Текст книги "Человек, нашедший свое лицо"

Автор книги: Александр Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Потерянный поклонник

Когда человек окружен врагами, он поневоле становится подозрительным и осторожным. Получив и прочитав письмо Люкс, Тонио тотчас догадался, что это маневр Питча. Однако и он был не прочь повидаться с Люкс. Она все еще интересовала его. Тем осторожнее надо быть с нею. Люкс, конечно, будет спрашивать о планах. Нужно ли дольше скрывать их? Скоро начнутся репетиции, и тайна все равно всем станет известной.

«Пусть Люкс воображает, что я не устоял перед ее очарованием, как Самсон перед Далилой. Посмотрим, как она примет мой план!» – подумал Престо.

В назначенный день и час Престо вошел в знакомый будуар, устланный коврами и уставленный оттоманками, пуфами, раздвижными креслами. Пестро и разностильно. Но у хозяйки, подбиравшей эту мебель, был свой расчет: садясь и ложась на кресла и кушетки самой разнообразной формы, можно было показать наиболее выгодные позы, – показать товар лицом, – а это было очень важно, так как поднимало цену товара в глазах кинопредпринимателей и режиссеров, которые посещали «звезду». Красота тела для нее была главным богатством.

Люкс приняла Престо в костюме Клеопатры, лежа на длинном египетском диване с кривыми ножками. Клеопатра – была ее новая роль, а Люкс имела обыкновение «входить в новые роли», преображаясь и дома в новую героиню.

– Мне надо почувствовать себя царицей Египта, – говорила она, иногда заставляя даже свою камеристку одеваться в костюм египетской рабыни и подавать ей шоколад в египетской чашке. Впрочем, это была скорее причуда, расчет на лишний эффект, чем серьезная творческая работа.

Престо, взглянув на новоявленную Клеопатру, не почувствовал прежнего волнения. Несмотря на то, что Люкс была изумительно красива в этом экзотическом наряде, он все же оставался холоден. Ему даже показалось, что перед ним не живой человек, а статуя из музея восковых фигур.

Люкс улыбнулась гостю одною из своих самых неотразимых улыбок, а в ее арсенале их были дюжины, на все случаи жизни и артистической практики.

– Я очень рада вас видеть, Тонио, – певуче сказала она, в то же время внимательно наблюдая, какое произвела действие.

По-видимому, она ожидала большего эффекта. Мимолетная озабоченность мелькнула на ее лице, но она тотчас придала ему беззаботное выражение.

– Садитесь. Мы так давно не виделись. Загорели и как будто немного похудели. У вас усталый вид. Много работаете? – спросила она его и в то же время подумала. «Почему он сегодня такой деревянный? Ни одного комплимента, не вздыхает, не смотрит на меня с тоской. Неужели я потеряла власть над ним?»

– Да, я много работаю, – ответил Престо, усаживаясь на низенький мягкий пуф.

– Слыхала. Вы начинаете собственное дело. Наверно, это будет что-нибудь оригинальное, как все, что исходит из рук Тонио Престо.

Престо пропустил мимо ушей комплимент, – только кивнул головой.

– Очень оригинальное, мисс Люкс.

– И, наверно, вы придумали чудесные роли?

– О, да. Роль героини, кажется, удалась мне.

– Это очень интересно. Расскажите, расскажите скорее.

– Вы так живо интересуетесь, словно не прочь были бы и сами принять участие в моей работе? – спросил Престо, едва заметно улыбаясь.

Люкс медлила с ответом. Она именно этого и хотела, – дать Престо понять, что, быть может, не откажется перейти к нему на работу, если ее об этом очень попросят и если сценарий и роль будут по ее вкусу, но вместе с тем Люкс хотела избежать определенного ответа, который связал бы ее.

– Какой же артист не мечтает о выигрышной роли, – ответила она.

Теперь она ожидали, что Престо начнет расхваливать роль героини, чтобы еще больше заинтересовать ее. Но Тонио неожиданно сказал.

– Боюсь, что эта роль не для вас – И прибавил: – Вы не справитесь с нею.

Это был вызов, почти оскорбление.

– Роль может мне не понравиться, – возразила она ледяным тоном, – но чтобы я не справилась с нею!.. Вы, кажется, знаете меня не один день, Тонио, – уже более мягко, с дружеским упреком закончила она.

– Я знаю, какая вы артистка!

«Даже не сказал гениальная или хотя бы талантливая», – с неудовольствием отметила Люкс.

– Дочь короля, графиня, молодая вдова миллионера, знаменитая артистка... – начал Престо перечислять лучшие роли Люкс. – Изумительные костюмы: шелка, золото, драгоценные камни, роскошные прически... Но это не то, совсем не то, что у меня, мисс Люкс.

– Что же у вас? – спросила обиженным тоном Люкс. – Кто же ваша героиня?

– Прачка.

– Прач-ка? – скорее прошептала, чем проговорила она, глядя на Тонио расширенными глазами. Уж не издевается ли он над нею?

– Да, самая обыкновенная прачка, впрочем, молодая и симпатичная, – спокойно ответил Престо. – А герой... герой – безработный в рубище, который ходит по мусорным ящикам и собирает крючком кости и тряпки. Место действия – подвалы, чердаки и задние дворы.

Люкс несколько овладела собой, улыбнулась.

– Вы шутите, Тонио.

– Я говорю совершенно серьезно. Мне, конечно, было бы очень приятно, если бы моя прачка обладала вашей внешностью. Контраст между богатством, которым природа наделила героиню, и тем, что дала ей жизнь, был бы очень эффектен, но, мне кажется, вам нелегко было бы войти в такую роль.

Лицо Люкс вдруг потеряло все свое очарование. Оно сделалось холодным и почти злым. И Гедда сразу потеряла весь интерес к Престо. В ее глазах он был конченый человек. Питч может быть спокоен: Престо сам свернет себе шею.

– Так как же, мисс, вы думаете о новой роли? – спросил он, почти не скрывая иронии.

– Поищите вашу героиню среди прачек, мистер Престо, – ответила она ледяным тоном.

– Я так и сделаю, мисс, – вызывающе весело ответил Престо и подумал: «Простенькая Эллен – жемчужина по сравнению с этой мишурой».

Говорить им больше было не о чем. Престо раскланялся и вышел.

Люкс неподвижно лежала на египетском диване. Теперь она действительно походила на Клеопатру, которую только что ужалила в грудь змея. Пусть Престо сломает себе шею, – для нее это безразлично. Но как он мог так легко разлюбить ее? Неужели она начала терять женское обаяние?.. Эта мысль заставила ее похолодеть. Ее обаяние – ее капитал... «Нет, нет, – успокаивала она себя, – ни одно зеркало не говорит мне о том, что я начинаю увядать. Тут что-то другое. Быть может, последствие метаморфозы, которую перенес Престо, а может быть, он увлекся... какой-нибудь прачкой. Тем хуже для него! И он смел еще мечтать обо мне!..»

А Престо, возвращаясь к себе на автомобиле, в свою очередь думал о Люкс:

«Она остается одною из самых очаровательных женщин. Это неоспоримо. Но чем ближе узнаешь ее как человека, тем больше разочаровываешься. У нее нет другой цели в жизни, как деньги, нажива... Нет, все это звезды не моего небосклона. Новое дело надо делать с новыми людьми, и я найду их среди талантливой молодежи!»

На пороге виллы Престо встретил Себастьяна, чем-то смущенного.

– У нас гости, – сказал он.

– Кто? – небрежно спросил Тонио, предполагая, что кто-нибудь пришел по делу.

– Жильцы приехали. Пожилой мистер и с ним молодая мисс. – И Себастьян хитро посмотрел на Престо.

– Это Барри! – воскликнул Престо. – Наконец-то! Где они?

– У себя, наверху. Раскладываются, приводят себя в порядок с дороги. Миссис Ирвин помогает им.

Миссис Ирвин, переселившаяся уже несколько дней тому назад на виллу Престо, была почтенная вдова, приглашенная на роль компаньонки Эллен.

– Отлично! Отлично! – оживленно воскликнул Тонио. – Прикажите накрыть завтрак в голубой гостиной. Четыре прибора!

Эллен начинает новую жизнь

– Как я рад вас видеть, дорогой Барри, – говорил Престо за завтраком. – Я с нетерпением ожидал вас. Дела по горло.

– Меня задержала администрация парка, пока был найден подходящий заместитель. Они ведь очень разборчивы и о каждом новом служащем собирают предварительные справки – не член ли профсоюза, не участвовал ли в забастовках и прочее.

– Теперь мне будет легче, – сказал Престо и начал знакомить Барри с положением дел, в то же время поглядывая на Эллен и миссис Ирвин.

Почтенная дама, полная, флегматичная женщина с седеющими волосами, была поглощена едой. Больше всего она любила плотно покушать и подремать в кресле. И новая должность вполне удовлетворяла ее. От нее ничего не требовали, кроме того, чтобы она жила в доме и ни во что не вмешивалась. Приятная служба!

Эллен поглощала завтрак с аппетитом молодого здорового человека, в то же время внимательно прислушивалась к разговору и время от времени поглядывала на Престо. Она была одета в простенькое, хорошо выстиранное и выглаженное собственными руками платье из светлой холстинки.

После завтрака миссис Ирвин удалилась в свою комнату, – смежную с комнатой Эллен, – подремать под болтовню своего старого друга-зеленого попугая, а Престо повел Барри и Эллен показывать виллу.

Он ожидал, что дикарка Эллен будет себя чувствовать неловко в новой обстановке, но Эллен не проявляла ни малейшего смущения. Ее не ослепили невиданная красота и богатство виллы, хотя она и проявляла живейший интерес к собранным Престо произведениям искусства. Престо, показывая на картины и скульптуры, называл имена художников, а Эллен часто дополняла его пояснения. Видимо, дядюшка немало потрудился над ее образованием.

Огромная, отделанная резным дубом, библиотека привела Эллен в восторг.

– Сколько книг, – воскликнула она.

Девушка с жадным любопытством перебегала от шкафа к шкафу, от стеллажа к стеллажу, ловко влезала по лесенкам, вынимала то одну, то другую книгу. Очень заинтересовался библиотекой и Барри. Словно руководимый каким-то чутьем, он быстро нашел обширный отдел биологии, взглядом знатока пробежал по полкам, увидал прекрасные издания классиков естествознания, роскошные альбомы и воскликнул:

– Вот не ожидал, что киноартист проявляет такой интерес к научной книге!

– Наверное, не всякий артист, а настоящий, большой артист, – неожиданно для себя самой воскликнула Эллен, стоя наверху лесенки.

Эти искренние похвалы были очень приятны Престо.

– Кто хочет работать серьезно, тот должен многое знать, – сказал он. – Один справочный отдел этой библиотеки заключает в себе более пяти тысяч томов. Там вы найдете и историю костюмов всех времен и народов, и альбомы по архитектуре, и рисунки мебели, предметов домашнего обихода.

– Не ушла бы из этой библиотеки! – простодушно воскликнула Эллен.

– А вы и не уходите! – отозвался Престо, следя за каждым движением девушки, которая продолжала подниматься и спускаться по приставным лестницам.

Показав на огромную нишу, выходившую стеклянными окнами на север, – чтобы солнечные лучи не мешали заниматься, – он спросил:

– Как вам нравится этот уголок?

Пол был застлан ковром. На круглых столах стояли лампы с шелковыми абажурами и лежали кипы новых американских и европейских журналов и газет. У оконного простенка, среди живых цветов, стоял бюст Афины.

– Очень нравится, – ответила Эллен.

– Ну вот, если хотите, вы здесь и будете заниматься. Я вас зачислю в сценарный департамент.

– В департа-а-мент! – протянула Эллен. – А что надо делать?

– Вы будете следить за газетами и журналами и делать вырезки. Что и как, я покажу вам. Работа интересная. В свободное же время – вся библиотека в вашем распоряжении. Согласны?

– Попробую, если справлюсь.

– Справитесь! – уверенно ответил Престо.

Но он совсем не думал оставить девушку на этой работе. Еще там, на берегу Изумрудного озера, он решил, что Эллен должна быть артисткой на новые роли новых сценариев. У нее для этого все данные. Осторожно и исподволь он будет добиваться цели. А пока надо дать Эллен какую-нибудь работу, чтобы она не скучала. Притом для нее будет приятно, что она сама зарабатывает.

Однако Престо понимал, сколько трудностей стоит на его пути. Тонио помнил, с каким недоверием и предубеждением отнеслась Эллен к его предложению попробовать себя в кино. «Я и ступить-то не умею!» – ответила она. А между тем все, что хотел он от нее, – это то, чтобы она и перед аппаратом только оставалась сама собой. Но тут планам Престо грозила опасность. Он знал, как быстро женщины ассимилируются в новой среде, какою они обладают мимикрией – способностью подделываться под окружающую обстановку. Простенькое платье, в котором он встретил ее, в первую минуту успокоило его, но потом он подумал: у Изумрудного озера Эллен и не могла сделать другое. Не было материала, хорошей портнихи, модных журналов да, наверно, и денег. Но что будет с нею, когда она войдет в артистический круг? Ни одна женщина, тем более молодая, не захочет быть золушкой среди других. Эллен начнет наряжаться и, что еще хуже, подражать жестам, манере держаться, начнет перенимать худшее у этих изломанных кукол. А нет ничего более ужасного, безвкусного, вульгарного, как подделка, неудачное подражание аристократическим манерам. Тогда Эллен пропала для экрана... Но Престо надеялся, что здоровая простота, которую ей привили условия жизни и разумное воспитание старика Барри, сохранят ее от разлагающего пути.

В библиотеке появился Себастьян и сказал:

– Вас вызывают в контору, мистер!

Престо тяжело вздохнул. Ему не хотелось уходить, но сегодня он еще не был в конторе, а там, вероятно, уж десятки человек ждут его.

– Хорошо. Передайте по телефону, что сейчас выезжаю, – ответил он и обратился к Барри – Ну, что же, мистер, если вы не устали с дороги, едем со мною. Я познакомлю вас с моими ближайшими помощниками.

Неожиданный успех

Чем дальше подвигалось дело, тем больше препятствий приходилось преодолевать Престо. На него ополчились все силы американской реакции и капитала. Газеты были полны самыми грязными инсинуациями и клеветой по адресу недавнего любимца всей страны, «продавшегося красным». Вновь поднялась кампания против «человека, потерявшего лицо». Газеты требовали пересмотра дела и лишения Престо имущественных прав. Чтобы отбиваться, Престо приходилось подписывать все новые крупные чеки на имя изворотливого, но жадного Пирса. Нависла угроза и уголовного обвинения в краже у Цорна медикаментов, и в «отравлении» целой группы киноработников и государственных служащих: прокурора, губернатора...

Несколько дней подряд газеты печатали с комментариями интервью, которое дала журналистам Люкс: женщины умеют мстить!

Она рассказывала, как Престо «на коленях умолял ее принять участие в его предприятии, чтобы спасти его от неминуемого краха. Но она с негодованием отвергла его предложение, не желая пятнать свое имя в этом грязном, антиобщественном, преступном деле, направленном против американского народа и чести американской демократии...»

Эллен, выискивая в газетах и журналах нужные статьи, читала эти заметки. Встречаясь с Престо, она бурно выражала свое негодование. Престо был уж не рад, что дал ей такую работу, хотя искреннее возмущение Эллен и трогало его. В этой горячности было нечто большее, нем чувство возмущенной справедливости, и он с новым интересом приглядывался к девушке.

– Ничего, мисс Эллен! Все это в порядке вещей и для меня в этом нет ничего неожиданного. Борьба на жизнь и смерть – незыблемая основа нашей прославленной демократии. И мы будем бороться. А вы поможете мне?

– Я готова сделать все, чтобы помочь вам! – горячо и искренне воскликнула Эллен.

Престо был растроган. Он взял ее руку и сказал:

– Быть может, эта помощь очень скоро понадобится мне. Не забудьте же вашего обещания!

Он решил воспользоваться ее настроением и со временем добиться согласия на участие в фильме. Дело с героиней-прачкой у Престо не ладилось. Известные и опытные артистки отказывались играть прачку, а молодые, находившиеся под влиянием условных штампов кинозвезд, не справлялись с ролью. Их прачки напоминали танцовщиц из мюзик-холла или графинь, занимающихся стиркой, но очень далеки были от образа настоящей труженицы. И поэтому репетиции пока шли без съемок.

Чтобы отвлечь Эллен от расстраивавших ее газет и скорее достигнуть цели. Престо нередко говорил ей:

– Довольно о газетах. Поедемте лучше со мной в киностудию.

Девушка охотно соглашалась. Таинственный закулисный мир кино интересовал ее. А Престо тонко вел свою линию. В ее присутствии он умышленно поручал роль героини самым неподходящим артисткам. И когда они, как бы танцуя фокстрот, начинали топтаться возле корыта или вынимали белье двумя пальчиками с приподнятыми мизинцами, как конфету из бомбоньерки, – Эллен не могла удержаться от улыбки и насмешливых замечаний и иногда возмущенно восклицала:

– Вот чудачка! Да разве это так делается? Она никогда не видела, как белье стирают, полощут, развешивают!

– А вы ей покажите! – с невинным видом однажды сказал Престо. Эллен смутилась, но он продолжал: – Вы только окажете ей хорошую услугу. Надеюсь, вы не стесняетесь того, что умеете стирать белье?

Престо попал в цель.

– Нисколько, – ответила она. – Я считаю, что никакая черная работа не унижает человека. Позвольте мне! – обратилась Эллен к артистке и принялась за работу с такой непринужденностью, как будто находилась в сторожке на берегу Изумрудного озера.

К счастью, опасения Престо не оправдались: Эллен не утратила простоты и естественности своих движений. Тонио, видя ее работу, затаил дыхание, а Гофман, который, не снимая, по обыкновению находился на посту возле аппарата, как-то крякнул и вдруг с ожесточением завертел ручкой.

«Даже Гофмана проняло!» – с радостью подумал Престо.

Артисты с вниманием и некоторым изумлением смотрели на Эллен. В студии стало совсем тихо. Эту напряженную тишину нарушал только сухой треск аппарата. А Эллен, как ни в чем не бывало, продолжала заниматься стиркой. Когда, наконец, она кончила, Гофман перестал крутить ручку и взревел на всю киностудию:

– Нашли! Нашли, черт возьми! Да ведь это же дьявольски хорошо вышло!

И артисты, в большинстве молодежь, еще не зараженная духом зависти, дружно зааплодировали. Эллен, сама того не сознавая, показала всем предельную высоту всякого искусства: простоту.

И только теперь, видя неожиданный эффект своего выступления, она смутилась и покраснела. Все поздравляли ее, Гофман безумствовал. Он тряс Эллен руки и кричал:

– Теперь мы победим! Вы прирожденная...

– Прачка! – добавила Эллен.

– Прирожденная артистка! Поверьте мне, старому волку! То, что другим дается с величайшим трудом, годами учения, вам даром идет в руки.

– Это, может быть, потому, что артисты играют, – возражала Эллен, – а я даже не думала об игре.

– Вы жили. Это-то и нужно, – горячился Гофман. – Чем больше игры, искусственности, тем хуже. Вы же сами не раз слышали, как мистер Престо просит артистов: «Только, пожалуйста, не играйте!»

Так Эллен, прежде чем дала свое согласие, стала артисткой по общему приговору видевших ее первое выступление.

Но сама она еще не верила этому и сомневалась.

Возвращаясь в автомобиле вместе с Престо на его виллу, она долго молчала. Престо искоса поглядывал на нее и тоже молчал. Пусть перебродится первое волнение. И только когда они проехали полпути, он спросил ее:

– Ну как?

– А все-таки я не буду артисткой, – ответила она.

– Почему?

– Ваше заключение слишком поспешно, – отвечала она. – Что я делала? Только работала, как всегда. Это каждый может, если делает свое обычное дело. Столяр точно так же строгал бы, землекоп копал, и у него это, конечно, вышло бы лучше, чем у артиста, который впервые берется за рубанок или лопату. Но ведь ваша героиня в фильме не только стирает белье. Она и радуется, и страдает, плачет и смеется, разговаривает и молчит, а это уж не то, что белье стирать. Нет, я не стану играть. Сама осрамлюсь и фильм испорчу.

– Отчасти вы правы, – сказал Престо, – но только отчасти. Конечно, с вами еще предстоит большая работа. Но ведь и с артистами, которые берутся впервые за рубанок или лопату, тоже надо немало повозиться, чтобы, глядя на экран, над ними не смеялись профессионалы. Главное то, что у вас прирожденный талант, бесспорные задатки. Это я заметил еще у Изумрудного озера, когда вы изображали безумие Офелии. Поверьте моей опытности и опытности Гофмана, который имел дело с сотнями новичков и умеет оценить человека по одному движению, по одному жесту.

Эллен все еще не сдавалась и возражала:

– Но ведь это были только мои привычные жесты.

– Поймите же, – продолжал убеждать ее Престо, – что одно дело – стирать белье в хижине сторожа и другое – перед аппаратом. Самая лучшая прачка забывает свои привычные движения, как только ее начинают снимать. Она или смущается, и у нее все летит из рук, или начинает стирать так, как ей кажется нужно для экрана. И только по-настоящему талантливые люди могут устоять перед этим испытанием – съемкой.

В душе Престо и сам еще не был вполне уверен, но Эллен безусловно представляла собой самый подходящий сырой материал, обещала больше других. Неведомым для Эллен осталось и то, что Престо заранее сговорился с Гофманом поддержать, поощрить Эллен, если и он найдет, что из нее выйдет толк. И Эллен, видимо, не на шутку заинтересовала Гофмана, судя по искренней горячности, с которой он принял ее первый дебют. Что же касается остальных артистов, то они были восхищены не только естественностью, но и красотой, гармоничностью ее движений. Даже для более опытных артистов было откровением то, что подметил Престо еще на берегу Изумрудного озера: трудовые движения могут быть так же красивы и изящны, как художественная пластика, что самые хитроумные изощрения не могут лучше показать красоту форм, линий, динамику живого человеческого тела, чем эти трудовые позы и жесты.

Видя, что Эллен все еще колеблется. Престо сказал:

– Послушайте, мисс Эллен, совсем недавно вы сказали мне, что готовы сделать все, чтобы помочь мне. И эту помощь теперь вы можете оказать мне. Вы знаете, что я переживаю нелегкое время. Больше того, все висит на волоске. В случае неудачи я разорен, моя карьера кончена. Но в своем падении я увлеку и других, – всех, кто связал свою судьбу с моею. Ведь, начиная это дело, я думал не только о себе. Об этом я говорил вам еще в сторожке парка. Не отказывайтесь, Эллен. Поймите, что и я, и Гофман не поведем вас и себя на провал. В успехе мы так же заинтересованы, как и вы, и мы сделаем все возможное, чтобы обеспечить этот успех. Дайте только ваше согласие!

– Если дело обстоит так, то я согласна, – сдалась, наконец, Эллен.

Престо, вздохнув с облегчением, воскликнул:

– Давно бы так! – и, улыбаясь, докончил: – Теперь и ваша судьба связана с моею. Вместе победить или вместе принять поражение!