Текст книги "Малыш Стрела — Победитель Океанов (Сказки)"

Автор книги: Александр Шаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Александр Израйлевич Шаров
Малыш Стрела – Победитель Океанов. Сказки

МАЛЫШ СТРЕЛА – ПОБЕДИТЕЛЬ ОКЕАНОВ

Огромная океанская Волна, синяя с белой короной пены, откатываясь, рокотала:

– Эта земля принадлежит старику Океану. Перед моими глазами Сухопутное Царство, где живут Люди, Звери, Травы, Цветы, Деревья. А там, в глубине, живут Водоросли, Рыбы, Киты и Дельфины. Пусть живут! Но в полосе прилива властвует один старик Океан. Так было всегда, с тех пор как Океан родился, и будет, пока Океан не умрёт. Вот я откатываюсь, откатываюсь, увлекая в пучину всё живое, что посмело зайти, залететь, заползти в полосу прилива, потому что Океан повелел ей быть мёртвой.

Так рокотала Волна – она любила говорить длинно и красиво, – когда подул береговой ветер, и маленькое зелёное существо оторвалось от зубчатого листа дерева, на котором оно до того висело, смело прыгнуло и опустилось на мокрый песок, под самым носом у Волны.

– Кто ты такой, неразумный пришелец? – важно и неторопливо спросила Волна.

– Меня зовут Малыш Стрела – Победитель Океанов! – пискнуло зелёное существо.

– Победитель Океана? – Волна даже задохнулась от негодования.

– Малыш Стрела – Победитель Океанов! – ещё раз, уже сердито, пискнуло зелёное существо. – Я маленький, но и маленькие не любят, когда путают их имена. Советую запомнить это!

Волна не стала возвращаться, чтобы сразу же наказать Малыша.

Был вечер, а в этот час по велению Океана она обязана откатываться, уходить в глубину, чтобы, когда стемнеет, вовремя улечься спать, как должны поступать не только послушные дети, но и послушные волны. А это была очень послушная Волна. Откатываясь, она рокотала:

– Я не стану запоминать твоего глупого имени, ты ничтожное существо, о котором даже нельзя сказать «от горшка два вершка», ибо в горшке утонули бы миллионы таких крошек. Завтра я смою тебя, как прежде смыла бессчётное множество семян тополя, ивы, берёзы, шишек сосны и ели, дубовых желудей. И самая память о тебе исчезнет!

– Ладно! – пискнул Малыш. – Завтра, если хочешь, померяемся силами, и все увидят, так же ли ты сильна и умна, как болтлива и хвастлива.

Все Деревья и Звери на берегу и все Водоросли и Рыбы в Океане, и Медузы, и Морские Звёзды, и Птицы – словом, все, кто слышал этот разговор, захохотали. Им показалось ужасно смешным, что такое крошечное существо вызвало на бой могучую Волну.

Только Дельфин, который жалеет маленьких, смело бросился к берегу, рискуя разбиться о камни, и закричал:

– Прыгай ко мне на спину, Малыш! Я спасу тебя.

– Спасибо, но Малыш Стрела не из тех, которые трусят, – ответил Малыш. – Иначе, посуди сам, зачем бы я носил имя «Победитель Океанов»?!

Все бы забыли, вероятно, о забавном зелёном существе, но наутро, когда Волна в положенный срок прилива накатилась на берег и в положенный срок откатилась, Деревья и Звери на берегу, Рыбы в Океане и Птицы в небе увидели, что Малыш зеленеет там же, где поселился вчера. И за ним стоят десятки, может быть, даже сотни его братьев.

– Завтра я уж наверняка смою маленьких наглецов, – пророкотала Волна, но совсем не так красиво, длинно и уверенно, как накануне.

А Дельфин, подплывая к берегу, спросил:

– Как же тебе удалось победить? Можешь довериться мне: дельфины умеют хранить тайны.

– В этом нет никакой тайны, – пискнул Малыш. – Когда я появился на свет, мама сказала: «Вся суша занята Людьми, Деревьями, Зверями, Травами и Цветами. Я не хочу, чтобы мои дети отвоёвывали у других детей место под солнцем. И Океан занят Водорослями, Рыбами и Китами. Только полоса земли, которую заливает прилив, свободна и мертва. Ты оживишь её! Я дам тебе для этого оружие. Ты будешь висеть у меня на зубчике листа, пока у тебя не вырастет корешок, острый, как стрела, и стебелёк, и листочки. Ты начнёшь жизнь не беспомощным семенем, а маленьким деревцом». Так сказала мать. И я вонзился острым корешком в мокрый песок. И держусь изо всех сил. И мне никто не страшен!

– У тебя мудрая мать, – задумчиво сказал Дельфин. – Что может быть лучше этого: владеть оружием, которое никого не убивает. Будь счастлив, Малыш Стрела – Победитель Океанов!

Именно Дельфин первый назвал Малыша его полным именем!

…С тех пор прошло очень много лет.

Малыш вырос в большое дерево. В положенное время он стал отцом, а потом – дедом, прадедом и прапрадедом. Потомки его заселили берега океанов и морей Мангровыми лесами, как называют эти леса учёные. Когда наступает час прилива, Волна приближается к очень старому дереву, которое любит, чтобы его по-прежнему звали детским именем Малыш Стрела Победитель Океанов, и просит его:

– Пожалуйста, разрешите мне накатиться на берег, а потом уйти обратно в глубину!

И когда Малыш разрешает ей это, она осторожно пробирается через строй его сыновей, внуков, правнуков и праправнуков, почтительно снимая белую пенную корону перед теми, кто, не пролив ни капли чужой крови и никого не обидев, завоевал и оживил мёртвую землю.

МАТЬ И ДОЧЬ

– Она – я говорю о матушке Медузе – похожа на раскрытый зонтик. Она плывёт по морским волнам очень медленно, но, если ей сказать об этом, ответит:

– Пожалуй, вы правы… Но зато разве я не применяю самую лучшую технику? Когда люди придумали ракетные двигатели? Десять… ах, простите, даже сто лет назад! А я двигаюсь как ракета, только выбрасываю не горящий газ, а воду, уже десять… нет, сто миллионов лет!

В ясную погоду она подплывает к самому берегу, поднимаясь на гребень каждой волны.

Кажется, что она высматривает кого-то, ищет и не может найти.

Кого она ищет?

Ну конечно же, свою дочь!

Если ты спросишь матушку Медузу на её родном медузьем языке, как, когда и почему она потеряла дочь, то услышишь грустный рассказ.

– Видите ли, мы, медузы, плаваем. Всегда, от самого рождения. Конечно, это сопряжено с беспокойством, даже с опасностями. Нет, штормов мы не боимся, но каждую из нас может проглотить большая рыба или перерезать нос корабля. И всё-таки… Какое это счастье – плавать, пересекать море, видеть новые места…

А дочь моя, как только родилась, сказала:

«Хватит, я устала!»

Подплыла к берегу, прикрепилась к скале и не двигается с места. Вот какие бывают странные странности!

– Но, может быть, и вам… На старости лет…

– Нет, нет! Я так и умру – в море, плавая. Как же жить без этого?

Попробуем отыскать её рассудительную дочь. Вот она. Она похожа не на зонтик, как матушка Медуза, а на… Да, больше всего она напоминает баскетбольную сетку, прикреплённую к скале. Волны бросают в неё вместо мячей мелкую морскую живность, которую она подхватывает щупальцами.

Подождём, пока она позавтракает, и спросим:

– Вы дочь матушки Медузы?

– К сожалению, – ответит она грубо. – Я дочь этой бродячей, неугомонной особы. Но имя моё – Полип! Можете меня называть Полипа Медузовна.

Спросим:

– Счастливы ли вы, Полипа Медузовна?

– Хм… Разумеется. Поскольку я не делаю глупостей, как матушка… Счастлива, но…

Она не закончила. Почему же она не договорила?

Присмотрись, и, может быть, ты догадаешься.

Что это набухает на её теле?

Маленький зонтик! Крошечная Медуза.

Она растёт, растёт. Вот она оторвалась от Полипы Медузовны и быстро поплыла.

Не оглядываясь! В море, в море!

– Куда ты, дочка?!-тоскливо окликнет Полипа Медузовна.

– Плавать! Прощай! – отзовётся маленькая Медуза. – Какое это счастье – плавать в открытом море!

Она плывёт всё дальше и дальше. Вот её и не видно больше с берега в синем безбрежном море.

Издали доносится песня матушки Медузы:

 
Проплыла я семь океанов,
Девяносто семь морей.
Я видала очень странных
Рыб поющих,
птиц молчащих,
рыб летящих
И удивительных зверей (даже китов!).
Ах, не надо!
Ах, не надо!
Не зовите вы меня!
Есть ведь в мире
Сине-сине-сине-сине
И еще синее даже
НЕИЗВЕСТНЫЕ МОРЯ!
 

Я слушал эту песню, стоя на берегу Чёрного моря вместе со знакомым школьником – между прочим, отличником по географии.

– Но, – сказал мальчик, – на земном шаре ведь всего четыре океана: Тихий, Атлантический, Индийский и Северный Ледовитый. И морей тоже… не знаю сколько, только гораздо меньше, чем девяносто семь. А матушка Медуза говорит, что…

«Она не говорит, а поёт, – подумал я. – Это разные вещи: отвечать на уроке по учебнику и сочинять и петь свои песни. И она никогда не держала в своих руках, то есть щупальцах, глобуса. И географические карты размокли бы в море. Нет, не стоит сердиться на матушку Медузу, даже если она немножко преувеличивает».

Да мы с моим мальчиком совсем ни капельки и не сердились на неё. Мы стояли на берегу, прислушивались к песне и следили за тем, как Медуза-внучка спешила на голос бабушки.

Нам самим очень хотелось поплыть вслед.

УМНЫЙ УГОРЬ

Плыли, плыли рыбы, пока путь им не преградила земля.

Летучая рыба поднялась в небо, посмотрела и сказала:

– Это очень большая земля, она называется «Материк», её не перелетишь. Поплыву-ка я домой. Злая рыба Акула сказала:

– Ну что ж, чем больше кусок, тем лучше. Глупый ни с чем поплывёт домой. Дорогу себе проложит злой! Давай-ка я проглочу этот материк.

Сказала и стала разевать пасть. Всё шире и шире разевала, пока не лопнула.

А сильная рыба Кит, которая и не рыба вовсе, подумала: «Глотать я этот материк не стану – и людей жалко, и деревья, и зверей, – а ударю-ка я плечом посильнее, он и отодвинется».

И ударила – раз, другой раз и третий раз – с разбегу, изо всей силы. Но материк не отодвинулся. Только сама она чуть не разбилась.

А хитрая рыба Меч решила: «Нет, глотать я материк не стану – не проглотишь, и плечом отодвигать не стану – не отодвинешь, а разрежу я его своим острым мечом на две половинки и поплыву».

Собралась она с силами. Острый меч глубоко вонзился в землю. Но материк не разделился на две части. И меч свой рыба Меч не смогла вытащить. Так она и сейчас лежит в океане-меч в береговой скале, а сама она в воде. И называется она теперь полуостров!

А рыба Угорь вспомнила, как ей мать говорила:

 
Там, где не проплывёт сильный НЕСОМНЕННО,
Там проплывёт умный НЕПРЕМЕННО!!
 

Пораскинула умом и решила: «Водолаз надевает водолазный костюм и в глубине моря вокруг него воздух. Дай-ка я изловчусь и надену воздухолазный водяной костюм!»

Дождалась раннего утра, вылезла на берег, доползла до луга и вывалялась в росистой траве, так что всю её – и жабры тоже – покрыли крупные капли росы. И поползла по лугу.

А жаркий день пролежала во встречном ручейке – до вечера, пока снова выпала роса. Так и ползла она – от ручья к речке, от речки к озеру, от озера к другому ручью – в замечательном своём воздухолазном костюме, сотканном то из капель росы, то из дождевых капель.

И проползла так через весь материк, до другого океана, где её ждала мама.

Та самая, которая учила:

 
Там, где не проплывет сильный НЕСОМНЕННО,
Там проплывёт умный НЕПРЕМЕННО!!
 

ПЕТУХ

Это был самый красивый, важный и уважаемый петух в совхозе, а там жили, кроме него, ещё сотни петухов. Он имел самый нарядный хвост из синих, зелёных и оранжевых перьев, самый сильный голос и самую красную бороду. Но гордился он не этим.

Среди всех птиц совхоза не было другой, которая бы так аккуратно и хорошо исполняла свою работу. Дело его заключалось в том, чтобы ежедневно, не исключая праздничных дней, когда каждому хочется поспать подольше, встречать и провожать солнце.

Только когда он кончал петь, лягушки на соседнем пруду приступали к ночному концерту, а профессор Воротайло, не глядя в окошко, поворачивал выключатель, доярки шли задать на ночь корм коровам, и подсолнух, который с рассвета до заката поворачивает жёлтую голову вслед за солнцем, сонно пригибался к земле.

Словом, только по сигналу этого петуха в совхозе наступала ночь, появлялись звёзды и в полную силу загоралась луна.

Сколько ни жил петух, он не пропустил ни одного рассвета, ни одного заката, и никто не скажет, что был случай, когда он опоздал хотя бы на минуту.

За это его уважали, и он этим гордился.

Он вовсе не походил на некоторых других петухов, которые больше всего на свете любят без дела прохаживаться по двору среди кур, медленно переступая с ноги на ногу, чтобы все могли полюбоваться их острыми шпорами.

Однажды профессор Воротайло получил приказ выбрать в совхозе шесть самых лучших поросят, десять породистых кур и лучшего петуха.

Взять для них провизии, построить удобные клетки и приехать в Москву.

А в Москве оказалось, что профессору вместе с его питомцами надо лететь к берегу Ледовитого океана, чтобы там развели для полярников птиц и свиней.

Так профессор Воротайло вместе с петухом, поросятами и курами начал путешествие.

Всю дорогу поросята даже ни разу не подняли свои пятачки к окошку: им было безразлично, летят ли они над неисследованными хребтами или реками, самыми широкими в мире; куры болтали между собой о разных пустяках, а петух по-прежнему исполнял дело, к которому привык с самого раннего цыплячьего детства: утром он будил сперва бортмеханика, чтобы он успел прогреть мотор, а потом штурмана и лётчика.

Без всяких приключений они прилетели на остров Врангеля.

Это был самый северный остров – дальше океан, ледяные горы плывут среди разводьев чёрной, неласковой воды. На тысячи километров не встретишь человека.

На острове всё было готово к приёму гостей. Поросята сразу протискались к кормушке и сразу поссорились из-за вкусного куска, хотя таких кусков было много. Куры прихорашивались после дороги и беседовали между собой, по своему обычаю перескакивая с предмета на предмет.

– Ах, – говорила та, которая считалась самой умной, – что это кругом? Море? Странно – зачем столько воды? Другое дело, если бы мы были какими-нибудь глупыми утками, но я всегда была, есть и буду курицей, и никем иным, как бы меня ни уговаривали.

– Как это красиво сказано! – отвечала другая. – Ну, разумеется, я тоже была, есть и буду курицей. Это просто смешно – иметь утиный нос. Если бы я имела утиный нос, я бы никогда не показывала его из воды. Но, к счастью, природа оказалась к нам милостивее, и мы можем не прятаться, не правда ли, милая?

А петух, не обращая внимания на кур, неторопливо осмотрел новые владения, остался доволен уютным птичником и теперь ждал.

Он очень устал во время перелёта и с удовольствием подремал бы час-другой на насесте, но так поступить он не мог. Дело в том, что солнце склонялось всё ниже. Оно скользило там, далеко, за причудливыми торосами, окрашивая всё – и разводья, и плавучие ледяные горы – в пурпурный цвет. Оно вырастало, становилось всё ярче, как бывает с солнцем всегда, когда оно собирается на покой. И петух ждал, чтобы по всем правилам проводить солнце, как он делал это всю жизнь – с той поры, когда, вылупившись из яйца, окончил обучение и стал петухом.

Он стоял неподвижно, выпрямившись, расправив синие, зелёные, оранжевые перья, и смотрел.

Куры устали и расположились в тёплом тёмном птичнике, поросята наелись, перестали спорить и задремали; стало тихо.

Петух ждал, а солнце тем временем коснулось краешком моря, помедлило секунду и, вместо того чтобы исчезнуть за горизонтом, начало медленно подниматься. Петух стоял, широко раскрыв круглые глаза, крайне удивлённый и обескураженный. Он не знал, что тут, на Крайнем Севере, день продолжается несколько месяцев, а затем солнце прячется и несколько месяцев тянется полярная ночь.

Он этого не знал и считал, что имеет право уснуть, только когда выполнит свой долг: проводит солнце и даст знать всем – птицам, звёздам, людям, что наступила ночь.

Когда профессор Воротайло проснулся и встал, хорошо отдохнув, он заметил, что петух выглядит заболевшим, стоит неподвижно и ничего не ест.

Профессор наблюдал несколько дней, пока, наконец, не понял, в чём дело. Он пытался обмануть петуха, запирая его на ночь в тёмном птичнике, однако это не помогло – петух с каждым днём худел.

Через месяц за профессором прилетел самолёт – пора было возвращаться домой. Так как было ясно, что петух не привыкнет на новом месте, профессор взял его в обратную дорогу.

Петух вернулся в свой совхоз, дождался заката, спел, одним глазом посмотрел на первую звезду, выглянувшую в небе, повеселев, прошёлся по двору и быстро уснул. С тех пор он жил, как прежде, и живёт благополучно до сегодняшнего дня.

Часто куры спрашивают его:

– Расскажите, пожалуйста, как вам понравился этот остров. Не очень ли там, на Севере, холодно, видели ли вы торосы и правда ли, что белые медведи белого цвета?

Выслушав все вопросы, петух отмалчивается или вежливо отвечает:

– Самое главное, что мне там решительно нечего было делать. А разве работа не самое важное в жизни? Поэтому я вернулся.

Куры недоуменно пожимают крыльями. Они не верят. Они считают, что тут скрывается нечто таинственное…

– Может быть, он зарыл где-то жемчужное зерно и вернулся, чтобы не потерять его? – говорит самая жадная курица.

– А может быть… – вмешивается её соседка. – Я бы, например, не могла кудахтать, если бы меня слушали только белые медведи, песцы и эти… как их… морские кролики.

– Морские зайцы, – робко поправляет очень образованный цыплёнок.

– Пусть будет по-твоему… От этого они не станут лучше понимать пение. Трудно петь или кудахтать, если тебя не окружают действительно умные и понимающие существа.

Кудахтая так, курица останавливается возле лужи, с удовольствием разглядывая в мутном зеркале чёрные перышки, маленькую головку и низкий красный гребешок.

Петух, не вмешиваясь в разговор, быстро идёт к забору и поднимается на него, чтобы не пропустить закат.

ИСТОРИЯ ЦВЕТОЧНОГО ОСТРОВА

Как он был прекрасен, Цветочный остров на Синем море! Он весь зарос клевером – белым и красным, – так что с палубы корабля казалось, что среди Синего моря расстелен вышитый шёлком ковёр.

От клевера пахло мёдом, и казалось, что среди моря лежит огромный медовый пряник.

Тысячи шмелей гудели низкими красивыми голосами, вытягивая длинными хоботками нектар из цветов клевера, и казалось, что над островом гудит праздничный колокол.

А жили на острове – Крэгг – Цветочный Гном и семейство Мяу: Мяу Кот, Мяу Кошка и котёнок Мяу Крошка.

Каждый вечер они ходили друг к другу в гости. Один вечер – семейство Мяу к Цветочному Гному Крэггу, а назавтра – Цветочный Гном Крэгг к семейству Мяу.

Крэгг угощал гостей клеверным мёдом, самым вкусным на свете, и рассказывал им клеверные сказки. Клевер бывает белым, как облако, и алым, как солнце; и сказки были задумчивые, как облако, и весёлые, как солнце.

А семейство Мяу угощало Крэгга молоком и мяукало ему кошачьи песни задумчивые и весёлые.

Цветочный Гном Крэгг работал днём: он обходил дозором остров, выпалывая сорную траву. А семейство Мяу работало ночью: оно обходило дозором остров, не давая бесчинствовать мышам.

Утомившись, Гном Крэгг ложился на цветочный ковёр, дышал медовым воздухом, слушал шмелей и думал: «На каком же прекрасном, лучшем в мире острове я живу!»

Но всего этого не стало оттого, что Крэгг в тот вечер, в тот несчастный вечер, оказался грубияном!

В тот вечер, когда так чудесно и сильно пахло клеверным мёдом и ничего не предвещало несчастья, Крэгг, как всегда, пришёл в гости к семейству Мяу. Перед ужином Мяу Кот, и Мяу Кошка, и котёнок Мяу Крошка, как всегда, сели в кружок перед весело горящей печуркой.

Мяу Кот, как всегда, взмахнул дирижёрской палочкой.

И семейство Мяу, как всегда, очень приятно замяукало.

Но Гном Крэгг, чего прежде никогда не случалось, вскочил, топнул ножкой и закричал грубым, злым голосом:

– Прекратите своё дурацкое мяуканье, оно мне надоело!

– Пожалуйста, не кричите, – сказала Мяу Кошка, – это невежливо и это вредно ребёнку!

– Вы сказали «дурацкое мяуканье» или мне только так послышалось? спросил Мяу Кот.

– Я сказал то, что думал, – «дурацкое мяуканье».

– Наверно, у вас болит голова? Или живот? Когда у меня болит голова или живот, я тоже говорю иногда совсем не то, что нужно, – сказала Мяу Кошка.

– Ничего у меня не болит! – закричал Гном Крэгг и выскочил из кошачьего домика, сильно хлопнув дверью

На самом деле у него действительно болела голова и болел живот. Но, к несчастью, он не захотел в этом признаться.

Гном Крэгг не попросил прощения ни завтра, ни послезавтра. А когда у него перестал болеть живот и прошла головная боль и когда он, наконец, пересилил своё упрямство и пришёл к дому, где жило семейство Мяу, двери и окна дома были заколочены, а на дверях висела записка:

Мы уезжаем, потому что котятам очень вредно, когда при них кричат и потому что никому не хотим надоедать «дурацким мяуканьем».

Мяу Кот,

Мяу Кошка,

Мяу Крошка

Вот какая записка…

– Ну и пусть! – громко сказал Гном Крэгг, хотя на душе у него было невесело. – Обойдусь без несносного семейства Мяу с его дурацкими кошачьими концертами. Буду один жить на этом прекрасном острове, слушать прекрасное пение шмелей, и самому себе рассказывать прекрасные клеверные сказки, и самого себя угощать самым вкусным на свете клеверным мёдом!

Прошло неизвестно сколько лет и месяцев и ещё много дней.

Как-то раз, наработавшись, Крэгг лёг на траву среди цветущего клевера, чтобы послушать шмелиное пение. Но странное дело – остров больше не гудел, как праздничный колокол.

Было тихо. И туча застлала солнце, так что было холодно.

Было ужасно неуютно лежать в этой холодной тишине.

Гном Крэгг поднялся и взглянул на тучу.

Это была совсем необычная туча. Все шмели, какие только жили на Цветочном острове, летели в открытое море.

– Куда вы?! – крикнул вслед Гном Крэгг.

– Мы улетаем навсегда, – прогудели шмели. – Мы больше не можем жить на Цветочном острове. С тех пор как не стало семейства Мяу, мыши разоряют наши гнёзда.

– Ну и летите! – сердито сказал Гном Крэгг. – Обойдусь без глупых шмелей с их унылым гудением, как отлично обхожусь без несносного семейства Мяу. Тишина полезна для здоровья! И теперь мне одному достанется весь самый вкусный на свете клеверный мёд! И… и сто лет назад меня ведь укусил этот прок… ужасно невоспитанный шмель, на которого я наступил. Теперь уж никто и никогда меня не укусит!

Так он сказал – очень упрямый и злопамятный Гном Крэгг. Но на душе у него не стало веселее.

Прошло ещё неизвестно сколько месяцев и дней. Однажды Гном Крэгг вышел в поле и увидел, что все цветы клевера – и совсем старые, и молодые – стоят понурив голову.

– Что вы невесёлые? – спросил Гном.

– Это потому, что мы умираем. Умирать очень грустно…

– Не умирайте! – попросил Крэгг, который на этот раз встревожился и испугался.

– Не умирайте, ведь я так люблю лучший в мире клеверный мёд!

– Мы не можем жить без шмелей, которые переносят пыльцу с цветка на цветок, – тихо ответили цветы клевера.

И умерли…

…Недавно мы с сыном, который вырос и первый раз пошёл со мной в море, проплывали мимо Цветочного острова.

– Ты говорил, что остров гудит, как праздничный колокол. Почему же я слышу только мышиный писк? – спросил сын.

– Раньше он гудел, как праздничный колокол, – сказал я.

– И ты говорил, что остров пахнет, как медовый пряник. Почему же я чувствую только запах мышиного помёта? – спросил сын.

– Раньше от него пахло мёдом, – сказал я.

– И ты говорил, что остров похож на ковёр, вышитый белым и красным шёлком. Почему же мне он кажется серой тряпкой среди Синего моря? спросил сын.

– Раньше он был похож на прекрасный ковёр, – сказал я.

– Отчего же всё так переменилось? – спросил сын.

– Оттого, что в тот несчастный вечер Гном Крэгг был грубым, упрямым и злопамятным, – сказал я.

– Только оттого, что в какой-то несчастный вечер какой-то гном оказался грубым, злопамятным и упрямым? – недоверчиво улыбнулся сын.

Тогда я вспомнил и рассказал сыну всю эту историю.

И мы задумались о разных разностях, очень печальных, – бывают и такие. А остров между тем скрылся из глаз.