Текст книги "Вторая Ведогонь. Книга первая. Сокровенное тело"

Автор книги: Александр Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 10. Внутренний враг

Ярость безусловно понимается русским языком как некая огненность человеческой природы. Однако это не единственный вид огня, который мы можем обнаружить в себе. Когда человек сгорает на работе, это не ярость, это скорее преданность делу. И когда он весь лучится от счастья, что-то должно испускать эти лучи. Даже душевное тепло не может не иметь источника, какой-то огонек должен теплиться в душе. Хоть свечка…

Очевидно, что не все виды огня, которые мы можем обнаружить в себе, нуждаются в обуздании, что позволяет сузить поиск. Нас интересует то, что мы обычно сдерживаем, когда оно рвется наружу. А сдерживаем мы только то, что делает нас уязвимым. Очевидно, что многие чувства тоже попадают под это понятие. Их так же принято скрывать. Например, зависть. Но это не значит, что их природа огненна. Поэтому сдерживание не является обязательным признаком огня.

Основным способом найти огонь в себе остается язык. Но с психологической точки зрения, язык – всего лишь отложившиеся в опыте долгие наблюдения народа. Поэтому, опираясь на подсказки языка, придется учиться видеть, обретая мастерство наблюдения.

Что же мы видим, когда заглядываем в себя в поисках огня? Мы обнаруживаем, что во множестве разных случаев из нас рвется нечто, что мы сразу распознаем как желанное, но очень нежелательное. Вот такой парадокс. Когда видишь перед собой негодяя, да еще наглого, так и подмывает врезать ему по морде, ну, хотя бы сказать прямо и откровенно, что о нем думаешь, однако благоразумие заставляет сдерживаться.

Вот эта двойственность в себе и есть главный предмет поиска. Природа её непроста, как это сходу можно разглядеть. Но в ее понимание стоит вложиться, потому что именно здесь мы теряем львиную долю своих жизненных сил, тратя их на то, чтобы удерживать их же порыв. Иначе говоря, мы собственной жизненной силой сдерживаем свою же жизненную силу и несем колоссальные потери.

Поэтому прикладная работа должна начинаться с создания Списка всех видов подобных содержаний сознания. Это, конечно, труд, но труд этот сопоставим с отладкой хорошего предприятия, которое перестало приносить прибыль, или с машиной, которая ревет, но не едет.

Этот Список стоит сделать. Сначала легко набросав на лист бумаги все, что приходит на ум. А затем выбрав из него главное, с чем обязательно надо разобраться. Так сказать, главные помехи вашей жизни, съедающие больше всего сил. Причем выбрать надо именно такие постоянные проявления, которые вы отчетливо ощущаете тем, что может испортить всю вашу жизнь безвозвратно. Например, вспыльчивость, которая может заставить вас избить человека и сесть в тюрьму или высказать ему такие вещи, которые его обидят навсегда и поведут к большим потерям.

Все это надо найти и поставить себе задачу избавиться от них, как от слабости или порока. Если такое решение удастся принять, то разобраться с тем, как это устроено и работает, сразу станет легче.

Глава 11. Кипит наш разум

Чтобы победить внутреннего врага, его надо очень хорошо видеть и понимать. Впрочем, это не лишнее с любыми противниками. Противники бывают разными – мы ищем тех, с которыми можно справиться сдержанностью, подозревая, что в их природе есть то, что доступно обузданию.

Чтобы отсечь лишнее, необходимо сразу оговориться: в сознании человека есть немало такого, к чему сдержанность неприменима. Например, инородные вкрапления, проявления которых обычно называют сумасшествиями. Я имею в виду не психические заболевания, среди которых, кстати, нет такого, что медицина назвала бы сумасшествием. Сумасшествие – это бытовое разговорное выражение, которым народ обозначает любые повторяющиеся странности в поведении человека.

Клинического идиота или кретина русский язык сумасшедшим не назовет не потому, что этот человек психически не болен. А потому, что он всегда такой. Поэтому он либо урод, либо больной, либо несчастный, но он не сумасшедший. Сумасшествие – это не просто болезнь: это внезапное и необъяснимое изменение поведения, к тому же делающее человека неуправляемым. Такое изменение поведения отмечается словами: как подменили человека – если он безопасен. Если же измененное поведение тревожит окружающих, они говорят: как с ума сошел. Таким образом, сумасшествие – это опасная разновидность подмены человека. Иное имя для нее – не в себе.

Очевидно, что в этих речевых выражениях просматривается описание некоего явления, которое зоркий взгляд русского человека рассмотрел внутри самого себя. Подмена, которая выражается в смене поведения, в действительности является сменой личности. Та личность, которую ты знал, куда-то ушла и находится вне знакомого тела. Поскольку мы постоянно путаем, что считать человеком – знакомое тело или его наполнение, – мы и говорим: не в себе. Подразумевая, что в этом теле нет прежнего человека.

Но когда мы начинаем вглядываться в то, что осталось, то мы понимаем, что сумасшедший стал как другой человек. И тогда мы замечаем, что у него «другой ум», не такой, какой мы знали. С прежнего он ушел, либо прежний ум ушел вместе с прежним человеком.

В моем описании это звучит как полная потеря прежнего. Но как раз полные потери былого ума и не являются сейчас для меня важными. Это действительно психиатрический случай, с которым сам человек не справится, поскольку его действительно нет. Справляться некому.

Я говорю о тех отклонениях от обычного способа думать и вести себя, про которые можно сказать: меня как понесло. Или: не знаю, что на меня нашло. Это довольно частое явление, когда мы на какое-то время теряем осознавание и не управляем собой. А очнувшись, жалеем о сделанном или сказанном. Такие потери себя тоже являются своеобразными сумасшествиями, поскольку мы явно сходим с привычного ума и действуем как по чужой воле.

Все такие сумасшествия вполне доступны для лечения и убираются кресением. То есть выжигаются внутренним огнем, кресом, который омолаживает и возвращает к жизни. Но меня сейчас эти случаи не интересуют. Я рассказываю о них лишь затем, чтобы показать: их природа такова, что вы не можете им сопротивляться и сдерживаться, потому что на какое-то время вас втягивает в чужой ум. Бороться с этим несложно, но после того, как выходишь из этого состояния.

В этой работе меня интересуют те случаи, когда вы остаетесь в себе, видите, как на вас находит, все осознаете, боретесь, но не можете сдержаться, потому что нахлынувшее затопляет вас всецело и полностью захватывает. Как устроен такой вид помех?

Начну с простого описания происходящего, то есть с того, что с очевидностью наблюдаемо. Во-первых, все подобные приступы случаются, когда вас что-то возмущает. И это что-то вы рассматриваете как живое, думающее и имеющее волю, то есть совершающее поступки по выбору. Воля эта для вас чаще всего злая, хотя это вовсе не обязательно. Нахлынуть могут и добрые чувства. Просто плохое занимает нас больше и сильнее портит жизнь. А мы пока заняты убиранием помех и возвращением жизненной силы. Воскресение – это именно возвращение своей жизненной силы.

Следовательно, мы можем говорить о том, что в этом явлении всегда есть Я и есть Некто, кто своими намеренными действиями вызывает мое возмущение. Обратите внимание: нас не возмущает плохая погода или ширина реки, которую надо переплыть. Они могут нас расстраивать, но возмущаться не на кого. Для возмущения нужна другая личность, которая намеренно мне мешает.

Намеренность эта, правда, особой природы. Допустим кто-то помешал вам, скажем, перебежав дорогу, так что вам пришлось резко тормозить или прилагать усилие. Вы возмущаетесь, хотя человек и не собирался вам вредить. Он всего лишь не подумал о вас. А мог бы! И вы возмущаетесь: этот идиот и вам мог бы навредить и сам бы получил повреждения от вас, хотя вы были бы совершенно не виноваты. Но этот сбой вашей жизни не должен был бы состояться, если бы тот человек дал себе труд думать.

Вот это определяет предмет нашего возмущения. Возмущение может вызывать только другой разум, действительный или предполагаемый. Более того, возмущаться способны только разумные существа. Животные не возмущаются. Они либо нападают, либо убегают. А вот приматы уже способны на возмущение.

Следовательно, для возмущения нужны два разума, взаимодействующие между собой с нарушением разумности. Звучит так, как если бы между людьми был заключен всеобщий договор соблюдать разумность всеми доступными нам силами. И нарушение его – предательство, за которое нам дано право наказывать.

Соответственно, и возмущаться может только разум. Но что при этом происходит? Помните знаменитое: кипит наш разум возмущенный? Разум, обнаружив сбой в работе другого разума, будто закипает, и в смертный бой вести готов. В смертный бой за что? За справедливость? Нет. За разумное устройство нашего мира! Очевидно, именно таким был исходный договор, когда нам прививали разумность.

Однако в разуме нечему кипеть, разум – это своего рода машина по использованию образов для достижения жизненных целей. Он не может кипеть, он может рассуждать, представлять, воображать, задавать вопросы и решать задачи. Он не кипит, он лишь пленка из образов, лежащая на поверхности сознания. Кипит под ней, но когда мы пытаемся разглядеть это кипение, оно доступно для восприятия только сквозь пленку разума. И потому кажется, что кипит сам разум.

Однако вспомните, что происходит, когда кипение все же прорывает эту пленку? Вас швыряет в смертный бой, то есть в совершенно неразумные действия. Разум может это сдерживать, разум может перевести кипение либо на что-то иное либо в управляемое состояние. Но кипение самостоятельно и не имеет отношения ни к работе разума, ни к Науке думать. Именно оно и является предметом сдерживания и целью обуздания.

Глава 12. Переживания

Не думаю, что есть психологический словарь, в котором можно найти статью о возмущении. Психофизиологическая психология не в силах осмыслить это явление на своем языке, то есть через условно-рефлекторную деятельность. Между тем вряд ли психология может стать полноценной наукой, если не поймет того, что правит человеческой жизнью.

Можно сказать и иначе: возмущение составляет изряднейшую часть нашей жизни. Возмущаться так же существенно, как думать, чувствовать, хотеть, помнить. Как пел когда-то Окуджава: наша жизнь то пальба, то гульба. Или в другой песенке: из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши девчонки? Так вот наша жизнь сделана или состоит из нескольких внутренних действий, которые чередуются, заполняя собой наше внутренне пространство, то есть сознание.

При этом, надо признать, нам свойственно весьма неверно оценивать эти действия. К примеру, я непроизвольно поставил «думать» на первое место, поскольку разум для меня значим и кажется главным в человеке. Но это лишь предпочтение. А вот если мы посмотрим на подобные вещи статистически, а психология последние десятилетия любит статистику, то окажется, что львиную долю времени мы заняты не тем, что составляет разделы учебников психологии. Мне думается, что не менее девяти десятых времени бодрствования мы поглощены переживаниями. Возмущение вполне может быть вторым по объему состоянием нашего сознания. Хотя некоторые стойкие чувства могут соперничать с ним. Думание же посещает нас лишь краткими вспышками.

Последнее объясняется тем, что разум наш чрезвычайно хорош и быстр, а задачи, которые мы ставим перед собой по жизни, слишком легки. Мы просто не перегружаем его. Причем очень сильно не перегружаем. Соответственно, думать взрослому человеку, чья жизнь налажена, просто не о чем, а впустую разум работать не умеет.

Однако свято место пустым не бывает, и сознание, как только хозяин уходит, тут же заполняется переживаниями. Переживания – это, условно говоря, повторные проживания той же самой жизни, что у вас была, но была не слишком удачной. Благодаря ему мы находим лучшие решения жизненных задач и делаем себя совершенней. Но кто это делает, кто этот Я? Тот, кто плохо решал жизненные задачи до этого. А это всё тот же разум.

Следовательно, как только разум обнаруживает, что ему нечем заняться, он переключается на самосовершенствование. Самосовершенствование это условное: разум в действительности не меняет при этом свою природу. Он дотачивает те орудия, с помощью которых обеспечивает наше выживание. Иначе говоря, это внешнее совершенствование, которое между тем позволяет разуму высвободиться из задач выживания, собрав силу для главного. Если оно придет…

Самое главное в этом то, что переживание, если оно имеет в своей основе некую болезненность, может быть вязким и плохо выпускает из себя разум, когда появляются другие задачи. Поэтому от болезненной зависимости от переживаний надо избавиться. Делается это с помощью все того же кресения. Но вот когда ваши переживания стали чистым самосовершенствованием разума, они очень легко выпускают из себя, хотя бы для того же возмущения. Так что если вы хотите овладеть обузданием, необходимо сделать свои переживания легкими.

Повторю: основная жизнь нашего сознания, а значит и разума, проходит в переживаниях. Переживания – это среда, в которой мы живем и не можем не учитывать. Поэтому любая работа над собой просто должна начинаться с подготовки этой среды, ее освоения и устройства. И это вовсе не такая уж сложная работа, хотя может оказаться вполне трудоемкой.

Суть ее проста: вы наблюдаете за тем, чем обычно заняты, и поднимаете культуру своего самосознавания. А затем, освоившись, отмечаете все случаи, когда с трудом вырывались из переживаний для взаимодействия с жизнью. Во всех этих случаях в переживании обнаружится явная или скрытая болезненность, у которой была вполне определенная причина. Это и есть наш противник. Каждую такую причину стоит найти и устранить. И так до тех пор, пока ваши переживания не станут легкими, превратившись в своего рода гимнастику разума.

Глава 13. Возмущение

Я пока не в силах сказать, что такое возмущение, но оно обладает большой силой и может прорвать пленку даже тяжелых переживаний. Патологические переживания могут быть причиной действительных психических заболеваний, вроде маний, фобий, психозов или аутизма. И тогда возмущение, пробившееся сквозь переживания, оказывается целительным, оно возвращает человека к жизни и действительности.

Таким образом, возмущение – отнюдь не «отрицательная эмоция», как могли бы определить его психологические словари. Впрочем, словари вообще небрежны с этим понятием. Они предпочитают не давать действительного определения, чем выдают, что в действительности не понимают, что это такое. Так у Ожегова:

«Возмущение – сильный гнев, негодование». Соответственно:

«Гнев – чувство сильного возмущения, негодования» (Ожегов, 1949). Другие словари следуют в этом случае Ожегову.

Возмущение не есть гнев: нельзя ставить между ними знак равенства, поскольку так мы просто обедняем наш язык. Раз есть два имени, значит, народ видел и два явления. Возмущение и гнев должны чем-то различаться. Как и негодование. Кстати, чтобы это могло означать, кроме возмущения?

Вопрос не праздный, поскольку в негодовании скрыты какие-то подсказки. Слово это явно отделилось от исходного значения, потому что мы не можем себе представить, чем бы могло быть годование или как иначе мог бы вести себя негодующий, кроме как бегая, крича и размахивая руками. Словари объясняют его через то же возмущение и еще недовольство. Следовательно, негодование – это выражение недовольства. Довольство же вид удовлетворенности. Негодуя, мы показываем, что нечто сделало нас неполным, лишило какой-то полноты, а с ней удовлетворения, поэтому единственное производное от негодования – негодный.

А вот для него возможно существование и без отрицания – годный. Тут и скрывается подсказка. Ты либо годен, либо не годен, очевидно, для дел и для жизни. И если в этом кто-то виноват, ты возмущаешься. Негодуя, мы сердимся на тех, кто ухудшил нашу жизнь. Либо, кто предает разум. В этом смысле негодование шире, чем возмущение. Что для меня значит, что возмущение, как некое внутреннее движение, является основой, из которой и вырастает негодование.

А что такое гнев? Не готов к глубокому исследованию прямо сейчас, но подозреваю, что это определенная ступень в развитии возмущения. Та ступень, когда ты готов перейти к действиям, то есть наказывать. Но зарождается возмущение без гнева. В гнев ему надо еще перейти.

Но что такое возмущение само по себе? Если исходить из языка, то оно явно связано со смущением, а значит, с мутью. Странно. Но объяснимо, если мы примем, что возмущение – это не слово, и даже не понятие, а имя явления, которое наблюдалось вживую. Как, к примеру, видим вспыльчивость, словно взметнувшееся облако пыли.

А что мы видим в той части себя, где можем наблюдать возмущение? Конечно, мало кому удается достигнуть такой глубины самосознавания. Однако если мы вдумаемся, то станет очевидно: вначале, углубляясь внутренним взором в себя, мы созерцаем свой разум. Конечно, он может подменяться весьма разнообразными проявлениями, вроде мышления или переживаний. Но в основе все же разум.

И он как некая пленка, наброшенная на наше сознание, значит, прикрывающая ту глубину, которой наше сознание распахнуто в мир. Где-то на другом конце сознания происходит восприятие этого мира, и оттуда поступают раздражители. Иногда они внешние, вроде поступков других людей. Иногда внутренние, вроде ощущения голода из тела или чувства любви из души. Но все они должны вступать во взаимодействие с разумом, если мы хотим их использовать или перевести в действие. И что мы в таком случае видим в наблюдении?

Некое исходное состояние разума, которое нам кажется ясным в силу своей привычности. А затем, когда произошло взаимодействие с раздражителем, разум превращает его в задачу и принимается ее решать. И тогда мы видим разум в работе. Редкие мгновения!

Но случается, что разум не может решить задачу, в силу, скажем, противоречивости наших внутренних установок. К примеру, девушке очень хочется, чтобы гость обратил на нее внимание, но надо быть скромной и избегать мужчин. Он обращается к ней, может быть, делает ей комплимент, и она смущается. Это так привычно! Но что при этом происходит?

Разум не может решить противоречивую задачу однозначно, он создает два решения одновременно, они накладываются друг на друга, и прежняя ясность и прозрачность разума уходит. Он стал мутным. Девушка смутилась, ее рассудок помутился. Что значит, разум перестал обеспечивать человека средствами для действий.

Почти то же самое происходит и при возмущении. Нечто поднимается из глубин меня, проходя сквозь сознание, и воздействует на разум. Разум мутится или, как говорят, помутилось в голове. И если давление продолжается, разум отключается, уступая место тому, что поднялось из глубины. И теперь оно вместо разума. И оно действенно, как стихия или древние боги.

Получается, что возмущение – это совсем не то, что заставляет меня действовать. Это как раз то, что мешает действовать стихии, что пытается удержать ее хоть как-то управляемой, хотя бы высказать ее в словах.

Возмущение – это следующая ступень сдержанности. А значит, искусство, близкое к обузданию. Им нельзя пренебрегать – его надо освоить, как еще одно искусство древнейшей йоги, сопоставимое с тапасом Вед или Топухом мазыков.

Глава 14. Возмущение и сдержанность

Сдержанность никак не может относиться к возмущению. Нельзя сдерживать мутность разума, хотя разум можно приводить в порядок, убирая муть и восстанавливая его работу. Но это не сдержанность.

А возмущение – это имя и для расстройства разума и для причины этого расстройства. Но если мы представим себе возмущение образно и увидим его как пленку разума, которую пытается прорвать некая сила, то примем, что возмущение сдерживает эту силу. Сила рвется сквозь разум, разум мутится, но держит. Так что точнее было бы посчитать возмущение одним из состояний разума, а именно таким, в котором разум, как действительная пленка, растягивается, мутится, но держит давление.

При таком взгляде в русском языке появляется возможность для еще одной языковой игры. Когда мы говорим привычное: я чувствую, как рвется возмущение, – что мы имеем в виду? Что набухает некий пузырь, который вы не можете удержать? Или что некая пленка готова разорваться? При первом выборе мы имеем в виду то, что набухает под пленкой. При втором – саму пленку. Если мы хотим пройти дальше, нам придется избрать второй вариант, потому что возмущение не пытается вырваться.

Что же происходит при возмущении и что при сдержанности? Нам не ответить на этот вопрос, не описав участие разума в происходящем. А он не просто замешан – он тут главный. Вспомним, как начинается возмущение? Это довольно трудный предмет для самоосознавания. Возмущение захватывает и отбирает способность наблюдать за собой. Именно когда приходит возмущение, это особенно трудно. Тем не менее осознавание происходит, и при определенных усилиях мы можем восстановить все. Поэтому вспомните, с чего начинается возмущение и последующая борьба с ним.

Они не начинаются просто так или ни с чего. Язык отчетливо показывает, что у возмущения всегда есть причина. Мы всегда возмущаемся на кого-то или на что-то. Но это «что-то» обязательно принадлежит кому-то. К примеру, нас возмущает чья-то наглость, хитрость, жестокость, бездушность, невнимательность, самовлюбленность… Иными словами, для возмущения нужен другой человек. Но не как таковой – человек сам по себе нас не возмущает. Даже наоборот. Нас возмущают некие отклонения от ожидаемого, как от своеобразного исходного Образа Человека. Как если бы мы все были приобщены к Творению или где-то в мировом пространстве духовных миров этот Образ доступен нам для сличения в любой миг.

Что же получается? При виде изначального Образа человека, воплощенного в другом человеке, мы спокойны и дееспособны. Значит, вид правильного Образа переводит меня в разумное состояние либо мой разум в рабочее состояние. И это считается сутью и смыслом существования человека разумного – просто быть разумным как можно дольше, лучше – всегда. На искажения чужого Образа, что означает, Образа разума в другом человеке, мы возмущаемся.

Но если мы не забыли, что возмущение – это замутнение или искажение разума, значит, неверная работа другого разума воздействует на мой и искажает его. Очевидно, это происходит не всегда и не просто так. Для передачи такого воздействия чужой разум должен вступить с моим во взаимодействие. Именно взаимодействие вскрывает мой разум для чужого и оказывается передающей средой для искажений.

Надо однако отметить, что не все подобные взаимодействия бывают прямыми. Иногда мы способны возмущаться человеком, который к нам напрямую не обращается. И даже киногерой может нас страшно возмущать. Думается, тут все же имеется перенос происходящего на себя. В психологии это называется эмпатией, то есть вчувствованием, хотя было бы лучше назвать это сопереживанием. Иначе говоря, мы проживаем подобные взаимодействия в предчувствии, и этого достаточно для возмущения.

Что же происходит при возмутительных проявлениях искажающего воздействия? Мы как бы подвергаемся нападению которое имеет целью исказить наш разум. Как это делается? Человек вынуждает меня отвечать своими действиями на поступки, не соответствующие Образу разумности. Тем самым я вынужден сломать свой разум ради другого человека. Это ощущается недопустимым, как трещины на обшивке корабля. Трещина – это смерть. Особенно если корабль космический. Ее нужно немедленно закрыть и заварить.

И вот включается аварийная система корабля и начинается срочная починка. Сначала трещина запечатывается пленкой, а затем заваривается потоком огня. Вот такая метафора.

Итак, воздействие на меня, прямое или отдаленное, но угрожающее потерей Человеческого Образа, рассматривается разумом как угроза выживанию. Разум распознает ее причину как нарушение разумности и вызывает огонь, который должен залатать дыры в моем корпусе, а заодно починить и разум Иного. Таким образом, мы поддерживаем исходно обязательный уровень разумности, заданный человечеству.

Если воздействие оценивается как чрезмерное или ненужное, мы его сдерживаем. Конечно, это делает все тот же разум.