Текст книги "Это я, здравствуй !"

Автор книги: Александр Плонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Плонский Александр
Это я, здравствуй !

Александр Плонский

Это я, здравствуй!

Фантастический рассказ

Он вздрогнул от звонка, хотя еще минуту назад телепатическим чувством, необычайно обострившимся в последние годы, предощутил его и был к нему готов. Вскочил, словно катапультировался, сделал несколько суетливых движений, не сразу сориентировавшись в исхоженном пространстве убежища. Сорвал трубку и, еще не поднеся к уху, крикнул: – Да! – И, точно боясь, что не будет услышан, повторил несколько раз: Да! Да! Да! – Это я, – пробился сквозь шумы дальний голос. – Ты... – произнес он с облегчением, хотя знал, что никто другой не позвонит ему, даже случайно, по ошибке. – Здравствуй, солнышко! – Как ты себя чувствуешь, здоров ли? – У меня все хорошо... Всё, слышишь? – И у меня, родной мой... Голос в трубке звучал печально и отрешенно. Так, вероятно, звучал бы голос, достигший звезд и отраженный ими через ледяную безжизненную пустошь, которая не может не наложить отпечатка щемящей грусти. Он слушал этот любимый голос, как слушают музыку, – не вникая рассудочно в каждую ноту, а единым, нерасчленимым на части целым. Слушал неутолимо, подстегивал вопросами: – А помнишь нашу первую встречу? – Помню, родной. На мне было оранжевое платье. – Ты была в нем прекрасна. Впрочем, ты была прекрасна всегда. Самая прекрасная из женщин, единственная моя! – Почему ты не говорил так раньше... – В словах не было нужды. Это сейчас мы не можем без них обойтись. – Да, не можем. – Слова, одни слова... Я так тоскую по тебе, а вот сказал, и получилось банально. – О нет, неправда. Искренность не бывает банальной. – Ты думаешь... – он умолк на минуту, словно размышлял: согласиться или не согласиться, но, так и не решив, спросил снова. – А помнишь нашу рощу? – Конечно, помню. – А помнишь закат на той реке, когда мы... – Помню. – А помнишь... – Я помню всё, родной мой, как и ты. Ведь мы живы воспоминаниями. Но мне пора... – Как, уже? – Я постараюсь позвонить завтра. Умолк звездный голос, а он продолжал мучительно неотвязный разговор. Сам с собой. – А помнишь... А помнишь... Когда-то мысль о разлуке показалась им дикой до нелепости. – Интересно, смогли бы мы жить друг без друга? – сорвалось у него однажды. – Замолчи! – закрыла она ему рот ладонью. – Мне жутко об этом даже подумать. Мы не расстанемся никогда, ведь правда? – Правда, – подтвердил он. Увы... Звонит телефон, и в трубке слышится: – Это я... Большего уже не дано. Время между звонками тянется как вязкая, липучая, аморфная масса. Он меряет шагами убежище, ставшее для него пожизненной одиночной камерой. Изредка подходит к герметически закупоренному окну и вглядывается в желтый туман, застилающий всё вокруг, – мертвые, без единого огонька, громады домов и пустынные улицы, на которых нет и никогда не будет движения, – и чувствует себя беспомощным робинзоном, по недоразумению заброшенным на крошечный островок жизни и света, неизвестно кем и, главное, зачем сохраняемый в безлюдном мертвом океане, где нет ни берегов ни горизонта... Ему хочется разбить окно, выброситься в желтый туман и разделить участь остальных людей. Но его останавливает мысль, что в опустевшем убежище зазвонит телефон, и некому будет снять трубку и услышать: "Это я...", и ответить: "Здравствуй, солнышко, как я рад, что ты позвонила!" Он отходит от слепого окна в слепую глубь убежища и топчет, топчет, топчет бетонный пол. Голод подталкивает его к кормушке с питательной смесью. Брезгливо проглатывая пахнущую нефтью слизь, он думает: как могло случиться, что человечество, мнившее себя изначально вечным, оказалось на удивление хрупким и уязвимым... "Кто я – счастливец, уцелевший в апокалипсисе, или жертва, обреченная на медленное умирание? И кто все мы, населявшие Землю, – плод неудавшегося эксперимента, черновой набросок будущего совершенства, очередное звено в нескончаемой цепи проб и ошибок?" В той кажущейся сном жизни они оба были безотчетно счастливы. И память бережет крохи этого счастья, возможно, приукрашивая его. Он не выжил из ума от потрясения. Знает: нет ее, как нет больше никого под грязно-желтым небом Земли. Не с ней он разговаривает, – с ее душой, закованной в электронные цепи и рвущейся к нему кандальньм звоном, чтобы разделить с ним его одиночество. Кто затеял этот жестокий опыт? Кто даровал ему эти последние горькие капли счастья? Нет ответа... Но вновь и вновь звонит телефон, и на весь оставшийся мир раздается: – Это я... Здравствуй, родной мой!