Текст книги "В семье не без урода"

Автор книги: Александр Плонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Плонский Александр
В семье не без урода

Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ

В СЕМЬЕ НЕ БЕЗ УРОДА*

Фантастический рассказ

Пятый день заседала ГЭК**. Более сорока раз сменились листы чертежей на демонстрационных досках. Аудитория заметно поредела. Защита дипломных проектов из акта высокоторжественного, каким она была вначале, перерождалась в утомительно будничную процедуру.

_______________

* Переработанный вариант рассказа "Особое мнение", который был

опубликован в журнале "Знание – сила", 1963, No 5 под псевдонимом Н.

Денисов.

** Государственная экзаменационная комиссия.

Сегодня впервые забыли обновить цветы. Зорин подобрал со стола опавший лепесток, долго растирал его между пальцев, потом, словно только что заметил, поднес к глазам и щелчком отбросил в сторону. Его раздражала бессвязная речь дипломника, в которой удавалось разобрать лишь обрывки фраз, перемежавшиеся нелепой скороговоркой: "как сказать... так сказать".

– ...В системе автоматического регулирования... как сказать, так сказать... Рассмотрим функциональную схему... как сказать, так сказать...

– Конкретней, голубчик, – добродушно пробасил председатель. Комиссию "автоматчиков" вот уже несколько лет возглавлял Павел Михайлович Бахметьев, крупный инженер, не признававший слова "телемеханика". Зачитывая протокол, Бахметьев неизменно говорил: "...и присваивается квалификация инженера-электрика по автоматике и телеомеханике". Это с особым ударением произносимое "телео" на первых порах вызывало улыбки, затем к нему привыкли, оно тоже стало своеобразной традицией.

Бахметьева считали "удобным" председателем: он был либерален и не скупился на высокие оценки.

– Остается две минуты, – снова послышался председательский бас.

"Как сказать" заторопился и, скомкав конец выступления, умолк.

– Какие вопросы у членов комиссии? – Павел Михайлович привычно глянул по сторонам.

Первым отозвался заведующий кафедрой автоматики профессор Гудков. Задал несколько вопросов, сам же на них ответил и, вполне удовлетворенный, вывел в ведомости каллиграфическое 4.

Шевельнулся, точно пробудившись, доцент Оболенский.

– Я хотел бы уточнить, – сказал он, щеголяя безупречной дикцией, каков ваш творческий вклад, пресловутое рациональное зерно, в поисках которого...

На электромеханическом факультете Оболенский пользовался репутацией эрудита. Запутав студента, он приходил в хорошее расположение духа, даже добрел. Вот и сейчас, без труда расправившись с жертвой, победоносно оглядел аудиторию, пожал плечами, словно хотел сказать: "И это будущие инженеры!" – но, покосившись на Гудкова, тоже поставил четверку.

Потом спрашивал сам Бахметьев. Знает ли дипломник, как складываются накладные расходы? А подсчитал ли он себестоимость своего изделия? Подсчитал? Очень хорошо...

– Еще вопросы есть? – Бахметьев повернулся к Зорину.

– У меня нет вопросов, – ответил Зорин, а про себя устало подумал: "И так все ясно..."

– Снимайте листы, – скомандовал председатель.

Пока с досок снимали чертежи, пока бережно прикалывали новые, Зорин предавался невеселым размышлениям.

"Напрасно согласился... Ни к чему это. И я здесь лишний, и вопросы мои..."

В ГЭК Зорин попал случайно. То ли некем было заполнить место, то ли сочли, что присутствие представителя родственной специальности не помешает. Но с первых же шагов между Зориным и другими членами комиссии начались разногласия. В проектах господствовала радиоэлектроника. На ней были основаны все эти автоматические регуляторы, датчики и следящие системы. Ею широко пользовались, но не владели.

А Зорин, как нарочно, не переносил абстрактных вопросов вроде: "Есть ли что-нибудь новое в вашем проекте?". Он спрашивал: "Для чего служит конденсатор, вон тот, в цепи базы?". Или: "Почему вы применили именно эту микросхему?".

Перед зоринским "почему" дипломники немели, а он злился и на них, и на себя за то, что задал вопрос.

...Шум утих. Зорин услышал голос Бахметьева.

– Выступает дипломник Герасимов. Проект на тему...

– Круглый отличник, – громким шепотом оповестил Гудков.

Герасимов, высокий юноша с женственным лицом и ямочками на щеках, держался уверенно. Не забыл подчеркнуть, что тема дипломного проекта представляется весьма актуальной. Что, по мнению уважаемого руководителя доцента Оболенского, она имеет особое значение.

Зорину вдруг показалось, что говорит сам Оболенский, только помолодевший лет на двенадцать. Он вспомнил забавное в своей нелепости "как сказать, так сказать" и подумал, что обтекаемые актерские фразы Герасимова-Оболенского – обратная сторона той же медали.

А зрителей между тем прибавилось. Это была не рядовая защита финишировал образцовый студент, чья фотография, почитай, со второго курса висит на Доске почета. Здесь и там Зорин видел знакомые лица "радистов" через год самим защищать, на молодом радиотехническом факультете только еще предстоит первый выпуск... Из переднего ряда Зорину улыбнулся Сережка Лейбниц – однофамилец, а судя по способностям, и потомок великого математика.

Рядом с Лейбницем сидел паренек в очках. Светло-зеленый мешковатый пиджак, выпученные глаза, галстук в сторону. "Типичный Любознайкин из "Юного техника", – мысленно усмехнулся Зорин.

"Любознайкин" перешептывался с Сережкой. Видимо, их соседство не было случайным, хотя казалось, что это два антипода: один – смуглый, порывистый, другой – белобрысый, растрепанный, полусонный.

Отвлекшись, Зорин перестал следить за выступлением и не заметил, как оно кончилось.

– Вопросы... У кого есть вопросы... Товарищ Зорин, – что же вы, укоризненно прогудел Бахметьев.

Зорин бросил взгляд на листы.

– Скажите, – обратился он к дипломнику, – как работает генератор слева, в углу... Да, да, этот самый... И заодно, для чего нужна емкость в коллекторной цепи?

– Наука, – внушительно проговорил Герасимов, – еще не установила физической природы такого генератора...

Оболенский поспешил вмешаться.

– Какая основная цель вашего исследования?

– Простите, я не закончил, – вспыхнул Зорин. – Наука успела установить физическую природу квантовых генераторов. А здесь обычная схема, давно изученная... Ответьте хотя бы, из каких соображений вы применили именно этот вариант?

Герасимов пожал плечами.

– Из каких соображений? Схема разработана в институте Академии наук... Старшим научным сотрудником...

– Ну и что? Какая разница, где и кем разработала схема! Важно, почему ее использовали вы. Может быть, она лучше других? Или проще?

– Генератор обладает исключительной стабильностью.

– Неверно. Такая простая схема не обеспечит высокой стабильности. Но, допустим, я ошибаюсь, докажите это.

Герасимов молчал. На миловидном лице проступили пятна.

– У меня больше нет вопросов, – сказал Зорин.

Он взял ведомость и, не колеблясь, поставил тройку.

В перерыве к нему подсел Бахметьев.

– Эка вы, голубчик... У парня в семестрах одни пятерки, пожалуй, с полсотни наберется, а вы ему всю обедню хотите испортить.

– Здесь не обедня, а защита дипломного проекта.

– Разве проект плох? – вступил в разговор Оболенский. – Читали, что пишет профессор Руденко? Наша кафедра рекомендует Герасимова в академическую аспирантуру...

– Проект хороший, – согласился Зорин. – Поэтому я поставил три, а не два. Мы ведь оцениваем по совокупности и проект, и защиту. А защита...

– Вся рота шагает не в ногу, один поручик... – обиженно фыркнул Оболенский. – Мы все поставили пятерки, вполне заслуженные дипломником, лишь товарищ Зорин, придравшись к пустяку...

– Пустяк? – Зорин почувствовал, что вот-вот взорвется, и больно стукнул об стол костяшками пальцев. – Скажи он честно "не знаю", так нет... Наука, видите ли, не установила! И схему выбрал, чтоб безошибочно, а в чем ее достоинства и недостатки, разобраться не соизволил. Пятерки в зачетной книжке заслонили от вас главное...

– Сан Саныч, вас к телефону!

Зорин возвратился минут через пятнадцать. В коридоре толпились студенты и новорожденные инженеры: сейчас они болели за своих друзей. Все взволнованно разговаривали. Возникали, чтобы тотчас раствориться в общем гуле, отдельные возгласы.

– А как он его... А он...

– Слушайте, слушайте, что скажу...

– Вовремя вернулись, голубчик! – встретил Зорина Бахметьев. – Это, кажется, по вашей части.

Перед комиссией стоял "Любознайкин". Он только что закончил доклад.

Зорин раскрыл папку с пояснительной запиской. Криво бегущие уродцы-буквы, неряшливые, размазанные рисунки, многочисленные отпечатки пальцев, способные привести в восторг дактилоскописта. Казалось, автор проекта не подозревал о существовании циркуля: кружки на схемах были нарисованы от руки и по форме напоминали кляксы.

– Как вы допустили такой проект к защите?

Гудков развел руками.

– Понимаете, мы... я...

– Неприятно, очень неприятно, – проговорил Оболенский. – Но в семье не без урода... План выпуска, знаете ли, престиж кафедры.

– Итак, вопросы, – напомнил председатель. – Прошу, товарищ Зорин.

– Подойдите ближе.

"Любознайкин" шагнул вперед.

– В этой схеме у вас ошибка. Найдите ее.

– Вот здесь, – последовал неожиданно быстрый и точный ответ.

– Еще одна схема. А в ней все верно?

– Нет, я забыл нарисовать емкость.

– Скажите, – перебил Оболенский, – каков ваш личный творческий вклад... Рациональное зерно...

– Антигравитатор. Я придумал антигравитатор, – оживился "Любознайкин".

– Антигравитатор? Что еще такое? – недоуменно воскликнул Оболенский.

– Да я покажу, у меня макет сделан. Одну минуту... Сережка, неси! крикнул "Любознайкин" на всю аудиторию.

"Ну и макет... – подумал Зорин. – Нарочно так не спаяешь, вкривь и вкось... Все наспех, на живую нитку... А сверху, похоже, крышка от кастрюли..."

– Сережка, тяни шнур, включаю!

Запахло паленым, из макета повалил дым.

– Вы свободны, – ледяным тоном сказал Бахметьев и, повернувшись к Гудкову, понизил голос: – Не понимаю, профессор... Чтобы на вашей кафедре... Ой, что это?

Крышка от кастрюли взмыла вверх и, едва заметно покачиваясь, зависла под потолком.