Текст книги "Здравствуй, оружие! Презумпция здравого смысла"

Автор книги: Александр Никонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Социальные сорта – это простые, дешевые буханки с нехитрой рецептурой и недорогой мукой. Вот на них-то наценку и ограничили. Чтобы помочь бедным. Чтобы наши несчастные пенсионеры, которым пенсию повысить чиновники не могут (но зато могут залезть в чужой карман – к бизнесменам), могли на мизерную пенсию покупать дешевый хлеб.

Благородный почин, не правда ли?.. Но место на прилавке должно приносить прибыль. А в результате чиновного решения простые сорта хлеба хозяевам булочных продавать стало попросту невыгодно. И? Вместо дешевого хлеба, на который они не могли устанавливать рыночные цены, хозяева булочных стали продавать более дорогие сорта, с разными добавками – отрубей, орехов и проч. На эти сорта чиновные ограничения не распространялись. Дешевый хлеб из ассортимента просто вымыло! Его не стало. Нам знаком этот эффект еще по советскому опыту – ограничение цен в приступах безудержной заботы о населении приводит к дефициту и общему гниению экономики.

В результате те самые пенсионеры, которым добряки хотели помочь, ограничив цены, не сэкономили денег, а потеряли их, поскольку стали вынуждены покупать дорогой хлеб. То есть бизнесменов хотели заставить продавать хлеб по девять рублей вместо тринадцати, а в итоге пенсионеры покупают хлеб по двадцать.

Результат, противоположный задуманному…

Российские леваки и социально-озабоченные политики очень любят кричать, что плоская шкала налогов – несправедлива. Мол, богатые платят столько же, сколько бедные, – разве это правильно? Давайте с бедных брать три процента, со среднего класса процентов эдак тридцать, а с богатых – драть до шестидесяти! Тогда денег в бюджете станет больше, и можно будет увеличить всяческие пособия и зарплаты бюджетникам. Улучшить положение бедных за счет богатых. Так сказать, слегка отнять и влегкую поделить. Как просто и справедливо!

Однако экономисты знают: чем ниже налоги, тем выше их собираемость. После того как Россия перешла на единую плоскую шкалу налогов, их собираемость выросла в двенадцать раз. То есть приток средств в бюджет увеличился на порядок. А если сделать то, что предлагают нам «во имя справедливости» леваки, количество денег в бюджете уменьшится. Леваки мечтали о повышении пенсий и зарплат? Их не из чего будет платить! И снова мы получим результат, противоположный задуманному…

А вот вам еще одна историйка… Петушиные бои известны человечеству не так давно, как оружие, но тоже имеют длиннющую историю. Люди их устраивают аж с бронзового века. Древние греки так любили эти птичьи сражения, что изображали боевых петухов на своих щитах. Римляне от греков не отставали. Известный античный автор Колумелла, оставивший потомкам массу трудов по сельскому хозяйству, отмечал, что многие богатые римляне начисто проигрывались на петушиных боях.

И было на что посмотреть! Петухи – птицы красивые сами по себе, а бой двух петухов, да еще с прикрученными к ногам заточенными стальными шпорами представляет собой зрелище чертовски азартное. Удар петушиной ноги столь молниеносен, что стальной клинок шпоры может вонзиться в сухую доску на глубину до сантиметра. Настоящие гладиаторские бои!.. Недаром петушиными боями позже заболела вся Европа. Это было одним из великолепных античных наследий, оставленных нам Римом.

Выросла целая культура петушиных боев – не менее значительная, чем культура испанской корриды. Чтобы придать петухам задора и агрессии, их откармливали по специальной диете – давали клевать сырое мясо, чеснок, подмешивали в корм яд кобры. Сейчас в это сложно поверить, но петушиные бои устраивали даже в церквях, а в английском парламенте вплоть до XIX века существовало специальное место для проведения петушиных боев.

В каждой стране были свои правила проведения состязаний и оборудования боевой арены, своя турнирная таблица. В той же Англии, например, птицы дрались на круглой арене с барьером, чтобы в горячке боя бойцы не вылетели прочь. Для лучшего сцепления пол арены был сделан из циновки… В России, где, кроме петушиных, проводились еще и гусиные бои, для этих мероприятий устраивали так называемые «ширмы» – круглые ринги с плетеной загородкой и положенным на пол войлоком… В Греции и Испании бои проводились на специальных столах с высокими бортиками…

В результате тысячелетней селекции была выведена особая порода бойцовых петухов, единственным смыслом жизни которых была драка. Есть упоение в бою, черт побери, что бы там не говорили феминистки!.. Птицы этой породы оказались столь воинственными, что даже куры у них были не трусливы и глупы, а чертовски агрессивны. Случалось, эти куры, защищая выводок цыплят, влегкую убивали крыс, ворон и даже соколов. А иногда нападали и на более крупные объекты, например, лошадь, которую успешно обращали в бегство.

Самим своим существованием эти птицы были обязаны человеку. Они жили для боя. Бой был целью из жизни. Но ведь добрые социалисты лучше других знают, что другим надо! Потеряв из-за социалистов цель жизни, птицы вместе с ней потеряли и жизнь. Потому что в том самом гуманном XIX веке, когда из эгалитарного эмбриона начали проклевываться социальные монстрики, петушиные бои стали повсеместно запрещать. Птиц-гладиаторов решили освободить от рабства. И их просто перестали разводить.

Результат, противоположный задуманному…

В Массачусетсе (США), например, петухов освободили даже раньше, чем негров – в 1836 году. Затем настал черед Англии. На Кубе петушиные бои продержались аж до прихода к власти социалистов. В 1959 году Фидель Кастро их запретил… На сегодняшний момент в абсолютном большинстве развитых стран петушиные бои находятся вне закона.

В итоге поголовье птиц этой породы резко сократилось. По сути, желая уберечь птиц от жестокого обращения, наши большие сердцем, но малые умом левацкие интеллигенты просто убили их! Совершили форменный геноцид целой «куриной нации». Однако, до сих пор так ничего и не поняв, разные общества по защите животных, наполненные прекраснодушными маниловыми, строго следят за правами птиц!

– Зачем потакать жестокости? – рассуждают либеральные выпускники западных университетов. – Не лучше ли, чтобы птицы жили в мире и любви, спокойно гуляли по зеленым лужайкам и мирно раскланивались друг с другом – вместо того, чтобы драться?

Но петухи не оправдывают левых надежд.

Несколько лет назад полиция накрыла в Нью-Йорке притон, где шли петушиные бои. Все крылатые «гладиаторы» были освобождены и переданы Обществу защиты животных, по наводке которого, собственно, и был совершен полицейский налет. А что произошло дальше? А дальше защитники животных убедились, что петухи совершенно неисправимы – они чертовски агрессивны. Пришлось защитникам животных уничтожить всех «освобожденных» птиц, которые вовсе не желали мирных прогулок под флагом либерал-социализма.

Гуманитарные леваки «одушевили» птиц, приписав животным собственные мысли и представления о правильности. Та же самая история произошла позже в России, только не с птицами. Про этот случай я уже рассказывал в одной из своих книг, но он настолько показателен, что не грех вкратце и напомнить.

Было в Москве движение нашистов. Туда стекалась не очень умная, неприкаянная молодежь, зараженная духом коллективизма и нуждающаяся в Вожде, коим в организации «Наши» являлся некий Вася. Сумбурная идеология нашизма как губка впитала в себя самую разную новомодную дрянь, включая защиту зверюшек. Только на сей раз зверюшками оказались боевые быки. В столице хотели устроить корриду, и нашисты во главе с Васей, спроецировав свои страхи и комплексы на животных, поняли, что быкам вовсе не хочется драться на арене. И с помощью церкви добились от властей запрета «бесовского зрелища».

В результате «освобожденные» быки оказались переданы на поруки нашистов, после чего благополучно отправлены на мясо: уж больно злыми оказались, агрессивными, совсем не сельскохозяйственными – все время норовили подраться!..

Что мы видим в итоге? Результат, противоположный задуманному…

Вот так всегда у этих маниловых!.. Соцлибералы хотели оградить женщин от оскорблений, запретив употребление слов «полисмен», «омбудсмен» и проч., поскольку предположили, будто женщинам обидно слушать слово «мен». Но почему женщинам может быть обидно слышать слово «мужчина»? Это может быть только по одной причине – по той же самой, по которой инвалиду обидно слышать презрительно брошенное слово «урод», которое напоминает ему о его недостатках. Иными словами, социалисты признали: женщины действительно не совсем полноценные люди, и само упоминание о том, что есть люди полноценные («мены»), их глубоко ранит. Утверждали равенство, а по сути, признали неравенство.

Опять результат, противоположный задуманному…

Или вот. Негров долго угнетали, поэтому давайте предоставим им преимущество при поступлении в университеты, а то негров слишком мало среди математиков и пластических хирургов. Сравняем! Негров будем принимать в колледжи за цвет кожи. В результате неграм набавляют баллов, а у белых и китайцев баллы отнимают: цветом кожи не вышли. И опять то же самое: кричали о равенстве, а фактически пришли к расовой сегрегации. То есть к прямо противоположному результату.

Негры плохо учатся в школах? Давайте снизим требования и облегчим школьные программы. Так бедным неграм будет легче получать положительные оценки. Повысится успеваемость! Плохие ученики сравняются с хорошими и никому не будет обидно!.. Итог: резкое падение качества образования и еще большее оглупление нации.

Снова результат, противоположный задуманному…

Либеральные демократы, верящие в групповые интересы, весьма трогательно относятся к национальным и прочим меньшинствам, для большей проникновенности обзывая их «угнетенными». Они всячески стараются сохранить их «самобытность» и выступают против плавильного котла цивилизации, растворяющего национальные культуры. Даже язык страны пребывания эмигрантов учить уже не заставляют. Отношение к низким культурам у либералов примерно такое же, как у экологистов к исчезающим видам: пусть будут! Типа мультикультурализм, пришедший на смену глобальной давильне, еще больше спаяет наши разнообразные народы, у которых уже не останется претензий друг к другу! Итог: распадные тенденции, образование внутри страны язв одичания – внутренних «пакистанов» и «мексик», обреченных быть законсервированными очагами отсталости и бедности точно так же, как отсталы и бедны настоящие пакистаны и мексики.

Результат, противоположный задуманному…

Стремление разоружить граждан перед лицом преступности – маразм из того же ряда. После того как совокупный интеллект управляющей системы упал ниже плинтуса (в чем мы уже убедились на многочисленных примерах и еще не раз убедимся). После того как общественной элитой Запада стали гуманитарии, выпущенные из пролеваченных университетов, где они упорно изучали курс африканской культуры, политической корректности и гендерные науки. После того как уровень политической богемы почти достиг уровня Полиграфа Полиграфовича. Вот после всего этого разве удивительно, что управляющая система полностью инфантилизировалась, я бы даже сказал, стала более «языческой», полудикарской?.. Отсюда и то самое «одушевление» оружия, которое в представлении интеллигентных шариковых превратилось из простого предмета в нечто демоническое и опасное само по себе.

Логика западного либерального выпускника с глазами, подернутыми бельмами эгалитаризма, такова: оружие убивает, значит, чтобы сократить количество убийств, давайте запретим оружие, вот и все!.. Действительно, чтобы ликвидировать экономическое неравенство, нужно всего лишь запретить людям много зарабатывать (отнять с помощью огромных налогов и поделить) – чего проще?..

В уже не раз упомянутой книге про феминизм я писал, до каких глубин маразма опустилась австралийская политическая элита, пережравшая эгалитарной баланды. Писал на примерах феминизма. А сейчас проиллюстрирую то же самое на примере оружейных дел. Это настолько показательно, что уверяю: у вас дух захватит!..

Постепенное закручивание социалистических гаек привело в Австралии к тотальному разоружению нации. Феминизированные социал-либералы с розовым отливом решили за людей, что оружие людям не нужно. Оно для них опасно. Люди – дураки, и их нужно опекать. Поэтому у населения были изъяты сотни тысяч стволов. Казалось бы, огнестрельного оружия стало меньше, значит, и преступлений, совершаемых с его помощью, станет меньше! Вот-вот настанет оно, либеральное счастье социал-демократов! Осуществляются мечты!..

Как вы полагаете, каким был итог? Вижу, как с ваших губ уже готов сорваться ответ: «Результат, противоположный задуманному!» И откуда вы только взялись такие умные? Как догадались?..

Действительно, преступность не упала, а увеличилась. Причем, что интересно, на фоне уменьшения общего количества стволов в стране число преступлений, совершаемых с помощью оружия, выросло! Убийства подскочили на 19 %. Вторжения в дома – на 21 %. Вооруженные грабежи – на 59 %.

Но может быть, этот рост – лишь продолжение прежней тенденции? Может быть, преступность росла и до запрета, и запрет никак не повлиял на скорость ее роста?

Отнюдь нет. До запрета в течение полутора десятилетий число преступлений с оружием в Австралии неуклонно падало, и за 15 лет упало почти в пять раз. И это происходило на фоне роста количества оружия у населения. А вот когда оружия у граждан стало меньше, число преступлений с ним резко увеличилось.

Почему же такой парадокс?

Ответ на этот вопрос запретители понять не в силах. Им кажется, что увеличение числа стволов у граждан уже само по себе, чисто статистически, должно повышать вероятность его применения, и потому рост жертв в абсолютных цифрах неизбежен. И сколько ни объясняй, что все ров но наоборот, тщетно: их плоский мозг не в силах понять сложных вещей, как литровый кувшин не может вместить ведро воды.

Одному такому человеку я, помнится, пытался прояснить природу этого феномена, задав наводящий вопрос:

– Вы говорите, что чем больше оружия, тем хуже – больше должно быть преступлений, поскольку преступления совершаются оружием. А как вы полагаете, чем больше микробов в желудочно-кишечном тракте, тем хуже здоровье пациента?

Любой нормальный человек, который хоть раз в жизни слышал слово «дисбактериоз» и знает, что микрофлора бывает вредной и полезной, тут же соображает: просто так на этот вопрос ответить нельзя, необходимо конкретизировать, какие именно микробы и бактерии имеются в виду – вредные или полезные. Потому что полезные микробы противостоят вредным.

Оружие тоже бывает «вредное» и «полезное». «Вредное» – у преступников. «Полезное» – у законопослушных граждан и полиции. Полезное оружие противостоит вредному. Если человек вытравит в своем желудке всю полезную микрофлору, оставив там только патогенную, организм заболеет.

Если вы лишите социальный организм полезного оружия (армейского, полицейского, гражданского), нечем будет противостоять вредному оружию, и организм заболеет. Как заболела Австралия. Это понятно: чем меньше полезного оружия, тем тяжелее протекает «социальный дисбактериоз».

Если мы лишим армию оружия, стране нечем будет противостоять вражеской агрессии. Страна превратится в овцу на заклании.

Если мы лишим оружия полицию, ей нечего будет противопоставить преступному миру. Полицейские превратятся в жертвенных баранов.

Если мы разоружим граждан, им нечего будет противопоставить преступнику в момент нападения. Тем самым мы превратим граждан в безответных овец. Просто-напросто отдадим их в руки преступникам, повесив на каждого табличку «Беззащитная жертва».

Левакам это непонятно, ибо их страх перед оружием, которое «само по себе опасно», иррационален и сильно превышает страх перед преступником. По сути, они – верующие фанатики. И все цифры, все факты отлетают от них, как от стенки горох.

Что же делают социал-маниловы, когда начинаешь их тыкать в австралийские цифры? Они начинают изворачиваться:

– А вдруг это не разоружение населения перед лицом преступности так увеличило преступность, а какой-нибудь другой фактор? Неучтенный! Ну, например, вдруг по случайному совпадению именно в том году в Австралию стало приезжать намного больше эмигрантов… Или случилась вспышка на Солнце, которая так вот подействовала. Ну или еще что-то… Но почему вы сразу думаете, что именно обезоруживание граждан так облегчило работу преступникам, что преступность сразу расцвела махровым цветом? Только потому, что взлет преступности случился после запрета оружия? Но ведь известно, что «после» не значит «вследствие»! Неужели вам непонятно, что оружие – стреляет, и его нельзя разрешать. Если людям дать оружие, это вызовет всплеск преступности! Пытаться снизить преступность, раздавая людям оружие, – это все равно, что тушить пожар бензином. Оружие – очень опасно само по себе, неужели вы не понима-а-а-а-ете?..

Везде, где проклятые факты входят в противоречие с их прекрасной теорией, либерал-социал-дураки ищут тот самый дополнительный и непостижимый икс-фактор. В разговорах с ними я участвовал многажды. И каждый раз, приводя сокрушительные цифры, по их бегающим глазкам понимал: сейчас они достанут из рукава фальшивую карту, на которой ничего не нарисовано, – пустышку. Имя ей – «неизвестный науке фактор». Это может выглядеть, например, так. Я говорю:

– По статистике, самые криминальные штаты Америки как раз те, в которых наиболее жесткие оружейные законы.

И получаю в ответ:

– Если в этих криминальных штатах еще и оружие людям раздать, там преступность вообще зашкалит! А вот в спокойных штатах, где криминогенная обстановка послабже, людям уже можно и оружие доверить. Именно поэтому оно там и есть!

Логика идиота…

– Ладно, – продолжаю выжимать из левака последние капли разума. – А почему так получилось, что в одних штатах сконцентрировались преступные элементы, а в других людей совершать преступления не тянет?

– По неизвестной нам пока причине! Наука еще не все познала в этом мире.

Но мы-то знаем, почему преступность мигрирует туда, где ей меньше противостоят. И знаем по истории нашей собственной страны. В послевоенной Одессе был необыкновенный разгул бандитизма. Количество ночных ограблений и вооруженных налетов исчислялось десятками. Бандиты грабили, раздевали прохожих, врывались в квартиры и убивали людей целыми семьями – матерей, отцов, стариков, детей. Даже офицеры боялись выходить по вечерам на улицу. В общем, работали по полному беспределу – об этом рассказывают сами одесские воры.

А потом Сталин сослал сюда опального Жукова. Старые одесситы до сих пор рассказывают, как Жуков победил преступность, проведя операцию «Маскарад». Эти рассказы вошли в фильмы и сериалы. Но вот историки до сих пор не могут сойтись во мнении – правда сие или вымысел. Никаких документов об операции «Маскарад» не осталось, да и неизвестно, были ли они вообще. В своих мемуарах Жуков про этот эпизод не упоминает, что понятно: Жуков своих мемуаров не писал. Но бывший начальник политуправления МВД СССР генерал-майор Зазулин вспоминал, что в личной беседе маршал похвастался ему, как ловко он «за одну ночь» ликвидировал преступность в Одессе.

Вообще говоря, если судить по сводкам о преступности, которые ложились на стол Сталину, криминальная ситуация в Одессе была не хуже, чем в других городах – каком-нибудь Кирове или Сталинграде. Кстати, о последнем тоже ходят аналогичные истории, просто они менее известны широкой публике. Депутат от ЛДПР Алексей Митрофанов однажды поделился со мной:

– Мне дедушка рассказывал… Это был 1947 год. Он после войны восстанавливал Сталинград. Тогда везде валялось по щиколотку всякого оружия. И действовали банды. Они терроризировали бульдозеристов, потому что бульдозеристы получали огромные деньги. В день зарплаты бандиты отбирали деньги у бульдозеристов. Это был обычный рэкет. Бульдозеристы даже боялись писать жалобы в милицию: убьют потом. И мой дед доложил об этом Сталину. Дело в том, что Сталин звонил почти каждый день, интересовался, как идет восстановление завода. Ему долго не хотели говорить о такой проблеме, но потом решились. Сталин сказал: я все понял. После этого приехало шесть человек со специальными мандатами, подписанными Меркуловым. Эти люди пришли к деду и попросили устроить их на стройку бульдозеристами. В день зарплаты они тоже получили деньги, к ним подошли бандиты и попросили «поделиться». «Бульдозеристы» достали пистолеты и бандитов убили. А одного-двух оставили в живых, избили и спросили: с кем ты работаешь? Кто главарь? Те назвали, конечно. Уполномоченные взяли грузовик и поехали по названным адресам. За вечер они расстреляли человек двадцать. Побросали трупы на грузовик, и ноги трупов болтались из грузовика. После чего трупы сбросили в Волгу. Наутро вся Волга была в трупах. Их даже вылавливать запретили. Весь бандитизм закончился на следующий же день. Любая девушка с тех пор могла спокойно гулять ночью, не боясь быть изнасилованной.

И в три часа ночи, и в четыре. Не было ни бандитизма, ни уличной преступности: никто не хотел плавать по Волге. И лет пять потом было спокойно, пока не подросло новое непуганое поколение.

…История красивая, демонстрирующая, как именно оружие ингибирует преступность. Непонятно только, почему пистолетов не было у настоящих бульдозеристов, ведь тогда б и товарища Сталина беспокоить не пришлось, бульдозеристы и сами бы справились. Впрочем, вопрос мой, как вы понимаете, риторический: в стране Иосифа Грозного оружие могли носить только его опричники. Они – пастухи, а бульдозеристы и прочие работяги играли роль стада. Роль агнцев на заклании. Захотел пастух – защитил пасомых. Поленился – зарезали их волки…

Возможно, история, рассказанная Митрофановым, – просто легенда, такая же, как одесская про Жукова. А может быть, и совсем наоборот – обычная практика того времени.

Так вот, криминальная ситуация в Одессе не сильно отличалась от ситуации в том же Сталинграде. Но этого хватало, чтобы народ стонал. И не только стонал – в 1946 году во все инстанции одесситы строчили письма с требованием обуздать преступность. Порой даже на избирательных бюллетенях, перед тем как бросить их в урну, писали: «Доколе мы будем жить в страхе перед уголовниками!»

Вот еще факт: когда однажды Жуков назначил совещание на вечер, его попросили перенести сие мероприятие на более раннее время, поскольку затянется оно наверняка за полночь, а ночью офицерам возвращаться домой небезопасно. Зная Жукова, можно представить себе, как он взъярился.

Генерал-лейтенант Виктор Файтельберг рассказывал киношникам, снимавшим фильм об одесской преступности, что Жуков дал команду офицерам, переодетым в штатское, погулять вечером-ночью по Одессе и при попытке ограбления стрелять в бандюганов на поражение. В первую же ночь было убито около сорока человек. И во вторую несколько десятков. И в третью. Покойников не убирали, они валялись прямо на улице – в назидание. Через неделю уличная преступность практически исчезла. И противники оружия никак не могут понять – почему?.. По какой такой таинственной причине воры в законе и уцелевшие бандиты покинули негостеприимную Одессу и подались в другие регионы, где жертва ограбления или налета не может выстрелить и убить?

А вот еще одна история, заставляющая поверить в то, что легенды о молниеносном искоренения преступности в Одессе вовсе и не легенды… В 1946 году майор контрразведки Василий Давиденко демобилизовался из армии и стал заместителем начальника райотдела милиции в одном из районов Одесской области. В первый же день службы ему на стол положили донесение о пятидесяти вооруженных грабежах, совершенных за последние сутки.

Пятьдесят!

Можно такое количество ежедневных преступлений расследовать? Нет, конечно. Их дай бог успеть учесть! Даже если на каждый случай испишешь три-четыре листка актов, протоколов и показаний свидетелей, это уже двести страниц в сутки. Вся милиция занята на писарской работе…

Как бороться с этакой напастью? Войска вводить? Но с кем они будут воевать? Бандиты – это не чужая армия и даже не партизаны, которые по лесам прячутся. Днем человек идет по улице как обычный гражданин, а вечером берет ствол или нож и идет на дело. Армия тут бесполезна. Равно как и милиция. С помощью милиции годами будешь эту заразу вытравлять. Внедрять сотрудников в банды, в десятки раз увеличивать штаты милиции и оперативников…

Однако неунывающий Давиденко ликвидировал в своем районе преступность всего за месяц. Как? Умные люди уже догадались. А либерал-социалистические граждане, я вижу, в недоумении поводят мутными глазами: как же ему это удалось? Не мог же он вооружить народ, это неминуемо еще больше подняло бы преступность, ведь чем больше оружия, тем больше преступность, неужели вы не понима-а-а-ете?

Специально для мутноглазых объяснять решение задачи буду медленно.

Давиденко позвонил в область и попросил оружие для раздачи людям. Ему ответили: «Высылай машину!» Машину Давиденко одолжил на сахарном заводе. Из Одессы полуторка вернулась, груженная сотнями винтовок и ящиками патронов. Давиденко развез оружие по городкам и селам. Никаких расписок с него за получение оружия никто не требовал, равно как и он никаких документов обладателям оружия не выдавал. Правда, никто ему под руку и не ахал по-бабски: а вдруг оружие «попадет не в те руки»? Потому что «не в тех руках» оно уже было – бандиты в оружии недостатка не испытывали. Возможности обороняться были лишены только нормальные люди. Теперь этот ужасный и несправедливый перекос был преодолен. Дисбактериоз излечен. Дальше организм справился сам.

Одного только разнесшегося по району слуха о том, что колхозники теперь вооружены, хватило для обуздания преступности. Стрелять почти и не пришлось. Потому что преступник – не военный, рисковать жизнью не его профессия. Его задача – по-легкому и нагло, глумясь, ухватить добычу, а не смерть ловить. Преступность велика там, где царит безнаказанность. Там, где нет риска получить пулю «в обратку». Там, где можно насиловать, грабить и убивать людей совершенно беспрепятственно, как баранов, – зная, что тем просто нечего противопоставить бандитскому нахрапу.

Контрольный вопрос в голову туго думающим прогибиционистам (запретителям): отчего же вдруг после увеличения количества стволов преступность с использованием оружия резко сошла на нет?.. Вопрос этот для либерально-социалистического мозга весьма трудный, понимаю. Но и щадить не буду. Я в наш костер еще хворосту вопросиков накидаю…

…Почему в Сиднее после разоружения населения правительством преступники буквально открыли сезон охоты на граждан – количество вооруженных грабежей выросло за год на 160 %?

…Отчего в «запретительных» штатах Америки преступность выше, чем в «вооруженных»? (Если быть точным, по сравнению с «невооруженными» штатами в тех, где разрешено скрытое ношение оружия, уровень убийств меньше на 33 %, разбойных нападений меньше на 36 %, ограблений – на 37 %, тяжких телесных повреждений – на 14 %, угонов автомобилей – на 60 %, изнасилований – на 25 %.) Не иначе, ментальность у американцев от штата к штату разная! Или опять тут играет роль какой-то неведомый науке фактор?..

…В США есть несколько городов, в которых оружейное законодательство очень суровое – Чикаго, Нью-Йорк, Вашингтон, Детройт, Вашингтон. Оружие там иметь нельзя. В этих городах проживает всего 6 % населения страны. И при этом совершается 20 % всех американских убийств! Почему?..

…Округ Вашингтон отделяет от штата Вирджиния речка Потомак. Но между округом и штатом есть и еще одна – невидимая – граница. Человек, пешком перешедший по мосту через речку, попадает из зоны с запретительными оружейными законами на территорию, где оружейные законы вполне пристойные. В Вашингтоне иметь оружие запрещено, а в соседнем Арлингтоне или Александрии, например, можно. Итог: в Вашингтоне за год совершается 35,8 убийства на 100 тысяч населения, а за речкой – 1,5 убийства на 100 тысяч населения (данные за 2004 год). Вот такая вот дорога на Арлингтон. «Отчего же преступники мигрировали туда, где их не убивают?» – никак не возьмут в толк сторонники запрета оружия.

…Нью-Йорк – город с очень строгими оружейными законами. Это огромный мегаполис, финансовая столица мира,

Вавилон наших дней, символ американской цивилизации. Оружейные гайки в Нью-Йорке начали методично закручивать с 1967 года. Законопослушных граждан стали лишать права на самооборону. Как же повлияла эта закрутка «вентиля»? Скорость роста преступности резко возросла. 1967 год оказался переломным – постепенно удушая в оружейном смысле мирное население, власти города тем же темпом развязывали руки преступности. Закон сохранения – в одном месте убывает, в другом прибывает… Если в 1966 году на 100 тысяч жителей города приходилось 342 насильственных преступления, то в 1967 году эта цифра подскочила до 409. В 1968 году – до 543 случаев на 100 тысяч жителей. И далее росла практически без остановок, пока не перевалила за 1000. Власти Нью-Йорка забили тревогу. Они никак не могли понять, в чем же, черт возьми, дело. Кто же развязал руки преступности?

Чтобы погасить криминальный вал, были предприняты грандиозные меры. В полицию вбухали прорву денег из бюджета города, увеличили штат, начали проводить почти боевые рейды в плохие кварталы. И наконец за двадцать лет путем огромных усилий сбили преступность до уровня начала антиоружейной кампании.

А могли бы не рвать жилы и воспользоваться флоридским опытом. Ведь чертовски показательная была история!..

После того как на Кубе захватил власть Фидель Кастро, в Америке развернулось движение в защиту прав кубинского человека. Каждого бежавшего с Кубы нелегала, пересекшего Флоридский пролив на самодельном плоту, встречали в США как героя. А таких было немало.

К 1980 году прекраснодушные американские либерал-маниловы в газетах и по телевидению раздули грандиозную кампанию в защиту бедных кубинских нелегалов. Дайте нам их всех сюда, этих несчастных политических беженцев!

Дайте немедленно!.. И Фидель Кастро вдруг согласился: а что, пожалуй, и дам. Забирайте! Американо-либералы обрадовались. Однако серьезные люди в американском правительстве (то есть близкие к практике, а не к теории) вовсе не горели желанием принимать у себя огромный поток малообразованной голытьбы, понимая, чем это может обернуться: администрация президента Картера сделала вид, что не заметила благородного жеста кубинского диктатора.

Но Фиделя уже проперло, и он настаивал: забирайте! Со своей стороны, американские демократы давили на общественность и правительство: