Текст книги "Человек-амфибия(изд. 1977)"
Автор книги: Александр Беляев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Ольсен только что вернулся с пуговичной фабрики и сел обедать. Кто-то постучал в дверь.
– Кто там? – крикнул Ольсен, недовольный тем, что ему помешали. Дверь открылась, в комнату вошла Гуттиэре.
– Гуттиэре! Ты? Откуда? – воскликнул удивленный и обрадованный Ольсен, поднимаясь со стула.
– Здравствуй, Ольсен, – сказала Гуттиэре. – Продолжай свой обед. – И, прислонившись к дверям, Гуттиэре заявила:
– Я не могу больше жить с мужем и его матерью. Зурита… он осмелился ударить меня… И я от него ушла. Совсем ушла, Ольсен. Эта новость заставила Ольсена прервать обед.
– Вот так неожиданность! – воскликнул он. – Садись! Ты едва держишься на ногах. А как же? Ты ведь говорила: «Что бог соединил, человек да не разлучает»? Отставить? Тем лучше. Радуюсь. Ты вернулась к отцу?
– Отец ничего не знает. Зурита нашел бы меня у отца и вернул бы к себе. Я остановилась у подруги.
– И… и что же ты будешь делать дальше?
– Я поступлю на завод. Я пришла просить тебя, Ольсен, помочь мне найти работу на заводе… все равно какую… Ольсен озабоченно покачал головой:
– Сейчас это очень трудно. Хотя я, конечно, попытаюсь. – И, подумав, Ольсен спросил:
– А как муж отнесется к этому?
– Я не хочу знать его.
– Но муж-то захочет узнать, где его жена, – улыбаясь, сказал Ольсен. – Не забывай, что ты в Аргентине. Зурита разыщет тебя, и тогда… Ты сама знаешь, что он не оставит тебя в покое. Закон и общественное мнение на его стороне.
Гуттиэре задумалась и потом решительно сказала:
– Ну что же! В таком случае я уеду в Канаду, Аляску…
– Гренландию, на Северный полюс! – И уже более серьезно Ольсен сказал:
– Мы обдумаем это. Здесь тебе оставаться небезопасно. Я и сам давно собираюсь выбраться отсюда. Зачем я приехал сюда, в Латинскую Америку? Здесь еще слишком силен поповский дух. Жаль, что нам не удалось тогда бежать отсюда. Но Зурита успел похитить тебя, и наши билеты и наши деньги пропали. Теперь у тебя, вероятно, так же нет денег на пароходный билет в Европу, как и у меня. Но нам и необязательно ехать прямо в Европу. Если мы – я говорю «мы» потому, что я не оставлю тебя, пока ты не будешь в безопасном месте, – если мы доберемся хотя бы до соседнего Парагвая, а еще лучше – до Бразилии, то там Зурите будет уже труднее разыскать тебя, и у нас будет время подготовиться к переезду в Штаты или же в Европу… Ты знаешь, доктор Сальватор в тюрьме вместе с Ихтиандром?
– Ихтиандр? Он нашелся? Почему он в тюрьме? Могу я его увидеть? – забросала Гуттиэре вопросами Ольсена.
– Да, Ихтиандр в тюрьме, и он снова может оказаться рабом Зуриты. Нелепый процесс, нелепое обвинение против Сальватора и Ихтиандра.
– Это ужасно! И его нельзя спасти?
– Я все время пытался это сделать, но безуспешно. Но неожиданным нашим сотрудником оказался сам смотритель тюрьмы. Сегодня ночью мы должны освободить Ихтиандра. Я только что получил две коротенькие записки: одну от Сальватора, другую от смотрителя тюрьмы.
– Я хочу видеть Ихтиандра! – сказала Гуттиэре. – Можно мне пойти с тобой?
Ольсен задумался.
– Я думаю, что нет, – ответил он. – И тебе лучше не видеть Ихтиандра.
– Но почему?
– Потому что Ихтиандр болен. Он болен как человек, но здоров как рыба.
– Я не понимаю.
– Ихтиандр больше не может дышать воздухом. Что же будет, если он снова увидит тебя? Для него это будет очень тяжело, да, может быть, и для тебя. Ихтиандр захочет видеться с тобой, а жизнь на воздухе погубит его окончательно.
Гуттиэре опустила голову.
– Да, пожалуй, ты прав… – сказала она, подумав.
– Между ним и всеми остальными людьми легла непреодолимая преграда – океан. Ихтиандр – обреченный. Отныне вода становится его родной и единственной стихией.
– Но как же он там будет жить? Один в безбрежном океане – человек среди рыб и морских чудовищ?
– Он был счастлив в своем подводном мире, пока… Гуттиэре покраснела.
– Теперь, конечно, он не будет так счастлив, как раньше…
– Перестань, Ольсен, – печально сказала Гуттиэре.
– Но время излечивает все. Быть может, он даже обретет утраченный покой. Так он и будет жить – среди рыб и морских чудовищ. И если акула не съест его раньше времени, он доживет до старости, до седых волос… А смерть? Смерть везде одинакова…
Сгущались сумерки, и в комнате было почти темно.
– Однако мне пора, – сказал Ольсен, поднимаясь. Встала и Гуттиэре.
– Но я могу хоть издали видеть его? – спросила Гуттиэре.
– Конечно, если, ты не выдашь своего присутствия.
– Да, я обещаю это.
Уже было совсем темно, когда Ольсен в костюме водовоза въехал во двор тюрьмы со стороны Коронель Диас. [7]7
Коронель Диас – одна из улиц, на которую выходит тюрьма.
[Закрыть]Сторож окликнул его:
– Куда едешь?
– Морскую воду дьяволу везу, – ответил Ольсен, как учил его тюремный смотритель.
Все сторожа знали, что в тюрьме находится необычайный арестант – «морской дьявол», который сидит в баке, наполненном морской водой, так как пресной он не переносит. Эту морскую воду время от времени меняли, привозя ее в большой бочке, установленной на дроги.
Ольсен подъехал к зданию тюрьмы, завернул за угол, где помещалась кухня и находилась дверь в тюрьму для входа служащих. Смотритель уже все приготовил. Сторожей, обычно стоявших в коридоре и у входа, отослали под разными предлогами. Ихтиандр, сопровождаемый смотрителем, свободно вышел из тюрьмы.
– Ну, прыгай скорее в бочку! – сказал смотритель. Ихтиандр не заставил себя ждать.
– Трогай!
Ольсен ударил вожжами, выехал со двора тюрьмы и не спеша поехал по Авени да Альвар, мимо вокзала Ритеро, товарной станции.
Следом за ним невдалеке мелькала тень женщины.
Была уже темная ночь, когда Ольсен выехал из города. Дорога шла берегом моря. Ветер крепчал. Волны набегали на берег и с шумом разбивались о камни.
Ольсен осмотрелся. На дороге никого не было видно. Только вдали сверкали фонари быстро мчавшегося автомобиля. «Пусть проедет».
Гудя и ослепляя светом, автомобиль промчался к городу и скрылся вдали.
– Пора! – Ольсен обернулся и сделал Гуттиэре знак, чтобы она скрылась за камни. Потом он постучал по бочке и крикнул:
– Приехали! Вылезай!
Из бочки показалась голова.
Ихтиандр оглянулся, быстро вылез и прыгнул на землю.
– Спасибо, Ольсен! – сказал юноша, крепко сжимая мокрой рукой руку великана.
Ихтиандр дышал часто, как в припадке астмы.
– Не за что. Прощай! Будь осторожен. Не подплывай близко к берегу. Опасайся людей, чтобы опять не попасть в неволю.
Даже Ольсен не знал, какие приказания получил Ихтиандр от Сальватора.
– Да, да, – задыхаясь, сказал Ихтиандр. – Я поплыву далеко-далеко, к тихим коралловым островам, куда не приходит ни один корабль. Спасибо, Ольсен! – И юноша побежал к морю.
Уже у самых волн он вдруг обернулся и крикнул:
– Ольсен, Ольсен! Если вы увидите когда-нибудь Гуттиэре, передайте ей мой привет и скажите, что я всегда буду помнить ее! Юноша бросился в море и крикнул:
– Прощайте, Гуттиэре! – и погрузился в воду.
– Прощай, Ихтиандр!.. – тихо ответила Гуттиэре, стоявшая за камнями.
Ветер крепчал и почти валил людей с ног. Море бушевало, шипел песок, грохотали камни.
Чья-то рука сжала руку Гуттиэре.
– Идем, Гуттиэре! – ласково приказал Ольсен. Он вывел Гуттиэре на дорогу.
Гуттиэре еще раз оглянулась на море и, опираясь на руку Ольсена, направилась к городу.
Сальватор отбыл срок наказания, вернулся домой и снова занялся научной работой. Он готовится к какому-то далекому путешествию.
Кристо продолжает у него служить.
Зурита обзавелся новой шхуной и ловит жемчуг в Калифорнийском заливе. И хотя он не самый, богатый человек в Америке, но все же он не может пожаловаться на свою судьбу. Концы его усов, как стрелка барометра, показывают высокое давление.
Гуттиэре развелась с мужем и вышла замуж за Ольсена. Они переселились в Нью-Йорк и работают на консервном заводе. На побережье Ла-Платского залива никто не вспоминает «морского дьявола».
Лишь иногда в душные ночи старые рыбаки, услышав в ночной тиши неведомый звук, говорят молодым:
– Вот так трубил в раковину морской дьявол, – и начинают рассказывать о нем легенды.
Только один человек в Буэнос-Айресе не забывает Ихтиандра. Все мальчишки города знают старого, полупомешанного нищего индейца.
– Вот идет отец морского дьявола!
Но индеец не обращает внимания на мальчишек.
Встречая испанца, старик каждый раз оборачивается, плюет ему вслед и ворчит какое-то проклятие.
Но полиция не трогает старого Бальтазара. Его помешательство тихое, он никому не причиняет вреда.
Только когда на море поднимается буря, старый индеец приходит в необычайное беспокойство.
Он спешит на берег моря и, рискуя быть смытым водой, становится на прибрежные камни и кричит, кричит день и ночь, пока не утихнет буря:
– Ихтиандр! Ихтиандр! Сын мой!..
Но море хранит свою тайну.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
1
Моpe Ихтиандра… Такого названия нет ни в лоциях, ни на географической карте. Оно становится понятно лишь тем, кто прочитал эту книгу.
Когда-то вышли на сушу из первобытного океана странные рыбоподобные существа. Они навсегда унесли с собой частицу моря. Это древнее наследство до сих пор живет в наших телах. И не только в наших. В артериях и венах рыб, земноводных, рептилий, птиц и млекопитающих бежит беспокойная солоноватая жидкость. В ней натрий, калий и кальций смешаны в той же пропорции, что и в первозданной стихии, где зародилась жизнь. Это память о том далеком времени, когда у наших простейших предков выработалась первая система циркуляции, в которой животворной кровью была простая морская вода. Даже протоплазма клеток человеческого тела химически подобна первозданным каплям белка. И, словно повторяя путь развития жизни в океане, каждый из нас проходит до своего рождения все стадии эволюции от клетки до организма, от рыбы до человека.
Быть может, поэтому мы начинаем любить море, еще не зная его. Беспокойная солоноватая жидкость отзывается на все вздохи и капризы Мирового океана, ловит его могучее дыхание.
Создав цивилизацию, люди нашли множество способов возвратиться к стихии-праматери. Они бороздят океаны на больших судах, проникают в морские глубины с помощью аквалангов, живут и работают в подводных домах.
Водолазы Ива Кусто в Средиземном море, американские акванавты, построившие «Силэб-2» в Калифорнийском заливе, наши молодые энтузиасты, жившие в Геленджике в подводном доме «Черномор», доказали, что человек может жить и успешно работать на глубине.
Одно из подводных сооружений, построенное в нашей стране, было названо поистине символически – «Ихтиандр». В переводе с греческого это слово означает «человек-рыба». Вы уже знаете, что именно такое имя искусный хирург Сальватор дал мальчику-индейцу, которому пересадил жабры молодой акулы. Таким образом, «Человек-амфибия» – книга, которая вот уже четвертое десятилетие по праву числится в золотом фонде советской фантастики, – оказалась причастной к освоению океана.
«Первая рыба среди людей и первый человек среди рыб… Если бы следом за ним и другие люди проникли в океан, жизнь стала бы совершенно иной. Тогда люди легко победили бы могучую стихию – воду.
Эта пустыня с ее неистощимыми запасами пищи и промышленного сырья могла бы вместить миллионы, миллиарды человек».
Так рисовалась перспектива покорения Мирового океана одному из самых разносторонних фантастов тридцатых годов, автору романа «Человек-амфибия» Александру Беляеву.
С тех пор наши знания о море неизмеримо расширились. Иными, во многом более точными и целенаправленными, стали и планы его освоения.
Богатства океана, занимающего две трети поверхности нашей Земли, перестали казаться неисчерпаемыми: напротив, в последние годы люди убедились, насколько быстро подводные кладовые могут оскудеть. На смену расплывчатым мечтам пришел трезвый учет, серьезная забота о сохранении породившего жизнь океана. Это закономерно. Так бывает всегда при воплощении идеи в реальность. Так бывает, когда фантастика уступает место действительности.
А освоение океана давно уже перестало быть фантастикой, хотя и не успело еще стать обыденностью. Эта область человеческой деятельности по-прежнему окружена ореолом романтики, и, вероятно, близок день, когда люди прочно обоснуются на морском дне.
2
Древняя, как само человечество, и вечно новая проблема превращения океана в поставщика сырья и продовольствия безусловно реальна, но исключительно сложна и многообразна. Она тесно связана со многими сторонами жизни человеческого общества. Ныне появилось такое понятие – аквакультура. Под ним подразумевается целый комплекс специальных мер: удобрение морского дна минеральными солями, прогрев глубинных вод атомными реакторами, создание барьеров из электричества и ультразвука, оберегающих от хищников стада промысловых рыб, получение новых продуктивных пород и искусственное разведение мальков, добычу полезных ископаемых и дрессировку дельфинов. Короче говоря, аквакультура – это промышленность и сельское хозяйство на дне моря.
Уже сегодня в подводных шахтах добывают уголь и олово. Инженеры задумываются над добычей подводных железомарганцевых образований. Быстро растет число морских нефтяных скважин. Становится рентабельным извлечение растворенного в морской воде урана.
Растительность нашей планеты в основном сосредоточена под водой. Плотность подводных зарослей достигает 1500 тонн, как говорят в сельском хозяйстве, зеленой массы на квадратный километр. Под водой можно получать невиданные урожаи. Да и в животноводстве водоросли могут совершить переворот. Так океан поможет увеличить производство мяса на суше. Продукты, изготовленные из микроскопических водорослей, можно использовать в качестве частичных заменителей картофеля или риса. Бульоны и салаты из водорослей необыкновенно вкусны и полезны.
В Японии водоросли издавна входят в пищевой рацион. Известно, что ацтеки употребляли их для приготовления вкусного блюда, напоминающего сыр, которое и сейчас распространено в Латинской Америке. Вьетнамцы делают из морской капусты и хлореллы супы, приправы и мармелад. Очевидно, современная биохимия сможет сильно расширить ассортимент этих блюд.
Водоросли выращивают на мелководье, в искусственных траншеях, просто в полиэтиленовых трубах, куда легко вводить удобрения. В природе насчитывается десять тысяч видов водорослей, а путем селекции с помощью генной инженерии можно вывести сорта с совершенно фантастическими возможностями.
Очень успешны были и опыты по искусственному разведению моллюсков и ракообразных. Воздействие повышенных температур значительно ускоряет этот процесс, увеличивает его эффективность. Пересаживая связки раковин на зиму в подогреваемые бассейны, можно заставить моллюсков размножаться круглый год.
Даже речную форель, которая никогда не была промысловой рыбой, удалось развести в холодных водах океана.
В 1945 году в Японии построили первый подводный рыбоводческий завод. На глубине двадцати метров установили особые клетки, обтянутые нейлоновой сеткой, в которые поместили мальков лосося и форели. Через выходящую на поверхность трубу мальков кормили сечкой из сардины. Результаты оказались настолько блестящими, что японцы уже приступили к строительству таких заводов на глубине тридцати и даже пятидесяти метров. Один из них будет сооружен совместными усилиями советских и японских специалистов на юге Сахалина.
В будущем не понадобятся даже нейлоновые клетки. Заводскую территорию можно будет оградить ультразвуком или дырчатыми трубами, которые создадут «стены» из мелких пузырьков воздуха.
Охрану рыбных стад можно поручить и дельфинам. «Подводные овчарки», как показали многочисленные опыты, хорошо понимают, что хочет от них человек.
Вероятно, в ближайшие десять лет люди освоят прибрежные районы, ограниченные глубинами в сто метров, и создадут опорные пункты на глубине не менее трехсот метров. Такое расширение обитаемой зоны плюс аквакультура действительно превратят океанское дно в фабрику изобилия.
Как не похожи эти бегло набросанные картины на голубую пустыню, куда навсегда ушел Ихтиандр! Даже жемчуг, который должен был добывать для хищника Зу-риты человек-рыба, выращивают теперь искусственным способом! Но странное дело! Это ничуть не мешает нам наслаждаться пленительной историей юноши, которому рыбьи жабры подарили необозримый причудливый мир. В чем тут секрет? Почему ни изменившиеся научные представления, ни само всевластное время оказались не в силах разрушить очарование беляевского вымысла? Что заставляет нас вновь и вновь возвращаться к роману?
Для ответа на этот очень непростой вопрос нам придется поговорить о специфической роли научной фантастики и о том месте, которое занимал в ней Александр Беляев.
3
Научная фантастика недаром является порождением научно-технической революции. От науки фантастика унаследовала любовь к логическому мышлению. У фантастики есть свои «вечные» темы: море, о котором мы ведем разговор, и космические путешествия, разумные машины, пертурбации со временем и пространством, всевозможные пришельцы. Но генеральная идея, движущая фабулой подлинного научно-фантастического произведения, всегда оригинальна и неповторима. Суть в том, что для фантастики характерна своего рода игра в элементы мира. Она либо придумывает нечто совершенно новое, либо убирает из нашей жизни привычное и обыденное. А потом с некоторым любопытством смотрит, что, дескать, из всего этого получится. Как справится герой с новой ситуацией, как будет реагировать на неожиданно свалившееся на него чудо? Как скоро, наконец, сумеет компенсировать внезапную пропажу, исчезновение привычных для него предметов и явлений?
Петер Шлемиль – герой немецкого романтика Ша-миссо – продает свою тень черту, а потом пробует продолжить нормальную жизнь в обыденном филистерском обществе. Понятно, что у него из этого ничего не выходит. Затхлый мирок не может простить Шлемилю утрату пусть с виду не очень важного, но все же непременного компонента мира – тени. Уэллс же, напротив, обогащает своих героев новой мировой реалией – кейвори-том. Это экранирующее тяготение Земли вещество вторгается в почти столь же затхлую атмосферу тогдашней Англии и вносит в нее известную сумятицу. Но необходимое равновесие восстанавливается, следствием чего и является прогулка на Луну. Уэллс буквально забросал своих героев такими вот новыми сущностями. Здесь и невидимость, и легендарный плод с древа познания, и зеленый порошок, способный перенести провинциального учителя в зеркально отраженный мир, и машина времени.
Итак, два противоположных пути, дающие в итоге одинаковые результаты. Но писатель-фантаст может пойти и третьим путем, так сказать, компромиссным. Ничего не добавляя и ничего не унося из окружающего мира, он может просто изменить его составляющие. Именно этот, третий, самый сложный путь и избрал для своих фантазий Александр Беляев. Он не придумал «акульи жабры», а «взял» существующие и пересадил их мальчику. В результате появился оригинальный роман, блистательно выдержавший испытание временем. Ничего не изменив в окружающей действительности, Беляев решился «только» уменьшить скорость света (рассказ «Светопреставление»), и мир неузнаваемо изменился. Это был уже иной, беляевский мир.
Роль Беляева в развитии нашей научно-фантастической литературы трудно переоценить. Кажется, не было такой научной проблемы, которая не привлекла бы его внимание. Он писал о передаче мысли на расстояние («Властелин мира»), о космических путешествиях («Прыжок в ничто»), об искусственных спутниках («Звезда КЭЦ»), о проблемах синтетической пищи («Вечный хлеб»), о роковой для фантастов Атлантиде («Последний человек из Атлантиды»), левитации («Ариэль»), радио («Борьба в эфире»), переделке человеческой природы («Человек-амфибия»). Его интересовало, что будет, если замедлится скорость света, если человеческая индивидуальность будет перенесена в организм слона, если глаза обретут способность видеть электрический ток…
Далеко не все его произведения равноценны. Время во многом опередило самые смелые его прогнозы. Но на лучших книгах Беляева воспитывались миллионы советских детей. Его творчество – одна из наиболее заметных вех в развитии советской фантастики.
Беляев уступал А. Толстому в литературном мастерстве и, может быть, в оригинальности идей. Но по широте разработки темы, по глубине писательской «эксплуатации» научной выдумки с ним мало кто мог сравниться. Неповторимая муза Александра Грина оказала слабое влияние на советскую научную фантастику. Зато влияние А. Беляева было колоссальным.
Советская фантастика родилась вместе с советским государством. Еще не отгремели бои гражданской войны, когда издательства стали выпускать научно-фантастическую литературу. Это были трудные годы, но какой простор давали они мечтам! «Мы наш, мы новый мир построим» – это стало делом каждого. Молодые красноармейцы, рабочие, рабфаковцы торопили время.
Как хотелось хоть одним глазком заглянуть в тот прекрасный сверкающий мир, который они взялись строить! Эту молодую, ненасытную жажду нового, горячее счастливое нетерпение, очевидно, ясно ощущали писатели. Они писали о яростной борьбе со старым миром и о том мире, который грядет за этой борьбой. Так определилось основное содержание научной фантастики тех лет. Классические произведения того времени – «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина» – полностью отвечают короткой формуле: борьба, полная напряжения и приключений, победа и вновь борьба за построение социализма.
Конечно, не все произведения выдержали проверку временем. Было много подражательных, иногда и беспомощных в литературном отношении книг. Фантастика тогда только нащупывала путь. И все же она росла, крепла, совершенствовалась и была очень разнообразной.
Александр Грин создал при Советской власти свои лучшие произведения, взволнованные, романтические. «Блистающий мир», «Дорога никуда», «Золотая цепь» – эти прекрасные книги трудно уложить в прокрустово ложе жанровых специфик. Но вряд ли кто может сказать, что они не фантастичны. Конечно, левитация, свободное парение в эфире над цветущей землей у Грина («Блистающий мир») и у Беляева («Ариэль») имеют различное значение. В первом случае это скорее символ, потребность и способность души, во втором – фантастиче-ческое свойство, результат тех или иных совершенно рациональных манипуляций. Просто Грин – фантаст, а Беляев – научный фантаст. Различные ветви одного литературного течения. Грин создает глубоко символическую и таинственную «Бегущую по волнам», а Беляев – «Голову профессора Доуэля», о которой известный хирург и писатель-фантаст Амосов сказал, что описываемые в ней операции сегодня уже вопрос морали, а не науки и хирургической техники.
4
И Грин и Беляев одинаково страстно были влюблены в море. Для Грина оно было средоточием чудес, где веяли свежие ветры приключений и мечты, для Беляева – символом тайны («Последний человек из Атлантиды», «Остров Погибших Кораблей») и необозримым полем, жаждущим прикосновения рабочих рук («Подводные земледельцы»). Умиравшему от истощения и жестокой болезни Грину мерещились шумные красочные порты Зурбаган и Гель-Гью, а Беляев, скованный ортопедическим корсетом, рвался в бескрайний простор, который открылся Ихтиандру. Не случайно писатель часто рассказывал друзьям, видимо импровизируя на ходу, различные варианты продолжения «Человека-амфибии».
Я уверен, что сегодняшние читатели этой книги тоже задумываются над тем, как сложилась судьба Ихтиандра после того, как он навсегда покинул берег. Желание мысленно продолжить законченное автором повествование– это редкий волнующий дар, которым награждает нас только хорошая книга. Навечно погрузился в глубины «Наутилус» капитана Немо, осталась на дне батисфера из уэллсовского рассказа «В бездне», ушел в вольные просторы одинокий, но свободный Ихтиандр. Эти фантастические произведения о тайнах моря много шире своих собственных рамок. И в этом главный секрет их непреходящего очарования.
Исследователь творчества А. Беляева писатель Борис Ляпунов, анализируя роман, писал:
«Оговоримся, что отрицательные герои шаблонны – и злодей Зурита, и его усатая мамаша Долорес, и судья, и епископ. К сожалению, Сальватор играет второстепенную – скорее символическую – роль; в памяти остается лишь его яркая речь на суде, а не другие поступки гениального, по замыслу автора, хирурга. И все же роман читается с неослабевающим интересом – от первой до последней страницы».
И все же… Это-то и удивительно, что очевидные слабости романа не смогли повредить его популярности, не развеяли тонкого и глубокого очарования. За остросюжетной, полной неожиданных перипетий фабулой мы видим нечто большее, чем авантюрную повесть, а неподдельная трагедия любви гонимого, затравленного Ихтиандра и дочери торговца жемчугом Гуттиэре заставляет нас забыть о таком слове, как «мелодрама».
Инверсия вечной легенды о рыбаке, полюбившем русалку.
Жестокая, бесчеловечная травля человека, который не такой, как все.
Вспомним сцены из уэллсовской повести «Человек-невидимка». Как все похоже. Человек-невидимка и человек-рыба. И здесь и там беспощадное преследование. И здесь и там озверелая толпа воинственных мещан, ослепленных нетерпимостью и комплексом страхов, подгоняемая бичом наживы толпа. Смертельная борьба. Не в этом ли секрет успеха беляевского романа? Не только в этом. Просто жил на земле умный талантливый мечтатель, который написал книгу о любви и вечной разлуке, о чести и подлости, о неодолимом стремлении к свободе. Работая над очередной книгой, Александр Беляев, как это свойственно писателям, перевоплощался в своих героев. Он вообще был очень артистичен и часто разыгрывал самые различные роли. Из образа Ихтиандра ему так и не суждено было окончательно выйти. В скованном болезнью теле осталась жажда той безграничной свободы, которую, вопреки желанию, обрел человек с жабрами рыбы.
Трагический образ Ихтиандра раз и навсегда перевесил все те действительные или мнимые недочеты, которые находили в романе придирчивые глаза критиков.
Советская фантастика всегда была проникнута духом интернационализма, яростной верой в человеческое равенство, жаждой справедливости. Эти отличительные черты, нашедшие столь концентрированное выражение в лучших книгах Беляева, тоже наделили эликсиром вечной жизни его замечательную сказку об Ихтиандре. Печальную и мужественную.
И наконец, последнее.
Я видел аквариум, в котором среди водорослей спокойно сидел золотистый хомячок, а вокруг удивленно сновали пестрые меченосцы и золотые рыбки. От воды хомячка отделяла невидимая оболочка из кремнийорга-нической пленки. Пленка эта обладала удивительным свойством пропускать в одном направлении молекулы кислорода, в другом – углекислого газа, благодаря чему золотистый грызун мог дышать. Недавно на основе такой пленки были созданы искусственные жабры, которые позволили человеку несколько часов пробыть под водой.
Таковы пути науки – как правило, неожиданные пути.
Какое отношение это имеет к Ихтиандру?
С одной стороны – никакого, потому что законы искусства отличны от постулатов исследовательской аналитики. Акваланг, который, без преувеличения, явился ключом к царству Нептуна, тоже никакого касательства к роману Беляева не имел. Но это, повторяю, с одной стороны. А вот с другой…
Мощь современного знания, по-моему, способна лишь усилить наше восхищение теми, кто сделал первые шаги. Пусть наивными выглядят ныне старинные картинки, на которых изображены люди, ныряющие с надутыми бурдюками, и водолазы в бочках. Но они были первыми! А венец первенства равно принадлежит всем: исследователям и художникам, потому что всякое творчество начинается с замысла, с мечты.
Как художник, создатель Ихтиандра Александр Романович Беляев был пионером.
Еремей Парнов
