Текст книги "Алиса из страны без чудес (СИ)"

Автор книги: Александр Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Петров Александр Петрович

Алиса из страны без чудес

Аннотация:

Это милое существо просочилось в мою жизнь с изяществом королевской кобры

Моя Алиса не имела отношения ни к Стране чудес, ни к Зазеркалью, напротив, жила в мире прагматизма и, не отвлекаясь на созерцание иррациональных фантазий, эфемерных звезд и недоступного неба, энергично шагала по твёрдому асфальтовому покрытию планеты Земля, ни в чём себе не отказывая. О, да! эта девушка знала, что и как предпринять для достижения цели, к кому подойти и какой ключик подобрать к потёмкам его чужой души.

Вовсе не случайно я оказался втянутым в сферу её интересов, и не зря это милое существо просочилось в мою жизнь с изяществом королевской кобры.

Моей целью было окончание института с красным дипломом с последующим распределением на приличное предприятие, поэтому все остальные увлечения, свойственные юности, для меня оставались на втором плане и никогда не должны были мешать учёбе. У меня не имелось богатых родственников, присылающих деньги бедному студенту, “волосатой руки” в академической среде, поэтому приходилось действовать по старинке, то есть упорством, зубрежкой и суровой дисциплиной. Алиса появилась на нашем потоке на третьем курсе, учебные дела запустила, что и вынудило её идти путями непрямыми, дорожками извилистыми.

В зачетке у меня сияли однообразные отметки “отлично”, получал я повышенную стипендию благодаря твердым знаниям и активной общественной работе, подрабатывал на разгрузке вагонов, летом – в стройотрядах. Дружил с тихой молчаливой девушкой Полей, дочерью начальника главка, которая за время нашего общения ни разу не позволила себе ни давления на психику, ни настырности, она всегда находилась рядом, всё больше молчала и довольно часто наводила на меня откровенную скуку, но зато формально мы считались парой, ходили вместе в кино, она взяла на себя бремя стирки моих сорочек и приготовления ужина, с удовольствием предоставляла мне свои уши, когда на меня нападало желание пофилософствовать о смысле бытия и сакральности сущего, и – самое главное – ничего взамен пока не требовала.

Так вот сидел я как-то на банкетке перед запертой дверью аудитории, рассчитывал балку для курсовой по сопромату и ждал начала лекции. Краем глаза отметил, как рядом приземлилась тоненькая девушка, на меня пахнуло весьма приятным ароматом духов, а моего плеча коснулась лёгкая ладонь.

– Простите, вам что для расчетов кроме коленки ничего не нужно? – Раздался мелодичный голосок у самого уха.

– Ну да, – нехотя ответил я, не шелохнувшись.

– Вы что же формулы наизусть помните?

– Конечно.

– Гениально! Вы только не сердитесь, можно я на лекции сяду рядом с вами? Я тихонечко. Просто никогда еще такого не видела.

– Пожалуйста, – сказал я, завершив основную часть расчета, и только после этого поднял на соседку глаза.

Ну что сказать… Девушка производила самое приятное впечатление: одета в короткий бархатный пиджачок, белую блузку и стильно потертые джинсы – всё “фирменное”; несомненно красива, врожденно вежлива, легко общительна и при этом очень обаятельна. Откуда-то из туманного далёка прозрачным привидением появилась Полина и молча присела с другой стороны, я мельком взглянул на штатную подружку и убедился, что сравнение было явно не в пользу скучающей Поли: Алиса была девушка-фейерверк, девушка-праздник, что она конечно знала и поэтому чувствовала себя так, будто конкуренток у неё в принципе не существовало.

За первый час лекции я закончил расчет своей курсовой и принялся считать курсовой проект Алисы, который оказался намного легче моего, поэтому и справился я с ним быстро. Потом она оказалась в моей комнате и заняла соседний стол с чертежной доской, потом я за полтора часа закончил свои два листа, она в это время приготовила свой лист и сбегала в ресторан, принесла оттуда марочного вина с цыплёнком-табака и салатом, потом я чертил её лист, а она кормила меня из рук. В общем, к полуночи мы расправились с нашими курсовыми проектами, подружились, и я получил свой четвертной по твердой таксе тех времен. Алиса вместе со мной спустилась к вахтеру, весьма суровому старикану, и в два счета очаровав его, уговорила впустить меня обратно после того, как я провожу даму до стоянки такси.

Мы шли сквозь погруженные в сон переулки, где в потаённых тёмных углах оживало эхо наших шагов и затухающие звуки ушедшего дня. Неотвратимо приближалось расставание, время которого хотелось оттянуть. Вот уже впереди замаячил отражённый далекими окнами рассеянный свет уличной артерии, пульсирующей шипением автомобильных шин, в мою жизнь входила тревога расставания, которой опасался, но она пришла незваной капризной гостьей. Я успел познакомить Алису с созвездиями на небе, прочитать стих Лермонтова про пустынную дорогу с кремнистым путем, а она, рассеянно выслушав, вдруг стала умолять меня рассказать о принципе расчета в Сопромате, что я и сделал, не снижая уровня поэтического вдохновения:

– При деформации твёрдого тела под нагрузкой изменяется взаимное расположение его микрочастиц, вследствие чего в теле возникают внутренние напряжения. В Сопромате определяются наибольшие напряжения в элементах сооружений или деталях машин. Они сравниваются с нормативными величинами, то есть с напряжениями, которые можно допустить, не опасаясь повреждения или разрушения этих элементов. Проверке подлежат также деформации тела и перемещения его отдельных точек. Помимо необходимой прочности, конструкция должна быть также устойчивой, то есть обладать способностью при малых случайных кратковременных воздействиях, нарушающих её равновесие, лишь незначительно отклоняться от исходного состояния. Выполнение этого требования зависит от внешних сил, геометрии элемента и от физических констант материала.

– А можно еще раз и чуть помедленней, – попросила она, энергично хлопая выразительными глазами, – чтобы получить еще большее удовольствие. Я от таких технических штучек прям улета-а-аю!

– Думаю, на сегодня с тебя напряжений хватит, – проворчал я, подсластив пилюлю улыбкой.

На что Алиса захлопала теперь уже ладошками и объявила, что назначает меня главным консультантом по учебному процессу, а еще обещала меня приодеть и познакомить с очень нужными людьми, чмокнула в щеку, села в такси и укатила в загородный дом. Вахтер без обычного ночного скандала и препирательств открыл запертую на засов дверь, впустил меня, мигнул всем лицом и верхней частью туловища и пробасил: “Вот это да-а-а-ама!”

Алиса напоминала синичку, которая неустанно весело цвиркала, прыгала с ветки на ветку, задорно сверкала глазками, поворачиваясь во все стороны, хвастая лимонно-синим оперением; она обладала притягивающим даром фонтанирующей радости жизни.

От Полины веяло осенней тоской, как от богатого мраморного склепа. Вроде бы всё там было красиво: архитектура четких граней, каллиграфия строгих шрифтов, даже комфорт для посетителей, все эти полированные камни, бронза цепей, голубые ели, кусты сирени – но то было место печали, скорби от невосполнимой утраты. “Что мне сделать, чтобы понравиться тебе?” – спрашивала она. Я молчал, а с языка готова была сорваться фраза: “Воскресни! Стань живой и научись радоваться жизни, ведь ты девушка, а значит цветок, распустившийся для зачатия новой жизни, а как ты сможешь кому-то подарить жизнь, если не имеешь её в себе самой!” Но эти слова замирали в груди, так и не добравшись до голосовых связок, языка, губ. Скажи я такое вслух, и без того печальная Поля могла погрузиться в бездну отчаяния, потому и относился к девушке как к больному испуганному ребенку, забившемуся в темный угол, зыркающему оттуда заплаканными глазами.

Алиса ходила по корпусам института с разбитной девушкой Инной из торговой мафии, судя по одеждам, золоту и наглости. Однажды, стоя в очереди за пирожками в буфете, я невольно подслушал их разговор:

– Нет, термех мне запросто не пересдать. Там такой тухлый дядька принимает! Говорит на экзамене: а теперь отложите в сторону всё, что списали, и отвечайте на вопросы. И давай чесать от “а” до “я” по всей программе.

– Тогда остаётся два варианта: отстегнуть тугрики или назюзюкаться до одури и отдать своё юное тело на растерзание старому извращенцу.

– Да уж, противно конечно, но придётся.

В рекреациях, столовой и читальном зале – тут и там – мужчины хвастали друг перед другом победой в укрощении этой кошечки Алисы, а женщины, оплакивая порушенные личные жизни, посылали в её адрес проклятия, желали девушке адских мук и самых позорных заболеваний в хронической форме, при этом восхищаясь вчерашним нарядом модницы и новой стрижкой каре, придающей невероятную свежесть внешнему облику. Все эти противоречивые сведения сливались в мою несчастную голову, стекали в сердце и создавали там душную слякоть.

Моя влюбленность в Алису принимала форму хронической болезни, я всюду искал её хрупкую фигурку, рабски ловил приказы и сломя голову бросался исполнять. Она в любое время дня и ночи вторгалась в мою жизнь, легким движением руки рушила планы и заставляла бесплатно считать, писать, чертить её конспекты, лабораторные, курсовые, рефераты. Загрузив меня работой и пообещав отблагодарить дефицитными виски, ликером и пепси-колой, она могла вспорхнуть и, по-кошачьи облизнувшись, потянувшись, изогнувшись тугим телом, убежать “к одному очень крутому мальчику с бицепсами, прессом и инфернальным взором бесстыжих с поволокой глаз”.

Однажды мы с Колькой поздно ночью после трехлитровой банки домашнего кубанского вина с копчёным белым амуром искали по всем комнатам нашего этажа гитару, чтобы именно сейчас, “пока свободою горим, пока сердца для чести живы” спеть с обязательной хрипотцой всенародно любимую песнь “Пьянь с ханыгою”… В комнате истребителя-перехватчика Стива, толкнув приоткрытую дверь, увидели лежащую на полу на матрацах Алису в обнимку со Стивом и его секретарем по особо циничным вопросам Жекой в окружении пустой стеклотары из-под виски, ликера и пепси-колы – они бесстыдно и безодеждно спали в густом конопляном дыму, вполне довольные проведенным угарным вечером; а я под Колькино злобное шипение и богатырский храп троицы малодушно любовался мерцающей красотой Алисы и ничего с собой поделать не мог.

Точку в этом уголовном деле поставила новогодняя ночь, время волшебных превращений, исполнения желаний и перехода в новую жизнь. Мы с Полей в последний день года с утра самозабвенно носились по аудиториям и сдавали зачеты, последний из которых пришелся на семь вечера, когда весьма строгий преподаватель смягчился и, не задавая вопросов, предложил протянуть зачётки, расписался и сбежал домой, к маме. Чтобы снять напряжение сумасшедшего дня, поздравить друг друга с наступающим Новым годом и проводить Полю домой в подмосковный городок Одинцово, мы заглянули в кафе, откупорили шампанское – и мгновенно опьянели. На меня накатила приятная вялость, захотелось чуть-чуть поспать, а Поля, наоборот, разошлась и потребовала немедленных приключений! Меня такое необычное поведение вечно сонной подруги взбодрило и я предложил устроить “ночь, полную диско” на новогоднем балу в общежитии. Полина срочно забыла о доме (“там никто моего отсутствия и не заметит”), мы набрали в гастрономе съестного и влились в возбужденное сообщество пирующих студентов.

Там-то всё и случилось. Как-то самопроизвольно в застолье зашла речь об Алисе, и тут оказалось, что эта девушка влюбила в себя множество парней, отбила их от штатных подруг и вероломно заставила их бесплатно работать на себя и на свою подругу Инну, чем возбудила против себя изрядное количество лучших студентов факультета. И в тот момент, когда вся эта клокочущая негодованием и желанием мести толпа дошла до точки кипения, заявилась на бал – вся в белоснежном сверкании – Алиса в обществе “мальчика с бицепсами, прессом и инфернальным взором бесстыжих с поволокой глаз”, упакованного с не меньшим мафиозно-торговым шиком.

Алиса вошла в центр дансинга, изумительно порозовела, выпростала красивые обнаженные руки и по-королевски во весь голос возопила: “je prends mon bien ou je le trouve!” (“я беру своё там, где его нахожу” {франц.}), что подействовало наподобие “фирменные джинсы по госцене!” по радио в 18-00 на второй линии ГУМа.

…Разъяренная толпа набросилась на парочку и, пока часть народа занималась “мальчиком”, остальная – выразила Алисе вотум недоверия в самых резких выражениях. Самое забавное, в центре бунтовщиков, сверкая очами, размахивая руками и визжа что есть мочи, ярилась моя тихая молчаливая Поля, и в тот момент отнюдь не смертной скукой веяло от неё, но грозовой свежестью той самой бури, которая “пусть сильнее грянет!” Я, скрестив руки на груди, стоял поодаль, вне бушующих страстей, с любопытством наблюдал за развитием событий и за тем, как в том слякотном месте сердца, куда вторглась девушка-фейерверк, девушка-кобра, расползается масляным пятном прямо-таки материнская жалость к Алисе, та самая, которая обращается и на невинных младенцев и на убийц, насильников, воров – только потому, что все они дети, пусть заблудшие и озлобленные, гордые и самолюбивые, но… дети!

Больше Алису я не видел, она вынуждена была перевестись в другой ВУЗ, зато наши “декабристы разбудили Герцена” в Полине, она воскресла, сбросила погребальный саван, нырнула с головой в бурлящую жизнь, правда почему-то растеряла при этом нечто трогательное, испуганно-детское, переняв у Алисы все приёмы обольщения и вероломства, которые так её возмутили. Но, впрочем, это уже другая история.