Текст книги "Мелодия для Мела"

Автор книги: Александр Шохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Александр Шохов
Мелодия для Мела
Киноповесть

Лео

Вся эта история началась с того, что поменялся цвет неба. Оно вдруг стало глубоким и темно-голубым. Настолько, что невозможно было оторвать от него взгляд. Я не обратил бы внимания на это: часто ли мы смотрим в небо? Но мой друг Мел, как художник, не мог оставить это без внимания.

– Лео, смотри! – крикнул он мне однажды утром, когда я вышел из душа.

Я вышел на балкон и встал рядом с ним. С моих коротко остриженных волос капала вода. Был конец мая, и одесское утро радовало солнцем, летним теплом и пением птиц, рассевшихся на деревьях во дворе нашего дома.

– И на что смотреть? – спросил я, обнимая Мела.

– На небо, – сказал он. – Смотри пристально в одну точку.

Я посмотрел в зенит. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к синеве, мне вдруг показалось, что небо стало темнеть. Оно становилось все темнее и темнее, с каждым мгновением, а потом наполнилось мельтешащими золотыми пылинками.

– Что это, Мел? – спросил я.

– Не знаю. Но очень красиво, правда? – сказал мой друг. – Я обязательно нарисую такое небо.

– Очень красиво. – сказал я. – Знаешь, у меня сегодня нет никаких дел до четырех часов.

– Тогда давай возьмем этюдник и поедем на берег моря, – предложил Мел.

– Давай, – согласился я. – С удовольствием.

Мы приехали на пустынный загородный берег, Мел развернул этюдник, сел на раскладной стульчик и начал писать морской пейзаж. Я, раздевшись, сидел на песке, бросал в море камни и смотрел, как он работает.

– Ты никогда не пишешь тот пейзаж, который видишь, – сказал я, увидев как из-под его кисти проступают пологие холмы с овечьими стадами, морская даль, покрытая легкой туманной дымкой и небеса, из темно-синей глубины которых сыплются золотые пылинки.

– Реальный пейзаж – всего лишь толчок для фантазии, – откликнулся Мел. – Я же не фотоаппарат. Я пишу то, что чувствую. Кстати, Лео, в голове у меня все еще звучит сочиненная тобой мелодия, которую ты мне вчера сыграл.

– Да, она получилась очень живой и красивой, – улыбнулся я, вспоминая вчерашний вечер. – Но, знаешь, Мел, с мелодиями все иначе, чем с картинами. Я просто слышу те мелодии, которые всегда существовали, просто иногда я слышу их первым. Это же вовсе не значит, что я их сочинил. Вчерашнюю мелодию я услышал буквально за несколько минут до того, как сыграл ее тебе. А картину ты создаешь полностью сам, из своего воображения…

– Если бы не ты, эта мелодия так и осталась бы в небытии. Так что не скромничай. Ты прекрасный композитор.

Я улыбнулся. И начал делать йогические асаны на песке. Тело приятно обдувал морской ветер. Солнце грело, но не обжигало кожу. Было так хорошо и спокойно смотреть в небо, когда я делал асаны, лежа на спине. Было так приятно видеть морские волны, когда я делал стоячие асаны. Я занимался больше часа, Мел за это время завершил эскиз, и мы поехали домой.

– Тебе нужно записать свою мелодию, – сказал Мел. – Вдруг ты забудешь ее?

– Конечно. Сегодня опробую новую компьютерную программу для записи нот.

Мы обедали дома. Я люблю готовить основные блюда, а Мел специализируется на коктейлях, салатах и десертах. Я приготовил тушеное мясо с картофелем, Мел – два салата и замечательные коктейли, смешав мартини и еще несколько напитков, я не заметил, каких именно. Мы подкрепились.

– Я хочу услышать, как твоя мелодия прозвучит в оркестровой аранжировке, – сказал Мел.

– Сейчас услышишь, – сказал я.

Мы взяли коктейли и направились к компьютеру. Я ввел в программу мелодию, нажал кнопку «создать партитуру», проверил, как мелодия разложена по инструментам и нажал «Воспроизведение». Акустическая система, недавно купленная нами, была настроена так, что звук сосредотачивался на поверхности компьютерного стола, как раз там, куда мы поставили бокалы с коктейлями. Когда мелодия заиграла, по поверхности коктейлей пробежала рябь. Мы оба обратили внимание на это и стали смотреть на поверхность жидкости. Мелодические ходы порождали новые вибрации, которые отражались от стенок бокала. И вдруг волны сложились в совершенно четкое изображение головы единорога. Это изображение появилось сначала в бокале Мела, где было меньше жидкости, а потом в моем. Как зачарованные, мы смотрели на странное преображение, затем голова единорога исчезла и появился бутон розы, постоянно расцветающий, как будто кто-то пустил по циклу ускоренное изображение раскрывающихся лепестков. Бутон розы сменился танцующим языком пламени и, наконец, головой дракона. Мелодия кончилась.

– Боже мой, – сказал Мел.

Я вообще не мог ничего сказать.

– Я никогда не видел ничего подобного.

– А давай поставим другие мелодии.

– У меня есть Моцарт, – сказал я.

– Подойдет.

Я включил музыку, но по поверхности коктейлей лишь иногда пробегала редкая рябь. Никакое изображение не появилось.

Мы поставили Шопена, Гайдна, послушали «Пинк Флойд», «Биттлз», но изображения в бокалах с коктейлями появлялись только когда мы ставили мою мелодию.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил я Мела, когда через полтора часа мы устали экспериментировать.

– Я ничего не понимаю, Лео. Но я чувствую, что ты сочинил какую-то очень-очень особенную мелодию. Возможно, единственную в своем роде.

– Ой! – сказал я. – Я же опаздываю…

– Давай допьем коктейли, – сказал Мел.

Мы соприкоснули бокалы и сделали по глотку.

– Вкус изменился, – сказал Мел.

– Да, теперь это просто нектар! Напиток богов! – я смаковал чудесный вкус коктейля. В нем уже почти не чувствовался алкоголь. Только свежесть и бодрость. И каждый глоток наполнял меня какой-то струящейся, подвижной, прозрачной энергией, – как будто бы холодным огнем, который побуждал каждую клеточку моего тела заново ощущать радость бытия и движения.

– Это твоя мелодия его изменила, – сказал Мел.

– Пожалуй, – сказал я.

Было уже без четверти четыре, когда я сел в машину и поехал на занятия. Да, я же забыл сказать. Я инструктор по йоге. Сочинение музыки – это мое хобби. А с помощью йоги я зарабатываю на жизнь. И мне это нравится. Я веду занятия в десяти группах, и за последние два года стал, наверное, самым популярным и самым дорогим инструктором в городе. Это все потому, что несколько моих учеников восстановились после очень серьезных травм, а один выздоровел от хронической болезни суставов. Слух распространился быстрее, чем я мог себе представить, и кроме десяти групп у меня появилось множество индивидуальных занятий, за которые клиенты готовы были платить любые деньги. А поскольку я на индивидуальных занятиях тоже работал весьма успешно, моя популярность все росла. А вместе с ней росли и гонорары.

Я вбежал в зал, когда мои ученики уже собрались.

– Сегодня мы будем делать совершенно особые последовательности асан, – сказал я, оглядывая собравшихся. – О! У нас есть новенькая!

Новенькой была девушка с ярко-голубыми глазами и волосами цвета солнечного света. В ее глазах блистал ум, что редко встречается у блондинок. И ее тело было полно жизни, я не мог не оценить красоту и изящество ее форм, хотя, Вы понимаете, женская красота радует меня исключительно как эстетический феномен.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Ева.

– Красивое имя. Называй меня Лео.

В ходе занятий мне пришлось уделять новенькой девушке особое внимание. Она никогда раньше не занималась йогой и входила в асаны как в спортивное упражнение.

– Ева, – сказал я после занятий. – Тебе лучше взять пару дополнительных занятий, чтобы я научил тебя основам дыхания и общим принципам йоги.

– Я согласна. Когда?

– Давай завтра в 12 и послезавтра в 14 часов.

– Хорошо, – улыбнулась Ева.

– До свидания, – сказал я.

– До свидания, – сказала Ева.

Ее ярко-голубые глаза сверкали как танцующие золотые пылинки, которые мне показал в небесах Мел.

Она повернулась ко мне спиной и, покачивая бедрами, направилась в раздевалку, прекрасно зная, что я смотрю на нее.

Что ж, влюбленность учениц мне приходилось испытывать не впервые. Некоторые из них бывали очень разочарованы, узнав, что у меня есть Мел. Когда-то я пытался построить отношения с женщиной. Но понял, что это не для меня. Мел меня спас от ада семейной жизни с женщиной. Если бы не он, я сейчас, наверное, уже бы умер. Мел говорил, что «каждая женщина обречена стать кошмаром чьей-нибудь жизни». Мне кажется, он прав. Есть в женской природе что-то такое, что подавляет в мужчинах полет, фантазию, творчество, внутреннюю свободу и радость жизни. Женщины постоянно чего-нибудь хотят и требуют от своих мужчин, мужчина постоянно находится в положении, когда он что-то должен сделать для женщины, для семьи, для родственников. Его собственная жизнь и его собственные предпочтения остаются в тени, откладываются на потом, а жизнь проходит, а талант выдыхается, словно открытое, но не выпитое шампанское. А потом в глаза заглядывают первые болезни и смерть открывает холодные скользкие объятья… Путь от супружества до могилы прописан множеством общеизвестных деталей, а путь к истинной свободе и счастью постепенно превращается в зарастающую сорняками тропинку.

Я провел занятия еще в двух группах, затем две индивидуальные тренировки, и поехал домой, чувствуя в теле приятную усталость и восхитительную гибкость.

Когда я пришел, Мел показал мне стоящий на мольберте шедевр: тот самый пейзаж, этюд которого он писал на берегу, оброс множеством деталей: теперь на склонах холмов появились домики и белая каменная башня, в окне которой были видны лицо и плечи девушки, появилось множество людей, деревьев и кустов. Мел был мастером тонкого мазка, это позволяло ему делать портреты людей размером меньше детского ноготка и прорисовывать детали, которые обычно художники только обозначают отдельными мазками. Мел очень много времени проводил над тем, чтобы прорисовать каждую черточку.

«У художника взгляд должен быть как у сокола», – часто говорил он.

И действительно, пейзаж, созданный им, мог бы увидеть в реальности только человек, обретший зрение сокола: на шкурах овец был виден каждый волосок, на лицах людей, расположенных на картине вдалеке, читались вполне понятные выражения. И каждая травинка, каждый пузырек в морских волнах и каждая пылинка в темно-голубом небе были прорисованы с величайшей тщательностью.

– Как ты сделал такую работу за столь короткое время? – спросил я.

– Все твоя мелодия, – улыбнулся Мел. – Я поставил ее по циклу и моя рука словно летать начала над картиной. Я никогда не работал так быстро.

– Это шедевр, – сказал я. – Как назовешь?

– Не знаю. Но точно знаю, что продавать эту картину не буду. Слишком уж она удивительна.

– Да, – сказал я. – Продавать ее – настоящий грех.

– Лео, у меня завтра в двенадцать дня переговоры с директором парижской выставочной галереи. Я хочу попросить тебя быть рядом. Я очень хочу, чтобы все получилось.

Я вспомнил, что на то же время обещал своей ученице Еве индивидуальный урок. Но Мел был для меня важнее, чем новенькая ученица. Неудобно, конечно, получилось. Хуже всего, что я не взял у нее телефон. Ну и ладно.

– С удовольствием, Мел, – сказал я. – Конечно, я буду с тобой.

– Спасибо, Лео, – Мел обнял меня и поцеловал. – Мне кажется, создание наших шедевров надо как-то отметить!

– Да, поедем в ресторан! – поддержал я его.

– А в какой ты хочешь? – спросил Макс.

– По дороге решим.

Ева

Я вернулась домой, переполненная впечатлениями. Мне очень понравился этот молодой инструктор, Лео. Впрочем, мой муж Максим, совершенно не обратил на это внимания. Я вышла замуж три месяца назад. Кажется, с тех пор прошло уже много времени… Но свадьба не была для нас чем-то особо торжественным. Мы с Максом одноклассники, и, кажется, наши родители договорились поженить нас еще в школе. Мы больше пяти лет жили вместе, потом поженились. Нам обоим 22 года, Максим закончил факультет прикладной математики университета, я получила диплом архитектора. Макс работает сейчас в каком-то международном проекте, занимается математическими моделями климатических изменений, а я работаю дизайнером интерьеров. Мы любим друг друга, скорее, как друзья. И, честно признаюсь, мне всегда казалось, что наши отношения – это норма. Но сегодня, когда я увидела Лео, что-то изменилось. Между нами, девочками, я вся стала мокрой. Сразу, как только его увидела. А потом меня буквально бросало в дрожь, когда он прикасался ко мне, чтобы поправить положение тела в тех или иных асанах.

Когда я пришла домой, я очень долго стояла под тугими струями воды, чтобы прийти в себя. А потом сказала Максу, что у меня сегодня очень особенное настроение, и было бы хорошо куда-нибудь сходить вместе. Макс оторвал взгляд от ноутбука, посмотрел на меня, потом пробурчал, что сегодня у него «чрезвычайное происшествие» и я поняла, что Макс снова занят своими климатическими моделями, и до меня ему дела нет. Жаль, что Лео не дал мне свой телефон. Я бы позвонила. Презрев все правила приличия. Позвонила бы и пригласила его поужинать.

Я ушла к себе в комнату, и мой взгляд упал на флейту, висящую на стене в футляре. Крючок, на котором она висела, прибил к стене мой дедушка. Не знаю, в каком году это было. Но он работал музыкантом в одесской филармонии еще в сталинские времена. Он был гениальным флейтистом. Когда он умер, мы нашли массу грамот и наград. Его флейта осталась висеть так, как он ее когда-то повесил, в последний раз вернувшись домой с концерта. Потом мама учила меня играть на дедушкиной флейте. Но мы никогда не меняли ее местоположения. Та комната, которую я называю теперь своей, когда-то принадлежала моей маме. Я достала флейту и прикоснулась к ней губами. Печальная мелодия «Орфея и Эвридики» полетела в пространство. Макс пришел и встал в проеме двери. Я оторвала от губ инструмент.

– Макс, – сказала я. – Я поеду в ресторан. Ты можешь присоединиться ко мне, если захочешь.

– Ева, ты обиделась? – спросил Макс.

– Нет, ну что ты… Я же понимаю, что твоя работа очень важна для всего человечества, – съязвила я. – Изменения климата затронут все стороны экономической и политической жизни… И так далее и так далее…

Я сложила флейту в футляр и повесила ее на место.

– Ева, ты не понимаешь… Со вчерашнего дня стало происходить что-то очень странное. А сегодня эти изменения усилились. И мои модели показывают, что это может кончиться очень плохо. Я хочу понять, нет ли ошибки в моих алгоритмах, потому что если все будет развиваться в соответствии с моими расчетами, нам всем скоро придется перебираться в Антарктиду.

– Ну, может, пока все не стало так плохо, ты сводишь меня поужинать?

– Ладно, – сказал Максим, с тяжелым вздохом закрывая ноутбук и поправляя очки на носу. – Поехали.

Я не могу сказать, что мне хотелось поехать в какой-то определенный ресторан. Мне просто не хотелось сидеть дома. Я вела машину, и пока не знала, куда мне направиться. Желание увидеть еще раз Лео было таким сильным, что я даже стала опасаться за свою психику. Как-то так получилось, что за 22 года жизни я ни разу не влюблялась по уши, у меня ни разу не было такой страсти, о которой пишут в женских романах. И, честно говоря, до сих пор я считала все это преувеличением. Только теперь я стала понимать тот бред, который произносят со сцены великовозрастные актрисы-джульетты уже несколько веков… Проезжая по Французскому Бульвару, я увидела огни ресторана, и свернула на стоянку. Я ни разу не была здесь, хотя о ресторане много говорили, когда он открылся. Он назывался «Особняк». А Фолкнера я никогда не любила. Впрочем, похоже, владельцы ресторана Фолкнера никогда и не читали, поскольку, войдя в зал, мы с Максом попали в очень странную атмосферу. На столах лежали не скатерти, а клеенки, как в детстве у мамы, еще во времена Советского Союза. Официантки были не стройными молодыми девушками, а уже зрелыми, полными женщинами, в советских клеенчатых фартуках и с умопомрачительными чепчиками на голове. Вместо меню нам подали школьные тетрадки на 12 листов, в которых от руки было написаны названия блюд безо всякого их описания.

– Что это за место? – спросил Макс.

– Откуда я знаю? – сказала я.

– Желаете винегрет? – спросила подошедшая к нам полная официантка. – Он у нас бесплатно.

– Я не люблю соленые огурцы, – сказала я.

– Милочка, – ответила официантка, глядя на меня свысока, – в настоящем винегрете никогда не было соленых огурцов. Там есть красная рыба. Это после 1917 года вместо красной рыбы стали класть соленые огурцы. Я вам очень рекомендую. Тем более, что это угощение от ресторана, совершенно бесплатное.

– Ну что ж, – сказала я. – Тогда мне винегрет, салат из капусты и уху. А потом блинчики с клубничным вареньем и чай.

– Очень хороший выбор, – улыбнулась официантка. – А Вы, молодой человек, что закажете?

– Отбивную, – сказал Макс, – с жареным картофелем, салат из помидоров и компот.

– А на десерт? – спросила официантка таким тоном, как будто Макс задумал ее оскорбить, но еще не произнес оскорбление вслух.

В этот момент в зал вошел… Лео с очаровательным молодым брюнетом. У меня сердце на секунду остановилось, а потом снова забилось, но часто-часто, и я почувствовала, что на шее, в том местечке, которое создано для сладких поцелуев, забилась тоненькая жилка. У меня всегда бьется жилка перед тем, как начнется оргазм. Макс знал это. Поэтому я никогда не могла его обмануть… Впрочем, оргазм – это такое редкое происшествие в нашей супружеской жизни. Я прикрыла шею ладонью.

– Н-не знаю… – сказал Макс, не поднимая глаз на нависшую над ним официантку.

– Очень рекомендую наше фирменное мороженое с тертым шоколадом. Это еще тот шоколад, настоящий…

– Хорошо, – покорно согласился Макс.

Официантка забрала у нас двенадцатилистовые тетрадочки с меню и удалилась.

– Ну и ну! – сказал Макс. – Я снова в СССР?

Но я не ответила. Потому что во все глаза смотрела на Лео.

– На кого это ты смотришь? – спросил Макс.

– Мой инструктор по йоге здесь. Я сегодня с ним познакомилась.

Макс оглянулся.

– А который из них? Светленький с короткой стрижкой или длинноволосый брюнет?

– Да, это он, – ответила я невпопад и рассмеялась. – Его зовут Лео, он светленький.

– А… – сказал Макс. – Ну так, похоже, он гей…

Я в недоумении уставилась на Макса, потом посмотрела на Лео, и Лео в этот момент нежно взял за руку своего спутника.

– Черт! Он действительно гей! – воскликнула я.

Люди, сидевшие за ближайшими к нам столиками, оглянулись. И эхо от моего возгласа разнеслось по залу. Я зажала рот ладонью, но, к счастью, Лео не услышал.

Макс посмотрел на меня пристально.

– Ева, ты сама не своя. Что случилось?

– Наверное, йога на меня так действует, – сказала я. – Лео говорил, что йога повышает уровень личной энергии, и ее не всегда просто контролировать.

– Ладно, – сказал Макс. – Успокойся. Расслабься. Все хорошо.

Между тем Лео, оглядывая зал, встретился взглядом со мной и помахал мне рукой. Я улыбнулась и махнула в ответ… Как мне хотелось подойти к нему. Интересно, он и правда гей?

Винегрет, который принесла нам официантка, оказался необыкновенно вкусен. Уха была выше всяких похвал. Макс тоже ел, как никогда, с аппетитом, нахваливал еду и время от времени произносил:

– Как хорошо, что ты меня вытащила из-за компьютера!

Я уже доедала блинчики, когда увидела, что к нашему столику кто-то подошел. Это был Лео.

– Добрый вечер! Я подошел поздороваться. И познакомиться. Меня зовут Лео.

Макс пожал протянутую руку.

– Макс.

– Вы супруги? – спросил Лео.

– Да, уже три месяца, – ответил Макс.

– Поздравляю. Это чудесное время для влюбленных. Ева начала ходить ко мне в группу йоги, и на завтра мы назначили индивидуальные занятия. Ева, я не смогу завтра в двенадцать, и большая удача, что я тебя встретил. Давай встретимся в десять утра. И лучше, если мы обменяемся телефонами.

Я продиктовала Лео свой телефон, и он позвонил мне на мобильный. Я записывала его номер в память телефона, а сама думала, как бы мне выяснить, в каких отношениях Лео с этим брюнетом.

– А кто твой спутник? – спросила я.

– Мой друг? Это Мел. Мы живем вместе, – ответил Лео и улыбнулся. – Он замечательный, гениальный художник.

– Ты… гей? – спросила я.

– Ева, – сказал Макс. – Ну зачем спрашивать об этом?

Лео смотрел на меня внимательно, с улыбкой, его глаза излучали доброжелательность и юмор.

– Да, – ответил он. – Можно и так сказать. Когда-то я был женат на женщине, но, видимо, это не мой режим жизни. Каждому – свое.

– Да, я понимаю, – втайне обрадовалась я. – Очень многое зависит от женщины… Некоторые совершенно невыносимы для своих любимых мужчин. Но ведь бывают такие женщины, которые составляют с мужчиной идеальную пару…

– Возможно, – улыбнулся Лео. – Сейчас мне уже трудно об этом судить. До завтра. Мне пора.

Он встал из-за столика и с улыбкой кивнул Максу, который в это время ел мороженое.

Я смотрела, как он двигается, и во всем моем теле нарастало ощущение, что Лео – это именно тот мужчина, который мне нужен. Именно тот, идеальный, совершенный, внимательный, чувствительный, необыкновенный, талантливый, красивый… Вот если бы мы оказались с ним в каком-нибудь очень-очень удаленном месте, совершенно диком и первобытном…

– Ну ты даешь! – прервал мои мечты Макс. – Ну можно ли у человека вот так в лоб спрашивать, гей он или нет?!

– А почему нельзя?

– Потому что это личное! – сказал Макс. – Я понимаю, у женщин сбор личной информации – это одна из встроенных программ…

– Не смей говорить обо мне, как о компьютере! – вспыхнула я.

– Ну да, – сказал Макс. – А это еще одна программа.

– Ты невыносим! – сказала я и, встав из-за стола, направилась в дамскую комнату.

Стоя перед зеркалом и глядя на свое лицо, я видела, что молода и красива. Я гадала, достаточно ли я хороша и привлекательна, чтобы соблазнить гея. Теперь я понимала, почему говорят, что запретный плод сладок. Я чувствовала, что готова на все, чтобы завоевать его сердце… Наверное, мне нужно перестать быть столь откровенно женственной. К черту открытые блузки, к черту поднимающие грудь бюстгальтеры, к черту женскую одежду и обувь на каблуках! Если я хочу его соблазнить, мне нужно одеваться так, как одеваются геи. И выглядеть соответственно. Я посмотрела на свои волосы, опускающиеся ниже плеч. Завтра же утром сделаю короткую стрижку. Долой длинные женские волосы!

Я достала мобильник из сумочки, набрала своего парикмахера и записалась к нему на восемь утра.

Лео

Когда мы с Мелом вернулись домой, было уже одиннадцать вечера. Но я не хотел спать. Пока Мел доделывал что-то на своей картине, я думал о Еве. Эта девушка нравилась мне. Но, конечно, не настолько, чтобы я хотел бросить Мела и начать жить с ней. Она просто мне нравилась своей наивностью, жизнелюбием, жизненной силой, которая буквально струилась сквозь нее. Думая о ней, я услышал мелодию, и записал ее сразу в компьютерную программу. Аранжировка не заняла много времени. Принеся из кухни стакан с минеральной водой, я установил его на то же место, где стояли наши бокалы с коктейлем, и нажал «Воспроизвести». Волны, отразившиеся от стенок стакана, сначала создавали обычный хаотический узор, а затем, когда вступила основная тема, они сложились в портрет Евы. От неожиданности я чуть со стула не упал. А потом портрет стал поворачиваться левым профилем, в анфас, правым профилем… Наконец, Ева на поверхности воды улыбнулась мне и растаяла с последним аккордом.

– Мел! – крикнул я.

Мел, который уже завершил работу, и мыл кисточки, прибежал, испуганный.

– Что? – спросил он.

– Смотри!

Я поставил музыку. Портрет Евы вновь появился на поверхности воды. Мел смотрел на то, что происходит, не в силах отвести взгляд.

– Боже мой! – сказал он. – Как ты это делаешь?

– Если бы я знал! – воскликнул я.

Ева

Я решила, что Макс ни о чем не должен догадаться. Лучше будет, если я ни жестом, ни словом не выдам своего намерения изменить ему. Поэтому я внимательно слушала все, что он говорил мне по дороге домой, и когда мы поднимались в квартиру. Макс рассказывал о странных аномалиях климата, центром которых почему-то стала именно Одесса. Когда мы приехали домой, он усадил меня за свой ноутбук, на который постоянно поступали фотографии со спутников, и специальная программа обобщала их и создавала общую картинку воздушных масс. Его лекция длилась около двух часов. Он рассказал мне обо всем, что я хотела, и чего не хотела знать. Я слушала его, кивала, старалась не заснуть в особенно скучные моменты, но, можно сказать, что слышала его только фрагментарно.

– Понимаешь, Ева, сейчас, когда климат теплеет, воздушные массы и даже океанские течения ведут себя иначе, чем раньше. Например, вот забайкальский антициклон, он сместился южнее, а знаменитый Гольфстрим стал более пресным и теперь не достигает самых северных широт, потому что уменьшилась теплоемкость составлявшего его водного потока…

А я думала о том, как красиво напрягаются руки Лео, когда он встает на голову.

– Кроме того, из-за потепления начала оттаивать вечная мерзлота на Крайнем Севере, а под этой Вечной Мерзлотой находятся огромные запасы природного газа, состоящего, главным образом, из метана. Метан выходит в атмосферу и становится еще одним парниковым газом, земля начинает нагреваться сильнее…

А я думала о том, как блестят глаза Лео, когда он говорит… Его глаза как будто бы говорят вместе с ним, и, в то же время, живут совершенно своей, отдельной жизнью…

– Есть еще одна немаловажная деталь. Чрезмерный нагрев южных океанов ведет к тому, что тает ледяная шапка Антарктиды…

А я думала о том, что делает Лео сейчас, и мое сердце билось от ревности, когда я представляла себе, как его обнимает длинноволосый брюнет, художник по имени Мел…

– А вчера над Одессой вдруг появилось новое атмосферное образование в виде пламени свечи, более высокой температуры, которое стало нагревать соседние воздушные массы. Днем появилось еще одно, отдаленно напоминающее голову быка. Облаков не было, но эти новообразования прекрасно видно в инфракрасных лучах. К вечеру сгустились облака… И… Ева… Ева, смотри!

На экране ноутбука было видно плотное скопление облаков над Одессой. Я всмотрелась в них и вдруг… увидела свое лицо.

– Это же ты! – сказал Макс. – Ставлю на запись! Оно нагревает атмосферу на два градуса. Это в двести раз мощнее, чем образования, которые я видел до сих пор…

Мое лицо, нарисованное на облаках, начало поворачиваться то одной щекой к нам, то другой, а потом снова в анфас, оно улыбнулось и растворилось.

– Ты видела? Ты видела это?!!! Я воспроизведу запись!

Он воспроизвел запись. И мы посмотрели это еще раз.

– Не так уж она похожа на меня, – сказал я.

– Сейчас посмотрим поближе.

Макс увеличил изображение. Теперь сомнений не было. Это действительно был мой портрет.

– Черт возьми! – сказала я. – Такое бывало раньше?

– Никогда! Никогда еще ничего подобного никто не наблюдал! А в инфракрасных лучах твой портрет просто сияет! Что является источником этой энергии? Неужели атмосферное электричество?

Макс был возбужден, у него даже руки дрожали.

– Успокойся… Это всего лишь игра облаков…

– Это не игра облаков… Если я объясню этот феномен, это Нобелевская премия… Ты не возражаешь, если я назову этот атмосферный феномен «Портрет Евы»?

– Нет, не возражаю… Кстати, помнишь, Лео сказал, что его друг, с которым он живет – гениальный художник?

– Нет, не помню… Но это неважно.

– Я давно хотела, чтобы кто-нибудь написал мой портрет, – сказала я. – Знаешь, я, наверное, попрошу этого Мела. Ты не возражаешь?

– Нет-нет! Делай, что хочешь!

Я поняла, что Макс теперь будет сидеть за компьютером всю ночь и что вряд ли он меня слышит, поэтому вышла на балкон и стала смотреть в небо. Сгустившиеся над Одессой облака не пропускали свет Луны и звезд, они висели так низко, что, казалось, задевают крыши самых высоких зданий. Я смотрела на них, пока у меня не закружилась голова. А потом пошла спать. В восемь утра мне уже надо быть у парикмахера.

Лео

Я проснулся в шесть сорок пять утра. Небо было затянуто облаками. Но мне очень захотелось пробежать несколько километров. Я выбрался из постели, тихо, чтобы не разбудить Мела, оделся и направился на ближайший к дому стадион. Я бегал и делал различные упражнения примерно полтора часа. Когда я возвращался назад, то, пробегая мимо окон парикмахерского салона, увидел в зеркальном отражении Еву, ей делали новую стрижку. Она тоже заметила меня в зеркале, улыбнулась и махнула рукой. Я приветственно махнул ладонью и побежал дальше. Дома меня уже ждал горячий завтрак. Мел, стоя перед своей картиной в мягком халате, мурлыкал сочиненную мною накануне вечером мелодию. Я встал рядом.

– Доброе утро, Лео! Завтрак на столе. Давай в душ и скорее за стол.

– Мел, твоя картина теперь – центр всей квартиры. Ты гениальный художник.

– Комплимент – это всего лишь слабое отражение истины, помнишь? Точный перевод с французского.

– Это не комплимент.

Я поцеловал Мела и побежал в душ. Я действительно был насквозь мокрым от пота.

Мы завтракали оладушками, которые испек Мел, свежесваренным яблочным вареньем, свежими грушами и только что принесенной тетей Машей сметаной. Про тетю Машу я еще не упоминал. Это женщина, милая, добрая пенсионерка, которая живет с нами по соседству, и занимается всеми нашими закупками, а еще она убирает у нас. И занимается стиркой. Благодаря ей, мы с Мелом живем беззаботно и делаем только то, что нам нравится.

После бега я очень люблю пить чай. Он входит в тело, наполняя его бодростью и теплом. Мышцы приятно стонут, впитывая в себя влагу… Я люблю свое тело, и потому доставляю ему множество разнообразных удовольствий.

– Мел, а где у тебя встреча с представителем картинной галереи?

– Она хочет приехать к нам, посмотреть на мои работы, которые еще нигде не выставлялись.

– Так представитель – женщина?

– Да, бывшая одесситка, Зоя Раппопорт. Сейчас живет в Париже.

– Известная у нее фамилия… Ладно, я вернусь сюда ровно в двенадцать. У меня в десять индивидуальный урок.

– Хорошо, Лео. Буду ждать. Я пока тут подумаю, какие картины повесить к ее приходу.

Я не спеша оделся и поехал в спортзал. Сегодня я прибыл на десять минут раньше, но Ева уже ждала меня.

– Лео, привет! – сказала она, и протянула мне букет очаровательных нарциссов.

– Вот это да! – сказал я. – Спасибо. Ты чудесно выглядишь. Очень хороша с новой стрижкой…

– Наверное, ты бы и не заметил, если бы не пробегал мимо парикмахерской, – улыбнулась она.

– Ну что ты! Я внимательный мужчина.

– Я уже переоделась и готова к занятиям.

– Ну что ж, тогда пойдем в зал.

В зале было прохладно, я выставил систему климат-контроля на оптимальную для занятий температуру и повернулся к Еве.

– Лео, а Мел сможет написать мой портрет? – спросила она. – Я бы хотела сделать это почти без одежды.