Текст книги "Смерть цвета бейсик"

Автор книги: Александр Прост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Сметана раздражал Айвена боевыми глупостями, дважды стоившими ему техники, и их бесконечными оправданиями. Еще больше раздражал привязанностью к многословной отвлеченной болтовне и титаническим банальностями, которые он представлял озарениями и вдобавок подавал их менторским тоном. К тому же Айвен против воли вспомнил мальчика с клюшкой, так и не узнавшего о дистанционной войне.

– Полностью с тобой согласен. Действительно, все дальше и дальше. Мне только кажется, еще до того, как уберут напильников, уволят всех нас. Если задуматься, нас легко можно заменить ребятками откуда-нибудь из Бангладеш. По сути дела, чистая инерция, что этого до сих пор не случилось.

Поднялась буря встречных аргументов. Во-первых, одно дело вахтерский пост, а другое – колоссальная ответственность киберпехотинца. Во-вторых, государственная безопасность. В-третьих, языковой барьер, а автоматические переводчики по-прежнему несовершенны. И так далее. Сослуживцы Айвена просто отказывались признавать очевидную обреченность своей профессии. Наверно, так же когда-то спорили с судьбой водители-дальнобойщики, таксисты, машинистки, кольчужные ремесленники и прочие мастера обточки кремниевых наконечников. Сослуживцы держались за уверенность в убогом своем будущем, за пенсии, за непыльную работенку, лишенную самой ничтожной ответственности.

Квартирка Айвена лепилась на втором этаже над умирающей аптекой. Хозяин аптеки и квартиры, полусумасшедший сириец лет восьмидесяти, довел недвижимость до крайнего упадка. Облупившиеся стены, запашок плесени, обвалившийся кафель, вздыбленный пол. Впрочем, неправдоподобная цена искупала любые недостатки. Образование, а Айвен метил на самое лучшее, продолжало дорожать. Даже со стипендиями и армейским кредитом годы учебы обернутся туго.

Квартира ютилась под самой крышей, дурно, видимо, изолированной. Лето еще не началось, но уже было жарко и душно, и, похоже, следующие несколько месяцев, если только не выйдет с Калифорнией, ему придется несладко. Зато зимой тут был настоящий ледник.

Пожелтевший кондиционер заскрипел и зафыркал, но надежды давал немного. Кажется, все его старческие силы уходили на производство странных звуков, на холод уже не хватало. Кондиционер произвела неизвестная человечеству китайская компания в те незапамятные времена, когда в Китае выпускали еще бюджетные кондиционеры.

У дряхлого монитора на стене опять отклеился левый верхний угол, свесившись и скрутившись, открывая не выгоревшую краску и следы предыдущей неудачи. Айвен им не пользовался, предпочитая собственный компьютер, единственную стоящую вещь, принадлежащую ему. Все же непорядок раздражал, нужно будет на неделе подыскать клей понадежней, может, почитать в сети или заехать посоветоваться в строительный.

Айвен быстро разделся, оставшись в одних трусах. Презрев моду, он носил боксеры вместо повсеместных плавок. Айвен никак не связывал себя с уголовниками, нацистами, религиозными гомофобами и прочим сбродом, просто в боксерах ему было удобней.

Сидя на кровати, Айвен подсчитал остатки наличных и со вздохом занес результат. Сегодняшний день опять пробил брешь в графике сбережений, и следовало отыскать слабину в планируемых расходах. Айвен вычеркнул субботнюю пиццерию и мороженное на две недели вперед. Подумав, вернул мороженное, раздвинув пиццерийное воздержание на третью неделю. Спать хотелось ужасно, но он заставил себя повторить французские неправильные глаголы, пролистал записи последних дней по математике и словесности. У Айвена проснулся вкус к знанию, вышедший уже за пределы узкой цели поступить в университет. Новый человек должен быть образованным человеком. И чем больше он узнавал из книг и сетевых лекций, тем больше понимал, каким скотоприемником была его школа, каким, в сущности, зверинцем, предохраняющим округу от разорения малолетними хищниками.

Лежа в темноте, Айвен долго не мог заснуть, прокручивая разговор с Кримстером и тщательно обдумывая завтрашнее поведение. Было душно, мешал кондиционер, перешедший на какое-то странное бульканье. Он несколько минут боролся с ленью, наконец рывком поднялся с кровати, выключил кондиционер и распахнул оба окна. Скинув и трусы, Айвен нырнул под простыню, на этот раз почти мгновенно заснув.

– Просыпайся.

В комнате горел резкий белый свет, бросаемый конусами дешевых потолочных светильников. На кровати сидел бритый наголо здоровяк. Он неприятно ухмылялся, мощные мускулы выглядывали из-под черной майки.

– Вы кто?

– Твоя большая лысая проблема. Просыпайся, – он снова несильно тряхнул Айвена.

От характерного акцента Айвен разом пришел в себя. На груди бритого была татуировка профиля Сталина, частично прикрытая лямкой. На плечо нанесена стилизованная граната с чекой в виде серпа и молота, а на руке, пониже локтя, трехцветная аббревиатура из пяти букв. По краям буквы стояли нормальные, а посередине большая кириллическая раскоряка, похожая на жука. Символика, хорошо знакомая Айвену. Там такое рисовали на стенах и заборах чаще ругательств, названий спортивных клубов и музыкальных групп вместе взятых. Он потряс головой, отгоняя наваждение, но это был не сон. На кровати сидел самый настоящий ушан. Айвен знал, что такое случалось и прежде. Одна только резня в Порт-Уильямсе прошлой зимой чего стоила.

– Очнулся? Слушай меня. Слушай внимательно, внимательней, чем когда-нибудь кого-нибудь за твою никчемную жизнь. Ты Айвен Гонзалес, позывной Бобер?

– Нет, вы…

Ушан хлестнул по лицу, из разбитых об зубы губ потекла кровь.

– Не люблю вранье. Глупость тоже не люблю. Ты сделал сразу две вещи, которые мне не по нутру. Большая ошибка. Не повторяй ее. В следующий раз будет намного хуже. Понятно? Понятно, я спрашиваю?!

Айвен кивнул.

– Еще раз. Ты Айвен Гонзалес, позывной Бобер?

Он снова кивнул.

– Идем дальше. Делать будем так: я называю позывные, ты даешь имена или адреса. Про одних я знаю и так, про других нет. За каждое вранье я что-нибудь тебе отрезаю: ухо там или палец. – В руке вспыхнул нож. – Ясно?

– Угу.

– Будешь умным – останешься живой, здоровый и целый. Будешь дураком – умрешь. Причем, очень больно. Потом я проведаю твою семью и всех: маму, папу, братьев, сестер, кого найду, в общем. А найду я всех. Правила понятны?

– Да.

– Вот еще. Ответы «не знаю» и «не помню» я тоже не люблю. Мне нужны: Весло, Кучер, Мыло, Сметана…

– Подождите, я ведь так не помню… В смысле, наизусть. Можно мне телефон взять или компьютер?

– Где это? И смотри, без шуток мне.

– Там, – он ткнул пальцем в стоящую в дальнем углу этажерку, древнюю кособокую поделку под шестидесятые прошлого века.

Лысый подошел к этажерке и недовольно спросил:

– Где тут?

Айвен скатился с кровати и ринулся к двери.

– Стой, сука! Хуже будет!

В темноте коридора он обрушил за собой вешалку. Ушан споткнулся и выругался по-русски. Айвен скатился по лестнице, распахнул дверь на улицу, когда громыхнул выстрел, и свистящая пуля срикошетила от стены.

На улице ушан выстрелил еще дважды, но, похоже, совсем мимо. Айвен несся, не разбирая дороги. Тротуар был мокрым после ночного дождя, и больше всего на свете он боялся поскользнуться. На одном из поворотов Айвен чуть не упал, бешено колотившееся сердце на мгновение остановилось.

Тихие улочки спали, ни одно окно не горело, только фонари отражались в мокром асфальте. Где-то там, в нескольких шагах, на другой планете, беззаботно посапывали люди, набиравшиеся сил перед рабочим днем, не зная, что совсем рядом его гонят, словно зверя. Ноги были уже сбиты в кровь, но Айвен ничего не замечал. Ему нужно было посмотреть назад, но он боялся, мог закричать, но боялся, боялся выдать себя, и просто бежал, перепрыгивая через лужи побольше, бежал как никогда в жизни.

В лицо ударил свет фар. Почти сразу на крыше машины зажглись синие мигающие фонари. Сперва с пассажирского, а потом и с водительского места выскочили полицейские. Айвен согнулся, задыхаясь, не веря своему счастью.

– Не двигаться! Парень стой спокойно, так чтоб я видел свои руки.

Они думают, это пистолет? Айвен, не в силах сдержаться, залился истеричным смехом. Никогда в жизни он еще не чувствовал такого огромного немыслимого счастья.

– Вы принимали наркотики?

– Нет… – Айвен заливался смехом. Он понимал, как выглядит, и пытался сдержаться. – Послушайте…

– Алкоголь? – копы осторожно приближались, держа руки на кобуре.

– Да нет же. На меня…

– О’кей. Тогда скажи нам, придурок, что ты тут делаешь посреди ночи голышом? Ты что, чокнутый нудист-марафонщик? И почему ты ржешь, как обдолбанный?

– Я ведь и говорю, на меня напали. Я…

– В сауне что ли? – говорил только один коп, здоровенный чернявый парень средиземноморского типа, похожий на итальянца или грека. Напарник, блондин еще больших, совсем уже гигантских размеров, молчал и, не отрываясь, следил за Айвеном. Больше всего он напоминал анимированного викинга из недавнего сериала.

– Послушайте меня хоть секунду. Я служу в киберпехоте, на меня напали в моей квартире. Он все знал: имя, позывной. Знал позывные других ребят. Хотел адреса. Говорил, что некоторые знает, а некоторые нет, что так он меня проверит.

– Фига себе, – итальянец присвистнул и сразу начал бормотать в невидимый коммуникатор.

Гигант открыл дверцу и молча качнул головой. Пока Айвен забирался на заднее сидение, блондин, также без слов, принес из багажника толстый плед и сунул в руку оплетенную кожей фляжку. Айвен глотнул слишком сильно и закашлялся. От виски побежало тепло, он даже почувствовал, как немного спало напряжение. Айвен закутался в плед, стараясь глубже дышать. Нужно было успокоиться, привести мысли в порядок.

В конце концов, самое страшное позади. Он жив и, похоже, без нескольких часов звезда. Как распорядится удачей? Или катастрофой? Как обойтись с разрушенной анонимностью? Что теперь будет? Согласится завтра на телеинтервью? Отказаться? Разрешат ли власти?

– Значит так, – «грек» сел на правое переднее сидение, и, вдруг, слегка даже испуганно встрепенулся. – Ты че, все-таки бухой?

– Не, не, это он мне дал.

– Смотри, парень, я разбудил капитана. Кого он сейчас разбудит, я даже знать не хочу. Так что если у тебя такие шутки, лезь лучше сразу обратно мамке в письку.

– Офицер, хватить болтать. Это не шутки. Он знал позывные, знал мое имя. Стрелял по мне. Делайте свою работу.

– Стрелял? Ладно, тронули, – полицейский коснулся плеча напарника, сидевшего за рулем.

«Викинг» выставил маршрут. Внимательно следивший за проекцией на лобовое, Айвен узнал только, что адрес запомнен под М и расположен в 6.8 мили отсюда. Чертовы бездельники. Даже кретины-третьеклассники запоминают точки под говорящими именами.

– Короче. Тебя как зовут?

– Айвен Гонзалес.

– Короче, Айвен Гонзалес, везти тебя в участок или, тем более, домой опасно. Побудешь, пока подтягивается кавалерия, в… в безопасном месте. Нам нужны телефоны и адреса. Для начала тех, кого он упомянул, потом всех ваших, всех, кого вспомнишь. Сейчас самое главное вытащить их из дома, – Коп достал из бардачка потертый кубик, разложил древний планшет в шестнадцать раз, до полного размера, и сунул ему. – На.

Старенький планшет послушно заработал. Правда, сразу отщелкнулось крепление верхнего сегмента, сложившегося внутрь. Коп напрасно беспокоился, раскладывая, у Айвена был такой же в детстве. Он прекрасно помнил, как с ним обращаться, и первым делом сложил пополам.

Давай же, сними трубку! Ну, пожалуйста!

– Здрасьте. Который час? – даже разбуженный посреди ночи, Кучер звучал заспанно, но не раздраженно. – Что-то случилось?

– Да! Просто кошмар!

– Я могу чем-то помочь?

– Нет. Смотри, на меня напали…

– Хочешь, чтобы я подъехал?

– Нет же. Он знал адрес, знал позывной. Он стрелял в меня! Ушан знал твой позывной. И других тоже.

Кучер не отвечал, пытаясь переварить услышанное.

– Сэр, – заговорил брюнет, перегнувшись к планшету, – я офицер полиции. Нам необходимо действовать максимально оперативно. Вы проживаете один?

– Нет. Тут мама, младшая сестренка, сегодня еще у нас старший брат с женой. У них малышка, ей семь месяцев.

– Отлично, мы отправляем за вами микроавтобус. Вас всех перевезут в безопасное место. Уточните адрес, – он повторил ответ Кучера в коммуникатор. – Гарднер-стрит 234. Пятеро взрослых плюс младенец. У вас отдельный дом?

– Да.

– Отлично. Разбудите всех и будьте готовы через пятнадцать минут. Подумайте, координаты каких сослуживцев вы знаете. Через десять минут с вами свяжется наш офицер. О’кей, Энн? Вместе с ней вы предупредите всех, кого успеете. Пожалуйста, не покидайте дом до приезда наших людей, ни в коем случае никаких контактов без нашей прямой санкции и участия. Хорошо? Вы все поняли?

Следующей была Иддрис. Она ответила почти сразу, словно ждала звонка.

– Милый, привет, – голос был одновременно пьяный и заспанный, – ты соскучился?

Машина въехала в безжизненную промзону, мимо заскользили темные коробки зданий с изредка освещенными парковками. Они успели сделать четыре звонка, прежде чем припарковались, и трое (им везло) ответили. Безопасное место оказалось огромным складским ангаром. Брюнет, зажав щекой фонарик, долго возился с ключами, чертыхаясь. Выключатель тоже нашелся не сразу. Наконец зажглись несколько светильников возле входа, дальняя часть по-прежнему тонула в темноте. То ли склад, то ли цех был совершенно пуст, только в углу стоял облезший, вряд ли работающий погрузчик и кое-где виднелся неряшливый мусор: куски пенопласта, доски, лоскуты пластиковой пленки, обрывки веревки, несколько перфорированных цилиндров неясного назначения.

– Выглядит заброшено, – осмотрелся Айвен.

– Не совсем. Нас попросили присмотреть… Не отвлекайся, приятель. У нас нет на это времени.

Сбоку нашлась неприметная каморка с колченогим столом и садовыми стульями, почему-то новыми и чистыми. Они звонили и снова звонили. Кто-то снимал трубку, кто-то нет. Иногда, и все чаще, брюнет, прислушавшись, отрицательно качал головой: «Этого уже отработали». Испуганный голос по последнему номеру все уже знал и ждал машину. Айвен рылся в телефонной книге, ища пропущенные контакты, когда вдруг вспомнил. От ужаса к лицу прилила кровь, и бросило в жар.

– Родители. Черт!!! Он упоминал родителей! Мы должны их вытащить!

– Кого?

– Моих родителей! Пошлите к ним кого-нибудь, они в Оклахоме.

– Брось. Это просто блеф. Зачем они ему?

– Он обещал убить их.

– Пустая болтовня.

– Откуда бы вам это знать?! Вы что, поймали его? Да даже если и так, ушан явно не один. Одному такое ни за что не провернуть. Их надо немедленно вытащить из дома, хотя бы предупредить!

– Не нужно лишних контактов. Я передам, с ними свяжутся. И успокойся, страшилки, угрозы – просто треп, легче сказать, чем сделать.

– Он знал, как меня зовут, знал мой адрес, знай мой позывной. Любой дебил найдет моих родителей за пару минут. У матери в сети лежит миллион моих фоток. Сделайте что-нибудь немедленно.

– Спокойно, шеф. Ты, похоже, здорово привязан к своим предкам, – полицейский улыбнулся и взялся что-то бормотать в воротник.

– Я все-таки сам позвоню, – Айвен потянулся к планшету.

Брюнет хлопнул по планшету ладонью.

– Не нагоняй панику. Незачем никуда звонить.

Разрозненные и бессмысленные кусочки пазла разом собрались вместе. Собрались так быстро, что Айвена снова полыхнуло изнутри жаром. Он не мог понять, как ничего не замечал прежде. Брюнет не был греком. Итальянцем он тоже не был. Там, на той стороне встречался такой средиземноморский типаж. Их называли кавказцами, и это означало не просто белый, а, в буквальном смысле, выходец с Кавказа. У него даже проскакивал легкий гортанный говор, характерный для конкретного народа. Чертов адреналин мешал вспомнить, какого именно. Айвен долю секунду даже пытался выкопать в памяти застрявшую информацию, словно она имела сейчас какое-то значение. Второй парень, светловолосый гигант, за все время не произнес ни слова, и он не был, конечно, ни шведом, ни поляком. А еще, с первого звонка прошло минут сорок-пятьдесят, но ни одной машины, даже с Кучером, так и не подъехало.

– Наверное, вы правы, – Айвен собрался и даже сумел, пусть немного кривовато, улыбнуться. – А где тут сортир? – спросил он прямо в лицо блондина.

Тот молча поднял светлые и безумные глаза.

– Ну, не важно, выскочу на улицу отлить, – Айвен поднялся, вышел из комнатки и, стараясь не ускоряться, направился к выходу из склада.

– Сообразительный ты парень, Айвен Гонзалес.

Он услышал сзади грохот шагов, не оборачиваясь, побежал, даже схватил за дверную ручку, но было заперто. Айвен еще продолжал тупо дергать дверь, когда на него словно рухнула крыша, от удара бросило в сторону. Айвен сделал несколько шагов, хватая воздух руками, почти поймал равновесие, но споткнулся и рухнул в неряшливую кучу мусора, снова что-то ободрав.

Успокойся! Не паникуй! Выруби его!

Айвен встал на одно колено и ждал, не поднимаясь, всем видом демонстрируя побежденность и потерю ориентации. Когда блондин подошел поближе, он изо всех сил, как мог резко, подался вперед, метя кулаком в пах. Гигант легко, как-то даже небрежно отвел левой рукой выпад, а правой врезал снова. Айвена перелетел через мусор, красиво разбросав веер кровавых брызг, и тяжело рухнул спиной на бетонный пол. Блондин неторопливо подошел к нему, попробовал ухватить за волосы, но прическа оказалась слишком короткой. Тогда, взявшись за подмышку, подтащил к ближайшему столбу, заломил руки и щелкнул за столбом наручниками.

Айвен очнулся от почти обморока и вскочил на ноги, вскочил слишком резко – закружилась голова, он едва не упал опять.

– Послушайте, парни, – Айвен и сам не знал, что хочет сказать, но договорить ему все равно не дали.

Блондин заехал в живот. Айвен рухнул на колени, снова разодрав их. От удара об столб по спине побежала струйка крови, он обмочился, но все это не имело значения. Вообще, все на свете потеряло значение, кроме следующего глотка воздуха.

Блондин, ухватив за подбородок, резко поднял его. Здоровяк криво улыбался, медленно сжимая огромный кулак, Айвен зажмурился, ожидая последней вспышки боли. Неожиданно кавказец что-то резко сказал, кажется, по-русски. Светловолосый недовольно ответил, но отпустил Айвена, снова упавшего на колени, повиснув на наручниках.

– Ну что, говнюк, – блондин нагнулся к нему так низко, что Айвен чувствовал вонь его дыхания, – страшно? – он говорил негромко, с чудовищным акцентом, голосом, неожиданно высоким для такого большого человека.

– Убивать не страшно было? С джойстиком и банкой колы? Не страшно?

Брюнет снова что-то сказал, на этот раз деловито и спокойно, ушаны двинулись к выходу.

– Не скучай, Айвен Гонзалес. Мы скоро, – свет погас, оставив его в темноте.

Несколько секунд спустя на улице зашелестели шины отъезжающей машины.

Постепенно к Айвену вернулось дыхание, и он обнаружил, что отчаянно трется наручниками, пытаясь перетереть то ли их, то ли бетонный столб футового диаметра. Нужно было успокоится, перестать ухудшать без того скверные шансы. Усилием воли он остановил грызущие мысли упрекающие в глупости, детской наивности, неспособности разглядеть грубую подделку. Пытаясь действовать разумно, Айвен закрыл на полминуты глаза, рассчитывая привыкнуть к темноте. Когда он их открыл, по-прежнему было ничего не видно, но Айвен странным образом немного успокоился. Отчаянно болело изодранное тело, нос и несколько ребер были, похоже, сломаны, но замечать боль тоже не имело смысла. Он сплюнул набравшуюся в рот кровь вместе с зубной крошкой.

Брюнет не дал убить, остановил напарника. Зачем-то он им нужен, не все еще потеряно.

«Глупо рассчитывать, – сказал спокойный голос внутри, – выбьют информацию и… Хотя трудно представить, что они еще могут выпытывать. Сам все отдал. Добровольно отдал, с радостью. Теперь, даже если очень захочу, вряд ли сумею прибавить. Для чего же я ему понадобился?»

Эти размышления тоже были бессмысленны. Айвен вспомнил светлые глаза блондина, тонувшие в белках. Все он им расскажет. Потом прикончат. Не отпустят же. Нелепо даже мечтать.

Они могут попасться. Все-таки не Багдад, Большой Бостон, ряженные копы не могут разгуливать бесконечно и беззаботно. Тот же холодный голос противоречил: «Именно что не Багдад. Никто не ждет. Прошлый февраль забыт. Слишком много доверия камерам, электронике, системам идентификации. А их так просто обмануть».

Толку от таких рассуждений, как и любых других, не было никакого. Поймают или нет, убьют или нет, от него никак не зависело. Нужно выбираться. Айвен кончиками пальцев ощупал наручники, древней, к счастью, системы с обычным замком, а не современным электронным. В кино такие мгновенно открывали скрепкой. Терять было нечего, за отсутствием лучшего имело смысл хотя бы попытаться. Айвен пополз вокруг столба, вытянув как мог далеко ноги, стараясь найти что-нибудь подходящее. Ногу оцарапало чем-то острым, но гибким. Подтащив к себе пластиковую упаковочную ленту, Айвен зажал ее коленями и попробовал отделить полоску зубами. Ничего не вышло. Изгибаясь и вращаясь вокруг столба, он перехватил ленту руками. Сначала не поддавалась, и Айвен уже готов был бросить, поискать что-нибудь более стоящее, как вдруг лента разошлась примерно пополам. Получившиеся полоски оказались шире замочной скважины, разорвать еще раз никак не получалось. Он сжал вдвое, впихнул в замочную скважину, нажал, чтобы полоска сложилась внутри замка, и медленно повернул. На секунду полоска уперлась в собачку, наверное, или как там ее, замка, но потом скрутилась вокруг оси. Айвен сделал двадцать или тридцать попыток, резко и плавно, повыше и пониже. Ничего не выходило. От отчаяния он с трудом удержался, чтобы не врезать затылком об столб. Снова зашарил ногами и почти сразу наткнулся на доску. Подтянул к себе, ощупал подошвой. Гвоздь! Айвен перевернул доску и осторожно стукнул сверху, сгибая. Машины! Подъезжало много машин.

Хлопали дверцы, раздавались голоса и смех. Отдельных слов было не разобрать, но меньше всего это напоминало разговор безжалостных убийц. Так звучат разгоряченные школьники после получившейся спортивной игры, вспоминая удавшиеся броски и передачи.

Хрустнул ключ. Силуэт в проеме показался Айвену одетым в форму и даже обрадовал на нелепую долю секунды. Вспыхнул, ослепляя, свет. Прозвучала негромкая фраза, определенно на русском, и тут же грохнул многоголосый хор жеребячьего хохота.

На склад неторопливо зашло человек двадцать. Большая часть была ряжена полицейскими, шестеро-семеро, включая бритого в наколках, одеты в строгие костюмы, под киношных агентов. Почти все походили на славян, но двое или трое были азиатского типа, татары, наверно, или какие-нибудь туркмены, был даже один негр, одетый полицейским. Кроме негра, выделялся немолодой мужчина, походивший на первого брюнета, только грузный, лет на двадцать старше, с растрепанными седыми кудрями и наполовину седой бородой. В отличие от остальных, бородач был в терморегулируемом спортивном костюме, переливающимся всеми цветами радуги. Большой китайский концерн производил и навязчиво рекламировал этот новый материал технологическим прорывом. Даже на распродажах такие костюмы стоили тысяч десять-двенадцать.

Террористы молча выстроились полукругом, разглядывая Айвена, как казалось, с дружелюбным интересом.

– Это Бульдог его так отмудохал? – негр кивнул на Айвена, тронув нос пальцем. Говорил он с чистейшим выговором скверных кварталов.

Никто не ответил, может быть, не поняв. Молодой брюнет вернулся из каморки, неся складной стул. Проходя мимо Айвена, он пнул доску, заскрежетавшую гвоздем по бетону. Доска отлетела недалеко, футов, может, на десять, но с тем же успехом она могла улететь на Луну. Аккуратно разложив стул, брюнет хлопнул ближнего соседа и качнул головой к двери. Мужчины молча двинулись на улицу, оставляя его с седым, так деликатные люди помогают разругавшимся близким уединиться для примирения.

Мужчина поерзал, устраиваясь на стуле, огляделся и поставил сумку роскошной французской марки прямо на пол. Если сумка не подделка, то обошлась в кучу денег. Полминуты помолчав, он заговорил:

– Не так тебя представлял. Не ожидал, что ты окажешься совсем ребенком. У меня сын был старше, – произношение было безупречным, даже с легким английским акцентом.

– Был? Он умер? – Айвену необходимо было наладить контакт, сделаться для мужчины живым человеком.

– Умер? Ну нет. Ты его убил. Дочку еще… Бобер, – он усмехнулся, – тебя ведь Айвеном зовут? Я, кстати, Умар. Помнишь, из пушки свадьбу расстрелял?

– Послушайте, – Айвену стало жарко, – это был несчастный случай…

– Несчастный случай? Ну, тогда никаких претензий, все в порядке. Извини, что побеспокоили.

Они помолчали. За неплотно прикрытой дверью раздавались приглушенные голоса, ощутимо потянуло табаком, снова хохотнули.

– Поймите, я ничего не понимал и не решал. У меня был только второй выход на боевые, – бессмысленно врал Айвен, выход, на самом деле, был шестым, – все что я делал, это ждал координаты и команду на открытие огня. Когда вы… ваши начали стрелять, наша летка… дрон-разведчик…

– Позывной Сметана?

– Да… он решил, что по нему, дал координаты, а офицер…

– Краб?

– Да… он подтвердил приказ на ведение огня.

– Удивительная глупость, правда? Взять и расстрелять свадьбу. Не знаю, тысячную, наверно. Что ж вы не учитесь-то ничему?

– Мы просто не были… Нас не готовили. Мы слышали, конечно, что на юге так справляют, но не знали, что на севере тоже может быть…

– И теперь, когда ты все так славно объяснил, мы должны забыть это досадное недоразумение?

– У вас великолепный английский, – Айвен пытался нащупать человеческий контакт.

– Да, учился тут у вас в университете, да и в школе… немного. Больше в Англии. Кстати, в бейсбол играл, не за главную, конечно, команду, но на неплохом уровне. У нас, знаешь, с бейсболом и до войны было не очень… Сам играешь?

Айвен качнул головой, сначала отрицательно, а потом положительно.

– Послушайте, – говорить было тяжело, рот все время наполнялся кровью с зубной крошкой, Айвен сплюнул, – послушайте, это же не метод, так ведь ничего не исправишь.

– Конечно, не исправишь. Ничего уже не исправишь.

– Так зачем же вам это? Вы культурный, образованный человек, вы прекрасно понимаете, как…

– В смысле, белому сагибу не годится вести себя как немытому чурке? Даже если он выглядит как немытый чурка? Я, кстати, не всегда был таким. Всю жизнь одевался, боролся с весом и бегал по утрам. Но последнее время как-то потерял интерес. Жру что попало, килограмм, наверно, двадцать нажрал. В старые костюмы не влезаю, вот, вернулся к корням, – он ткнул пальцем в переливчатую ткань. – Понимаю, что выгляжу жлобом, но мне как-то насрать. Удобно.

– Кровная месть. Вендетта… Какая уж там кровная месть. Вот мой отец любил порассуждать о таких делах. Что может простить мужчина и чего не может простить мужчина, что подобает мужчине и что не подобает мужчине. Но это слова. Когда нужно, отец был одним из братьев Чичей, а когда не нужно, респектабельным бизнесменом. Джигита и горца в нем было не больше твоего. Ловкий был человек и оборотистый.

– Вот мои дяди, его старшие братья, кажется, действительно были такими. Их убили. – Он улыбнулся, точнее, обозначил улыбку, приподняв кончики губ. – Давно, я ребенком еще был. Так что вы ни при чем. Кто знает, почему? Я думаю, именно, думаю, окончательной правды выяснить не удалось, для них обещания, месть, обида значили больше денег. Времена изменились, такие стали мешать… А может, я все придумываю, они ведь были бандиты, разбойники, могли просто положить глаз не на тот кусок. Кто знает?

– Отец всю жизнь как бы намекал, что он из братьев Чичей, тех самых Чичей. Люди побаивались, но на самом деле он близко не подходил ни к чему такому. Умный был человек, хотя и трусоват. В самые горячие времена его отослали учиться в Австрию. До сих пор не понимаю, почему в Австрию? В общем, даже в нем мало было от горца, он в местах-то наших с детства не бывал.

– Там ведь опять селятся?

– Не у нас. У нас еще лет двадцать ждать. На конгрессе, правда, каждый год болтают о программе дезактивации. Может, когда и расчистят клочок-другой. Устроят горнолыжный курорт с ряжеными в черкесках с газырями…

– С чем?

– Неважно. Папахи будут продавать. Сувениры. Какая разница? Такая же показуха, как стрельба на свадьбах и отцовская брутальность. Во мне, не говоря о детях, больше американца, чем горца, и русского, чем американца. Жаль только никому этого не докажешь.

– Куришь? – Умар вытащил пачку.

– Эээ… Да.

Умар аккуратно вставил ему в рот сигарету и зарылся в сумке. Айвен ждал роскошную зажигалку тяжелого метала, но тот достал грошовый штампованный пластик.

– Я чего-то тоже начал. Лет двадцать не курил, – он чиркнул, давая прикурить, – курево, скажу я тебе, совершенно невменяемо у вас стоит.

– А чего с собой не привезли? – самое важное было не закашляться.

– Забыл. Привычки нет. Знаешь, что обидно? Я ведь не хотел этой свадьбы. Не хотел привозить детей обратно. Салман, папа жениха, настоял. Он дурак и всегда был дураком, хоть и умный человек. Не понимает, что стоит вам уйти, и нас порвут. Рассчитывал опять договориться. Может, и теперь рассчитывает. Давно не виделись, его после вашего недоразумения до сих пор по кускам собирают, то на Кубе, то в Израиле. Он депутат, дядя там… тоже, ну, и мальчик, конечно… неловко играть свадьбу заграницей… боялись, в сеть попадет. Добоялись.

– Я давно собирался уехать, все продать и уехать. Понятно же, чем дело кончится. Но всегда казалось, пусть в следующем году, почему сейчас? Я ведь уважаемый человек… Был. Строительные подряды, банк, камень, много чего. Ваши предпочитают с нашими вести дела. Тоже, наверно, в папахи верят и черкески. Кто я тут? Так, чурка с бабками. Всегда считался в семье умником, а оказался баран. Брат давно в Карачи живет, сестра в Австралии. Нельзя, нельзя было привозить своих…

– Я сочувствую вашему горю, – цилиндрик горячего пепла сорвался ему на живот, – правда, мне ужасно жаль…

– Когда я протер глаза… – Умар словно не слышал его, – сыну снесло полголовы, мне забрызгало лицо кровью и мозгами. Его мозгами. Карину я нашел сразу. Осколки вошли в спину, кишки вывались, много, знаешь, просто невероятно много. Она ведь тростинка была, настоящая красавица. Ну а Дану не я нашел, ее уже потом…

Умар снова зарылся в своей роскошной сумке, что-то перекладывая, и вытащил небольшой пистолет с гравировкой на серебряных накладках. Айвен перестал дышать. Умар со второго раза заправил обойму, дослал патрон и, щурясь, рассматривал, держа в вытянутой руке.

– Слабеть стало зрение, – он застенчиво улыбнулся, – ни черта вблизи не вижу, а на линзы, черт его знает, аллергия какая-то.