Текст книги "Сыскное агентство(изд.1991)"

Автор книги: Александр Кулешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава X
АКЦИЯ «ПОРТФЕЛЬ» И ДРУГИЕ…

В затуманенной голове Кара возникло воспоминание.

…Они долго тогда шли вдоль той знаменитой широкой реки, потом рисовыми полями, где одиноко, словно телеграфные столбы, торчали сахарные пальмы. По дороге сожгли пару деревушек – огонь мгновенно охватывал жалкие строения, прикрытые пальмовыми листьями. Ненадолго задерживались, смотрели, как единственный – второй – этаж проваливался меж свай, как жались друг к другу в безумном страхе дюжина старух и ребятишек в лохмотьях. Мужчин не было. Они или скрывались, заслышав их приближение, или, если не успевали, валялись тут же с пулей в затылке.

Шли долго. Наконец оказались у холма – цели их путешествия. За холмом было ровное поле, и туда за ними должны прилететь вертолеты. Их карательная экспедиция затянулась, они опаздывали на три дня, но, в конце концов, какое это имело значение! Вертолеты должны на рассвете прилетать каждый день…

Они уже начали приходить в себя после изнурительного похода, даже раненые приободрились, кое-кто хрипло смеялся, кое-кто вслух мечтал о девочках и байоне – рисовой водке.

Вот тогда-то их и накрыли… Когда воет мина – ничего нет страшней! Тогда думаешь – уж лучше бы она скорей разорвалась. Откуда летели мины, было непонятно, с холма по ним вели пулеметный огонь. Слева эта речища – не переплыть, справа рисовые поля – по ним не очень-то побегаешь, назад не повернешь – оттуда тоже стреляли. Выхода не было, только зарываться в мягкую сырую землю и, сжимая в кулаке нагрудный крестик, истово, отчаянно молиться, чтоб случилось чудо, чтоб уцелеть.

Многие из его товарищей остались лежать на том поле, продолжая держать в руке бесполезный крестик. Видно, уж больно велики были их грехи, если даже бог от них отвернулся.

Вертолеты прилетели, как и было условлено, на рассвете. Прикрывая уцелевших огнем, сумели подобрать немногих оставшихся в живых и вывезти. Кар и Лоридан оказались в их числе.

Они тогда три дня пили беспробудно – так благодаря всевышнего.

Но Кар еще долго вспоминал те кошмарные часы, когда, зажмурив глаза, пытался вгрызться в черную землю, ощущая во рту ее влажный вкус, когда, понимая, что окружены, что выхода нет, что ничего не поможет, что податься некуда, он вопреки всякому здравому смыслу надеялся: выход найдется.

И еще он помнил то странное, необычное для него ощущение – ничего не надо делать, просто лежать и ждать, кто-то за него решит – жить ему или умереть. Он привык воевать, бежать, стрелять, схватываться врукопашную и опять бежать, атаковать, ползти, перепрыгивать препятствие или подлезать под него… Что-то делать! И выход находился. Но ждать!

Он выжил! Тогда, на той сырой земле. Но разве он ничего не делал для спасения? Как же не делал? Он ждал! Он лежал неподвижно, не шевелился, притворялся мертвым! И это тоже действие, тоже борьба за жизнь. Господи, сколько их, способов борьбы за жизнь! Всю жизнь человек борется – от первого крика, когда вышел на свет, до последнего смежения век, когда этот свет покидает. Всю жизнь человек воюет, сражается, что-то придумывает, хитрит, преодолевает трудности, извивается между препятствиями или ломает их, падает, встает, набивает шишки себе, другим… Всю жизнь. Пока жив. Вот так он тогда рассуждал. Вот такое вспомнил теперь.

Ведь он опять со всех сторон обложен, окружен. Конечно, вокруг него не рвутся мины, не свистят пули, но разве положение его от того лучше? Он и тогда мог поднять руки и сдаться в плен. Плен был ужасен, но все же лучше смерти. Самый легкий путь, он мог выбрать и теперь. Делать свою работу, выполнять полученное задание и уцелеть во всей этой запутанной катавасии. Но потом потерять главное – любовь Серэны, уважение его новых друзей, которое, как он понял сейчас, стало таким важным для него, и, наконец, уважение к себе. Или все это сохранить, потеряв удобную, приятную жизнь, а может, и жизнь вообще (Кар хорошо знал, с кем имеет дело), в лучшем случае – свободу.

Так он рассуждал, ворочаясь в постели, не в силах заснуть.

А разве нельзя найти третий выход? Так, чтобы выйти из боя без потерь? Ведь удавалось же на той войне. Почему же не получится на этой? Солдат он, черт возьми, или не солдат! Просто поле сражения другое, другие враги и товарищи, а значит, и оружие, и маневр должны быть другими.

Кар со стыдом признавался себе, что в последнее время потерял бдительность, ту постоянную настороженность, то ощущение опасности, которые столько раз спасали его на войне. Он, видите ли, решил, что если вернулся к мирной жизни, имеет квартиру, хорошую работу, любящую его девушку, то все в порядке, бояться нечего, живи и наслаждайся жизнью. Черта с два! Он забыл, что в мире, где он жил, война не кончается, а просто меняет формы.

Да, белый город, синее море, голубое небо, золотое солнце. Но джунгли и здесь, только их не видно…

Короче говоря, хватит распускать нюни! Надо сражаться, надо воевать!

Надо придумать такую акцию, из-за которой «Очищение» не будет скомпрометировано. Он, мол, старался, все так хорошо придумал, а никакой компрометации почему-то не получилось. Надо, чтобы эту акцию никто не заметил. Главное во всем этом деле – уберечь Серэну, себя… Нет, ребят тоже надо уберечь.

Что бы такое придумать? История с этим крейсером его не вдохновляла. Во-первых, там уже дело зашло слишком далеко, и ни помочь, ни помешать он ничему не сможет. Во-вторых, и без него справятся. И очищенцы, и бравые моряки.

Во время очередной встречи Кар предложил вице-директору свой план:

– Господин Бьорн, в «Очищении» узнают, что Управление полиции передало президенту Университета очень секретный документ: список подрывных, по мнению полиции, организаций – клубов, союзов, движений, в том числе, разумеется, «Очищение», – и имена лидеров этих организаций, с тем чтобы им чинили в Университете всевозможные препятствия, главарей заваливали на экзаменах, а если возможно, то и вообще отчисляли.

– Ну-ну, – подбодрил Бьорн. Он был явно заинтересован.

– Узнав об этом списке, очищенцы постараются его добыть, чтобы опубликовать в своей университетской газете. Это, должно быть, не так уж сложно. Пусть список хранится у президента не в сейфе, а в портфеле, в шкафу. Акцию проведет любой активист «Очищения», лучше, если, например, Роберт, Лиоль, в крайнем случае я.

Кар замолчал. Молчал и Бьорн. Он обдумывал услышанное. Наконец спросил:

– Так в чем смысл операции?

– А в том, – самодовольно улыбаясь, закончил свое изложение Кар, – что список окажется фальшивкой! Печать полицейского управления поддельной – какие-то мелкие детали не сойдутся, а подписавший документ высокий полицейский начальник несуществующим, или давно ушедшим в отставку, или умершим. Легко представить, в каком виде окажется «Очищение» в глазах студентов.

– Неплохо! – усмехнулся Бьорн.

– Есть еще вариант, – продолжал Кар. – Документ лежит в портфеле со сложным замком. Открывать его на месте похититель не будет. Когда он будет вылезать из машины, его схватят, приведут в полицию, он признается, что хотел взять список, вообще, возможно, произнесет целую речь. А когда при свидетелях откроют портфель, там будут деньги. И опять же вместо прогрессивной, как они себя называют, организации, очищенцы окажутся обыкновенной бандой воришек: якобы хотели разоблачить полицию, а в действительности просто воровали деньги. Только тогда похитителя придется упрятать за решетку, и уж я для этой роли но гожусь.

– Интересно, интересно. Да, вас нельзя, да и Лиоля, он нам для другого пригодится. Кстати, вы его не прощупывали?

– Еще нет, господин вице-директор, сначала хотел узнать ваше мнение о моем плане.

– Второй вариант мне меньше нравится. Грубовато, много мелочей, на которых можно споткнуться. Первый подойдет. Документ сделаем, пусть полиция потрудится, с президентом Университета договоримся, в конце концов, он один из наших клиентов в этом деле. А вот как устроить, чтоб «Очищение» узнало о документе? А? Кар?

– Господин вице-директор, – Кар подмигнул, – уж этим пусть займутся мои товарищи из «Ока». Никогда не поверю, чтоб они не придумали. Моя задача – организовать похищение.

– Да, конечно, – сказал Бьорн, задумчиво глядя на Кара. – Конечно… Когда у меня все будет готово, я сообщу.

В его отношениях с Бьорном что-то неуловимо переменилось. Кар держал себя более уверенно, более независимо. Исчез заискивающий тон. А Бьорн, в свою очередь, видел перед собой не недалекого парня, хотя и отличного профессионала для грязных работ, а человека, способного, оказывается, и шевелить мозгами, даже разработать неплохую операцию. Его определенно стоило перевести в тот отдел, которым Бьорн руководил. Что ж это был за отдел? И почему окутан такой тайной?

В официальном перечне услуг, которые сыскное агентство «Око» готово оказывать клиентам, числилось сорок два пункта. Здесь были и слежка, и охрана людей и объектов, взыскание долгов со скрывающихся должников, помощь страховым компаниям, некоторые криминологические экспертизы, перевозка денег и ценных грузов, розыск, переговоры с похитителями заложников и многое, многое другое. Был даже пункт, согласно которому агентство открывало двери или сейфы клиентам, потерявшим ключи.

Но был ряд услуг, который мог бы числиться сорок третьим пунктом устава компании. Однако не числился. Не упоминался. Эти услуги оказывали за очень высокую цену и лишь узкому кругу надежных клиентов. Тайна оберегалась тщательнейшим образом, и никто даже из сотрудников «Ока», кроме немногих, работавших в отделе Бьорна, в тайну эту посвящен не был. Да, «Око» принимало участие в срыве забастовок, разгоне пикетчиков, недопущении их на территорию бастующих заводов. С некоторой натяжкой можно было считать, что «Око» не нарушало закон, наоборот – охраняло его. В конце концов оно берегло частное владение. И хотя левые газеты не раз обрушивались на агентство, обвиняя его в политическом терроре, судебному преследованию «Око» не подлежало.

А вот деятельность возглавляемого Бьорном отдела даже самый снисходительный судья вряд ли признал бы законной.

Трудно сказать, как определяли функции отдела руководители «Ока» и их клиенты, но на нормальном человеческом языке их бы следовало назвать политическими провокациями.

Если нужно было заслать провокаторов, доносчиков, предателей в коммунистические и другие левые организации, в профсоюзы, в студенческие, молодежные да и иные прогрессивные движения, создавать там всякие инциденты, компрометировать их, добывать сведения, за это тоже бралось «Око». Как правило, в этих случаях клиентами выступали владельцы крупных предприятий, судоходных компаний, строительных фирм, руководители больших учебных заведений, различных реакционных организаций, фашистских союзов. Но порой клиентами становились полицейские управления, секретные отделы различных правительственных учреждений, даже служба безопасности. Это в тех случаях, когда провал мог иметь ужасные последствия для официальных учреждений и даже малейшего риска они не могли допустить, в крайнем случае рисковало «Око», частное предприятие, а уж что оно не выдаст клиента, можно было не беспокоиться. Да и само «Око» давно разработало многослойную систему прикрытия, используя подставных лиц, мелких частных детективов и разных других малопочтенных людишек, которых путем подкупа, шантажа и угроз держало в руках. А на благосклонность суда и следствия всегда можно было рассчитывать.

Хуже обстояло с прессой. Впрочем, и тут имелись кое-какие рычаги.

У президента Университета и руководителей муниципалитета состоялось несколько малоприятных бесед. Подлинные хозяева города намекнули официальным властям, что так больше продолжаться не может. Пока студенты мутили воду, требуя понизить цепы в кафетерии, разрешить организовать в городе две футбольные сборные, а не одну, даже когда они воевали за какого-то уволенного профессора-вольнодумца – все это еще можно было терпеть. Но когда они начали предъявлять политические требования – провести чистку полиции, расследовать факты коррупции в муниципалитете, не допускать визита крейсера из страны-союзника по блоку с атомным оружием на борту, когда они начали угрожать самому существованию нефтяных предприятий, химических и некоторых военных заводов – это, с точки зрения хозяев города, перешло все границы. Убедившись, что обычные меры не помогают, они обратились к агентству «Око». Посовещавшись, решили первый удар нанести по «Очищению», наиболее опасному и сильному движению, быстро приобретающему все новых сторонников.

Бьорн, как всегда, тщательно разработал операцию. Выискивая сотрудника агентства, который мог бы стать орудием в этом деле, он натолкнулся на Кара. Идеальная фигура. Солдат, костолом, ограничен, не интересуется политикой, влюблен в активистку «Очищения» (а она в него, что весьма важно) – что еще надо? Подергать ниточки, и марионетка выполнит любые движения.

Чем дальше развертывалась операция, тем больше был ею доволен Бьорн. Кара, оказалось, легко купить похвалами, обещаниями повышения, прибавки. Потом предусмотрительный и осторожный Бьорн закрепил успех, связав Кара кредитом в счет будущей прибавки, подстроенным инцидентом в полиции, новыми обещаниями.

Да и Кар не обманул его ожиданий, он ловко втерся в «Очищение», после драки с полицией снискал всеобщее уважение, придумал неплохой план провокации, вообще оказался куда шустрей, чем вначале предполагал Бьорн.

Разумеется, Кар был не единственным оком «Ока», как выразился однажды про себя Бьорн, весьма довольный своим нехитрым каламбуром. Поэтому довести до сведения очищенцев, что существует пресловутый документ, оказалось легко.

Но тут возникло неожиданное препятствие, едва не поставившее под угрозу все предприятие.

– Похищать план нельзя, – категорически заявил Эдуард на закрытом совещании немногих руководителей движения, на котором присутствовала Серэна и о котором она рассказала Кару. Серэна доверяла ему теперь абсолютно и не скрывала от него то, что вообще-то не полагалось говорить никому.

– Понимаешь, – негодовала она, – Эдуард считает, что риск слишком велик! Во-первых, говорит, можно попасться, и тогда нашего товарища отдадут под суд – ведь он, по существу, крадет чужое имущество!

– Какое имущество? – с досадой спрашивал Кар, не предвидевший такого поворота событий.

– Как какое, а портфель! Это же чужой портфель!

– О господи! – простонал Кар.

– Во-вторых, – продолжала Серэна, – незаконное проникновение в чужое помещение, в-третьих, взлом – там, он говорит, наверняка придется вскрывать замки многих дверей. За все это грозит тюрьма. И потом… – Она помолчала, – И потом, он подозревает, что это вообще провокация.

– Провокация? – вскричал Кар. – У него есть какие-нибудь данные?

– Данных нет, он сам честно признался, есть интуиция…

– Ах, интуиция, – с облегчением повторил Кар, – пусть не боится. Если у него кишка тонка, я сам смотаюсь за этим портфелем. Тогда на войне и не такое делал. Ты думаешь, снять часового легче? Только там в случае неудачи грозила смерть, а не какие-то два-три месяца тюрьмы.

– Ты бы пошел на это? – Серэна смотрела на него с восторгом. Потом вдруг тихо и очень серьезно сказала: – Кар, я должна тебе выдать одну тайну.

– Какую? – испуганно спросил он.

– Я тебя очень люблю… – еще тише прошептала она.

– А разве это тайна? Я-то думал, что все об этом давно знают! – Кар изобразил удивление.

– Ну, знаешь! – вскричала Серэна. – Твоей самоуверенности нет границ. Представь, нет, не все. И я еще подумаю и, пожалуй, пересмотрю…

Но он закрыл ей рот поцелуем.

Однако жертвовать собой Кару не пришлось, в «Очищении» нашлось немало отчаянных ребят, готовых на все во имя святого дела. После коротких дебатов вопрос был решен: изъять список ценой любого риска, опубликовать, провести вокруг этого факта широкую дискуссию, подать протесты, выйти на демонстрации. Чтоб неповадно было преследовать любое прогрессивное движение и его вожаков.

Эдуард стоял на своем. Убедил его аргумент, выдвинутый Серэной: да, тому, кто похитит документ, грозят неприятности, но, если все так и оставить, неприятности грозят многим их товарищам, лидерам «Очищения» и не только «Очищения». Эдуард сдался.

Итак, фальшивка, изготовленная полицейскими специалистами, покоилась в тщательно запертом на ключ портфеле, портфель спрятан в один из ящиков большого шкафа в кабинете президента Университета, достаточно далеко и в то же время так, чтоб даже самый неопытный похититель мог его обнаружить. Похититель, ловкий, смелый и сообразительный студент второго курса лингвистического факультета, готов. Дата – ночь на воскресенье, когда сторожа Университета обычно теряли бдительность и или спали, или смотрели ночную программу телевидения, – была определена.

Вот теперь Кару оставалось провести вторую часть своего плана, неизвестную не только очищенцам, но и вице-директору Бьорну.

Эта часть была куда сложней, чем первая, и натолкнул Кара на его идею, как ни странно, Эдуард.

Однажды он пригласил Кара к себе домой – эдакая холостяцкая обитель, арендуемая им в пригороде. Они сидели и разговаривали на разные умные темы. Кар любил слушать Эдуарда, он немалому научился во время таких бесед.

Неожиданно зазвонил телефон. Эдуард не спеша подошел к аппарату, нажал кнопку на каком-то небольшом ящике, стоявшем рядом, и снял трубку. Поговорил, снова нажал кнопку и вернулся к дивану.

– Что за штука? – полюбопытствовал Кар, указывая на ящик.

– Магнитофон – приставка к телефону, – пояснил Эдуард. – Перед тем как снять трубку, нажимаю клавишу, и весь разговор записан.

– Зачем? – удивился Кар.

Эдуард усмехнулся:

– Видишь ли, когда участвуешь в мало-мальски прогрессивном общественном движении, никогда не знаешь, на какие подлости и провокации пойдет правительство и его секретные службы, чтоб на чем-нибудь поймать тебя и вывести из игры. Так что я принимаю кое-какие меры предосторожности. И в переписке, и в некоторых частных разговорах, и в телефонных переговорах. Они наверняка меня прослушивают, но и я все телефонные разговоры, которые веду, записываю. Мало ли что! Знаешь, сколько раз мне угрожали по телефону или, наоборот, делали всякие предложения? Ого-го! У меня все голоса записаны. Все их слова. Так-то!

И когда Кар продумывал свой план, он вспомнил этот разговор.

Накануне дня, выбранного для совершения акции «Портфель», как окрестили для пущей конспирации очищенцы свой замысел, поздно ночью в квартире Эдуарда раздался телефонный звонок.

Заспанный Эдуард, нащупывая очки, вскочил с постели и бросился к аппарату, едва не забыв нажать кнопку записывающего устройства. Но за долгие месяцы движение это стало автоматическим, так что катушки магнитофона бесшумно закрутились, как только он снял трубку.

– Извините, что разбудил, – услышал он глухой, явно измененный голос. – Слушайте меня внимательно и не перебивайте. Ваш телефон не прослушивается. Я служу в полиции, но у меня есть причины ее не любить. Так вот, вы завтра ночью готовите одно дело. Имейте в виду, это провокация, документ фальшивый, в нем подделана печать, а лица, подписавшего его, давно нет в живых. Если вы опубликуете его, попадете в некрасивую историю. Теперь, чтоб вы убедились, что я действительно из полиции: во-первых, вы видите, что я обо всем осведомлен; во-вторых, запишите, кто сегодня ночной дежурный, его личный номер, адрес, у него на левой щеке бородавка; в-третьих, запишите номер, по которому звонят в полицию тайные осведомители. Записали? Его никто, кроме нас, не знает. Позвоните сейчас же, там подходят круглосуточно. Вы скажете «баркас», это пароль. Вам ответят «бросай якорь» и включат магнитофон. Вы сможете опубликовать номер, начнется скандал, и телефонной станции придется номер подтвердить. Все.

Неизвестный повесил трубку.

Эдуард дрожащей от волнения рукой набрал указанный номер.

– Баркас, – произнес он срывающимся голосом, когда на другом конце линии сняли трубку.

– Бросай якорь, – произнес сонный голос.

– Алло, алло! – Эдуард изобразил крайнее волнение (для чего ему не пришлось прилагать особых усилий). – Полиция? Это полиция? Я баркас.

– Да полиция, полиция, – проворчал голос, – чего орешь, бросай якорь…

Но Эдуард бросил трубку.

Он вытер пот со лба. Вот это да! Невероятно. Надо немедленно собрать ребят!

Однако он сдержал себя. Сначала он дважды прослушал обе записи. Потом отрезал их и, засунув в целлофановый пакет, спрятал в отделение для овощей в холодильнике. Тайник не очень оригинальный, но, в конце концов, Эдуард шпионских школ не кончал.

«А не провокация ли этот звонок? – размышлял он. – Но зачем срывать нашу акцию? Ну предупредили, ну не похитим список, ну и что? Зачем было полиции огород городить? Списка мы не заимеем, правильно, но что от этого изменится? Ничего».

Идея подкинуть очищенцам сведения о списке, а потом им же сообщить, что список фальшивый, показалась Эдуарду нелепой. До этого не додумается даже самый кретинистый полицейский начальник. Быть может, полицейские сводят счеты между собой? Или это какие-то шутники. Какие? Ведь звонивший знал о готовящейся акции, о содержимом портфеля, знал номер телефона Эдуарда и его роль в этом деле. Может, есть предатель? Но тогда предатель сообщил бы прежде всего в полицию, и их бы застали на месте преступления. Наконец, кто, кроме полицейского, мог знать интимные детали про дежурного, номер секретного телефона, пароль, да и непроспавшийся тип, снявший трубку, подтвердил, что это полиция.

В ту ночь Эдуард не заснул, голова разламывалась от вопросов. Нет, один он не в состоянии что-либо решить.

Утром он созвал своих товарищей, дал им прослушать пленки, снял с пленок копии и раздал каждому по экземпляру. Затем изложил все свои соображения.

Обсуждали создавшееся положение долго. В конце концов решили акцию «Портфель» отменить, записи анонимного звонка и звонка Эдуарда по секретному номеру опубликовать в своей газете, если удастся – и в других, а кроме того, послать пленки на разные городские радиостанции, авось какая-нибудь передаст: для журналистов главное – сенсация. Так и поступили.

Скандал разразился грандиозный, они сами не ожидали такого.

В понедельник утром, когда все письма и пленки были отосланы, Кар позвонил Бьорну и попросил о немедленной встрече.

– Господин вице-директор, – заговорил он возмущенно, даже не поздоровавшись, едва войдя в их «дом свиданий», как он мысленно называл служебную виллу, – что ж получается! Мы работаем за этих бездельников из полиции, рискуем. И они же нас подставляют! Так нельзя!

– В чем дело, Кар? Объяснитесь!

И Кар рассказал потрясенному вице-директору обо всем, не забыв сообщить, что пытался звонить ему в воскресенье, предупредить, но телефон молчал.

– Я, знаете ли, по воскресеньям иногда не бываю на службе, – пробормотал Бьорн со злостью. – Вот мерзавцы! Ни на кого нельзя положиться. «У нас люди – могилы!» Этот болван, начальник управления, меня заверял. Лучше б он сам отправился в могилу. Такую операцию сорвать, идиоты! А главное, теперь ясно, что у них, да, да, у них, в главном полицейском управлении, эти очищенцы имеют своих людей! Вы понимаете, что это значит? А? Кар? Их всех надо перетряхнуть, провести строжайшее расследование.

Кар никогда не видел вице-директора, обычно столь сдержанного и хладнокровного, в такой ярости. Ярости и растерянности.

За себя Кар не боялся. Голос свой он изменил совершенно. Сообщенные им Эдуарду сведения знали многие сотрудники «Ока», уж не говоря о самих полицейских: и приметы ночного дежурного, и номер «секретного» телефона, который помнил каждый из десятков тайных осведомителей, и дурацкий пароль. Известно ему было и то, что телефон Эдуарда не прослушивается. Ну о чем сверхосторожный Эдуард будет болтать? А вот то, что дежуривший в ту ночь у телефона полицейский разоспится до такой степени, что спросонья признается в том, кто он, – это неслыханная удача для очищенцев!

Уж они ею воспользуются, можно не сомневаться.

Именно эти слова произнес в конце разговора Бьорн.

– Что ж теперь делать? – изображая растерянность, спросил Кар. – Как же их прищемить?

– Что делать? – проворчал Бьорн. – Теперь надо думать не о том, как их прищемить, а о том, как самим выкручиваться. Впрочем, – подумав, философски заметил он, – шишки-то не на нас посыпятся, а на полицию. Пусть и выкручиваются, мы свой контракт выполнили. И если все сорвалось, то по их вине.

Между тем радио и газеты взялись за дело.

Ох уж эти корреспонденты! Стоило им унюхать сенсацию, и они становились въедливыми и пронырливыми, куда там любому агенту!

Запись телефонного разговора Эдуарда с неизвестным и с полицией передали все радиостанции и напечатали все газеты, последовали бесчисленные комментарии. Газетчики тоже не очень любили полицию, и ей досталось по первое число. Заодно попало и руководству Университета. Были напечатаны интервью с пытавшимся оправдаться начальником управления городской полиции и, конечно, с Эдуардом.

Эдуард воспользовался случаем и вовсю пропагандировал деятельность «Очищения».

Печатались и другие материалы. «Очищение» обвиняли в провокациях, в антиобщественной деятельности или, наоборот, в том, что оно лишь мутит воду и ничего реально не предпринимает…

В полиции кого-то наказали, перевели с понижением, отправили регулировать уличное движение (ужасная кара!).

Постепенно скандал начал утихать.

И тут же возник новый, куда похлеще.

Очищенцы особенно болезненно восприняли упрек в неэффективности их движения. Требовалось убедительное доказательство обратного. Оставалось два дня до прихода крейсера, когда Серэна вдруг сказала Кару:

– Скоро мы нанесем им второй удар.

– Какой? – встревожился, хотя и не подал вида, Кар.

– Мы таки не пустим в порт этот крейсер. Нельзя допустить, чтоб он приблизился к городу.

– Ну чем он так уж страшен?

– Да ты понимаешь, что такое атомное оружие? Этот танкер – вообще пустяк по сравнению с крейсером. Сколько уже было случаев, всяких там аварий с самолетами, подводными лодками. Если что-нибудь, не дай бог, случится с этим крейсером, это уже не пляж уничтожит, а весь город, все побережье! Все будет отравлено навсегда!

– Почему с ним должно что-нибудь случиться? Именно с ним и именно здесь?

– Дело не в этом. Дело в том, что вообще корабли с атомным оружием на борту не должны заходить ни в какие гражданские порты. И если мы сумеем этого не допустить, то и в других местах последуют нашему примеру. Вот это главное!

– Главное, чтоб этого оружия вообще не было, – рассудительно заметил Кар, – воевали же мы с автоматами, минометами, пулеметами, и все было тихо, спокойно, – не очень убедительно добавил он.

– Ты хоть думаешь, что говоришь? – Серэна с упреком посмотрела на него.

– И что ж вы собираетесь делать? Я могу помочь?

– Нет, там готовится другая группа, – уклончиво ответила Серэна. – Там нужны первоклассные пловцы.

– Пловцы? – удивился Кар. – Они что, собираются атаковать крейсер вплавь? – Он рассмеялся. – Ты ведь тоже первоклассный пловец, никогда не забуду, что ты спасла мне жизнь.

Кар обнял ее, прижал к себе.

Политические разговоры уступили место совсем другим…

На настойчивые вопросы Бьорна, который испытывал легкое чувство вины перед Каром за провал столь блестяще задуманной им операции, тот вынужден был отвечать, что ничего не знает.

– Но у нас есть сведения – готовится какая-то акция в связи с прибытием военного корабля. Неужели вы ни о чем не слышали? – настаивал вице-директор.

– Кое-что слышал, но ничего конкретного, – говорил Кар. – Думаю, что этим занимается какая-то другая группа, не мои сокурсники.

Он понимал, что Серэна все знает, но почему-то не хочет ему говорить, и это уязвляло и беспокоило его. Что за тайны от него? Может быть, ему перестали доверять? Да нет, в остальном все оставалось по-прежнему.

К приходу крейсера готовились не только очищенцы, готовился, кажется, весь город. Полиция заранее оцепила порт и прилегающие улицы, выставила заграждения. Портовые власти приготовили цветы и оркестр. Туристы и свободные от дел горожане заняли на набережной удобные наблюдательные посты. Катера береговой охраны бороздили акваторию порта.

Такого не было с тех самых пор, когда несколько лет назад город посетила британская королевская чета.

И вот наступил день… Какой? Торжественный? Решающий? Роковой?

Вдали показался крейсер. Даже одинокий среди безбрежных вод, он казался грозным и зловещим. Над длинным серым корпусом вздымались сложные переплетения надстроек, застыли расчехленные орудия и ракетные установки, застыл белый строй экипажа. Над крейсером вились два ярко-красных вертолета с надписью «Телевидение» на бортах.

Сторожевые катера метались вокруг медленно приближающегося корабля.

Но не только они. Десятки яхт, моторок, лодок, заполненные множеством любопытных, слетались к крейсеру, кто-то махал флагом, кто-то букетом, все фотографировали, кричали, слышна была музыка, выкрики через мегафоны.

Но внимательный наблюдатель заметил бы, что во всем этом кружении но все идет гладко. Некоторые яхты и моторки извилистыми маршрутами приближались к кораблю, стремясь занять позицию между ним и берегом. В свою очередь сторожевые и полицейские катера старались преградить им дорогу, отогнать подальше. И нарушая эту сложную игру, взад-вперед болтались другие яхты и лодки, не подозревая о том, что творится у них на глазах. Наконец даже самым наивным зрителям все стало ясно: цепочка яхт встала частоколом перед кораблем. На мачтах взвились флаги с эмблемами «Очищения», раздались усиленные мегафонами лозунги, выкрики, песни…

Полицейские тоже активизировались, крупные катера проносились возле самых яхт, стремясь опрокинуть их волной. Команда крейсера устремила на очищенцев мощные брандспойты.

Теперь вся бухта буквально кипела. С ревом носились катера, моторки, брандспойты пенили воду, одни яхты и лодки оцепляли нос крейсера, другие в панике метались по бухте, чтобы куда-нибудь умчаться, но всюду натыкались на препятствия. Могучий военный корабль замедлил движение. Он был похож на Гулливера в стране лилипутов. На берегу тоже стоял шум и гам. Демонстранты размахивали полотнищами, кричали в мегафоны, полицейские радиоустановки орали во весь голос, в толпе затесавшихся в это сражение бедных туристов в ужасе вопили женщины, в гневе – мужчины.

Словом, прибывшие на место бригады телевизионщиков, фото– и кинорепортеров, газетных корреспондентов были в восторге. Вот это материал!

Внезапно с некоторых моторок и яхт, на которых находились очищенцы, в воду бросились молодые ребята и девушки, одетые в костюмы для подводного плавания, с желтыми кислородными баллонами на спине, с какими-то аппаратами или ящиками, плохо различимыми с берега.