Текст книги "Регистан где-то рядом (сборник)"

Автор книги: Александр Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

По прибытию в бригаду всех ждала новость «по Гоголю»: к нам едет ревизор! Завтра из Москвы прилетает комиссия во главе с Первым заместителем министра обороны СССР, его сопровождает «свита» из 98 генералов и высших офицеров. Будут среди них и медицинские начальники. Все это срывающимся, перепуганным голосом сообщил начмед бригады, собрав медиков на очередное совещание. Он бегал по ординаторской, заламывая руки и призывая врачей добросовестно выполнять свои обязанности. Затем выразил недовольство плохим контролем за выдачей марганцовки.

– Прошло больше недели с начала эксперимента, а число инфекционных больных не уменьшается, – посетовал подполковник. – Я готовлю докладную в Ташкент по результатам работы каждого. Кое-кто точно «слетит» с должности за халатность во время проведения важного государственного эксперимента! – Он обвел взглядом всех собравшихся. Эпидемиолог даже втянул голову в плечи.

– Разрешите! – поднялся терапевт Бурбанюк. – Я уже докладывал вам о появлении новых больных с острыми гастритами. За эти дни у нас в отделении их набралось более 10, но это только начало. Надо срочно прекратить выдачу марганцовки! Необычной «эпидемии» гастрита у нас в бригаде заинтересовались и в Кандагарском госпитале.

Такие случаи действительно приобретали уже угрожающий масштаб. На своем вчерашнем приеме Невский лично беседовал с подобным заболевшим – все признаки острого гастрита. Выяснилось: что боец все эти дни добросовестно выпивал при входе в столовую всю марганцовку, что ему давали. На изумленный вопрос Невского: зачем он делал это? Тот пояснил, что очень боится свалиться от инфекции, а раз медики участвовали в раздаче, то он подчинялся. Даже других уговаривал… Возразить было нечего. Невский припомнил, как один из солдат в его дежурство старательно выпил розовый раствор, потом всем обликом изображал напряженную борьбу с разумным рвотным рефлексом. И солдат победил. Сколько же было таких «победителей»?

– Нет, нет и еще раз нет! – прервал воспоминания Невского голос Каримова. – Продолжайте выдавать марганцовку! Это распоряжение вышестоящего командования, не вам его отменять. Я придумал, чем еще вы займетесь в дни работы комиссии из Москвы. Должны же вы показать, что боретесь с инфекциями в полную силу. – Он перевел дух, прошелся по ординаторской.

Офицеры с тревогой следили за ним: что еще удумал? Пока в этой голове не рождалось ничего стоящего.

– Итак, слушай мой боевой приказ (он так и сказал, полководец, хренов). Я уже составил график дежурств, позже ознакомитесь. На окраине нашего военного городка размещены общественные туалеты, я насчитал шесть таких сооружений. Все врачи, мне безразлично, кто они по специальности, будут дежурить возле этих туалетов в светлое время суток. – Единый вздох изумления раздался в ординаторской. Не было даже слов…

– Ваша задача: выявлять всех поносящих, записывать их и назначать на прием к дежурному врачу, – продолжал излагать свою задумку начмед. – Если увидите приближение проверяющих, то докладываете им результаты своего дежурства. Все поймут, что медицинская работа в бригаде налажена хорошо, – победно глянув на командира медроты, закончил Каримов.

После минутной паузы грянул дружный взрыв хохота. Подполковник явно растерялся от такой реакции. Он уселся на стул и терпеливо ждал, когда уляжется шум. Даже заинтересовавшаяся дежурная медсестра заглянула – все ли здесь в порядке. Семенчук махнул ей рукой, дверь закрылась.

– Но зачем это делать? – наконец произнес Семенчук. – У нас и так «поносящие», как вы их называете, не прячутся, регулярно приходят на прием десятками. А вот при брюшном тифе чаще бывает запор, так как мы таких будем выявлять?

– Это ведь только на дни проверки. Я уже с Ташкентом согласовал, получил добро. Полковник приказал ознакомить всех под роспись с моим распоряжением. Так что расписывайтесь, а невыполнение будет расцениваться, как саботаж в военное время.

– И че, расстреляете? – подал, не вставая с места, голос Жора Кравченко. Он уже принял «на грудь» и старатель но изображал трезвого. Каримов даже не взглянул на него. Офицеры потянулись к столу, ставили свои подписи, садились на место. Говорить не хотелось. Вряд ли подполковник понимал весь идиотизм ситуации.

7

Офицеры расходились по своим комнатам мрачные, подавленные. Перед уходом из отделения Невский передал дежурной сестре об отмене плановой операции – собирались удалять доброкачественную опухоль у молоденького лейтенанта. Завтра хирург должен провести свое дежурство у общественного заведения типа «сортир» (обозначенного на карте буквами «М» и «Ж» – вспомнилась фраза из любимого фильма Гайдая).

Утром после завтрака Каримов напомнил об обязанностях медиков на сегодняшний день. Вся лечебная работа отодвигалась на второй план. Одни («счастливчики») будут нести дежурство у столовой при раздаче раствора, другие («несчастные») будут дежурить у туалетов. Прибытие комиссии ожидалось с минуты на минуту, поэтому начмед поторапливал докторов.

Невский и Кравченко направились к своим, рядом расположенным длинным сооружениям из глины и досок. Шли молча, покуривая. Каждый думал о своем. Остановились между «своих» туалетов, на «нейтральной полосе».

– Ты думал, Сашка, для чего мы приходим на эту землю, что оставим после себя? – задал неожиданный вопрос Жора. Он сегодня был необычно собран и молчалив.

– Дети и память о добрых делах – вот что должно остаться после каждого, – сразу ответил Невский. – Дочка у меня есть, скоро 4 года ей, Бог даст – еще будет. Так что надо о добрых делах еще позаботиться.

– Ты счастливый, а у меня семьи нет и не было. А после Афгана кому я такой буду нужен? – он расставил широко ноги, раскинул руки.

Болезненная худоба просматривалась даже через ткань полевой формы, которую Жора намеренно вымочил в хлорке, совершенно обесцветив, рукава и штанины он ушил. Тонкие руки и ноги сразу бросались в глаза. Сейчас он напомнил Невскому большого и грустного кузнечика.

Время шло. То и дело к туалетам подходили солдаты, офицеры, люди в гражданской одежде. Сделав свои дела, уходили, с интересом посматривая на медиков. Каждый, наверное, думал – нашли, где гулять…

Подбежал запыхавшийся Каримов: комиссия прилетела, обходят бригаду. Побежал предупредить дальше. Невский и Кравченко отошли к «своим» туалетам, замерли у входов, как часовые.

Прошло еще не менее часа. Солнце уже припекало вовсю, отражаясь в песке, слепило глаза. Уже не по одной сигарете выкурили «часовые», сходясь вместе. Лениво обменивались фразами.

Наконец, вдалеке показалась большая группа одинаково одетых в полевую форму людей. Они медленно двигались в направлении офицеров-медиков. Выделялась высокая фигура командира бригады, молодого полковника. Он что-то рассказывал, размахивая руками. Подошли ближе, уже можно было разглядеть лица, звездочки на погонах. Но все «гости» были без знаков различия, в одинаковой новенькой форме. Они напоминали воспитанников детдома на прогулке со своей воспитательницей, только «круговращение» происходило вокруг пожилого мужчины, худощавого, среднего роста с властным взглядом. Лицо было узнаваемо. Именно таким помнил его Невский по обязательным в каждой воинской части фотографиям «Высшего Командного состава Министерства обороны СССР». Первый замминистра Обороны слушал комбрига, изредка задавал вопросы, не замечая вокруг никого. Невский, как и Кравченко, к которому приблизилась идущая группа, принял положение «смирно». Слышались отдельно долетающие фразы. Среди сопровождающих Невский заметим сжавшуюся фигурку начмеда бригады. Группа так бы и прошла, не обратив на офицеров-медиков внимания, но случилось неожиданное…

Четко печатая строевой шаг и приложив руку к панаме, старший лейтенант Кравченко двинулся навстречу Соколову. Он остановился на положенном расстоянии, вся группа тоже замерла с началом его движения. Невский даже расслышал слова доклада офицера, который говорил громко, отчетливо, как и положено настоящему военному. Александр даже искренне удивился: откуда «это» все взялось у него. Позавидовал его отчаянной смелости.

– Товарищ Маршал Советского Союза! Старший лейтенант Кравченко, начальник госпитального отделения Отдельной медицинской роты Кандагарской бригады, докладываю, что во время моего дежурства у туалета номер 4 выявлено 15 поносящих человек, всем было рекомендовано обратиться за медицинской помощью к дежурному врачу.

Если бы Первый замминистра Обороны увидел «снежного человека», он бы меньше изумился. Первое мгновение Маршал даже потерял дар речи. Его «свита» удивилась не меньше, а комбриг смертельно побледнел.

– Что это за цирк?! – загремел, наконец, грубый «густой» голос полководца. – Ты что, старлей, пьян? Убрать сейчас же идиота с дороги! – Он посмотрел на бледного полковника.

– Никак нет, не пьян. Врачи бригады выполняют письменное распоряжение начальника медицинской службы бригады, подполковника Каримова. Прикажите ему подтвердить мои слова – не сходя с места, докладывал храбрый Жора.

Невский по лицу Маршала понял, что Жора победил.

Большой военачальник «расслабил» лицо, уже с интересом на него посмотрел, потом резко обернулся и бросил в толпу: «Начмеда сюда». Свита расступилась, как по команде, предоставляя Маршалу увидеть Каримова. Вокруг него сразу опустилась густая пустота, он стал «изгоем», это поняли все «шестым чувством». Понял это и Каримов. На негнущихся ногах он бочком приблизился к суровому проверяющему, что-то залепетал срывающимся, еле слышным голосом.

– Это правда, ты издал такое письменное распоряжение? Твои врачи вместо того, чтобы лечить, занимаются дежурством у туалетов? – голос Маршала набирал силу, переходил в львиный рык. – Он кивнул в сторону Невского, – этот тоже на «боевом «посту»? – Он поманил Невского, когда тот подбежал, пытаясь представиться, останавливающее махнул рукой: «Ты кто, тоже терапевт?» – «Хирург».

– Марш по своим рабочим местам! – бросил он офицерам. – А этого идиота вечером ко мне, – обратился он к одному из проверяющих. – Это ведь твой коллега.

Группа двинулась дальше. Невский и Кравченко остались одни. Фигура Жоры начала постепенно расслабляться – из него как будто удалили стержни.

– Ну, как, Сашок, сойдет это за добрый поступок? – устало спросил он, закуривая.

– Жора, да ты совершил настоящий подвиг! Теперь этого придурка точно снимут! – Сашка бросился его обнимать, похлопал по худой спине.

– Так уж и подвиг, – впервые озорно улыбнулся Кравченко. – Пошли скорее отсюда, сколько время потеряли зря.

– Для того чтобы восторжествовало зло, нужно лишь одно – чтобы хорошие люди бездействовали! Ты не бездействовал, Жора, ты наказал зло. Дай я тебя поцелую – веселился Невский, пытаясь догнать убегающего товарища.

8

Они подошли к приемному отделению, расположились в курилке. Постепенно возвращались со своих «боевых постов» остальные врачи: хирург, анестезиолог, бактериолог, стоматолог. Все радостно бросались обнимать Жорку, тот счастливо смеялся, польщенный вниманием к себе. Весть о его поступке с быстротой молнии разнеслась по территории военного городка. Подходили офицеры из других подразделений, просили вновь и вновь рассказать.

– Небось, в штаны наложил от страха, когда Маршалу докладывал?

– Как ты решился на такое, Жора?

– Теперь тебя большой босс к себе в Москву заберет!

Неслись отовсюду шутки. Жорка отмахивался от всех. Потом произнес:

– Очень боялся, конечно. Уже стояла перед глазами картина моей «казни». Но Первый замминистра оказался мужик толковый, быстро во всем разобрался, услышал отчаянный крик моей души. Вот с таким командиром я бы точно пошел в разведку!

– А, ну, качай его ребята! – крикнул врач батальона Порохневич, первым бросился к старшему лейтенанту. Его поддержали другие, подхватили худенькое тело терапевта, долго со смехом подбрасывали, потом осторожно поставили на землю. Наверное, это был один из самых лучших дней Кравченко в Афганистане.

После обеда офицеров-медиков ждала еще одна хорошая новость. Ее принес взволнованный хирург-новичок, дежуривший сегодня при раздаче марганцовки. С его слов выходило, что один из приехавших генералов оказался врачом, увидел процесс раздачи, а узнав, ЧТО именно дают пить солдатам – пришел в ярость. Запретил тут же, приказал все вылить при нем на землю. Обещал во всем строго разобраться и лишить «автора идеи» врачебного диплома.

– Нам-то что теперь делать? – закончил, запыхавшийся «гонец».

– Нам как раз не надо волноваться. Расслабьтесь, сынки! Остальное я беру на себя, – произнес командир медроты, минуту назад подошедший к курилке. – Я уже встречался с этим генерал-лейтенантом из Центрального Военно-медицинского управления, врач-терапевт, толковый «дядька». Обрисовал ему картину вкратце, показал из своего сейфа заветную бумажку с распоряжением. Еще я доложил ему о верблюжьей колючке, как эффективном средстве от инфекций, просил разрешения на применение. Генерал обещал согласовать с Маршалом, тот все же является Председателем проверочной комиссии, позднее сообщит результат. Обещал заглянуть к нам в медроту через часок-другой. Так что всем по своим местам! Хватит по туалетам торчать, пора и прямым делом заняться. Тебя, Жора, это тоже касается. Ты сегодня у нас Герой! Но надо и на больных глянуть, – закончил Семенчук.

Все офицеры, включая медиков, разошлись по своим работам. Через минуту в курилке никого не было.

Вечером Невский заканчивал прием больных, будучи дежурным хирургом. «Остались только твои», – сообщил ему дежурный врач и убежал на осмотр суточного караула. Когда последний больной уже собирался уходить, раздался резкий требовательный звонок телефона.

– Слушаю, – произнес Невский, держа трубку одной рукой, а другой, вписывая результаты осмотра в журнал.

– Кто? – спросила трубка строгим голосом.

– Дежурный врач, слушаю, – произнес старший лейтенант, задумавшись на секунду – формально он не был таковым.

– Кто? – Еще более строго спросила трубка «густым» басом. Голос показался знакомым. Тут его осенило. Так мог говорить только человек, наделенный огромной властью над людьми. Невский понял, кто на другом конце провода:

– Дежурный врач, старший лейтенант Невский, товарищ Маршал Советского Союза – четко по уставу отрекомендовался он.

– Во-о-от! – удовлетворенно произнесла трубка. – Быстро мне в кабинет отправь начмеда бригады. – На том конце отключились.

– Видишь, с Маршалом беседую, – произнес Невский, взглянув на замершего больного. Потом подскочил и побежал в комнату Каримова. Тот жил один в комнате, к счастью, он оказался дома. Передав ему приказ, Невский с удовлетворением заметил ужас на лице подполковника:

– Это конец, – подавленно произнес начмед бригады. Невский вышел, ему стало даже немного жалко этого человека.

9

Перед сном, в свете догорающего дня, все медики собрались в курилке. Командир доложил последние новости. Каримов сняли высочайшим распоряжением со своей должности, завтра же он уезжает в Кабул, а потом в Ташкент – срок службы его в Афгане почти завершен. Маршал распорядился подобрать ему «хорошую капитанскую должность». Высочайшим же «кивком головы» и словами: «Это ваша кухня – вот сами и решайте», – ответил он генералу-медику на вопрос о верблюжьей колючке.

– Так что с завтрашнего дня будем пробовать народное афганское средство, выдача начнется уже с обеда, дети мои. А сейчас всем по своим «матрешкам», – закончил, широко потягиваясь, Семенчук. – Да, свою тетрадку с последними анекдотами я вручаю сегодня Жоре Кравченко. Заслужил, бери на память. – Он протянул толстую школьную тетрадку, исписанную красивым почерком, в руки засиявшего старшего лейтенанта.

– Служу Советскому Союзу! – совершенно серьезно ответил Кравченко, все захлопали в ладоши.

Офицеры расходились по своим комнатам довольные. Неужели ярко выраженный идиотизм в их службе заканчивается?

На следующий день до обеда каждый солдат получил по кружке темного, цвета чая, отвара верблюжьей колючки. Поначалу многие с опаской отнеслись к «новым опытам медиков», но, распробовав, с удовольствием пили вкусный и целебный напиток. А уже через день не надо было никого заставлять, отпала и необходимость в дежурстве медиков у столовых.

Спустя еще несколько дней верблюжья колючка прочно завоевала симпатии всех обитателей Кандагарской бригады. Ее заливали в питьевые баки в расположении рот и взводов, ею заполняли фляги все выезжающие в боевые рейды, она охотно наливалась офицерами в свои комнатные графины и банки. Кое-кто полушутя-полусерьезно предлагал поставить памятник этому напитку, но не догадался, каким образом изобразить. Напиток действительно был очень полезен: прекрасно утолял жажду, восполнял потери минеральных веществ, был дополнительным источником витаминов, укреплял иммунитет, а самое главное – помог в борьбе с инфекционной заболеваемостью.

Результат заметили сначала дежурные врачи – все меньше было обращений инфекционных больных. Потом заметило и руководство медроты, составляя отчеты. Постепенно число больных инфекциями снизилось до обычных одиночных – парных случаев. Все медики вздохнули облегченно. Пик заболеваемости миновал, стали возвращаться после излечений прежние больные, быстро заполняя поредевшие подразделения. Теперь и комбриг вздохнул облегченно – боеспособность бригады восстанавливалась.

Каждый день специально созданные команды выезжали на заготовку верблюжьей колючки, их стали называть «охотниками за верблюдами», название «прикипело». Даже командование использовало это определение. Порой Невскому попадалась на глаза сцена, когда молоденький лейтенант командовал на полном серьезе: «Охотники за верблюдами, по машинам!», оставалось только улыбаться. Суровая, пустынная Кандагарская земля на этот раз щедро отпускала свои богатства – уж чего-чего, а колючки хватало всем: и верблюдам, и людям. Добрая слава об этом растении вышла за пределы Кандагарской бригады, ее стали применять для отвара и в других гарнизонах.

Спустя пару недель в Кандагарскую бригаду приехал новый начальник медицинской службы, стройный и высокий, моложавый капитан Рудов, недавний выпускник командного факультета Военно-медицинской академии. Он в считанные дни завоевал уважение и любовь всех медиков бригады. От него узнали последние новости.

Рудову в Ташкенте кадровики медслужбы округа по секрету сообщили, что его предшественник, подполковник Каримов за какую-то жуткую историю с туалетами отправлен с понижением на капитанскую должность врачом строительного отряда в труднодоступный район где-то на севере Коми АССР, семья (жена и 2 дочери) отказались поехать с ним, предпочтя родной и теплый Ташкент. Его покровитель полковник (тут кадровик перешел на шепот) был уличен в контрабанде наркотиков, оружия и камней (афганский лазурит, алмазы), был взят по стражу. Он скончался в тюремной камере от сердечного приступа – слишком велик был груз черных дел, давивший на сердце.

– Кто нами руководил?! – сокрушались медики, не раз обсуждая эти новости, в уютной курилке у приемного отделения медицинской роты….

«В рейд идут одни „старики“…»

Посвящается всем, кто оказывал медицинскую помощь на месте боев: санитарам, санинструкторам и врачам батальонов.

1

– Не понял я: чем таким серьезным болен мой боец, если вы его уже два месяца у себя держите? Через три дня выезд в рейд, у меня людей в обрез, а он у вас полы в операционной моет – сам видел. – Взъерошенный, раскрасневшийся капитан в сердцах бросил свою панаму на стол и уселся на свободный стул. – Комбат наш вчера вернулся с предрейдового совещания, там комбриг ясно выразился: мол, всех «сачков» – в строй, особенно всех дембелей, рано им «на чемоданах» сидеть. Он так и сказал в заключение: «В рейд идут одни „старики“», совсем, как в том фильме, помнишь?

Старший лейтенант, ординатор операционно-перевязочного отделения, кивнул головой – конечно, фильм Леонида Быкова помнил. Он покопался в бумагах, нашел «Историю болезни» солдата, о котором шла речь. Действительно, прошло около двух месяцев, после его госпитализации в конце февраля.

Его положил сам начальник отделения капитан Зыков. Парень пришел на прием и честно признался, что боится погибнуть, отслужил положенный срок, а замены все нет. Был в десятках рейдах, не дрейфил, а тут вдруг «что-то нашло». Так и видит себя убитым, почти в каждом сне. Да еще мать все письма пишет – сильно болеет, боится его не увидеть, просит у Бога скорого возвращения сына. Понял его тогда капитан Зыков, долго осматривал-ощупывал, но нашел-таки подходящую причину для госпитализации – костный нарост в области колена (так называемая болезнь Осгут-Шляттера), довольно редко встречается. Сам и оперировал младшего сержанта – сбил медицинским долотом эту шишку (довольно болезненный процесс, даже не смотря на обезболивание, но боец стойко переносил боль). После выздоровления парня оставили в отделении на одном условии – будет работать санитаром в операционной, помогать операционной сестре и за чистотой там следить. Одним словом, станет беспрекословным работником, так и дождется своей замены. Тот согласился. За все время никаких претензий к солдату не было. Все к нему привыкли, Андрей оказался не только толковым санитаром, но и приятным в общении человеком. Когда Зыков уезжал по болезни в Союз, то строго наказал Невскому – держи Андрюху до замены, как ему обещано.

И вот теперь «вводная». Старший лейтенант попытался «навешать лапшу» командиру роты, рассказывая о долгом послеоперационном периоде при такой болезни. Ничего не помогло. К сожалению, тот сам видел жизнерадостного, смеющегося Тимухина в обществе медсестер. Пришлось вкратце поведать о «их договоре» с бойцом.

Капитан как-то сразу успокоился, закурил и прошел к форточке в ординаторской. Невский составил ему компанию. Они молча дымили, поглядывали друг на друга, больше никого в помещении не было. Наконец, капитан заговорил, назвал себя, протянув руку для пожатия – Шашков Петр. Представился и врач-хирург.

– Ты думаешь, Александр, у меня за них душа не болит? Еще как болит. У меня в роте треть дембелей, все хотят выжить, все хотят обнять мать-отца. Я сам комбату предлагал их не трогать, тем более что в начале мая, уж точно, их всех отправим домой в Союз. Но комбриг уперся. Это, мол, традиционный «рейд „стариков“», так из года в год идет. Ничего с ними не будет. Комбат так думает, а я знаю, что положим мы их немало. И как я потом буду письма сочинять их родителям?! У вас мой боец санитаром работает, вчера двоих своих забрал из госпиталя – тоже стали там нужными людьми. А как быть с остальными? Они не успели «спрятаться», значит, пусть их убивают? Нет, не могу я с этим согласиться. Пусть все решит судьба – кому жить, а кому помирать. Так что зови этого Тимухина Андрея, я сам ему все обскажу, и он откажется от своего «договора».

Старший лейтенант кивнул, вышел в коридор, попросил дежурную медсестру пригласить из операционной санитара Андрея. Он пришел довольно быстро. Улыбка на его лице стала «затухать», как только он увидел своего командира роты. Тимухин понял все сразу.

Капитан коротко, но ясно дал понять, что ждет бойца в расположении роты не позже, чем через два часа. Потом молча надел панаму и вышел, коротко козырнув.

Невский развел руками. Как помочь в этой ситуации, он не знал. Тимухин поблагодарил за лечение, мол, пора и честь знать, засиделся у них. Невский крепко пожал ему на прощание руку, пожелал удачи. Младший сержант кивнул головой и пошел на выход. На пороге он обернулся:

– Убьют меня в этом рейде, я чувствую! От судьбы не уйдешь.

– Да, что ты выдумываешь, Андрей! Вместе будем. Я как раз с вашим вторым батальоном еду в этот рейд. Врач ваш, старший лейтенант Кульчеев Сергей, уже неделю лежит в госпитале, «брюшняк» у него. Вот меня и определили на этот рейд. Все будет нормально, я уверен. Вернешься домой, мать обнимешь.

– Нет, доктор. Не вернуться мне, сон этот не зря так часто видел. Прощайте.

Он понурившись быстро вышел в коридор.

Невский сел писать его «Выписной эпикриз» в «Истории болезни». Лечение закончилось выздоровлением. Рекомендовалось беречь оперированную ногу от больших нагрузок во избежание рецидива болезни.

2

Выезд был назначен на 4 часа утра 22 апреля. Предстояло «чесать» Кандагарскую «зеленку». Впервые Невскому предстояло ехать не на Автоперевязочной, а в одном из БТР батальона. На «традиционной» машине поедет теперь врач-стоматолог Отдельной медицинской роты старший лейтенант Иван Сухар. Это будет его первый рейд, и, конечно, Иван немного волновался. Невский консультировал его при сборах машины в рейд. Старался научить всему, что сам освоил за несколько подобных выездов. Пожелали друг другу удачи.

За день до выезда был устроен строевой смотр всех подразделений, выходящих в рейд. С утра все выстроились на плацу. Невский занял свое место среди офицеров 2-го мотострелкового батальона, с ними предстояло ехать в рейд.

Сначала готовность проверяли офицеры управления бригады, контролировали экипировку, дотошно разбирая личные вещевые мешки солдат и сержантов.

Невский откровенно скучал со своими батальонными санинструкторами и санитарами. Свою медицинскую сумку (десантный вариант) он лично наполнил «под завязку».

После обеда опять объявили построение. Вновь офицеры управления бригады проверили готовность теперь уже под руководством начальника штаба, невысокого подполковника с ярко-красным лицом (каждый раз при встрече с ним Невскому казалось, что тот только что вышел из бани…), тот разговаривал исключительно на «командном языке» (он не матерился, а просто разговаривал матом. Невский диву давался «богатству» его речи, казалось, подполковник участвует в конкурсе на самое изощренное и необычное ругательство. Впрочем, все понимали его хорошо и не обижались).

Наконец, спустя еще часа полтора, появилась последняя группа проверяющих. Сам командир бригады, высокий стройный, молодой полковник сопровождал важного полковника из Штаба армии. Невский так и не понял, какую тот занимал должность в Кабуле, но осанка и повадки у него были «барские». Невысокий, коренастый с очень короткой шеей, отчего казалось, что его голова просто «положена» на плечи, он лениво обходил строй за строем. Замечания сыпались «пачками».

Дошла очередь и до второго батальона. Тут Невскому стали понятны основные замечания гостя из Кабула: упор он делал на медицинское обеспечение солдат к предстоящим боевым действиям. С одной стороны это было отрадно – забота о жизни и здоровье бойцов дело хорошее. Но если этим занимаются специалисты. Этот полковник не был специалистом, более того, он не был и медиком. По его требованию выходило, что каждый боец должен иметь не только ППИ (перевязочный пакет индивидуальный), но и полностью снаряженную аптечку АИ (аптечку индивидуальную) со всем содержимым, включая таблетки от радиации (цистамин). Проверял он и наличие упаковок пантоцида (хлорсодержащие таблетки для обеззараживания воды). Все это у солдат батальона как раз и было. Но проверяющий сделал вывод о неготовности подразделений к боевым действиям, так как ни у кого из них при себе не было кровоостанавливающего жгута (?!).

Вот тут кабульский полковник «перегнул палку». Даже по всем медицинским канонам понятно, что такая мера излишняя. После вынесения «вердикта» о плохой работе врача батальона, не обеспечившего бойцов необходимыми средствами, Невский попытался убедить полковника, что он не прав. На что последовал грозный рык: «Молчать!».

Итог был очевиден: бригада не готова к боевым действиям. Приказано устранить недостатки и снова построиться через два часа.

Впрочем, гость из Кабула несколько изменил свое требование: теперь жгут требовался на каждую «пятерку» бойцов (видимо, он все же прислушался к доводам Невского). Но где взять даже такое количество кровоостанавливающих средств на всю бригаду? Впрочем, выход нашли быстро: один из офицеров предложил резать на жгуты старые автомобильные камеры и работа закипела.

Через два часа все вновь стояли на плацу. Боевой рейд еще не начался, а солдаты были уже издерганы и измучены этими бесконечными построениями и устранениями недостатков. Оставалось только изумляться. Неужели такое происходит при каждом выезде на боевые?! Раньше Невский со своей Автоперевязочной при выездах в рейды был вне подобных проблем. Хотя и теперь врач из медроты и его Автоперевязочная не участвовали в строевом смотре. И каково приходится врачам батальонов – теперь пришлось испытать на своей шкуре.

Уже в наступающих сумерках строевой смотр завершился. Полковник Трубинер был доволен – теперь жгуты были розданы на каждую «пятерку» бойцов. Бригада была готова к боевым действиям!

Невский между тем озаботился: никто не учил солдат правилам наложения жгутов, а с ними ошибиться нельзя. Жгут требуется накладывать только при артериальном кровотечении (выше места ранения) и строго на определенное время (на 1,5–2 часа с обязательной записью время наложения), иначе потом неизбежно придется конечность ампутировать. По неопытности можно ошибочно наложить жгут при венозном кровотечении (когда достаточно обычной тугой повязки), а потом также появится угроза последующей ампутации. Невский попытался все это растолковать командиру батальона, но у того была масса других забот. Время показало: старший лейтенант не зря волновался из-за этих розданных самодельных жгутов…

3

За несколько часов до выезда колонна начала выстраиваться на территории бригады. Невский, наконец, увидел свой БТР-70 (бронетранспортер) с бортовым номером 232. Еще раньше комбат объяснил, что выделил эту «броню» в распоряжение своего доктора, тот отказался от гусеничного МТЛБ, предпочитая ему БТР. Это было вполне объяснимо: при подрыве шансы уцелеть на бронетранспортере были больше, чем на гусеничной тяжелой технике. Невский тоже согласился с таким вариантом.

Санитарным инструктором батальона, с которым Невскому предстояло теперь находиться плечом к плечу, был Фадис Ахадуллаев. Парень заканчивал срок службы в армии, полтора года из которых пробыл в Афганистане. Он не скрывал своей радости из-за скорого возвращения в родной Ташкент. Только и разговоров было о предстоящем последнем рейде и о будущей дороге домой.

Водитель БТР, он же – санитар Влад Валк (все звали его просто «ВВ»), еще года не прослужил в армии, в Афганистан был направлен три месяца назад. Между тем, уже побывал в нескольких боевых рейдах. Одного призыва с ним был и пулеметчик башенной установки, он же – санитар Андрей Чиков, он также имел не один выезд в боевые рейды.

Наконец, Невскому придали и звено санитаров-носильщиков. Это были два молодых парня-корейца, практически не отличимые друг от друга: оба невысокие, щуплые (как они будут носить тяжелых раненых?!). Их даже звали одинаково – Валерами. Правда, фамилии у них были разные: Пак и Ли. Впрочем, Невский тут же забыл, кто из них кто.