Текст книги "Мост дружбы"
Автор книги: Александр Казанцев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Машина таксиста въехала прямо на территорию судостроительного завода, где встал в доке на ремонт полярный корабль «Дежнев».
Матросы вынесли больного на руках. Шофер открыл заднюю дверцу, стараясь удобнее усадить пассажира с парализованными ногами. Две женщины сопровождали его: молоденькая поместилась вместе с ним на заднем сиденье, постарше, полная – на переднем, рядом с шофером.
Пожилой капитан корабля в кителе и в фуражке с крабом провожал отъезжающих. Был он огромного роста и напутственные слова говорил басом.
Прямо с завода отправились в аэропорт.
В пути шоферу привелось услышать такой разговор:
– Это поразительное явление в медицине, – говорила сидевшая с ним рядом женщина-врач. – Вы сами увидите подлинные чудеса. Поначалу хирурга-изобретателя медики не хотели признать. Называли выскочкой и еще невесть кем. Не хотели поверить, что гипс, которым все мы привыкли пользоваться – отживший анахронизм. Сельский врач Илизаров предложил простенький, казалось бы, аппарат с двумя раздвигающимися кольцами, которые закрепляются к здоровым частям поврежденной кости. И происходит удивительное явление – ткань между обломками кости начинает восстанавливаться, как бы снова расти в соответствии с генетическим кодом, заложенным в первичных клетках организма. Я не слишком заумно вам объясняю?
– Нет, что вы, Елена Антоновна! Вполне понятно для десятиклассницы.
– Школьнице понятно, а многие авторитеты от медицины ни понять, ни принять такие «чудеса» не пожелали. За свой гипс, которым, кстати, и я на корабле для Андрюши пользовалась, исступленно держались.
– Как же без гипса? – спросила Аня.
– Я же сказала. Аппарат с кольцами держит разломанные кости, а в месте разлома они зарастают. Илизаров обратил внимание, что если кольца раздвинуть, то все пространство между разошедшимися частями кости вскоре заполняется костным образованием (раньше говорили о костной мозоли), вокруг которого образуется мышечная ткань. И он стал дерзко удлинять конечности, даже и не сломанные. Более короткую ногу наращивал в искусственном разломе, пока та не сравнивалась по длине с другой. Люди забывали об ортопедической обуви! Так переферийный врач ваял живые ткани, даже целые органы, как скульптор. Недаром соратник по путешествиям Тура Хейердала, повредивший себе ногу при альпийском восхождении, напрасно лечась у западных светил, приехал в Курган. А вернувшись оттуда, готовый к новым путешествиям, назвал Илизарова «МИКЕЛАНДЖЕЛО ОТ ОРТОПЕДИИ».
– Как хорошо сказано! Ты слышал, Андрюша? К кому попадем.
– Да ноги у меня целы. Не ходят только.
– Только! – усмехнулась Елена Антоновна. – Но и на твой недуг замахнулся курганский волшебник. Он не просто рискнул укорачивать или удлинять руки или ноги у людей с природным уродством (у карликов или великанов). Он открыл, что причина воспроизводства тканей заложена в так называемых ствольных клетках. И он научился управлять их ростом. Эти клетки разрастались по тому коду, который был заложен в них еще до детства. Любопытно, что мировой рекордсмен по прыжкам в высоту Валерий Брумель, изуродованный в мотоциклетной катастрофе, потерял всякую надежду нормально ходить. Лечившие его врачи ему это не гарантировали. Он попал к Илизарову, и тот надел на его ногу свой аппарат; когда кость ноги в месте перелома стала зарастать, как вспоминает Брумель, ему снились «детские сны».
– Впал в детство, – пошутил Андрей.
Аня радостно повернулась к нему. Он впервые пошутил за время болезни.
– После «второго», если хотите, своего «детства» спортсмен снова прыгнул на двести восемь сантиметров, доказав, что и с переломанной ногой можно прыгнуть выше головы.
– Мне бы так. Я как раз и хочу выше головы прыгнуть.
– Прыгнешь, дорогой, прыгнешь! Илизаров подметил, что рост тканей по генетическому коду происходит как на стадии формирования организма и сделал дерзкий вывод, о котором врачи и слышать не хотели, что свойство, скажем, ящерицы регенерировать свой потерянный хвост можно пробудить у высших животных, даже у человека!
– Что? – спросил Андрей. – У человека можно хвост отрастить, который у его предков был на месте копчика?
– Я рада, что ты шутишь, Андрей, – серьезно отозвалась Барулина. – Но надо сказать, что у человека в генетическом коде хвост предков не предусмотрен, так же как и жабры. Это предыдущие звенья эволюционного развития.
– Так что? У человека можно отрастить отрезанные руки или ноги? – почти возмутился Андрей.
– Вот именно. Это как раз и сделал Илизаров.
– Ну знаете! Не напрасно ли вы меня к такому фантазеру везете?
– Андрюша, ты забыл, что мы не к фантазеру везем, а фантазера везем, – пожурила друга Аня.
– Простите меня, – неожиданно вмешался шофер такси. – Я слушал, вы об Илизарове говорили и кое в чем вроде сомневаетесь. Так я хочу вам о своей семье рассказать. Дочь у нас родилась без бедра.
– Как без бедра? – ужаснулась Аня.
– Да вот, от туловища сразу колено выросло, а там икра, ступня, все в нормальном размере, а бедра нет. Четырнадцать лет ей было, когда мы к Илизарову в руки, наконец, попали.
– Вот как! – заинтересовалась Барулина. – И что же он, посмотрел вашу девочку?
– До этого мы четыре года ждали с ней своей очереди. Такой в Кургане наплыв к Илизарову. Представляете? Я уж боялся, что вырастет дочь и не получится у нее новый рост бедра.
– И как же? – с еще большим интересом спросила Барулина.
– Вырастил, понимаете, вырастил Гавриил Абрамович, золотой человек, кабардинец лихой! – восторженно воскликнул шофер. – Теперь девушка как девушка. Протез свой на костре в лесу сожгла. Торжественно! У всех на виду. Замуж собирается, а боится – родятся ли у нее дети с руками, с ногами?
– А вы? У вас все в порядке с наследственностью? – строго спросила Барулина.
– С наследственностью у нас с женой все ладно. Да вот до шоферства я на рыболовном траулере плавал. И попали мы под радиоактивный дождь. И представьте себе, далеко от Тихого океана, где взрыв ядерный был, близ Гренландии, а на дочке, позже родившейся, сказалось!
– Вот видите, – вмешался Андрей. – Какая маленькая у нас планета! Считаться людям с этим придется.
– Спасибо доктору, – продолжал таксист. – Раньше бы его в святые причислили.
– Теперь он Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета, профессор, всемирная известность.
– Прямо не верится, – проговорил Андрей. – Хоть жалей, что у меня ноги целы.
– Позвоночник поврежден. Гавриил Абрамович, я слышала, позвоночниками как раз занялся. И знаете что его побудило? Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что опять спортсмен тому причина, вернее, штангист. Все мы у телевизионных экранов любовались им, удивительным мастерством, отвагой, ловкостью, изяществом, владением телом, артистичностью. И вдруг падение. Паралич от повреждения позвоночника.
– И как же? – спросили и Андрей и Аня.
– Очень может быть, вы с ним в коридорах курганской клиники на собственных ногах встретитесь. Я как об этом новом интересе Илизарова узнала, тотчас решила вас обоих к нему отправить.
– Замечательный он и врач и человек, этот кабардинец, профессор Илизаров, – сказал шофер. – Приехали. Я пойду за носилками, чтобы нашего больного прямо к самолету доставить1.
1 В отношении работ профессора Илизарова автор не допустил никакого вымысла, представив лишь его замыслы осуществленными, а в судьбе дочери таксиста, который как раз вез его на встречу с Илизаровым, принял непосредственное участие.
Для больных с поврежденным позвоночником в Курганском институте профессора Илизарова был построен новый корпус, который еще не начал заполняться пациентами. Им предстояло первыми воспользоваться методикой Илизарова. В числе этих первых пациентов-позвоночников и оказался, к своему счастью, Андрей Корнев. Ему не пришлось ждать очереди несколько лет, как дочери таксиста.
Во время «профессорского обхода» Илизаров пришел к Корневу в палату. Вторая койка в ней была еще пуста.
– Обновляете корпус, молодой человек. Говорят, мы оба с вами изобретатели. Одной веры, одной неприкаянности? – с приветливой веселостью обратился к Андрею профессор.
Был он плотный, кряжистый, с высоким лбом и правильным профилем горца, с пышными смоляными усами, еще не седой, с внимательным взглядом, одновременно и проницательным и требовательным.
Когда он ощупывал спину Андрея, тот чувствовал удивительную ласковость чутких профессорских пальцев.
Несколько минут было достаточно профессору (был он прославленным диагностом), чтобы установить все, что требовалось ему узнать.
– Когда меня спрашивают о моей методике, – объяснял он кому-то в белом халате из числа сопровождавших его, вероятно, журналисту или кинематографисту (там снимали картину о достижениях его института), – я отвечаю, что у меня несколько тысяч методик. Каждый больной – своя методика. Вот вашему Корневу, – обернулся он к Ане, выскользнувшей вместе со всеми из палаты, – придется удалить пару позвонков.
– Как же без них? – ужаснулась Аня.
– Будем выращивать ему новые. Вернее, он сам будет себе выращивать. Организм-то ведь его. Мы только при сем присутствуем.
– И костный мозг? – с прежним испугом спрашивала Аня.
– А как же без костного мозга? Без него позвонки не вырастут. Все как положено природой. Мы на нее, на природу, и полагаемся. Это она лечит, утерянное восстанавливает. К ней, великой матушке, только подход надо иметь. В этом и суть наших открытий. В биологии, – внушительно добавил он.
– Профессор, а я… я могу здесь остаться?
– Увы, нет, милая девушка. Сегодня мы подселим к вашему Андрюше напарника. Потом плясать вместе будут. Сестры у нас есть, няни тоже, все родственники теперешних или будущих наших больных: рассчитывают на послабление в смысле очереди. – И он улыбнулся. – А вы, собственно, кто ему будете? Сестренка?
Аня зарделась.
– Невеста.
– Невеста? А я вас за школьницу принял. Извините.
– А я действительно школьница.
– Тогда, дорогая, придется вам сначала школу кончить. Надеюсь, в десятом, последнем классе? Одиннадцатый еще не ввели?
– Я экстерном буду сдавать на аттестат зрелости. У меня мама умерла.
– Это жаль. Ай-ай, как жаль! Всем сердцем сочувствую. А папа где?
– Он полярный капитан. Седых. Может быть, знаете?
– Ну как не знать! Он меня как-то на остров Диксон подбрасывал. Серьезный капитан. Весь в дочку. – И он снова улыбнулся. – Он что, плавает сейчас в море?
– В Москву за назначением его вызывают. А я с ним плавала после нашего горя.
– Правильно сделали, девочка, правильно. И сейчас надо правильно поступить, в Москву лететь. А он, Андрюша ваш, сам к вам явится на своих ногах, вприпрыжку, то на одной ноге, то на другой, это я вам обещаю.
– Ах, профессор, я вам так благодарна!
– Благодарят за дело, а не за слова.
Сопровождавшая профессора «свита» в белых халатах почтительно ждала, когда этот сверхзанятый человек, у которого каждая минута расписана, закончит с девушкой свой сердечный разговор.
Аня вернулась к Андрею.
– Он сказал, что ты сам ко мне придешь, прискачешь на одной ножке, потом на другой. – И она засмеялась.
Андрюша тоже улыбнулся.
Когда в следующий раз профессор зашел к Андрею, он распорядился, чтобы ассистент принес в палату киноаппаратуру и показал фильм о пациентах института.
– Понимаешь, Андрюха, – запросто обратился он к Корневу. – В нашем деле нужно, чтобы ты проникся верой в успех дела. Ведь лечить-то себя будешь ты сам.
Андрей непонимающе поглядел на Илизарова.
– Вот то-то! Я твоей Ане все объяснил, не знаю, успела ли она передать тебе до своего отъезда. Словом, посмотришь, что нам уже удавалось сделать. И тогда вместе с тобой тебя и вылечим.
Андрей кивнул.
Ассистент принес в палату экран, свертывавшийся в трубку, и установил его так, чтобы оба пациента могли видеть. Кинопроектор поставили между койками.
Андрей смотрел, чуть приподнявшись на локте, словно старался сблизиться с экраном, стать участником того, что развертывалось перед ним. Даже папку с эскизами своего проекта, которым все время продолжал заниматься, отодвинул чуть в сторону.
Пляж. Девушка в маске выходит из воды. Почему в маске? Она ступает по песку, и видно, что одна нога ее короче другой на пол-икры.
Другой кадр. Музыки не слышно, картину показывают больным в «немом варианте». Но очевидно, звучит вальс. Пары кружатся в танцевальном зале. Ассистент, заменяя диктора, говорит:
– Попробуйте узнать девушку, которая выходила из воды с укороченной ногой.
Крупным планом видна танцующая девушка. Она останавливается и с улыбкой надевает на себя маску. Андрей сразу узнал в ней купальщицу. Камера опускается. Видны ножки в модных туфельках на высоких каблуках. Они совершенно одинаковы и красивы.
На носилках в институт Илизарова вносят попавшего в аварию тракториста. У него перелом руки и ноги. Ассистент говорит:
– Это лучший тракторист нашей области, он должен был через два дня участвовать в соревновании механизаторов.
Едет трактор в поле, из кабины выглядывает только что виденный на носилках тракторист. Ассистент поясняет:
– Он смог все-таки принять участие в соревнованиях и занял второе место. Вы видите его выходящим из кабины с кольцами на руке и ноге.
Снова меняются кадры.
– Не удивляйтесь. Сейчас вы увидите игроков в настольный теннис. Оба партнера попали к нам в институт накануне со сломанными руками. Как видите, кольца не так уж мешают им играть.
– А вот карлик и великан. У них почти одинаковые туловища, но разной, ненормальной длины руки и ноги. Один из них приехал из Венгрии, другой из Чехословакии. Вы видите их перед операцией. Один едва достает до груди другого. А в этом кадре они стоят рядом с Гавриилом Абрамовичем. Все трое одинакового роста.
Один за другим проходили перед изумленным взглядом Андрея кадры документального фильма, показывающие волшебство курганского врача-изобретателя.
Собака с перебитым хребтом и висящими лапами.
А вот она мчится с лаем за велосипедистом, в котором Андрей узнал показанного перед тем человека с ампутированными ниже колен ногами. Ступни, которых прежде не было, жали на педали.
– Как же делаются суставы? – спросил Андрей у ассистента.
– В генетическом коде, который управляет ростом восстанавливаемой конечности ноги, или руки, или позвонков, как будет у вас, предусмотрено развитие органа, каким он должен быть. Здесь и суставы, и пальцы, которые тоже с суставами. Все вырастает. Надо только дать этому волю, включить механизм роста.
Демонстрация картины, по замыслу профессора, была одной из процедур, предшествующих операции, мобилизуя силы организма. Поэтому, узнав, как Андрей, работая на койке в корабельном изоляторе над своим проектом, вернул себе волю к жизни, Илизаров похвалил тех, кто дал Андрею эту возможность. Он и здесь позволил ему продолжать свою изобретательскую работу.
Приближался день операции.
Андрея увезли в операционную на каталке, полностью раздев и прикрыв чистой простыней. Ему было немножко холодно, но он оставался совершенно спокоен и исполнен веры в чудодейственную методику профессора Илизарова.
Из-под белой маски хирурга, лежа под ярким софитом, он увидел знакомые теплые глаза, вопрошающие и требовательные. Хирург молча спрашивал о самочувствии больного и требовал от него… помощи, в невероятной для недавнего прошлого операции. Потом его повернули лицом вниз. И он уже ничего не помнил.
И вот наступила самая важная фаза лечения. Организм Андрея сам начал восстанавливать недостающее в нем звено.
И это действительно сопровождалось детскими снами. Андрей сразу вспомнил рассказ Елены Антоновны о Валерии Брумеле.
Кто не видел в детстве, как легко поднимаешься в воздух и летишь над землей, ощущая не только потерю веса, но и чувство гордости перед людьми там внизу, которые, задрав головы, смотрят на парящего в высоте.
Ни с чем нельзя сравнить радость такого свободного полета. Жалеешь о пробуждении. Видно, не напрасно связывали такие сны с ростом человека.
Росла нога у Валерия Брумеля – и он летал во сне.
Вырастала вновь часть позвоночника у Андрея, и он ощущал необыкновенную власть над телом, способным летать.
Просыпаясь, он неподвижно лежал, как всегда на спине, и ему хотелось удержать свою только что владевшую им способность после небольшого напряжения взмыть в воздух над койкой. И ему в полусне казалось, что он действительно висит над кроватью, и тело, подчиняясь его воле, двигается по воздуху к двери, выплывает в коридор, вызывая радостные крики сестер и недоуменные возгласы врачей. Коридор словно удлиняется, стены его становятся вогнутыми, Андрей летит уже не мимо дверей палат, уже не видит огромных окон, за которыми виднелся прилегающий к корпусу сад института, он летит внутри бесконечно длинного цилиндрического туннеля. И он знает, что над его головой – сотня метров воды и толща полюсных льдов, а под ним – бездонная океанская глубина. Скорость полета все увеличивается. Воздушные струи хлещут по лицу, развевают на нем больничную пижаму. И вдруг приходит мысль: «А зачем воздух в туннеле? Там должна быть пустота, чтобы ничто не мешало движению». И сразу полет Андрея становится легким, неощутимым. Уже близка Америка!
Андрей приоткрыл глаза и увидел горящую под потолком лампу, прикрытую абажуром. Неужели он снова уснул?
Но теперь одна мысль владела им. Труба Арктического моста должна быть герметичной и лишенной внутри воздуха, чтобы он не препятствовал огромным скоростям поездов. Но тогда потребуются шлюзы, воздушные шлюзы и на станции отправления, и на станции прибытия, как на орбитальных космических станциях. Надо сейчас же набросать, как это может выглядеть.
И Андрей, окончательно проснувшись, нащупал рукой заветную папку со всеми его эскизами, начатыми еще а корабельном изоляторе.
Работая здесь над своим проектом, поощряемый в этом профессором Илизаровым, Андрей тоже ощущал полет, полет мысли.
Если этот полет мысли выливался в неумелые рисунки (пока еще не чертежи!), то сновидения Андрея вылились совершенно неожиданно для него в стихи.
Андрей проникся таким доверием к Гавриилу Абрамовичу, что, когда тот расспрашивал (не без заднего умысла), какие он видит сны, Андрюша признался ему что написал об этом стихи.
Гавриил Абрамович в этот раз пришел в палату один, без свиты. Услышав о стихах Андрея, он сел у кровати, положил руки на колени и сказал:
– Давай, Андрюха, читай. Мне это надо услышать с медицинской точки зрения прежде всего.
Андрей победил застенчивость и прочитал:
Я могу летать, как птица,
Если только напрягусь.
И совсем мне не приснится,
Что с земли я поднимусь.
Оторвусь, винтом взовьюсь,
Напугаю всех бабусь.
Бабки скажут: «Это ангел!»
Дети скажут: «Черномор!»
Сто ученых в высшем ранге
Заведут ученый спор:
«Раз такое может быть,
Институты все закрыть!»
Я наук таких не знаю
Почему и как лечу,
Просто-напросто летаю,
Если только захочу,
Над лесами, над домами
С высоты махаю маме.
Самолет поднимет папа.
Я пристроюсь ему в хвост.
Он захочет меня сцапать,
Я, как Чкалов, – раз под мост!
Я и в космос поднимусь,
Если только не проснусь.
Профессор Илизаров бил себя по коленкам и радостно хохотал.
– Ой удружил! Ну и пациент же у меня! Это же не просто стихи, это медицинское исследование! «Отражение роста человека в его подсознании». Чуешь? Показывай теперь, что еще в технике натворил.
Андрюша, продолжая смущаться, вынул из папки рисунки и эскизы задуманного им сооружения и стал объяснять.
Илизаров внимательно просмотрел все и забросал Андрея вопросами:
– А как у тебя поезда будут двигаться? Как ты удержишь от всплытия свою трубу? А как ты воздух будешь оттуда удалять? А какие двигатели для разгона вагонов применишь? Сколько энергии понадобится?
Андрей не ожидал, что медик может задать столько технических вопросов. Но это ведь был не обычный медик, а врач-изобретатель, создавший множество аппаратов и приспособлений, до которых инженеры додуматься не могли.
– Вот что, Андрюха, – сказал Илизаров, поднимаясь со стула. – Стихи у тебя светлые, но детские. (В смысле – для детей.) И проект у тебя светлый и опять же детский, но для взрослых, которые пока что дети. Надо тебе, друг мой, учиться, стать инженером. Вот тогда ты сможешь ответить на вопросы, которые я тебе задал, и еще на сотни вопросов, которые и задать не могу. И мост через океан для будущих взрослых людей построишь.
Профессор Илизаров сам пришел проститься с Андреем, когда тот выписывался из больницы:
– Ну как, моряк, инженер будущий, поэт, возьмешь меня с собой в Америку? Имей в виду, времени у меня мало. На дорогу больше двух часов в один конец уделить не могу.
– Значит, вас, Гавриил Абрамович, мой Арктический мост устроит, когда он будет построен.
– Вот то-то! – И Илизаров озорно подмигнул. – Теперь куда? В Москву, к своей зазнобе?
– Нет, на Урал, на завод к брату. До их узкоколейки здесь рукой подать. И институт там есть. Филиал индустриального.
– Ну давай, давай, беги! Благо бегать уже можешь. – И доктор крепко обнял своего пациента.
