Текст книги "Летисия - это счастье (СИ)"

Автор книги: Александр Родник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

   Тень прошлого

   Негаданное провидение, роковой знакомой прикинувшись, просочилось к Василию нежданной гостьей.

   – Я на секундочку.

   – Я столько, Раечка, яблочко мое наливное, не проживу. Чашечку кофе, а?– усмехнулся мужчина, открывая дверь, – как уважаешь, с голубой солью. Ему-то ее замашки не знать? Давненько юркнула незвано в его судьбу.

   – Не надо, я попрощаться зашла.

   – Вот те раз!

  – Достал ты меня, миленок.

   В денечки горячие страстью пылала. Чародейка узрела молодку, не смеющую другой переступить дорожку.

   – Погадаю, красоточка, суженного покажу, правду поведаю. Кудри русые, подобно овсу восковой спелости, с зарей летней целующимся, а зеницы изменчивые: серые, блеска стали буланой, а меняются по настроению до переливов изумруда драгоценного. Синие, меж ними, бирюзой чудесной. Копейки не возьму, малости не потребую.

   Научила ее гадалка, как обидчицу от ненаглядного отодвинуть. Удалось, но ему близкая воздыхательница безразлична.

   – Как-то я, дорогуша, соловьев курских знаменитых заслушался, в близком лесу распевающих. Солидной компанией слетелись, руладами хвастаться. Распелись так, что сойку, мирно спящую, разбудили. Та по пению не ахти, но пересмешница известная, выпендриваться принялась, артистов передразнивая. Соловушки животики надорвали от смеха и улетели. Очень старалась, трели глася, их заменить, но не задалось. Так и меж нами, милашка, – ненастоящее.

   Потихоньку снижался накал вожделения. Отношения все более дружеские напоминать стали.

   – Держи в подарок. На розовой узкой ладошке кошечка розовая в красный горошек фарфоровая. Мелкая киска лапкой приветственно машет. Была у него похожая, только крупней и грубей сделанная, из керамики. Копилка для мелочи в детстве.

  – Японская статуэтка, удачу приманивает.

  Скрипнули петли входной двери. Белоснежный котенок, с ушком левым, словно сажей вымазанным, скользнул в прихожую. Огляделся наглыми, с дерзким прищуром голубенькими зенками. Не ждали?

   Худой до изумления. Как не броситься скорей от голодной кончины страдальца избавить? Девушка к холодильнику за молоком, а мужчина миску шарить принялся в кухонном столе соответствующего размера. Котенок ее за ванную посчитал, вольготно разместившись четырьмя мохнатыми лапками и, шустро орудуя розовым язычком, взбил небольшую горку молочной пены. Похоже, что с эдакой вкуснятиной дикарю знаться не случалось.

   – Ты не лопнешь, кроха? Вот еще? Взор презрительный в направлении надоеды, а чашку эмалированную желтую категорически покидать отказался, но надо же его искупать. Геркулеса достойное деяние, но все-равно, благодарность глубокая гостю нечаянному что момент растянул, людей признав радение.

   Растопился в сердцах жгучий лед расставания, во влагу обратившись прозрачную чистой памяти. Даже кофе выпили по чашечке, как им обоим по вкусу, с голубой солью, пока обсыхал найденыш, в полотенце махровое завернутый. Вместе прозвище придумали: Васька, а попроще Авоська или Авось. Лежанку сообразили из байкового одеяла, но спать звереныш не намеревался, не привык сачковать по сытости.

  Как на выход девушка, так провожать ее резво кинулся. Тормознешь?

   – Не получается, малыш. Помни.

   – Уходи навсегда, отпусти на свободу.

   – Ты не нужен мне, но не выпущу. Не в моей воле.

  Сквозь слезинку легкую напела зазноба горькая историю из давнего прошлого.

   На керосинке вонючей в горшке закопченном тягучее варево пузырями булькало. Возле него старица затрапезного вида в драном ватном халате, и платком бязевым, по свалявшимся космам повязанная, жесткий напев бормочет под крючковатый нос.

   Красотка, в платьице коротком, шелка пестрого, еле коленки прикрывающим, с испугом, прячущимся за презрительной усмешкой, полог отбросив и в темь вглядевшись, пакетик передала, из газеты сложенный, с несколькими волосками. Старуха их в тигель затолкала. Черепок каменный над пламенем коптилки подержала и растолкла пестиком в порошок обугленные нити. В котелок с отваром его всыпала, а после взболтала хорошенько в посуде деревянной ложкой, резьбой украшенной, и иглу, дар мудрых, умевшую в любой материал втыкаться без затруднений, намочила в жидкости, что в кровь ее окрасило.

   Иголку на полнолуние в тут воткни, в ствол – усмехнулась, намотав на палец бурый завиток, вьющийся на трясущемся подбородке, на немое удивление, – начинай смело, а как проглотит плоть древа амулет заколдованный, то съесть возлюбленный должен черный тутовый плод из твоей ладони.

   Прислонилась красавица лбом к стволу могучему, разгоряченная грезами девичьими о любимом своем – Как прекрасен, милый, блеском жгучим зениц, цвета неба на рассвете дня ясного, сердечко мое поразивших неопытное, истомой влечения сладостной. Затрепетал лениво зелененькими майскими листьями тутовник, свежим ветерком балуясь, жаром солнечным обогретым. Нравится древнему мысли кружить молодкам и красотка, возбужденная приятна, оглянувшаяся воровато, сумочку открыв. Достала коробок картонный, а из него иголку длинную и в кору ее вонзила.

   – Навсегда мой! – прошептала и поспешила навстречу подружкам, – развлечемся сегодня, девчата?

   – Я в кинотеатр, – покраснела почему-то Ира,– мальчики вернулись.

   Норов бури

   Нахмурился слегка Василий, припомнив, как вернулся с друзьями из пустыни – Черти водили.

  Тяжело им эта короткая экспедиция далась, а завязалось все со странной местности, которую они выбрали для своей стоянки.

   Песок здесь, на внешний вид обыкновенный, капризничал. Как почувствует поступь человеческую, так после ритмичного скрипа растревоженного дивана с разбитыми пружинами, покрикивал беспокойно, глубоким голосом – о...о... Беспокоился их начальник, мужчина уже в возрасте, лет за тридцать, успевший выучить нрав знойных краев.

  – Бахши сказывают, что разное случается в древних владениях. Лучше бы убраться отсюда подобру-поздорову.

   Ничего особенного. Поначалу звуки эти забавляли молодых мужчин, трудящихся в пустыне, но приелись. Стоило перенести стоянку, но новоселье может сюрпризы преподнести, да и дел то им тут ерунда. Лень победила, но охладившись горячим чайком, сообразили от местных проказ дистанцироваться, свалив все на мифических соседей. Немножко шумные и безалаберные, в их разнообразных домашних треволнениях, но не страшно, лишь бы музыку не включали громко. Здесь и без джаза, при обильном наличии весьма ядовитых змей, скорпионов, фаланг и каракуртов, романтики по уши, но жарко с избытком.

   Пока полевой дневник заполнишь кривыми строчками, потом его закапаешь, что девица тургеневская французский интимный роман слезами залила, прежде чем распахнуть ставни и амаранта свистнуть пошататься, освобожденной от опостылевшего корсета рачительными ручками горничной, по аллеям при интимном свете луны.

   – Иди ко мне, маленький, – послышался из-за накаленного брезента мурлыкающий баритон, дополненный в паузах полутонами бульканья жидкости, кипящей в котелке.

   – Совсем по жаре, Петрович, тронулся? – из-под навеса высунулась изрядно обросшая жесткой щетиной физиономия, увенчанная невообразимой рыжей шляпой из панамской соломки.

   – Посмотри, – указал направление к недалекому бархану, вольготно развалившийся на старой циновке у примуса мужчина.

   – Только кота для блаженства и не хватало – мужчина принял пиалу.

   – Тише, а то разбудишь соседей ненароком,– шепотком, с шутливой опаской, запротестовал мужчина, названный Петровичем, а по-простому Иван, однокашник Василия со студенческой скамьи.

  Плутовская мордочка с острыми ушами из-за дюны лениво наблюдала за прогуливающимся, небрежно помахивая щегольской тросточкой, руководителем их маленького коллектива.

   – Котов барханных примечал, – пожал мужчина плечами с удивлением, – но чтобы чайки тут летали...

  Все дружно ввысь уставились, а птица, встревоженная вниманием, издав скрипучее кар-ррр, сбросила лишний груз.

   – Попала, – удовлетворенно констатировал Иван, рассматривая серовато-белую кляксу, расползшуюся на тулье рыжей шляпы. Хохотали дружно, даже кот восхищение выразил, помахав хвостом меткой крачке.

   – Словишь фарт, Вася,если беда не нагрянет, – изящным движением левой брови Олег Николаевич остановил шутки – тушенка имеется?

   – Последнюю, на обед с макаронами слопали. На ужин только сухая картошка, чуток помидоров вяленых, да на завтрак щепотка чая и горсточка парварды вперемежку с изюмом.

   – Понятно, что кот с нами чай распивать не надумает, но странно, что на люди вышел– шеф, всматривался в светило, спешившее смыться от жары за горизонтом, – поспать нынче не получится.

   – А чего бояться? – «Афганец», медом не покажется. Давайте в хижину нашу парусиновую заползайте, анекдоты травить, чтобы лихо не прозевать. Может и пронесет.

  В сумраке вой истошный послышался, а следом обрушился ураган. Оглушил Василия, свернувшегося в калачик под пыльной подстилкой, лицо отрезав от бушующей стихии маской из намотанной на него тряпки. Поначалу размышлять пытался, как-бы не заползла в его убежище дружелюбная эфа, но как-то обрывками пошли образы, а там и исчезли... покой. Он учуял, как загнанный зверь, дуновение курносой. Протянулась к стрелкам часов костлявая длань...

  Тяжелым и натруженным было начало дыхания, но большими, жадными глотками. Потом он попытался подняться. Побарахтался, натужено покряхтывая, и вылез на солнышко.

   – Где вы там? Как?– вскрикнул было в смятении и расслабился. Рядом уверенно шевелились аккуратные холмики. Поскакал резвым пони на четвереньках, корешкам спеша подсобить, медведями, оголодавшими в зимней спячке, выбиравшимися из-под песка с недовольным ворчанием, покидая уютную берлогу.

   – С ветерком вздремнули.

   Вылезли потихоньку, отряхнулись, приглядывая искоса, за основательной длины, злобно настроенной гюрзой, ползущей, извиваясь, на утреннюю охоту.

   – Никто зубную щетку не брал? – справился, отряхнувшись и отплевываясь Олег Николаевич.

   – Кот, наверное, спер, с зубной пастой.

   – Выпить бы, – высказался Иван, – водички минеральной с кубиками льда в большом стакане.

   Шеф уже прощупывал тросточкой окрестности, и, как уловил металлический стук, к раскопкам канистры приступил. Долго пили и жадно, не жалея, что проливают. Запас порядочный, но что интересно – привычно отвратительно-солоноватая на вкус и теплая вода была холодной и очень вкусной.

   – Мне мерещится, что ледяную хлещем и с ароматом леса хвойного?

   – Чудно...

   Отдышались чуток, а после продолжили пить, исключительно для удовольствия.

   – Мне с крем-содой, пожалуйста двойной.

   – На чудо гляньте. По урагану примчалась?

   На трость бабочка красновато-оранжевого оттенка, уселась, помахивая крыльями, с темными пятнышками на них.

   – Через пустыни раскаленные бабочки летят в поисках судьбы.

   – Все-то вам, бездельникам, тешится, марш за палаткой.

   – Может ну ее?

   – Казенным имуществом разбрасываться?

   – Мы не рабы!

   – Это вы главбуху втюхивайте.

   Хорошо, что выручать их пограничники на «газике» подкатили.

   – Целы, геологи?

   Погрузились и на базу, где мылом душистым отмытые, и в простыни, сероватые, но чистые, завернувшись, планы прикинули дальнейшие.

   – Я в синема сговорился сходить. Когда и с кем Иван сошелся, не выпадая из общих трудов, по приезду тема мудреная, но молодость умеет с временем играться и пространством. Было бы желание.

   – Когда расстарался?

   – Любопытной Варваре...

   – Что за фильм?

   – Новый привезли «Белое солнце пустыни» называется. Что-то приключенческое.

   – Ух, – буркнул Василий, задремывая, – сколько можно?

  Может в нахлынувших грезах ощутил он веяние неизбежного, спутать готового замыслы его и надежды, в неясных и непонятных целях, а к добру или худу... ?

   Долг благодарности

   Пророчица, в кибитке, из драных ковров устроенной, размышляла в полусне-полудреме, пребывая на Земле последние часы. Жизнь пролетела в странствиях таинственных, местности посещала странные, с дивными существами общалась. Научилась в жребии людские взглядывать, сроки прозрев и расстояния, но при условии, что не во власти ее в них вмешиваться. Мысль тревожная беспокоит старицу, стезю мешая земную закончить спокойно. Нищенкой, голодом заморенной, с тяжкой болезнью в груди, чадо любимое, на крыльце оставила жилища благородного дона, уповая на милосердие, и, с кончиной скорой согласившаяся, убежала. Выжила, но очутилась вдали от отчизны. Не сразу выведала, что вырос младенец ее полноправным сыном хозяина, а после загадала благодетеля отблагодарить.

   У господина дочь росла, девчушка со светлыми кудрями и голубыми глазками. Жили, но рознь... война... В неразберихе, под бомбежками, не усмотрели и пропала дочь.

  Разыскивал ее отец. На смертном ложе волю объявил свою, что сын обязан семейный кров оберегать, а как объявится сестра, ее владелицей признать.

  Ведунье не секрет, где эта девочка и почему она в отчий край не стремится, ей ведомо, что срок настал, определяющий грядущее. Сегодня объяснятся любящие и уедут, а тогда брат с сестрой во веки всех веков не встретятся. Влюбленным надо помешать. Надежда на разлучницу и на никчемную иглу.

   К подружкам Раиса присоединилась, собравшимся возле скамеечки под кроной могучей шелковицы.

   – Под кара-буран попали. Гостья к ним прилетела, так красиво – через пустыни раскаленные бабочки летят в поисках судьбы. ... – тараторила Иринка.

   – Да уймись балаболка – замахала шутливо Нина, – поподробней все расскажи, поспокойней.

   – Живы все и здоровы. В парикмахерскую тороплюсь.

   – Может и мы в кино сходим? – прыснула смешком Рая.

   – Да мне что-то не хочется – насупилась Нина. Любимого ожидала.

   Предположить не в состоянии была, что о бок стоит противница, а та страсть пряча к Василию, грязную игру затеяла.

   – Голова разболелась что-то, – томно прикрыла глаза, подкрашенными тушью длинными ресницами, Рая, пряча горевший в них кошачий азарт охотницы, готовившейся атаковать жертву, – а Иринка мне шепнула, что хлопцы в кино намылились. Весело ей с ними.

   – Не нагулялись, – делано рассмеялась девушка, смиряя тревожно застучавшее сердце, – может перепутал что-то, может не так его расслышала? Обещал же прийти.

  – Значит есть с кем смотреть.

  – Прогуляюсь...

   – Туфельки новые одень, – усмехнулась про себя Рая. Понимала, куда товарка ее гулять идти собралась, а на шпильках тропка долгая до кинотеатра.

   Подошла к подружке и косу ей расплела.

   – Сейчас так не модно. Ступай, – подтолкнула кулачком, распустив тугие пряди, на спине Нины покрывалом драгоценным золотым, легшие. Обостренным наговорами гадалки, инстинкты ее пробудившим, чутьем уловила девушка тонкое напряжение. В ветвях шелковицы стихии шальные прячутся, говорят легенды. Нельзя молодице под кроной ее с распущенными локонами расслабляться. Завлекут, закрутят, обманут...

   Чуть отошла девушка, как возлюбленный ее заявился. Оторопел, молодку усмотрев его поджидавшую. Красавица и так, повседневно, прелести умела преподнести девичьи платьицами откровенными, но в наступившую эпоху популярности мини, голыми ляжками особенно уже не удивишь, так сегодня расстаралась, тщательно все продумав заранее, нарядом новеньким, благо родичи в состоянии были дочку импортом стильным обеспечивать. В шортики короткие легонькие нарядилась и розовую шелковую, почти прозрачную майку на тоненьких бретельках.

   Наслаждалась модница смущением мужчины, полными устами, уже окрасившимися в фиолетовое, из ладошки, горстью сложенной, ягоды черные, выхватывая – Угощайся.

   – Кислая.

   – Зато я сладкая. Хочешь попробовать? – встала девушка страстная со скамейки, а ягоды, как случайно, в просвет промеж телом и одеждой, упали. Пятна чернильные тут-же расплылись по вискозе.

   Растерялась она, как искусно изобразила, – Ой, испортится кофточка! Спасай, – по лицу его пальчиками, липкими погладила, вымазав его соком. Василий от растерянности кинулся на выручку ...

  Зря....

  Не приметил, а девушка выглядела в переулке соперницу

   – Хай! – ручкой тонкой, вверх вздернутой.

   – Классно развлекаетесь, – взыграло ретивое.

   – Это не то...

  Озорно приятельница разбитная смеялась,– Вовсе не то...

   Нет хуже, чем смешным выглядеть. Им бы успокоиться, поплакаться, помириться, но...

  Все получилось, как и задумано было. Вася, в крайнем смятении чувств, озадаченным скрылся, а Нина, с рассветом появившись, собрала быстро вещички и на поезд ближайший двинулась, только и оставив на тумбочке коротенькую записку – «Всем спасибо, друзья и подруги. Чао». Ищи ветра в поле.

   Дождалась старуха, как разбежались влюбленные и вдаль всмотрелась: на девочку голубоглазую, из страны теплой в холодную на морском корабле приплывшую. Вышла замуж здесь, как выросла. Муж на фронт отправился, а жена, тяжело больная, от разрухи бежала с ребенком его, ослабевшая от голода. До деревни дошла неизвестной и свалилась в избе крестьянки. Престарелая баба рассудила, что ей не жить и отнесла ребенка в военный госпиталь. Под одеяло бумажку вложила со словом, у бреда подслушанном, кривыми большими буквами написанным.

   Выжила... Зов родины томит душу, но нельзя уезжать, не отыскав сыночка.

   – Счастья, вам... прошептала пророчица, не доверяя темноте, ее окружающей, – с телеги спрыгнула и повела осликов под узды за окраину. Распрягла там их и отпустила на волю. Сомкнулась с тьмой и исчезла. Из мрака к звездам, белокрылая пташка взлетела.

   До утра Ивана высматривал в общежитии Василий, а на заре доехало, что оказался без лады он и без товарища. Осталась работа, на которой тупо вкалывал, тянул бессмысленно время, дожидаясь отпуска, после которого не придется общаться с предателем. Им контракт предложили поработать за рубежом. Иван и Олег отбывали на днях.

   Иллюзорный брак

   – Ты свидетелем на свадьбе будешь?

   – В конец осатанел?

  – Соглашайся, а то обижусь, – заскочила Иринка.

  – Так ты с Ирой амуры крутил?

   – Да, чай не кино, – смутился Иван.

   – Теперь за кордон?

   – Ирине не с руки путешествия. Пусть отдохнет немного, а там разберемся.

  – В Крым я после свадьбы, в Ялту, а после к отцу с матерью. Может на пару рванем? Как, Вань, не возражаешь?

  – Ох, Иринка. Жизнь мужчина доверяет братану.

   – В Ленинград я, Ира. Дела – очень хотелось поинтересоваться о Нине, но не стал отвлекать девушку от свадебных хлопот.

  – Может вдвоем все-таки? Все веселей.

   – Дела есть неотложные.

  Ничего не смог выяснить о любимой девушке. Только и осталась на память картина со старым тутовником и лавочкой под ним, Ниной ему подаренная. Не думал он, что все так сложится.

   Вроде не мудрено любимую разыскивать, но в стремительные времена вопрос. Крутится мир и вертится. Симпатиями порой на ходу увлекаться приходится. На одном конце родины в знойном климате влюбляются, на противоположном, очень холодном, знакомятся, разъезжаясь в разные углы. Где-нибудь по биссектрисе свадьбу играют и снимаются в ателье, что мудро. С фотографией не запутаешься, любил кого, любишь или только намереваешься, а то парочку годиков спустя, встреч приятных и прощаний имена потихонечку стираются из памяти. Очень неудобно, как телеграмму с клятвами в верности отправляешь.

   Сложнее имен в современности только адреса. Они так часто меняются, что без знания места работы не обойтись. Своей естественно, но и прочих не помешает. На работе отдел кадров имеется. Удобнее записной книжки. Там все известно, а поэтому Василий до первого поцелуя выяснил, как только влюбился, что девушка его трудится в экспедиции от серьезной организации в городе на реке Неве.

   В Ленинграде все гладко началось, несмотря на ненастную погоду, прохладную по июлю и грозящую дождиком с неба. Проблем не предвиделось, не загадка в известном учебном заведении на нужную кафедру выйти. Помогла Рая. Было столкнулись в темном коридорчике.

   Засиял лик девушки счастьем – Уже и не надеялась. Какими судьбами?

   – Ты не в курсе, где Нина? Полусумрак подвел его. Всего-то долю секунды в облаках витала Рая, но предательский прищур злобой наполненных карих очей, с огоньком в них разгорающимся подлости, испугал бы его и насторожил, но не уловил.

   – Решим. Я отпрошусь по-быстрому и провожу.

   В кабинет ворвалась девушка, вытащила из выдвижного ящика тетрадный листок. Вскоре они ехали в троллейбусе.

   – Празднично как у вас.

   – Двадцать четвертое – моряки праздник празднуют. К параду готовятся. Доехали, подожди у входа. Я пропуск оформлю. Чуть не бегом добралась девушка до этажа, а там, хмыкнула удовлетворенно, заметив, что в щель между дверным полотном и коробкой, кто-то несколько цветков и поздравительных открыток засунул.

   Так мужчина и стоял, вчитываясь в строчки, знакомым почерком написанные, – «Всем спасибо, друзья и подруги. Чао». Стиль открыток, с кольцами сдвоенными и голубками целующимися, не требовал разъяснений.

   – Так давай ко мне, – увлекла Рая за собой мужчину по коридору, не забыв клочок бумаги оторвать.

   – Где у вас здесь междугородний? Хорошо, что быстро соединили.

   – Олег Николаевич, выручайте, вызволите. В загранку успеваю?

   – Я так и думал. Подожди.. Если до понедельника...

   – Я вылетаю.

   Прошли три следующих года, в безмолвной пустыне. Лямку тянул и начал учиться, чтобы заполнить чем-то неведомым и недостижимым пустоту и бесцельность. Бытие дерзнуть понять, в смыслах ее и помыслах, а только радость, что рядом друг настоящий. Ирина сына, альфу с омегой Вани, растила у родителей. Ему бы только о них и потолковать, а Василий за учебники.

   – Слишком грамотным станешь. Где жену такую умную тебе возьмешь?

   – Была бы шея... – отшучивался.

   – Ты, что, кстати, дальше планируешь?

   – Сам-то как?

   – Я на трешку собираюсь остаться. На квартиру кооперативную коплю.

   – Я в Москву, в аспирантуру.

   – И приглядеть некому за сиротинкой в столице.

   – В отпуск куда целишься?

   – В Крым. Сначала к родичам, а там с семьей к морю. -

   – На хвост подсадишь?

   – Обижаешь.

   – Вот и договорились. Ты к семье едешь, а я позже к вам подъеду и на машине в Крым дернем.

   – На машине?

   – Я на чеки автомобиль покупаю. Надо их сплавить. Вместе в Крыму и обкатаем.

   Как девчонка несмышленая, прыгала вокруг новенького «жигуленка» насыщенно-красного тона, и кричала весело со смехом Иринка, – Как же я соскучилась. Мужчины за калитку вышли солидно и неторопливо, но разыгрались, как дети, увлекшись осмотром взрослой игрушки, а хозяйка гостя угощать с дороги наладилась. С порога подметил в фотографии на комоде – Нина.

  – Это где же вы, красавицы, успели, Ирина Павловна?

   Присмотрелась к фотографии женщина и посерьезнела, – Эх, Вася, такую девушку прошляпил.

   – Вы виделись?

   – Не поверишь как получилось. Я же в Ялту поехала после свадьбы. Гулять пошла по утру по набережной, а надо мной чайка облегчилась.

   – Ой-ой-ой.

   – Ничего страшного, я в косынке была, но так увлеченно принялась мысли о гадливой птице трепать об ее перья, а она в перила металлические вцепилась и смотрит, как я дура, а она умная, а я и есть дура. Ямку в асфальте недосмотрела. Что упала, то мелочи, а вот, что ремешок на босоножке порвался... Проблема. Смотрю, а у причала «Комета» до Севастополя. Я и рванула.

   – В Севастополь то зачем?

   – Севастополь на особом обеспечении. Там с Ниной и столкнулись.

   – Как она?

   – Как про нас с Иваном расспросила, то смеялась, а затем на улицу потянула, а там народу... море. Все такие красивые. День Военно-Морского Флота отмечали.

   – Ты, Ира, не путаешь?

   – Дата на фотографии – 24 июля...

   – Да как же так?

  Похоже на чью-то злую шутку.

   – В Севастополь, получается, уехала?

   – В Крым, – прикрикнула с крыльца Ирина, – Ваня, давай в дом. Дело есть.

   Никчемно прокатились. Была такая, но уехала, а в экспедициях состав переменчивый. Ни фамилии, ни отчества, ни зацепки. Оборвалась ниточка... Сложно обнаружить в огромной стране любимую.

   Иван напрасно волновался, что в столице некому о Василии побеспокоиться. Только обжился, как Рая заявилась – Удивлен?

   – Олег Николаевич сказал?

   – Что в прихожей болтать? Мог бы и чаем угостить.

   – Только зеленый.

   – Тогда кофе.

   – С солью? Помню, такой тебе в кайф. У меня голубая есть.

  Так в Москве к нему пришла Рая, а теперь уходила.

   Встречи

   – Освобожусь! – так шептал он, лицом прислонившись к оконному стеклу. Холодит и девушку видно на остановке. Котенок вблизи пристроился, на подоконнике. На остановке стояла девушка. Яркая и праздничная, луной серебристой озаренная, полнолунием улицу освещавшей.

   Хорошо бы дождик сейчас. Проливной ливень, чтобы крупные капли дождя на оконном стекле появились. Скроют слезы, ведь мужчины не плачут. Здесь котенок взглянул с изумлением – в чем проблема, старик? Дождик вовсе не сливки, пузырем молочным чихнул заморыш. Грянул гром, дождь весенний пошел, очищающий все, а девушка скрылась за зонтиком.

   Прогуляться? Ась забастовал в одиночестве оставаться. Он впериться в мир решил глазами сытыми. Закутили – накупили на прогулке сарделек на ужин. Как мяска кусочек дома зверек попробовал, так в тарелке сразу ночевать наладился. Она так вкусно пахнет едой. От хозяина охранял, ему не препятствовавшему.

  Тот надеялся, что время вылечит.

   Не долго ждать пришлось. На следующий день Рая примчалась разволнованная с новостями – Я на аэровокзале копию твою встретила!

   – Не был, не причастен, Авось свидетель.

   – Я на Ленинград зарегистрировалась, а тут, вижу, вылитый ты на посадку к автобусам направляется. Подскочила, а с ним дама средних лет

  Он внезапно разволновался, – Это же... !

   – Вот-вот, мой милый. Ты как-то обмолвился, помню, что сирота...

   – Папа скончался, когда я в институте учился, а как документы его разбирал, то выяснил, что я приемный.

  – Знаешь, а женщина голубоглазая и шевелюра у нее рыжая, как у Нины. Я даже вспомнила, как слышала однажды, что мужчины порой в женщин влюбляются, на мать их похожих,

   – Я должен ее увидеть. Рейс догадалась запомнить?

   – Не такая уж я и дура, записала даже. Жаль, что никакой информации.

   – Есть кое-что. Отец сохранил бумажный обрывок с надписью Летисия.

  – Так чего мы думаем? Рванули.

   – Не путайся под ногами.

   Так, в прекрасный летний денек, оказался мужчина в небольшом, но бурно растущим, по причине ударных строек, селении.

  На постой устроившись в частном секторе, он в редакцию сходил, с прессой насчет помощи поговорить, но кто местные газеты читает?

   Десяток тетрадей школьных в клеточку приобрел и приступил к работе. До рассвета обходил улицы, естественно асфальтированные и освещенные. На всех автобусных остановках, попадающимся по пути, на столбах фонарных объявления прикреплял, красным фломастером написанные: «Потерял счастье. Очи, что аквамарины чистые, а кудри сияют благородным золотом. Жду с 18.00 в сквере», а ниже приписал «Leticia». Как закончил работу, так на рынок прокатился, а оттуда домой, где отдыхать в кровать завалился.

   К часу назначенному возле скамейки две кастрюли поставил большие, у хозяина и соседки его одолженные, полные розами пунцовыми, купленные им, можно сказать, оптом, на рынке.

  Ждать недолго пришлось. Он неплох был собой на внешность. Пяти минут не минуло, как первая, кареглазая и блондинистая от пергидроля, поинтересовалась – Это вы за счастьем?

  После дружно двинулись. Все со взглядами, синеву отдающими, и прическами от светло-русых до темно-каштановых, розу в дар получали и воздушный шарик.

  Потянулись девчата, заполнили аллею.

   На заре запел город. Сначала робко. Симпатюля с хвостиком рыжим, книгу листая, вспомнив розу вечернюю, улыбнулась, и к счастью, в сердце порхнувшее нежно, прислушалась, засмеявшись, – Летисия. В окно открытое упорхнуло имя и понеслось над домами и стройками вкруг. К обеду Летисия, счастье, звучало везде и повсюду, вдруг радость явившаяся из ниоткуда.

   Вечером синеглазки с волосами шафрановыми, цветы свои получали и шарики. Иные задерживались, может в расчете, не ее ли дожидаются? Он улыбался им широко, – Простите.

  До тьмы густой раздавал розы, любуясь улыбками и ухмыляясь довольно, – хорошо, что успел спозаранку. К обеду цена в пять раз подскочила. Почуяли торговки конъюнктуру. Пришлось ромашками простыми довольствоваться на следующее утро, да это было теперь уже и не важно.

  Вот это любовь, шептались девушки между собой; романтика, вздыхали мечтательно жены. Ошалевшего лета, шальная любовь.

   Он узрел поверх головок девушек, его обступивших, – сеньору с волосами, золотыми нитями струящимися, а в них амариллис алый, и очами, сияющими, моря оттенка глубокого, с бриллиантами слез в них благодарности. В платье атласном синем и туфлях темно-вишневых на шпильках, стройная и высокая, дама стояла, и молчание ее говорило, – Услышала песню о счастье я и пришла. Я Летисия.

  Он узнал. Уронил ромашку и побежал, – Мама!

   – Я верила... кровинка моя.

  Аромат мандаринов из неведомых стран наполнил воздух.

   – Я надеялась... единственный мой, – в спину.

   Он развернулся. Возле скамейки, ромашку в руке держа, стояла любимая. У ног ее, хозяйку признав, кот ластился пушистый.

   – Без пригляда тебя оставь, так опять со двора сведут, – смеялась ненаглядная, кивнув на молодок, уже трясущихся под музыку, льющуюся из магнитофона, в новом танце «шейк», беззаботно переговариваясь о явленном миру «унисекс» стиле.

   – Это моя невеста, – он повел к девушке маму.

   Яркой искрой мелькнула в небе тень белокрылая, вдаль летящая, от людской суеты.

   Женщина доехала на автобусе до городской окраины, а дальше пешком пошла узкими улочками. Ни на что не надеялась. Нет давно того дома, думала, и остановилась у знакомого ей с детства крылечка.

   Позвонила, слегка смущаясь. Вышел владелец и, оглядев незнакомку глазами острыми карими, мягким жестом почтительным попросил ее, уже желавшую его спросить, помолчать немного. Распахнул дверь настежь, – Я так рад, сестренка! – расцеловал ее в обе щеки.

   Так вернулась в свой дом Летисия.

   P.S. Все персонажи и события в произведении вымышленны, любые совпадения с реальными людьми и событиями чистая случайность.