Текст книги "Бермудский треугольник на Бульварном кольце"

Автор книги: Александр Плонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Плонский Александр
Бермудский треугольник на Бульварном кольце

Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ

БЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК НА БУЛЬВАРНОМ КОЛЬЦЕ

Фантастический рассказ

Вот что рассказывал мой дед, Леонид Вадимыч Фиников. Я упоминаю его имя, чтобы меня не обвинили в плагиате.

Дед утверждал, будто эта история случилась с отцом его институтского товарища Саввой Саввичем Данилкиным. Однако не исключено, что старик ее выдумал или, еще хуже, где-нибудь вычитал. В случае чего с претензиями обращайтесь к нему, если, конечно, согласитесь оказаться там, где он сейчас пребывает.

...Шла война.

Савва Саввич Данилкин работал в одном из наркоматов (потом их переименовали в министерства). Освобождался он чаще всего далеко за полночь. И в тот раз тоже отправился домой, когда стрелки часов показывали четверть второго.

Улицы Москвы были темны и пустынны. В лунном свете поблескивали аэростаты воздушного заграждения, похожие на сгустившиеся серебристые облака. Черноту окон крест-накрест рассекали полоски газетной бумаги,

Савва Саввич вышел на Бульварное кольцо и стал поджидать редкий в ночную пору трамвай – литер "А", или, как предпочитали говорить москвичи, "Аннушку".

Подкатил вагон. Он был почти пуст. В тусклом свете синей лампочки Данилкин разглядел кондуктора – пожилую женщину в платке, ватнике и нитяных перчатках с отрезанными пальцами. Кондуктор распекала единственного пассажира.

– На дармовщину решил прокатиться, а? Меня этими штучками не провести: знаешь, что с сотенного у меня сдачи не наберется! Гони тридцать копеек, понял?!

Пассажир растерянно оправдывался:

– Я не имею... как это сказать по-русски... ме-ло-чи. Я не успел делать размен...

"Иностранец, – догадался Савва Саввич. – Конечно же, иностранец: в таких пальто из шотландки у нас никто не ходит. И чемодан с наклейками, фибровый... А наши фанерные с металлическими уголками..."

Сам Данилкин был одет как многие – в поношенную шинель, из-под которой виднелась безрукавка на меху (приближалась зима), а за ней полувоенный френч. На голове – не модная, с большими полями, шляпа, как у иностранца, а защитного цвета фуражка, на ногах – порядком разбитые сапоги.

"Нехорошо выходит... – продолжал размышлять Данилкин. – Союзник, может быть, даже дипломат, а кондукторша... Что он подумает?!"

– Дайте два билета, на меня и на него, – он кивнул в сторону иностранца. – И придержите язык, мамаша.

Данилкин протянул билет иностранцу и сел к окну с намерением подремать до своей остановки, не обращая внимания на язвительные реплики о добрячках, которых еще нужно проверить в соответствующем месте, и буржуях, зажавших второй фронт, да еще выгадывающих на трамвайных билетах. Двадцать минут дремы были наслаждением, и Савва Саввич не хотел его лишаться из-за какой-то склочной старухи. Он не боялся проспать: тикавшие в мозгу часы действовали безотказно...

Но иностранец уселся рядом.

– Я ваш... как это... дебитор... Обязательно буду погашать долг.

– Пустое, – ответил Данилкин. – Тридцать копеек сейчас не деньги.

Он закрыл глаза и привалился головой к окну. Иностранец же продолжал бубнить, что это долг чести, и если его лишат возможности расплатиться, то ему будет в высшей степени неприятно.

Данилкин молчал. Продремав четверть часа, инстинктивно разомкнул глаза, когда трамвай затормозил на его остановке. Вспомнив в последний момент об иностранце, он обернулся на ступеньке и крикнул:

– Гуд бай, мистер!

Но тот выскочил следом.

– О-о, вы говорите по-английски!

Савва Саввич по-английски не говорил, и вообще ему было не до разговоров. Он устал и хотел спать. Обо всем этом Данилкин не слишком вежливо сообщил иностранцу. Тот замахал руками.

– Я не хочу возлагать бремя... нет, как сказать по-русски... о-бре-ме-нять. Но нам попутно. О-о, минута!

На тротуар просочилась полоска света: дежурная булочная была открыта. В ней отоваривали хлебные карточки рабочим вечерней смены – неподалеку виднелась проходная завода.

– Будьте немножко подождать, – умоляюще произнес иностранец, – я хотел разменивать банкнот.

"Нашел дурака, – подумал Данилкин со злостью. – Стану я дожидаться!"

– Идите, – проговорил он вслух. – Только побыстрее, я спешу.

Но иностранец словно разгадал его мысли.

– Там... эта... как верно говорить... о-че-редь. Похраните, пожалуйста! Момент!

Вероятно, Данилкин и стоявший у его ног чемодан являли собой столь необычайное зрелище, что вышедший из-за угла постовой милиционер прямо-таки остолбенел.

Московская милиция делилась в то время на три характерные части. Первая – мужчины за пятьдесят, не подлежавшие отправке на фронт; вторая списанные из армии по ранению или контузии; третья и, пожалуй, наибольшая – молодые женщины. Постовой принадлежал к первой. В нем легко было распознать старого солдата. Вероятно, он участвовал еще в русско-японской войне.

Ветеран продолжил обход, а Савва Саввич переминался с ноги на ногу, постепенно приходя в бешенство.

"Вот и делай людям добро! Меценат! Теперь болтайся тут из-за тридцати копеек!"

Прошло десять минут, пятнадцать... Из проходной поодиночке и группами выходили рабочие: окончилась смена. И снова появился милиционер. На этот раз он был преисполнен решимости.

– Предъявите документы, гражданин.

Данилкин привычно полез в карман и обмер: бумажник исчез...

"Неужели забыл на столе? А может, дома?" – лихорадочно соображал он, ощупывая карманы.

– Та-а-к... Нет, значит, документиков? А в чемоданчике-то что?

Данилкин начал путано объяснять, что чемодан не его, а иностранца, ехавшего с ним в трамвае и сейчас разменивающего сторублевку.

Милиционер слушал с недоверием.

– Ишь ты, сто рублей! Стибрил чемоданчик-то, признавайся!

– Да как вы можете! – задохнулся Савва Саввич.

Из булочной вышел иностранец. Данилкин бросился к нему, схватил за рукав клетчатого пальто.

– Не совестно вам! Из-за тридцати копеек я потерял полчаса, да еще...

– Вы сумасшедший! – на чистейшем русском языке воскликнул иностранец. – Что вам от меня нужно, я вас впервые вижу!

– Пройдемте, гражданин, – сказал милиционер Данилкину.

На краю тротуара близ булочной сохранилась с дореволюционных времен чугунная тумба. Когда-то извозчики привязывали к ней лошадей. Савва Саввич обхватил одной рукой тумбу, а другой вцепился в иностранца.

– Пойду только вместе с ним!

– Я атташе посольства, – заявил человек в шотландке. – На меня распространяется дипломатический иммунитет. Согласно международному праву дипломата нельзя арестовывать.

Вокруг стали скапливаться люди, выходившие из проходной.

– А может, он и не дипломат вовсе, а шпион!

– Разобраться бы надо, – послышались возгласы.

– Пойдемте и вы, гражданин хороший. Видите, что получается, попросил милиционер. – Я в этом вашем... мунитете не смыслю. В отделении проверят и быстро вас отпустят. Стоит шуметь-то?

– Подчиняюсь насилию, – ледяным тоном проговорил дипломат.

За перегородкой в отделении милиции сидел лейтенант с подвязанной на черной косынке рукой.

– Так что, жулика пымал, товарищ начальник, – вытянувшись в струнку, доложил постовой. – Чемодан свистнул у кого-то и при задержании гражданину подсунуть хотел, да не на того нарвался. А документов при нем, при жулике-то, нету.

– Ваш паспорт, – обратился лейтенант к иностранцу. – О, дипломат... союзник... А чего вы со вторым фронтом тянете?

– Я могу быть свободен?

– Товарищ лейтенант, – взмолился Данилкин, – уверяю вас, чемодан его. Может, он действительно дипломат, но скорее всего, документы поддельные. Что понадобилось ему ночью на Бульварном кольце? Смотрите, не упустите диверсанта!

Лейтенант заколебался.

Две девушки в темно-синих беретах и серых гимнастерках, перетянутых ремнями, с любопытством прислушивались.

– Надо открыть чемодан, – предложила одна из них, – и посмотреть, что в нем.

– Ключа-то нет, – сказал лейтенант. – Взломать что ли?

– Рано взламывать, – возразила девушка-милиционер. – Если этот тип, она кивнула на Савву Саввича, – увел чемодан, то ключ остался у владельца. Тогда придется ломать. Но прежде, на всякий случай, надо обыскать гражданина дипломата...

Иностранец возмущенно вскочил.

– Я протестую! Вы ответите за нарушение дипломатической неприкосновенности!

Но тут взорвался лейтенант. Он тоже вскочил и ударил кулаком здоровой руки по столу.

– И отвечу. Терять мне нечего, дальше фронта не пошлют!

У дипломата ключа не нашли, он оказался во внутреннем кармане меховой жилетки Данилкина. Уходя, иностранец оглянулся и – Савва Саввич мог поклясться в этом – подмигнул ему.

"Я пропал..." – подумал Данилкин обреченно.

– А вдруг взорвется? – сказала вторая девушка и отодвинулась.

Лейтенант приложил ухо к чемодану. Внутри было тихо.

– Погаси свет, Маша, – приказал лейтенант.

Он отдернул штору и распахнул окно.

– Глянь-ка, уже рассвело. Ну что ж, откроем...

Лейтенант вставил ключ в отверстие замка. Раздался музыкальный звон. Все замерли. И вдруг чемодан, вырвавшись, поднялся над столом, а затем ринулся в окно, безвозвратно унося свои содержимое и тайну...

* * *

– Так не годится! – скажет читатель разочарованно. – Оборвали на самом интересном месте. Где же развязка?

– Какая еще развязка? Ах да... Бумажник нашелся, он через дыру в кармане френча провалился за подкладку, и только волнение помешало Данилкину вовремя его обнаружить. Ключ, оказавшийся в жилетке, вообще был от почтового ящика.

– А чемодан, улетевший неизвестно куда, а таинственный иностранец?

– Вот об этом ничего не могу сказать. Конечно, окажись на месте бывшего пехотного лейтенанта Шерлок Холмс или комиссар Мегрэ, они довели бы дело до конца. Но, к счастью, у нас не детектив, а научная фантастика.

– Научная? Бред какой-то, чудо святого Иоргена!

– О нет! Чудес не бывает. Рассудим с позиций науки. Можно ли утверждать, что вероятность события, описанного дедом Финиковым, теоретически равна нулю? Отнюдь! Не хватает и никогда не хватит статистических данных. Пусть до сих пор никто не видел летающего чемодана, – это еще не означает, что в один прекрасный день, когда сложатся соответствующие условия, о которых мы пока ничего не знаем, какой-нибудь шальной чемодан не устремится ввысь.

Вспомните известную гипотезу о том, что бесследно исчезнувшие в Бермудском треугольнике корабли не потонули, а унеслись в гиперпространство. Правда, чемодан – не корабль, зато насколько он легче!