я Вам его составлю. Он взял лист бумаги и принялся аккуратным почерком писать в столбик фамилии и адреса.

– Они ведь все вернулись, Фаддей Никитич?

– Да, все до единого, кто через неделю, кто через две.

– А из купцов Закудыкиных никто не пропадал?

Фаддей Никитич поднял голову, посмотрел на меня пристально и ответил:

– Нет, никто.

Наши взгляды встретились. Не знаю почему, но у меня побежали по спине мурашки: я увидел в глазах полицейского холодное, сосредоточенное внимание, настолько не вязавшееся со всем его обликом, что становилось жутко.

– Дело в том,– произнес я, медленно выговаривая слова,– что сегодня дом Закудыкиных может исчезнуть...

– В полночь?

– Почему именно в полночь?

– Потому что все исчезновения совершались в этот час. А откуда Вам это известно?

– Я случайно слышал.

– Не очень верьте слухам,– посоветовал полицейский и склонился над листом бумаги.

Было жарко, приставали мухи, и мне показалось, что мы вовсе и не говорили об исчезновении купеческого дома, а все это время я молча смотрел как пишет Фаддей Никитич.

– Вот Вам список. Желаю удачи. Но только ни один не скажет Вам больше, чем я.

– Спасибо, Фаддей Никитич. А нельзя ли все-таки выставить нынче охрану у дома Закудыкиных?

– Отчего ж нет? Можно. Выставим, будьте спокойны, господин Чепцов. Спасибо за помощь.

– И Вам спасибо. Я встал и, выйдя на улицу, медленно

побрел в гостиницу, прячась от беспощадного солнца в горячей тени домов. Придя в гостиницу, я уснул до вечера.

Петр Петрович встретил меня приветливо. Казалось, он совершенно позабыл о возникшей утром неловкости.

– Проходите, милейший Аркадий Иванович. Ждем вас.

Собравшееся на чай общество было небольшим: всего шесть человек, не считая меня и хозяина. Присутствовали две дамы:

одна страшно толстая, а другая худая и с усиками. Хозяин подвел меня сперва к толстой:

– Позвольте представить вам, Анна Павловна, Аркадия Ивановича. Анна Павловна. – Анна Павловна подала мне ручку и при этом престранно клацнула зубами.

Усатая женщина оказалась ее дочерью, а один из мужчин – внешне ничем не примечательный человек – зятем.

Потом мне были представлены по очереди Иннокентий Ильич, отчего-то надевший сегодня зеленый галстук, Серафим Осипович, который был глух и произносил букву "с" с присвистом, и Фаддей Никитич, с которым мы поздоровались как приятели.

Когда я вошел, говорили о предстоящей ярмарке, при этом, как и всегда в подобных разговорах, одни безусловно одобряли этот обычай, а другие столь же безоговорочно его порицали.

– Помилуйте, Серафим Осипович! – восклицал зять.

– Ведь это же не может быть вредным!

– Вот именно бледным! Это выглядит с-с-слишком бледно,– посвистывал в ответ не расслышавший фразы собеседник.

Разговор продолжался в том же духе, пока Маша, превосходящая, кстати, размерами даже Анну Павловну, не внесла самовар в столовую и не прогудела:

– Кушать подано! Стенные часы пробили семь, когда мы уселись.

Дамы разливали чай, при этом Иннокентий Ильич ухитрился умакнуть в чашечку свой галстук, от чего его нижняя часть изрядно потемнела.

Ему было очень неловко, и он, казалось мне, мечтал об одном:

выжать галстук, чтобы с него не капало, но сделать этого не смел.

На столе стояли булочки, оладьи, варенья, конфеты и прочая и прочая, и гости отдали всему этому должное прежде чем разговор зашел на интересующую меня тему.

Да, все эти люди действительно исчезали, и не помнили, где находились все то время, пока не оказались в окрестностях города. Похоже, что они совершенно смирились с тем, что это было, и не желали никаких объяснений случившемуся.

Были ли кроме них исчезнувшие? Да, были, но и они думают то же самое. То есть ничего не думают. "Н-да, попробуй-ка собери тут информацию!"мысленно восклицал я.

Спросив у каждого время исчезновения и возвращения, я обнаружил, что уточнять больше нечего: никаких зацепок у меня нет. Собеседники старательно избегали деталей, на львиную долю вопросов отвечая недоуменным пожатием плеч, мычанием или клацаньем зубов, которое особенно часто слышалось от Анны Павловны. Делали они это по своей природной тупости или по какой иной причине, я тогда не понимал.

Время шло к девяти. Появились карты. Пока хозяин развлекал разговорами усатенькую, мы сыграли нескольков конов в дурака, при этом я трижды проиграл, и начали расходиться.

Оказавшись на улице, я еще раз прокрутил в памяти весь сегодняшний вечер, отчетливо осознал, что народ здешний ничем мне не поможет, и начал подумывать, не исчезнуть ли и мне с домом Закудыкиных. Ведь эти вернулись, я тоже вернусь.

Они ничего не помнят – я буду все фиксировать в записной книжке: авось и соберется информация. Ко всему прочему, мне очень хотелось стать при случае спасителем прекрасной незнакомки.

До полуночи оставалось чуть больше полутора часов, и я решил написать короткий предварительный репортаж в редакцию, попросив хозяина гостиницы назавтра отправить его, если я не вернусь из ночной экспедиции. "Этот репортаж вполне объяснит мое исчезновение, – размышлял я, – Сколько бы оно ни продлилось, в редакции будут спокойны."

Решимость моя исчезнуть крепла с каждой написанной строчкой.

"В свете узнанного мною по воле необъяснимого случая, – писал я, стало понятно, что иного способа собрать необходимую информацию не существует. Поэтому я решился исчезнуть вместе с домом купцов Закудыкиных, и ежели я действительно исчезну, вы в скором времени получите это письмо. С уважением А.И. Чепцов."

Я запечатал послание и спустившись вниз, после недолгих колебаний разбудил хозяина и попросил его отправить конверт по адресу, ежели я до полудня не вернусь в гостиницу. Потом я присовокупил в качестве извинения три рубля "на почтовые издержки" и вышел на улицу.

Я не имел оружия и, пожалуй, впервые серьезно пожалел об этом. Даже моя трость осталась в гостинице, и я решил не возвращаться за нею: времени оставалось немного. Город был пуст и тих. Еще горело электричество на центральной улице:

видимо, фонарщик уснул, позабыв его потушить. Электрический свет казался мертвенно-бледным, и делал пугающе-значительным каждый ночной шорох. Если Вы когда-нибудь испытывали холодное чувство близости сверхъестественного, Вы поймете мое состояние. На моих часах до полуночи оставалась минута. Пришлось ускорить шаг. Я боялся наткнуться на полицейского, которого обещал выставить Фаддей Никитич. Однако возле дома никого не было, и не могу сказать, чтобы это меня сильно обрадовало.

Помнится, испугали меня красные всполохи, заметные снаружи даже сквозь закрытые ставни. Однако, времени было слишком мало и я, перемахнув через ограду, взбежал на крыльцо и толкнув дверь, оказался в темных сенях.

Запах скупости и устоявшегося быта ударил в нос и удивил обыденностью. Но тут открылась дверь в горницу и в полыхающих красных отсветах увидел я Анну Павловну, которая, клацнув зубами, засмеялась и, взглянув на меня игриво, произнесла:

– Вас-то мы и ждем, милейший Аркадий Иванович! Проходите...

Мне ничего не оставалось, кроме как подальше спрятав страх, зайти в горницу.

Вроде бы вполне мирная картина открылась моему настороженному взгляду: у огромного камина в полстены стояли четыре кресла, два из них пустовали, в двух же других сидели усатая дочь Анны Павловны, совсем голая, и Иннокентий Ильич, который успел снять вымоченный в чае галстук и теперь был украшен клетчатой бабочкой.

Анна Павловна подтолкнула меня к одному из пустых кресел, в другое села сама.

Установилось тягостное молчание: только потрескивал огонь в камине. Скованный страхом, я не мог заставить себя пошевелиться, а все смотрел на укрытые тенями волос груди дочери Анны Павловны, силясь припомнить, как ее зовут.

Оцепенение становилось невыносимым. Блики огня, отражаясь на лицах присутствующих, делали их кровожадными. Мне казалось, прошло очень много времени, когда дом начал ходить ходуном, раскачиваться из стороны в сторону и скрипеть всеми своими частями. Судорожно вцепившись в подлокотники, я ожидал чего-нибудь ужасного, и сердце мое стучало в ушах, заглушая почти все звуки. Наконец, содрогания прекратились.

– Скоро, скоро,– произнес Иннокентий Ильич, и улыбнувшись мне, поправил бабочку.– Раздевайтесь, Анна Павловна. Да и Вы, Аркадий Иванович, уж, пожалуйста, тоже. Наш повелитель не любит одетых...

В сердце мое точно вонзилась острая длинная игла, так что я принужден был вскочить и набрать побольше воздуха в грудь.

Мне показалось, что сейчас здесь будет устроено некое подобие вакханалии.

Анна Павловна раздевалась, время от времени улыбаясь мне.

Тело у нее было отвратительно рыхлое и трясущееся.

Иннокентий Ильич, раздевшись сам, подошел ко мне и помог снять сюртук. Тут дом снова как бы весь задрожал и я услышал как открылась входная дверь. С ужасом покосился я на вход и увидел как четыре костяка, едва прикрытые грязными белыми саванами встали плечо к плечу у окна. Настоящий ужас объял меня, когда я угадал в их глазницах живые глаза, пристально нас осматривающие.

Обнажившаяся Анна Павловна поклонилась одному из вошедших и сказала:

– Вот, батюшка, привели зеленоглазенького. Как просили.

– Эх, славно... Только что же он не раздевается?– прогудел костяк, и обратился ко мне.– Друг, мне нужно твое тело. Отдай мне его за саван...

И грязный саван полетел к ногам моим. Тотчас усатенькая и Иннокентий Ильич сорвали с меня одежду, и я увидел как говоривший со мною скелет обрел сердце, легкие, почки, все прочие органы, постепенно оброс мышцами, сухожилиями, сосудами, кожей и стал...мною. Жуткий смех потряс стены купеческого дома.

– Так Вы, Аркадий Иванович, смотритесь гораздо лучше,– сказал Иннокентий Ильич.– Извольте взглянуть...– и он поднес к моему лицу небольшое зеркало. О ужас! На меня смотрел голый череп, шевелящий живыми глазами. И это был Я!

– Кеша, оставь его,– прогудел костяк.– Выводи купцов, мои скелетики притомились! Ха-ха! Тотчас выведены были сам купец, его жена и моя прекрасная незнакомка. Увидев ее нежные черты и розовые плечи, узрев девственные прелести юного тела, я, наконец, вышел из оцепенения и бросился на гнусных скелетов. Одному мне удалось оторвать руку по локоть, и орудуя ею как палицей, свалить с ног обладателя моего тела. Меня тотчас скрутили и привязали к каминной решетке, так что пламя порою лизало мои неприкрытые ничем кости. Я видел ужас, написанный на лицах несчастного семейства, видел как обрастают чужой плотью проклятые костяки, один из которых наскоро приделал оторванную мной руку, не желая лишиться своей доли. Когда все было кончено, нас вытолкали из двери, бросив вслед грязные саваны,– теперь единственную нашу одежду – после чего дом беззвучно рванулся вверх и исчез. Мы огляделись: кругом царила темнота. Наверху сияли непривычно яркие, немигающие звезды, лишая предметы полутонов и давая им только свет и темь.

– Где мы?– это был голос купеческой дочери. Я взглянул на нее.– Ах! Не смотрите на меня!..– она зябко куталась в саван, надеясь скрыть страшные кости, составляющие теперь все ее тело.

– А-ах! Доченька!– простонала купчиха, и с тонким костяным звуком упала на камни. Несчастный купец склонился над нею, неумело пытаясь привести в сознание бесчувственный скелет.

– Что же Вы! Помогите!..– воскликнул он наконец.

Я постарался помочь, но вышло только хуже: купчиха лиши– лась своей правой ноги.

– Ах, какая досада!– воскликнул я, пытаясь вставить ее на место.

Похоже, что это удалось, купчиха пошевелилась и встала, опираясь на наши руки.

– Где же мы? – повторила дочь. Все это время она оставалась неподвижна и, казалось, даже не заметила обморока матери.

Вспомнив все, что было мне известно о других планетах, я ответил:

– Похоже, что не на земле, сударыня. Но тут на горизонте забрезжило радужное сияние, и наши взоры поневоле обратились туда: огромный голубой шар медленно выкатывался из-за горизонта. По его краям блистала радуга, весь он был иссечен туманными линиями и казался пятнистым сквозь свою безмятежно голубую одежду.

– Знаете ли вы, что это такое ? – спросил я у девушки.

– Нет, сударь.

– Земля, наша планета. Мне кажется, мы находимся на Луне.

Голубое сияние заново раскрасило окружающий нас пейзаж.

Сзади в истерике билась купчиха, то и дело лишаясь плохо державшейся конечности и пытался ее утешить купец; чуть справа виднелась высокая горная гряда, манящая своей недостижимостью, а впереди восходила прекрасная Земля, на которую мы уже, наверное, никогда не возвратимся.

Я взглянул на купеческую дочь. Ее глаза с такой тоской смотрели на восходящую планету, что мне стало жаль ее.

– Простите,– сказал я подходя к ней,– позвольте мне узнать Ваше имя.

– Роксана Алексеевна.

– А меня зовут Аркадий Иванович,– отрекомендовался я, и вдруг, осознав весь комизм положения, захохотал. Право, теперь мне уже трудно объяснить почему эта сцена показалась мне настолько смешной: один скелет представлялся другому, соблюдая светские условности... Я понимал, что веду себя непростительно глупо, но остановиться не мог. Зубы мои жутко клацали в тишине, напоминая клацанье Анны Павловны.

Вероятно, Роксана Алексеевна смотрела на меня с ужасом.

Не знаю, чем бы все кончилось, если бы мы не услышали в стороне знакомый костяной звук. Я прекрасно знаю, что на Луне нет атмосферы и, по мнению земных ученых, звук там передаваться не может. Однако, я слышал разговоры и звуки.

Может быть, это было какое-то иное ощущуние, превращенное моим мозгом в звук, а может быть звуковые волны передавались по грунту и по тому подобию разреженной атмосферы, которое на Луне без сомнения существует? Во всяком случае, я точно знаю, что мы не дышали и не испытывали в этом никакой потребности.

Костяной звук все усиливался, и скоро неясные блики сложились в образ десятка скелетов, движущихся к нам. У меня и у купчихи одновременно кончилась истерика, и мы, все четверо, встали плечом к плечу, готовые встретить опасность. Скелеты остановились в нескольких шагах от нас и один, выступив вперед, спросил:

– Кто Вы?

– У нас только что отняли тела,– отвечал я,– два часа назад мы были еще людьми.

– Четверо...-зашелестела толпа,– теперь нас тринадцать...

тринадцать...

– У нас тоже отняли тела,– сказал мой собеседник.– Мы все жители N-ска. Я Фаддей Никитич, полицейский.

– Я видел Ваше тело,– сказал я ему.– С нами это тоже случилось в N-ске.

– Как оно там? Как он с ним обращается?– голос Фаддея Никитича дрожал.

– Оно вполне здорово. Мы с ним вместе пили чай.

– Да вы присоединяйтесь к нам,– сказал кто-то.

– Мы расположились здесь, неподалеку, в пещере.

– Ступайте осторожнее, а то начнете подпрыгивать.

Нас окружили заботой и вниманием и, проводив до пещеры, устроили со всеми возможными удобствами. Около пещеры свалены были грудой колеса, рамы, доски, из которых нам тотчас соорудили по вполне приличному ложу. В качестве подушки были использованы оказавшиеся под рукой лошадиные черепа.

Я вспоминаю сейчас как трудно было привыкнуть к новому своему состоянию. Мне не хотелось теперь ни есть, ни спать, я не чувствовал холода и не испытывал никаких неудобств, ложась на острые камни. Только душа оставалась жива во мне, и только она, казалось, заставляла двигаться свое испохабленное обиталище. У нас была бездна свободного времени, и мы почти постоянно беседовали друг с другом. Началось с того, что мне пришлось подробно рассказать свою историю, описав состояние виденных мною тел их бывшим владельцам. Настоящий Петр Петрович, как выяснилось, все это время благополучно пребывал на Луне, а обладатель его тела просто заманивал меня в ловушку. Правда, оставалось неясным, для чего им понадобился именно я, но скоро и эта тайна раскрылась передо мною.

– Кто же похитил наши тела,– вопрошал я своих собеседников, надеясь, что они знают больше меня, однако кроме невразумительных гипотез собратья по несчастью ничего не могли мне предложить.

Мы все больше сближались с Роксаной Алексеевной, частенько уединяясь, чтобы беседовать наедине. Как в эти минуты мы тосковали по утраченным телам!

– Аркадий Иванович! А вон та звездочка, как она называется?

–Эта? Сатурн. На ней очень холодно, потому что она далеко от солнца, а вокруг нее есть несколько колец.

– Колец?

Я рассказывал ей про кольца Сатурна, про огромные размеры Юпитера, про пламя и лед Меркурия, про атмосферу Венеры – все, что когда-либо слышал или читал.

Она внимала мне, кивая черепом, и в движениях ее скелета я с каждым днем находил все новые признаки грации и обаяния. Я влюбился в скелет женщины, и часто вспоминал судьбу Квазимодо, которому его Эсмеральда тоже досталась не в лучшем виде. Впрочем, во время этих бесед я получил и несколько уроков неверия собственным ощущениям. Зашла речь о том, как я оказался в ту ночь в их доме, и я, рассказывая Роксане подробности моего последнего вечера, случайно упомянул о камине, к решетке которого меня привязывали.

– Да что Вы, Аркадий Иванович! У нас в доме никогда не было камина!воскликнула она.

– Как не было?

– Вас привязывали просто к стене, вбивая в нее гвозди...

Этот маленький диалог натолкнул меня на долгие и плодотворные размышления. Ведь если мы так по-разному можем воспринимать одно и то же событие,– думал я,– если силы зла настолько совершенно могут управлять нашими ощущениями, то в чьей же власти находится мир? Может быть, Царство Тьмы управляет самим Богом? Как иначе объяснить, что он никогда не вмешивается в земные дела?

Скоро все мы хорошо узнали друг друга, настолько, что если бы среди нас оказался чужой, мы бы тотчас отличили его. И в один знаменательный день чужак появился. Он вошел в нашу пещеру и указав на меня костяным перстом, произнес.

– Он хочет видеть тебя.

– Кто?

– ОН.

Я взглянул на Роксану и подумал, что пришел час спасения.

– Я готов.

– Следуй за мной.

Мы вышли под яркие солнечные лучи. Все было залито ими, и пугало контрастами: впереди меня зримо шествовала только половина скелета; другая, укрытая тьмой, словно не существовала. Видимо, я представлял из себя такое же зрелище.

Я не удивился, что проводник ведет меня к неведомо откуда взявшемуся дому, все мое существо было сосредоточено на одной мысли: вырвать из ЕГО рук спасение для себя и Роксаны.

Зайдя внутрь, узрел я обладателей тел Петра Петровича, Иннокентия Ильича и моего.

– Я позвал тебя,– сказал мой двойник,– чтобы предложить договор. Почему бы тебе не написать историю нечисти, мой мальчик? Нашу историю... Клянусь, тебе будет интересно этим заняться.

– Для этого я хотя бы должен знать, кто вы.

– Мы? Похитители плоти. Что тебе еще нужно?

– Но откуда вы родом? – спросил я.

– Из Германии.

– Зачем же Вы похитили русские тела?

– Ты любопытен, друг, но сегодня твой день,– усмехнулся мой собеседник.– Мы соскучились по плоти, а плоть наших соплеменников запретна для нас.

– Я хочу, чтобы вы вернули наши тела!– воскликнул я, но мое заявление лишь вызвало улыбку у присутствующих.

– Видишь ли, друг, ты можешь в любой момент спуститься на Землю и обменять тело любого человека на свой саван. Разве ты не знал об этом?

– Может ли христианин?..

– Тс-с! – зашипели Иннокентий Ильич и Петр Петрович.

– Я хочу вернуть свое тело, данное мне Богом, и требую, чтобы вы возвратили его мне и всем, у кого вы их похитили!

– Обещаю тебе это, друг,– сказал ОН.– Твое условие исполнится, когда история нечисти будет написана. Но помни, что ты в любой момент можешь прервать свой труд и найти себе новое тело. В соседних комнатах расположена библиотека и все необходимое. Позови нас, когда завершишь свой труд. Ты согласен?

Помолчав, я ответил:

–Да.

С тех пор я изучаю нечисть. Но работе моей конца не видно. Я рассказал собратьям по несчастью о нашем разговоре, и скоро некоторые улетели на Землю, где, похитив чужие тела, вероятно, живут счастливо. Подождав меня несколько лет, спустилась вниз и Роксана. Скелетов на Луне по-прежнему тринадцать, но я единственный оставшийся с тех далеких времен.

Написано пятьдесят томов. С ужасом думаю, что мое тело, наверное, уже состарилось или предано земле... Мне жаль своего труда и жаль непрожитой жизни. Наверное, еще немного, и я отправлюсь на охоту за молодым, здоровым и красивым телом, чтобы вполне насладиться земными радостями... И может быть, именно Вам, читатель, придется продолжить мой труд.