Текст книги "Петр I Великий"

Автор книги: Александр Савинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Так и быть, скажу, хотя и не следовало бы… Видишь ли, черный парень из Варшавы замешан в очень нехорошем деле, а черный парень из Копенгагена связан с одним из тех, кто находился в твоем доме в вечер убийства Эдика. Очень тесно связан…

Услышав это, Алиция подняла голову и, бросив на меня всполошенный взгляд, вдруг с дикой злобой рванулась ко мне, заорав не своим голосом:

– Опять свалились на мою голову, чтоб вам лопнуть! Прочь отсюда!

Выпустив из руки сигарету, я локтем больно ударилась обо что-то и не упала вместе со стулом лишь потому, что его спинка опиралась о подоконник. За окном послышался шелест, кто-то отскочил в сторону и с шумом повалился в астры.

– Прочь отсюда! – еще раз громко крикнула Алиция в окно и, погрозив для убедительности кулаком, вернулась на место.

– Ради бога, – с трудом вымолвила я, пытаясь унять колотившееся сердце, – ради бога… разве так можно? Неужели нет других способов довести до моего сведения, что я тут – гость нежеланный? Учти, у меня нервы… Сигарета куда-то тут упала, еще пожар начнется.

– Да я не тебе…

– Кто это был? Убийца?

– Дети повадились обрывать сливы, – все еще кипя гневом, объяснила Алиция. – И, главное, не сливы жалко, ведь ветки ломают, кусты в живой изгороди все помяли и переломали, дырку проделали. Надеюсь, я их здорово напугала!

Прежде чем я успела высказать недовольство таким методом отпугивания детей за мой счет, что-то зашелестело за окном, и дрожащий женский голосок неуверенно позвал:

– Алиция!

– Что такое? – испугалась Алиция и поспешно нацепила очки. – Езус-Мария! Агнешка?

Я обернулась. Не будучи знакома с Агнешкой, тем не менее я много о ней слышала. Эта молодая особа отличалась удивительной способностью везде, где появлялась, вызывать осложнения, нарушать спокойствие, переворачивать все вверх дном. Первый раз в Аллерод она прибыла год назад в качестве невесты двоюродного племянника Алиции и в скором времени как-то непонятно, без каких-либо усилий со своей стороны стала невестой кузена Торкиля, впрочем, ненадолго, ибо тут же ее женихом стал один из наших молодых земляков, некий Адам. Племянник имел претензии к Алиции, кузен имел претензии к Алиции, некий Адам имел претензии к Алиции – дескать, какое те имели право иметь претензии, и одна лишь Агнешка никаких претензий ни к кому не имела, безвольно и послушно воспринимая каждого нового жениха. Вскоре она уехала с Адамом, и Алиция наконец-то могла вздохнуть спокойно.

И вот теперь Агнешка стояла за окном, дрожащая, испуганная, совершенно сбитая с толку, в разорванной одежде и с всклокоченными волосами, не решаясь войти в дом после того, как ее столь решительно прогнали прочь.

Чувствуя себя крайне неловко, сконфуженная Алиция поспешила открыть ей дверь.

– Как ты меня напугала! – сказала, входя Агнешка. – Мне и в самом деле убираться прочь? Но куда я пойду?

– Ах нет, что ты! Я думала, это опять хулиганы. А ты почему такая? Что с тобой случилось?

Сдержанно, с печалью и покорностью судьбе Агнешка сообщила, что путешествовала автостопом по Европе, так как Адам велел ей ознакомиться с архитектурными памятниками Франции и Испании. Тут подвернулась оказия проехать через Данию и Швецию, она, Агнешка, воспользовалась оказией, но по дороге машина потерпела аварию, поэтому она, Агнешка, покинула машину и водителя, который принялся нахально к ней приставать, и пешком добралась до Аллерода с какой-то не знакомой ей стороны. У нее нет ни копейки, она не спала уже две ночи, она очень голодная и очень грязная и надеется, что родные из Англии пришлют ей деньги на адрес Алиции. Она не знает, можно ли, но ей страшно хочется вымыться и выспаться, а у нее очень болят все те места, которые она травмировала сначала в аварии, а потом здесь, в астрах.

Я имела возможность внимательно ее разглядеть. Агнешка и в самом деле была очаровательна и отличалась какой-то сверхъестественной, совершенно телячьей кротостью. Видимо, именно эта телячья кротость и делала ее совершенно неотразимой в глазах даже самых неуверенных в себе мужчин, ибо на фоне ее пассивности и покорности они выглядели мужественными и энергичными. Вот почему они буквально стаями осаждали ее.

Агнешке разрешили принять ванну, а Алиция принялась ломать голову над тем, где ее уложить.

– Ой, чует мое сердце, опять не обойдется без скандала… Ты остаешься в мастерской? Тогда она может занять последнюю комнату. Какое счастье, что нет Эльжбеты!

Это было сказано с такой радостью, что я удивилась:

– Не понимаю, чему тут так радоваться. Они могли бы вдвоем занимать одну комнату.

– Вдвоем они не смогли бы жить даже в одном доме, не только в одной комнате, потому как не выносят друг друга. Если судьба сводит их вместе, они принимаются отчаянно отбивать друг у дружки ухажеров, а когда под рукой не оказывается ухажеров, отбивают друг у дружки что придется. В общем, когда они сходятся вместе, наступает форменный конец света!

– Понятно. Обе представляют один и тот же тип женщины, а это даром не проходит. Особенно, если обе красивы.

Вернулись Зося с Павлом. Измученная, невыспавшаяся, хромающая Агнешка вышла из ванной и вдруг чудесным образом в мгновение ока преобразилась. Павел выглядел значительно старше своих лет и был в полном расцвете красоты и молодости. От Агнешки прямо-таки физически ощутимо стали излучаться какие-то флюиды, а сияющий, доверчивый взгляд робкой сиротки, обиженной жизнью, ни на секунду не отрывался от парня. И даже хромала она теперь с каким-то трогательным изяществом.

Павел от всего этого немного обалдел, а Зося тут же стала выходить из себя. Мне же на конкретном примере как-то сразу стало понятно, откуда берутся упомянутые Алицией троянские войны и недоброжелательное отношение Эльжбеты.

– Вот именно, – со вздохом подтвердила Алиция, с которой я поделилась своими наблюдениями. – Такая уж она есть. Знаешь, у нее это в крови, думаю, она просто не отдает себе отчета в своих действиях.

– Велика Федора, да дура! – с презрением бросила я, имея в виду Алицию.

– Меня на этой мякине не проведешь. Поверь, она прекрасно во всем отдает себе отчет. И она вовсе не безвинная жертва кипящих вокруг нее грубых страстей, а безнравственная, хладнокровная искательница приключений. Ведь Павел моложе ее на пять лет.

– На шесть, – поправила меня Алиция. – Но мне она не мешает.

– Мне тоже. Но не люблю лицемерия.

Зося ощутила вдруг непреодолимое желание немедленно отыскать парня в красной рубашке и категорически потребовала, чтобы Павел сию же секунду отправился на пост в гостинице – не имеет значения какой.

Я подругу понимала и вполне разделяла ее чувства. Поговорить с Алицией с глазу на глаз сейчас не было возможности, и я решила поехать с Павлом в Копенгаген. С трудом вымолив у Зоси позволения хоть позавтракать, мы отправились выполнять боевое задание.

В пути мы разработали план: я посижу, в «Англетере», а Павел проверит небольшой, но солидный пансионат на одной из боковых улочек, прилегающих к Конгенс Нюторв.

Я была уверена, что сидение в «Англетере» окажется пустой тратой времени, ибо черный парень, хоть и не выглядел бедняком, но и на миллионера тоже не был похож, и проживать ему положено в каком-нибудь отеле средней руки. Вот и сидела я из чистой добросовестности тихо и спокойно в глубине роскошного холла «Англетера» на красном диванчике, от нечего делать пытаясь читать датскую газету, как вдруг увидела нечто ужасное.

Дверь лифта, на которую я посматривала вполглаза исключительно из свойственного мне чувства ответственности, открылась, и из него вышли два человека: тип в красной рубашке (хотя на нем сейчас была желтая) и потрясающе элегантная Эва в огромной шляпе, закрывающей все лицо. Пройдя через холл, они вышли на улицу.

От неожиданности я механически продолжила чтение датской газеты, пришла в себя лишь тогда, когда они уже были на улице, и бросилась за ними. Выскочив на улицу, я в который уже раз пожалела, что приехала в Данию не на своей машине. Как бы она мне сейчас пригодилась!

Подойдя к паркингу перед гостиницей, Эва с черным красавцем сели в «форд» и исчезли с глаз моих. Будь у меня машина, я рванула бы за ними, и, кто знает, может, уже сегодня все выяснила.

Злая и раздраженная, я извлекла Павла из пансионата и сообщила ему: объект оказался в «Англетере», вышел из гостиницы и, судя по всему, вернется не скоро, ездит на черном «форде», а нам остается кусать локти. Павел принял информацию близко к сердцу и решил завтра же с самого утра занять пост в гостинице.

– Мне кажется, вполне достаточно, если ты появишься там к обеду. С самого утра он вряд ли встанет…

К восьми вечера мы добрались до Аллерода, и тут же черный парень вылетел у нас из головы.

Нет, на сей раз не было свежего трупа, не было и фамильного съезда, дома мы застали лишь Алицию с Зосей, зато донельзя взволнованных. Агнешка спала, Алиция же висела на телефоне, говоря что-то по-датски и свободной рукой нетерпеливо отмахиваясь от наших расспросов. Для разъяснения происходящего оставалась одна Зося.

– Проклятие, что ли, висит над этим домом? Ну и лето! Как раз сейчас, когда заявилась эта девка, приезжает еще и тетя. Оказывается, Алиция должна была заказать для нее гостиницу, слышите, звонит, везде все занято, сезон! А тетка уже едет…

Она посмотрела на часы, встала и нервно опорожнила пепельницу.

– Тетя будет здесь минут через двадцать. Нужно ехать встречать ее на станцию. Просто не знаю…

Не только Зося, никто из нас не знал, что делать, в том числе и Алиция. Положив трубку, она повернулась к нам вместе с вертящимся креслом, явно обескураженная и растерянная. Выхватив у нее из-под носа вторую пепельницу, Зося принялась ее яростно драить, как будто тетка приезжала специально для ревизии пепельниц. Только сейчас я заметила стоявшие на столе чистые пепельницы, собранные со всего дома.

– Тетя – противница курения? – осторожно поинтересовалась я.

Зося нервно вздрогнула:

– Что? А я откуда знаю? Подумала, просто, на всякий случай, надо прибраться. Впрочем, я уже ничего не знаю!

– Нигде нет мест, – сказала Алиция. – Туристический сезон в разгаре. Сколько времени? Холера, она сейчас будет здесь! Понятия не имею, что делать, наверное, она у меня переночует, как вы считаете? В гостинице обещали номер с завтрашнего дня, сегодня – нигде нет. Значит, так: спокойно, всем сделать приятные мины. Выхода нет, я должна ее принять у себя.

– Почему ты? – гневно поинтересовалась Зося. – А Оле и Енс? Они ей более близкая родня, почему бы ей не поехать к ним?

– Я только что звонила, ни Оле, ни Енса не застала дома. Не могу же я с вокзала привезти тетку прямо к ним и свалить на их головы! Нет, так не делают, надо заранее предупредить. И потом, ведь она приезжает ко мне. У нас найдется что-нибудь на ужин?

– Найдется, найдется, что-нибудь придумаем, ты сейчас отправляйся на станцию, а это предоставь нам. Павел, и ты с ней, у тетки наверняка большой багаж.

Через несколько минут бессвязных восклицаний, вопросов без ответов, поисков ключей от машины Алиция с Павлом галопом вылетели из дому. Зося в изнеможении рухнула в кресло, но, что-то вспомнив, вскочила и принесла еще одну пепельницу. И опять рухнула.

– Ну и отпуск у меня! – угрюмо сказала она. – Придется, видно, после него взять за свой счет, чтобы хоть немного отдохнуть. И что за скотина устраивает нам все эти преступления! Интересно, где она поместит тетку на ночь?

Эта же проблема мучила Алицию всю дорогу до станции и обратно. Две маленькие комнатки ее дома были заняты Зосей и Павлом, катафалк мной, в лучшей комнате на лучшей постели в этот момент спала Агнешка со своими травмами и даже повышенной температурой. Оставался лишь диван в гостиной, ну и вторая часть тахты, которую можно разложить, если извлечь ее из-под Агнешки. Как одно, так и другое абсолютно исключалось в качестве спального места для почтенной родственницы. Пожилая датская дама, безусловно, заслуживала более комфортабельного ложа.

По возвращении Алиции с гостьей, воспользовавшись пребыванием тети в ванной, мы устроили срочное совещание.

– Перевести Агнешку на диван, а тетю в ее комнату, – предложила Зося.

– Диван в проходной комнате, не ляжешь, пока все в доме не улягутся. А Агнешка действительно нездорова, спит, ей нужен покой.

– Ну так Павла на диван, а тетю на его место!

– Не поместится со своими вещами, ведь у Павла в комнате все место занимает фисгармония. Нет, придется, видно, уложить ее в моей комнате, а я пересплю на диване. Все равно лягу позже всех.

– Ну тогда пусть на диване спит Павел, а ты с фисгармонией.

– Не делай проблемы, столько перемещений! Ведь это всего одна ночь, нет смысла срывать всех с привычных мест. Между прочим, на диване очень удобно…

– Но узко!

– Павел, значит, поместится, а для меня узко? Считаешь меня такой толстой? Успокойся, я прекрасно высплюсь на диване.

Протесты Зоси ни к чему не привели, Алиция настояла на своем и быстренько, пока тетя принимала ванну, приготовила ей свою комнату, наведя в ней относительный порядок: вынесла из нее два ящика и лишний стул, постелила чистое белье на постели и прикрыла безобразие на столе отрезом махрового полотна, предназначенного для нового халата.

– Все белье кончилось, тете постелила последнюю смену, – сказала она. – Надо срочно устроить стирку, а то, не дай бог, еще кто приедет, а постелить нечего. Я сегодня собиралась стирать, но кто-то мне помешал. Вы случайно не знаете кто?

– Знаем, – ответила мстительная Зося. – Агнешка.

– А, правда. Ну что ж, придется стирать завтра. Хотя нет, как же завтра, ведь в доме тетя! Боже мой, как к ней обращаться – на «ты» или на «вы»?!

– Ты так и не вспомнила?

– А когда у меня было время? Пока ехала на станцию? Так я ведь за рулем, больше ни о чем думать не могу. А потом морока с ее чемоданами. Она же ко мне обращалась как-то в безличной форме, так что до сих пор и не знаю.

– Не переживай, вот выйдет из ванны, может, скажет что-нибудь.

– И письмо ее куда-то запропастилось, – продолжала плакаться Алиция. – Вот я и не знаю, которая это тетка. Их у Торкиля две, одну зовут Ютте, а другую Ингер. Пусть кто-нибудь из вас спросит, будет ли она ужинать, я не знаю, как к ней обратиться.

Обратилась к ней Зося. По-немецки. Тетя от ужина отказалась, ибо чувствовала себя усталой и желала бы лечь спать. Мы отнеслись к тетиному ответу с пониманием. Как-никак ей 89 лет, хотя она и отличалась несвойственной этому возрасту бодростью и даже живостью. Обежав тяжелой рысью весь дом, она стащила в одно место свои вещи, разложила их, кое-что простирнула, напилась кофе – все это время не переставая что-то говорить – и наконец закрыла за собой двери Алициной комнаты.

Мы вчетвером собрались за столом в кухне, в молчании предаваясь блаженному отдыху после пережитых эмоций.

– Откуда в них столько энергии? – прервала молчание Зося.

– Им никогда не приходилось стирать в корыте, – пробурчала я, твердо убежденная в том, что неправдоподобная бодрость датских старушек объясняется техническим прогрессом в их домашнем хозяйстве.

Алиция в отчаянии уставилась на дверь:

– А я так и не знаю, которая это из теток!

– Но ты же с ней все время разговаривала!

– Ну и что? Она делилась со мной своими дорожными впечатлениями. Наверное, у нее все-таки склероз, она по два раза повторяла одно и то же. Или я ей показалась исключительно тупой и она специально повторяла для меня, сомневаясь, пойму ли я с одного захода.

– Может, установить личность тебе поможет ее возраст? Ей 89 лет, она сама сказала.

– Им обеим по 89 лет. Они близнецы.

– Как? Близнецы в таком возрасте? – удивился Павел.

– Надо же! И не побоялась в таком возрасте ехать! – восхитилась Зося. – А где она живет? В Виборге? Так уж ты, наверное, знаешь, которая из них живет в Виборге?

– Они обе живут в Виборге.

– Слушай, а, может, их всего одна, а не две?

Неразрешенная проблема тети настолько поглощала Алицйю, что ни о чем другом с ней просто невозможно было говорить. Не в силах более выносить неизвестность, она, несмотря на позднее время, бросилась искать тетино письмо.

Глядя на ее лихорадочные поиски, я заметила в пространство:

– Алиция правильно поступила, оставив Павла спать на его месте. Зачем ей удобная постель, какое значение имеет ширина дивана, если она все равно на этот диван даже и не присядет? Теперь всю ночь будет искать письмо…

– …и найдет Эдиково, – поддержала меня Зося.

– Заткнитесь, ладно? – огрызнулась Алиция.

* * *

Утром первым проснулся Павел. Может, его подняло с постели нетерпеливое желание приступить к выслеживанию красавца в красной рубахе, а может, и мысль об Агнешке. Во всяком случае поднятый им в ванной шум разбудил нас всех. Алиция тут же принялась нас подгонять, ибо к моменту пробуждения тети мы уже должны быть при полном параде.

И совершенно напрасно торопила. Завтрак давно стоял на изящно сервированном столе, а тетя все спала. Желая произвести на почтенную родственницу самое выгодное впечатление и тем самым хоть немного снять с себя вину за прокол с гостиницей, Алиция не позволила нам притрагиваться к завтраку, чтобы не нарушить красоту сервировки. Мы расползлись по дому и саду, подальше от стола, дабы избежать искушения при виде недоступных нам яств. По террасе прохаживалась Агнешка, грациозно опираясь на руку Павла. Будучи не в состоянии выносить это зрелище, Зося скрылась в своей комнате.

Мне наконец представилась возможность сообщить Алиции о наличии в «Англетере» черного парня – кстати, прекрасный повод оторвать ее от осточертевшей всем проблемы, на «ты» она с тетей или на «вы». Алиция живо переключилась на черного красавца:

– Да, кстати, ты хотела рассказать, что за всем этим кроется. Ну-ка, раскалывайся!

Она стряхнула пепел с сигареты в самую плохонькую пепельницу, специально выделенную нам Зосей, и выжидательно уставилась на меня. Отступать было некуда, пришлось признаваться:

– Черный парень очень важная персона. Павел видел с ним Эдика. А я знаю… Собственно, я ничего конкретного не знаю…

– А!

– Нечего ехидничать, этого не знаю не только я. И не исключено, что черный парень замешан в одной очень нехорошей афере. Подробности мне неизвестны, да и не интересуют меня…

– Так я тебе и поверила! – перебила Алиция. – Тебя да не интересуют?! Что с тобой случилось?

– Ничего. Не интересуют, и все тут. Но я обещала частным образом узнать персональные данные черного парня, которые наверняка были известны Эдику, ведь он познакомился с ним давно, несколько лет назад. Я уже сказала тебе, выяснить это обстоятельство хочу просто из любопытства… Ну, не обязательно моего, перестань ухмыляться. Я бы в Варшаве спросила у Эдика фамилию парня, но он уже уехал сюда. Я приехала сюда, а он уже… Вот теперь и не знаю, в угольном фургоне Эдик разъезжал с честным пьянчугой или с международным аферистом.

– А если бы Эдик назвал тебе его фамилию, сразу все стало бы ясно? Существуют списки международных аферистов?

– Ну, не обязательно. Просто кое-кто знает о них кое-что, – туманно пояснила я, пододвигая к себе пепельницу.

Алиция бросила на меня быстрый взгляд:

– Слушай, в кого ты, говоришь, влюбилась?

– В одного блондина, а что?

– А то, насколько я тебя знаю…

– Уж слишком ты умна, – недовольно перебила я. – Соображаешь, ничего не скажу. Но повторяю: из чистого любопытства, частным образом, а не официально. И не уклоняйся от темы. Черный тип был в Варшаве, черный тип теперь в Копенгагене…

Алиция оттащила пепельницу к себе.

– Черных типов на свете пропасть. Почему ты решила, что это тот самый?

Я придвинула пепельницу к себе и решила сказать все.

В конце концов, Эва солгала. Мне наговорила с три короба о разрыве с красавцем, а сама встречается с ним, собственными глазами видела. А единожды солгавши… Могла и о любви соврать. Их могло связывать преступление, а не любовь. Правда, одно другому не мешает, но не буду же я хранить тайну преступницы!

Моя информация очень взволновала Алицию.

– Трудно мне представить Эву в роли преступницы, – сказала она. – Но если Эва действительно встречается с этим типом… Если этого типа знал Эдик… И Эдик принялся громко выражать возмущение по поводу того, что я бог знает кого у себя принимаю… Не знаю, не знаю… Ты считаешь, Эва способна впасть в такую панику, чтобы поубивать столько народу?

– Во-первых, не поубивать. Убит один Эдик. Остальные – случайные жертвы, но они живы. И убивать их она совсем не собиралась. Убивать она собиралась тебя, но ты ведешь себя, извини, совершенно непредсказуемо, все запутываешь и упорно избегаешь ловушек. А во-вторых, как знать, ведь пока неизвестно, кто этот черный тип. Может, и аферист, может, шантажирует ее, а ведь у Эвы налаженная жизнь, дом, дети, Рой…

– Почему ты говоришь «дети»? Один ребенок, и не Роя, а от первого мужа. А если шантажирует, то убить надо было его, а не Эдика.

– Так-то оно так, если рассуждать логично. Но ведь не исключено, что она его любит и не в состоянии убить.

– Ерунда. И шантаж и убийство – все глупости. Рой так любит Эву, что простит ей все на свете.

– Не знаю, не знаю, – рассеянно произнесла я, стараясь ухватить мелькнувшую мысль. Встав со стула, я прошлась по кухне и заглянула в холодильник, автоматически отметив, что у нас кончилось молоко. – Не знаю, не знаю… Что я хотела сказать? Да, как-то все эти любови никак не укладываются в мою схему.

– Не понимаю.

– Ну, смотри. Эдик кричал, что ты рискуешь, что тебе грозит опасность. Так? Помнишь? Громко вопрошал, зачем ты рискуешь и принимаешь у себя дома таких людей. Можно допустить, что под «такими людьми» он подразумевал Эву, но чем ты рисковала? Тем, что Рой нанесет тебе оскорбление?

– Непонятно, – согласилась Алиция и задумалась. – Может, все-таки дело в шантаже? Может, он и вправду аферист, преступник, способный на все? Любовь, шантаж… Господи, людям иногда такие глупости приходят в голову…

Я тоже задумалась, глядя на пустой пакет из-под молока. Если Эва любит красавца брюнета, а Рой любит Эву и все ей простит… А может, Эве вовсе не хочется, чтобы ей все прощали? Может, ей хочется, чтобы Рой пришел в ярость, устроил грандиозную сцену ревности, пинками прогнал красавца… Может, она жаждет развязаться с красавцем, любит Роя, мечтает о спокойной и счастливой жизни с ним, а тут Эдик чуть не выдает тайну, а Рой, узнав ее, примется прощать… Или и того хлеще – решит пожертвовать собой, устраниться, и Эва останется один на один с постылым красавцем…

– Не верю я в такую любовь, ради которой идут на убийство, – сказала Алиция. – Мы не в двенадцатом веке живем.

Я была иного мнения:

– В любви ничего не меняется тысячелетиями. Это ты такая слишком рациональная, никаких эмоций, нет у тебя никакого понимания полового вопроса. А у Эвы есть. И у меня тоже. И не исключено, что на этой почве я тоже могла бы кого-нибудь убить.

– Ну так убей, а чепуху нечего молоть! Есть хочется зверски. Я рискую, принимая в своем доме неподходящих людей… Глупость какая-то! Разве что черный парень и в самом деле подозрительная личность. И хотя я его в своем доме не принимала, у Эдика по пьяной лавочке в голове все перепуталось и он решил, раз парень подозрительный – Эва тоже, вот и решил меня предостеречь?

Эва была явно встревожена, неожиданно увидев красавца. Мне сказала, что не желает его больше видеть. А может, не желает, чтобы я видела? И перед моим мысленным взором предстала яркая картина: ночная терраса, красный круг лампы, вопли пьяного Эдика. Эву охватывает ужас: она может потерять Роя, налаженную спокойную жизнь, семейное счастье. Потеряв от всего этого голову, она в отчаянии хватается за стилет… Интересно, откуда у нее взялся стилет, и вообще, что это такое? Ну ладно, хватается, значит, за стилет и, почти не сознавая, что делает, вонзает его Эдику в спину. А потом узнаёт, что осталось письмо, которое может ее разоблачить, и остается Алиция, которая в любой момент может обо всем узнать. Она знает, что Алиция ее любит, очень любит, но знает также и то, что смерти Эдика Алиция ей не простит и не будет покрывать убийцу…

– В конце концов, померла эта тетка, что ли? Сколько можно ждать! Мы тут сами помрем с голоду.

Возглас голодной Алиции заставил меня оторваться от созерцания захватывающей картины – Эва с занесенным стилетом и вернул с ночной террасы в спокойное солнечное утро.

– Одиннадцать часов. Наверное, приличия позволяют уже разбудить почтенную даму? А может, она давно не спит и лишь из скромности, не желая мешать нам, не покидает своей комнаты?

– Смеешься? Из скромности?!

– В таком случае, надо будить. Ибо, позволь заметить, тебе грозит разорение. Не только мы с тобой голодны, но и все остальные. Заметь, выпито все молоко и съедены все бананы – к ним ты не запретила прикасаться. И сыр тоже съеден, тот, что лежал в шкафчике.

– Очень хорошо, что съеден, его давно уже надо было съесть, но никто не хотел. Ну ладно, рискну.

Алиция подняла руку, чтобы постучать в дверь теткиной комнаты, но в последнюю минуту сдрейфила. Приложила ухо к двери, послушала, опять подняла руку и опять не постучала.

– А как я к ней обращусь, черт возьми? На «ты» или на «вы»? Я так надеялась, что она выйдет и первая обратится ко мне, и все станет ясно.

– Может, и обратится. Ты скажи просто «добрый день».

– А не лучше заглянуть сначала в окно?

– Вот уж не уверена, что будет вежливее будить пожилого человека, неожиданно заглядывая к нему в окно. Мало ли что с ней может случиться от страха. Кто знает, может, она боится взломщиков. Лучше просто постучать в дверь.

– Тут взломщики не водятся, – возразила Алиция, но все-таки в третий раз подняла руку и, поколебавшись, постучала наконец.

Ответа не последовало.

Алиция постучала громче. И опять без толку. Тогда она постучала в третий раз, причем так громко, что затрясся бы весь дом, будь он не столь крепок.

Я с интересом наблюдала происходящее.

– А она, случайно, не глухая? Ты вчера ничего такого не заметила? Или, может быть, она встала чуть свет и отправилась в костел?

– В какой еще костел?

– Ну откуда я знаю… В протестантский, наверное?

Алиция хотела многозначительно повертеть пальцем у виска, но в раздражении вместо этого больно стукнула себя кулаком по лбу и с удвоенной силой забарабанила в дверь. Потом, решившись, нажала на ручку, осторожно заглянула в щель, вдруг широко распахнула дверь и со сдавленным возгласом «Матка боска!» застыла в странной позе, как бы в полупоклоне.

Сорвавшись с места, я бросилась за ней и с тем же возгласом «Матерь божия» (тоже наверняка сдавленным голосом) с разбегу нечаянно толкнула ее в выпяченный зад, в результате чего мы обе с грохотом свалились на пол.

Было от чего прийти в ужас. Лежащая в постели Алиции тетя представляла собой на редкость жуткое зрелище. На подушке вместо головы сплошное кровавое месиво, так что даже нельзя было разобрать, затылок это или лицо.

Я еще успела заметить лежащий на постели молоток, которым, видимо, воспользовался убийца, и закрыла глаза, невольно прошептав «все красное» немеющими губами и чувствуя, как мне становится нехорошо.

Алиция задом же вытолкнула меня из комнаты, закрыла дверь и прислонилась к косяку. Я прислонилась к другому. Обе мы молчали, будучи не в силах вымолвить слова.

В немом отчаянии Алиция смотрела на меня. Желая ее хоть как-то утешить, я произнесла:

– По крайней мере тебе теперь на надо решать проблему – на «ты» вы с ней или на «вы».

– Ну и дура! – Алицию ничто не могло утешить. – Ведь осталась вторая, а значит, и проблема. И вторая обязательно приедет на похороны.

– А ты и ее пригласи переночевать, – мрачно предложила я. – И проблема решится сама собой. На нашего убийцу можно положиться…

Алиция содрогнулась и вроде немного пришла в себя. Сквозь ужас и отчаяние на ее лице мелькнул проблеск надежды:

– Может, она еще жива? Как те. Врача!

– Да ты что! От человека осталось лишь кровавое месиво, крови вокруг, как на бойне…

Не слушая меня, Алиция бросилась к телефону и вызвала «скорую помощь», потом принялась разыскивать герра Мульдгорда. У нее тряслись руки, дрожали губы, видимо, только сейчас она осознала весь ужас происшедшего.

«Скорая помощь» приехала через несколько минут. Алиция с трудом выдавила из себя несколько фраз, чтобы ввести в курс дела врача, кстати, того же самого, который приезжал к Владе и Марианне.

Взглянув на тетку, врач тут же принялся за какие-то непонятные манипуляции. Потом я с изумлением увидела, как старушку осторожно положили на носилки и понесли в машину. Лицо Алиции выражало высшую степень обалдения.

Как только машина «Скорой помощи» отъехала, я потребовала от подруги объяснений.

– Тетя жива. Да, да, жива!

– Как жива? Жива с разможженной головой?

– Ничего у нее не разможжено.

– Но я же сама видела! Красное месиво вместо головы…

– Косметическая маска. Из клубники.

Я потеряла дар речи. Как, впрочем, и все прочие дары.

Алиция сжалилась надо мной и снизошла до объяснений:

– Косметическая питательная маска из клубники, ничего особенного. Придает коже лица свежесть и эластичность. Продается готовая, в баночке еще осталось. Тетя наложила ее на ночь.

– Сколько же там было клубники? Пять кило? Из одной баночки такое месиво?!

– Не только, добавилась еще кровь. Из рассеченной артерии над глазом. Видимо, тетя разрезала ее стеклом от часов. Разбитые часы были у нее на руке.

– Тогда и вовсе непонятно, как же она осталась жива, ведь должна была истечь кровью.

– Должна была, но маска, засохнув, стянула кожу. В состав питательной маски, кроме клубники, входит вещество, способствующее стягиванию. Наверное, маска была еще свежая, когда преступник замахнулся на тетю молотком…

Пока господин Мульдгорд собирал свою бригаду, пока они ехали к нам из Копенгагена, мы успели съесть изящно сервированный завтрак и убрать со стола.

Новое неудачное преступление как-то не лишило нас аппетита – похоже, мы начали привыкать. Я даже высказала предположение, что того и гляди начну чувствовать себя неуютно, если поблизости не окажется свеженьких потерпевших. И добавила философски:

– Видишь, Алиция, тетка спасла тебе жизнь.

Возмущенная Алиция обрушилась на меня, Из ее бессвязных криков удалось понять, что она предпочла бы тысячу раз умереть, чем теперь отвечать за тетку перед родственниками.

– Что я им скажу? Как объясню? Подумать только, все было бы в порядке, если бы я заказала гостиницу. Что теперь делать?..

– Идиотка! – раздраженно перебила ее восклицания Зося. – Да ты соображаешь, что говоришь? Если бы заказала ей гостиницу, лежала бы теперь вместо нее с разможженной головой!

– Ну и пусть! Может, тоже осталась бы жива! А артерию себе я бы не перерезала, часы я перед сном снимаю…