Текст книги "Афганская война глазами военного хирурга"

Автор книги: Александр Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

6

Медсестры убирали со стола, врачи покуривали в форточку. У всех было легко на душе.

Неприятность опять «свалилась» неожиданно. Вбежала постовая сестра Людмила, она вновь была встревожена. Офицеры внутренне напряглись: что еще?

Оказалось, что у солдата, подготовленного к операции, но непрооперированного произошел нервный срыв. Врачи бросились в его палату. Юрий Кочерга рыдал в полный голос, соседи по палате пытались его успокаивать. Парень зарылся головой в подушку и не хотел никого видеть.

Голущенко своей мощной рукой посадил солдата на кровати, крепко отшлепал его по щекам. Юрка сразу замолчал и с изумлением смотрел на докторов. Да, иногда такой способ помогает.

– В чем дело? – сурово сведя брови, спросил Голущенко, все еще крепко удерживая парня за плечо.

– Вы же меня не стали оперировать. Как же я дальше буду… – он не договорил.

– Дурак, у нас был нештатный случай. А операцию сделаем через пару дней. Пока успокойся.

Но Юрий вдруг опять сморщился лицом и заголосил:

– А если бы вы начали оперировать, а змея меня укусила. Было бы еще хуже. Это она приползла специально по мою душу…

Дальше он вообще начал нести полную несуразицу. Голущенко приказал ввести Кочерге успокаивающий укол.

Вызванная процедурная сестра быстро справилась со своей задачей. Хирурги продолжали топтаться в палате, пытаясь найти из этой ситуации выход.

– Ладно, придется мне применить свои способности, – вновь заговорил Александр Голущенко. – Проведу ему сеанс гипноза. Забирайте его с собой в ординаторскую.

Он быстро пошел из палаты. Зыков, Сергеев, Невский с изумлением смотрели ему вслед. Никто и не знал об этих способностях. Невский и дежурная сестра подхватили Юру под руки, и повели его с собой. Он еле-еле переставлял ногами, правда, после укола заметно успокоился.

Новость о предстоящем сеансе гипноза разлетелась в стационаре с быстротой молнии.

Солдата пока посадили на кушетку, он с тревогой наблюдал, как ординаторская быстро заполнялась: пришли и терапевты, все хирурги были в сборе (прибежал даже начальник приемного отделения капитан Васильчиков), пришли некоторые офицеры, находящиеся на лечении. Все медсестры тоже расселись на принесенные стулья. Зрелище обещало быть интересным.

Посреди комнаты возвышалась массивная фигура Голущенко. Он стоял, засунув руки в карманы белого халата. Но видно было, что слегка волнуется. Невский с интересом следил за своим ведущим хирургом. Ему еще ни разу не удавалось увидеть гипноз «вживую», хотя, конечно, верил в его существование.

Дождавшись наступления полной тишины, Голущенко заговорил:

– «Давненько я не брал в руки шашки», то бишь, не проводил сеансов гипноза. Надеюсь, не растерял навыков. Попрошу всех соблюдать полную тишину. Я буду проводить гипноз и, попутно, рассказывать о нем. Что кому не ясно, спросите после сеанса. А пока молчим все. Я начинаю.

Александр заложил руки за спину и стал, не спеша, прохаживаться по свободному пространству в центре ординаторской, при этом он говорил:

– Гипнотизм происходит от слова «hypnos» – сон, и означает состояние, похожее на сон, отличающееся от естественного сна рядом признаков, прежде всего тем, что загипнотизированный во время гипнотического состояния все время подвержен влиянию гипнотизера; что он, как выражаются, находится с ним в связи. Погруженный в естественный сон не имеет никаких связей с внешним миром; загипнотизированный же каждое мгновение подвержен влиянию слов гипнотизера. Средство оказывать такое внушение называется внушением. Внушение – это фраза в форме утверждения, что у другого произойдет то или иное телесное или духовное изменение. Если я скажу кому-нибудь: «Что с тобой случилось – ты не можешь двигать рукой», и он действительно некоторое время не сможет поднимать ее, то я произвел внушение. Или я говорю при подходящих обстоятельствах: «Ты долго ничего не ел, ты, вероятно, голоден?», и если этот человек действительно испытывает голод, то это значит, что я внушил ему чувство голода. Если внезапно и убедительно воскликнуть: «Света, что с тобой? Как ты покраснела!»

После этой громкой фразы Голущенко, произнесенной им, глядя на старшую сестру, ее лицо действительно покрылась пунцовым цветом. Все засмеялись, а Светлана закрыла пылающие щеки ладошками.

– А ты что смеешься? Ты сам уже красный, как рак, – капитан впервые посмотрел на Юру Кочергу и указал на него пальцем.

Парень мгновенно покраснел всем лицом, даже кисти его рук стали бардовыми. Новый приступ смеха в ординаторской. А Голущенко продолжал расхаживать, негромко говоря:

– Учение о всех источниках, всех явлениях и всех причинах внушенного сна называется гипнотизмом. Гипнотизм и внушение, таким образом, тесно связаны, так тесно, как, например, дерево и древесина. Если и бывает древесина без дерева, то не бывает дерева без древесины. Точно также и внушение возможно без гипнотического состояния, но не гипноз без внушения.

Подобно многим другим великим открытиям, гипнотизм тоже был открыт на ложном пути. Колумб, например, искал морского пути в Индию в западом направлении вокруг Земли и нашел Америку; Бертольд Шварц искал способа делать золото и открыл порох; аптекарь Беттхер искал камень мудрости и изобрел фарфор; Парацельс и Месмер искали животный магнетизм, Пюисегюр открыл в нем сомнамбулизм, а Фария – гипнотический сон. Гипноз – это особый вид сна; средство вызвать такой сон – не магнетизм, не утомление чувств, а только внушение.

Принято различать три стадии гипноза: сонливость, гипотаксию (среднюю стадию сна) и сомнамбулизм (глубокий сон).

Тут Голущенко приблизился к кушетке, на которой сидел Юра Кочерга, присел на стул с ним рядом. Он продолжал говорить, пристально глядя уже только на солдата:

– Надо взять большим, средним и указательным пальцем левой руки блестящий предмет, я пользуюсь обычно пинцетом, его широкой стороной (он тут же вынул его из нагрудного кармана), держать его на расстоянии 25–40 см от глаз выше лба в таком положении, чтобы потребовалось сильнейшее напряжение со стороны глаз и век для пристального взгляда на предмет. Первое наблюдение, которое можно сделать, состоит в том, что, вследствие равномерного напряжения глаз, зрачки сужаются; вскоре они начинают расширяться. После того как зрачки сильно расширились и начали колебаться, веки сами опустятся дрожащим движением, а я ему говорю: «Спать!»

Голущенко властным движением руки уложил закрывшего глаза солдата на кушетку.

Сам он продолжал говорить: «Это первая стадия гипноза. Первое, обнаруживающееся при этом чувство – приятный покой, выражающийся, между прочим, в том, что человек спокойно сохраняет даже неудобное положение тела (все зрители закивали головами – Юре явно было неудобно лежать). За этим следует ощущение тяжести тела и теплоты, разливающейся по глазам, желудку и конечностям».

Гипнотизер осторожно уложил пациента удобно на кушетке, тот даже не пошевелился. Он встал и показал на солдата:

– Стадия сонливости становится заметной по спокойному, замедляющемуся и ровному дыханию.

Все затаили дыхание, прислушались. Да, этот человек спал.

7

Голущенко объявил, что приступает к формированию второй стадии гипноза. Для этого он прибегнул к словесным внушениям, одно из которых заключалось в полной неспособности самостоятельно открывать глаза. Так и произошло. По команде солдат с закрытыми глазами вставал, садился, приседал, затем снова лег, а гипнотизер поднял под прямым углом его руку. Рука так и осталась в таком положении. Капитан объяснил, что действительно загипнотизированный спокойно держит руку, не чувствуя утомления в течение 30 минут и более, а рука симулянта или обманщика начинает дрожать и колебаться уже через 5–10 минут. Короче говоря, загипнотизированный сохраняет любое неудобное – стоячее, сидячее или лежачее положение. В этой стадии лицо спящего принимает чрезвычайно характерное выражение, которое показательно для гипноза вообще. Это лицо естественно спящего, но с выражением серьезного внимания между бровями, ибо тут, как и при состоянии внимания вообще, затронут специальный мускул век, что является внешним доказательством того, что гипнотическое засыпание связано с состоянием внутреннего внимания и обусловливает известную духовную концентрацию.

Сейчас спящему можно многое внушать. Голущенко занялся основной задачей – снять психический срыв от несостоявшейся операции. Спокойным голосом он объявил солдату, что никакой змеи не было, что операция сегодня даже не планировалась. Операцию проведут скоро. Все будет хорошо после операции. Далее гипнотизер коснулся и «больной темы» – прием наркотиков. Он объяснил, что каждый раз, когда вновь захочется покурить «травку», будет появляться отвращение и тошнота. Солдат старательно повторил все услышанные внушения. Все в ординаторской наблюдали за этим, открыв рты. Все еще ощущение чуда не покидало зрителей.

Капитан подозвал Светлану, протянул ей иглу от шприца и попросил уколоть парня. Сам он только что внушил ему, что кожа не чувствует боли. Сначала осторожно, затем все смелее она тыкала в разные участки тела солдата – тот даже не повел бровью.

Поблагодарив, Голущенко отпустил Свету на свое место. Сам он переходит к третьей, самой глубокой стадии гипноза, а это уже настоящая область чудес. Теперь испытуемый может выполнять любые (но не противоречащие его морали) действия. Сам он ничего об этом не будет помнить. Он даже откроет свои глаза, но видеть будет только то, что укажет гипнотизер.

Так и произошло. По команде Голущенко Юрий встал, открыл глаза, прошелся по комнате, явно не замечая никого. Наконец, гипнотизер шепнул ему, что он увидит сейчас красивую девушку, показал ему рукой на Светлану. Тот потешно всплеснул руками и расплылся в улыбке.

– Что ты хочешь сделать?

– Подарить ей цветы, – не задумываясь, ответил солдат.

– Так рви их, видишь целая поляна перед тобой.

Юра Кочерга сразу упал на колени и пополз по полу, совершая руками хватательные движения. При этом было видно, что букет растет в объеме. Решив, что достаточно, Юрий поднялся и пошел прямо к медсестре. Он передал ей воображаемый букет. Все зааплодировали. Но вряд ли это слышал сам солдат.

Потом он по указанию Голущенко «впал в детство»: говорил тонким голосом, ездил на трехколесном велосипеде, ловил рыбу и играл в разведчиков (ползал по-пластунски). Все это он выполнял с самым серьезным выражением лица. Зрители просто давились от смеха.

Решив, что достаточно показал свое умение, Голущенко объявил, что заканчивает сеанс.

Он объявил, что «когда я сосчитаю до трех, ты проснешься», кроме того, внушил парню, что тот попросит написать доклад о вреде наркотиков, который хочет прочитать перед всеми больными.

Аудитория затаила дыхание. При счете «три» Юрий пробудился с глубоким вздохом, изумленно огляделся вокруг, потянулся. Было видно, что он ничего не помнит, как после глубокого естественного сна. Затем он произнес первую фразу:

– Товарищ капитан, я хочу написать доклад о вреде наркотиков. Вы мне поможете с литературой?

Все находившиеся в ординаторской громко захлопали.

– Конечно, помогу! – улыбаясь, гипнотизер пожал руку ничего не понимающему солдату.

Сеанс закончился. Старшая сестра подхватила Юрия и повела его под руку в палату. Зрители начали расходиться. Каждый норовил поблагодарить Голущенко. Тот лишь устало улыбался. Это был день его триумфа.

8

Вечером того же дня почти все медики собрались в курилке у Приемного отделения. Разговоры вновь и вновь возвращались к сеансу гипноза. Равнодушных не было. Восхищались способностями своего командира медицинского взвода. Сам Голущенко, сославшись на усталость, быстро ушел спать.

Из открытой двери в комнату дежурного врача доносилась музыка. Юрий Кирсанов пел:

«Ох, и сегодня выдался денек.

Я летаю бортстрелком на вертолете…»

«Да, и у нас тоже был денек», – усмехнулся Невский…

… Юрия Кочергу успешно прооперировали через пару дней. После снятия швов он еще пролежал в Медроте не менее двух месяцев. За это время успел сделать многое: нарисовал множество стендов, плакатов и рисунков. Он даже на стене в столовой для больных нарисовал огромную картину: лес, река, поле пшеницы. Всем его работа пришлась по душе – так скучали по родной природе.

А доклад о вреде наркотиков он все же написал, потом несколько раз читал его перед новичками – находящимися на лечении ранеными и больными. Говорил он с жаром и очень убежденно…

* * *

Примечание: Использованы материалы из книг:

– «Гипнотизм и внушение», Е.Тремнер. 1923 г.

– «Жизнь животных», том 3, А.Э. Брэм. 1980 г.

– «Справочник хирурга», В.Г. Астапенко. 1980 г.

– Энциклопедия «Биология», том 2, Светлана Исмаилова. 1995 г.

– Энциклопедия-Википедия.

№ 4. Тоник

1

– А случилось это в одну из жарких летних ночей 356 года до Рождества Христова, 21 июля, когда грек по имени Герострат, чтобы навсегда войти в историю, сжег храм Артемиды в городе Эфес (одно из 7 чудес света). И именно в этот день родился великий полководец древности Александр Македонский.

– Слышь, Санек, откуда ты все это знаешь?

– А я, Жора, в отличие от тебя, люблю читать книжки, особенно по истории, меня фамилия обязывает.

– А причем здесь твоя фамилия?

– А ты не забыл, что я – Александр Невский.

– Жора, кончай встревать, пусть еще что-нибудь расскажет. Валяй, Невский.

Разговор происходил в знаменитой на всю Кандагарскую бригаду курилке у приемного отделения Медицинской роты. Обеденный перерыв еще не закончился, было не жарко – все же ноябрь месяц, приятная сытая расслабленность окутала всех офицеров. Травили байки, откровенно скучали, слушали Сашку Невского, который козырял своими историческими познаниями.

– Ну, Сашок, продолжай нам заливать «про космические корабли, которые бороздят Вселенную», – проговорил анестезиолог Толя.

– Так вот, дети мои, – успел только произнести рассказчик.

Внимание всех было отвлечено шумом приближающихся машин, офицеры повернули, как по команде, головы. Прямо к приемному отделению мчались 2 грузовых автомобиля ГАЗ-66.

– Вот и потрындели, раненых везут, – сказал терапевт Жора, начальник госпитального отделения. При взгляде на него каждому было понятно – он сам нуждался в лечении: крайняя степень истощения, заострившиеся черты лица, желто-серый цвет кожи. Впрочем, большинство офицеров-врачей тоже не отличались полнотой. Изнуряющая летне-осенняя жара закончилась, она буквально высосала все силы из каждого.

Между тем, машины лихо затормозили прямо у входа в приемное отделение. Из кабины первой легко выпрыгнул огромного роста человек в камуфлированной «пустынной» форме (явно пакистанского производства – трофейной), лицо его было почти черным от загара и от пыли, да и сам был изрядно пропылен, в руке он сжимал укороченный автомат (АКСУ).

– Привет, старший прапорщик Андреев, – отрекомендовался богатырь. – Где мне найти командира Медроты (он прочитал по бумажке) – майора Семенчука?

Медики вздохнули с облегчением – не придется срочно заниматься ранеными, внутренне опять расслабились, можно еще отдыхать.

– А вон он идет, вышел из стационара, – показал рукой стоматолог Иван.

Действительно, только что Михал Михалыч вышел из здания и направлялся к нам. Это был высокий, плотного телосложения человек, половину лица которого занимали массивные очки, придающие ему сходство с профессором какого-нибудь престижного Университета. Все в медицинской роте знали о его необычайной доброте, справедливости, он никогда не повышал голоса на подчиненных, и даже если кого наказывал (всегда справедливо), то делал это тактично, по-отечески. Офицеры уважали в нем старшего(он и по возрасту превосходил всех), а медсестры были повально в него влюблены. Да, с командиром медикам повезло (чего не скажешь о его предшественнике, как вспоминали «старожилы»). Своим офицерам Семенчук велел обращаться к нему по имени-отчеству, терпеть не мог «солдафонщину».

– Что стряслось, славяне?

– Товарищ майор, разрешите обратиться? – громким «командирским» голосом начал старший прапорщик.

– Тише-тише, всех больных наших вспугнешь, – он показал на группку солдат, подходивших к приемному (скоро должен начаться плановый прием дежурным врачом).

– Старший прапорщик Андреев, – уже спокойным голосом продолжал тот. – Привез вам медикаменты, принимайте.

– Не понял, – искренне удивился майор.

– Да мы «накрыли» караван, много оружия взяли, боеприпасов – ходили к Пакистану (все знали, что до соседней страны тут было по прямой чуть более 60 км, караваны приходили с завидной регулярностью, их и старались обезвреживать на подходе). Так вот, куча там и медикаментов была. Комбриг приказал прямо к вам вести, а что не надо? Они для своего госпиталя везли…

– Голубчик, кто же от подарков отказывается. – Олег, – обратился он уже к прапорщику-фельдшеру приемного отделения, – сгоняй за хлопцами, собирай всех водителей, поваров сюда. – А много там добра? – вновь посмотрел на приезжего.

– Два кузова под «завязку» забили.

– Добре. А вы, господа офицеры, тоже готовьтесь, будете свои белые ручки марать.

Все загомонили, начали снимать куртки ПШ, засучивать рукава рубашек. Анестезиолог Акбаров, смуглый черноволосый парень, с шикарными «кавказскими» усами (в его роду не обошлось без примеси армянской крови) пританцовывал на месте от нетерпения – так хотелось узнать, что привезли.

– Хорошо бы побольше было растворов для переливания, анестетиков разных. Не откажусь также от средств для наркоза.

– Толик, тебе машинку подарить? – с ухмылкой спросил Иван.

– Какую еще машинку?

– Чтобы губы закатывать обратно, больно ты их раскатал.

Все офицеры беззлобно рассмеялись.

Между тем оба водителя развязали тесемки брезента, влезли в кузов, начали подавать ящики, тяжеленные коробки, какие-то свертки в руки офицеров-медиков. Командир и прибывший великан работали наравне со всеми. Вскоре вернулся Олег с подмогой. Работа спорилась. Все привезенное переносили в медицинский склад, занимавший 2 комнаты в конце приемного отделения. Распоряжался укладкой трофеев прапорщик Тамару, невысокий мускулистый парень, начальник аптеки. Он с озабоченным лицом метался между быстро растущими штабелями коробок, пытался сразу разложить по назначениям медикаменты, но быстро понял, что хлопоты напрасны. Главное, чтобы ничего не упало сверху, наконец, на это он направил свое руководство. Спустя полчаса, к удовлетворению старшего прапорщика, все было закончено. Офицеры вновь расселись в курилке, остывали, курили.

– Где мне расписаться, Андреев? – спросил Михал Михалыч.

– На этот счет никаких распоряжений не было, владейте. Он крепко пожал руку майора, потом по очереди всем медикам, забрался в кабину. Помахал на прощанье рукой, и обе машины также быстро умчались, как и приехали.

– Командир, когда будем добро делить? – спросил нетерпеливый Акбаров.

– Кто сегодня ведет прием больных? Вон их сколько уже набежало.

Вокруг приемного отделения стояли, сидели на свободных скамейках на улице и в коридоре бойцы бригады, не менее 3-х десятков.

– Я сегодня дежурю, – ответил хирург Сергеев. – Может, это последнее мое мучение (он давно ждал замену, прослужив более 2-х лет. Каждый раз, заступая на дежурство, он так говорил, но ничего не менялось).

– Вот тебе и флаг в руки. Остальные, за мной.

2

Офицеры, в предвкушении приятных сюрпризов, двинулись на аптечный склад. Тамару вышел навстречу: Кто-нибудь знает французский язык? – Группа ошарашено остановилась. – Вся информация на ящиках-коробках только на французском.

– А ты – то откуда знаешь?

– Я, Толя, изучал в школе этот язык, но все мои познания улетучились, только и смог знакомые буквы узнать.

– Без паники, вы что думали, специально для вас на русском будет написано, – оборвал Семенчук, – у «духов» ведь много французских врачей, вот им и везут собратья по борьбе медикаменты. Будем, не спеша, разбираться. Двое раскрывают коробки, двое раскладывают, остальные разбираются с назначением.

В течение следующего получаса царила тишина, люди были заняты делом. Легко поняли назначение хирургических инструментов, игл для инъекций, для переливаний крови. Не вызвали никаких вопросов градусники, тонометры для измерения давления, много шуток прозвучало, когда на свет извлекли «утки», подкладные судна.

– Они оказывается тоже какают, – съязвил терапевт Жора.

К великой радости анестезиолога, огромный запас растворов для переливания нашелся в нескольких коробках, причем все было упаковано в пластиковые литровые пакеты, снабженные трубками, иглами. Вкалывай раненому, клади пакет под голову, раствор под ее тяжестью спокойно течет в вену, не надо никаких неудобных стоек использовать, не то, что у нас.

– Вот гады-буржуи могут до этого додуматься, я мы нет, что ли? – сокрушался Невский. – Это ведь так удобно. В прошлом рейде я намучался: пришлось раненого на вертолете вывозить, вколол ему раствор из нашей стеклянной банки, а стойки – то ведь нет, тем более она не поместится в вертолете, пришлось все время полета банку в руках держать. Как дурак, торчал у парня над головой. А надо и другим раненым помогать…

– Вот в следующий рейд и возьмешь трофеи, – успокоил стоматолог Ваня.

Сложности начались, когда добрались до упаковок с лекарствами. Но, оказалось, что командир не терял зря время: он отправил фельдшера приемного отделения в танковый батальон – там служил знаток французского языка. Когда офицеры уже отчаялись что-либо понять в назначении лекарств, появился улыбающийся Олег с незнакомым прапорщиком.

– Вот, знакомьтесь – Сергей Иванов, заканчивал спецшколу, знает язык, наш коллега-фельдшер батальона.

– Ну, полиглот, выручай, мои доктора уже с ума сходят, ни черта не могли в школе нормально изучить.

– Ничего, научатся, я проведу с ними дополнительные занятия, за умеренную плату, конечно.

– Что в школе не выучил – сейчас уже не выучишь, закон природы, – пробурчал Иван.

– Ладно, разбирайтесь уже без меня, труба зовет, – сказал Семенчук, глянув на часы.

После ухода начальника работа продолжилась. Офицеры по очереди подавали Иванову аннотации к лекарствам, он бегло переводил, Тамару тут же делал пометки в своей тетради. Звучали разные группы лекарств: сердечные гликозиды, дыхательные аналептики, обезболивающие…

– А это вот последняя партия, одинаковая вся, – Саша Тамару показал на угол склада, где лежали десятки коробок.

Распечатали. В каждой находилось по 20 флаконов, емкостью по 250 мл, прозрачный раствор, цвета чая. С красочной этикетки улыбался накаченный молодец с голым торсом, явно демонстрирующий свои мускулы. Начали переводить и этот «ребус».

– Так, называется «Тоник», содержит практически все витамины, микроэлементы, незаменимые аминокислоты. Минуточку… Еще содержит…Никак не могу перевести…Вроде стрихнин, – закончил, наконец, перевод Сергей.

– Минуточку, ты сказал стрихнин? Это же сильнейший яд, помню с фармакологии, – откликнулся Александр Невский.

– Точно, я тоже помню, – поддержал Акбаров. – У нас прямо на лекциях показывали опыт на кошках: вводили стрихнин и смотрели все, как котяра умирал в страшных судорогах, а лектор вещал, мол, смотрите– запоминайте, не делайте ошибок в выборе дозы, мол, любое лекарство может быть ядом, важно правильно рассчитать.

– Точно такие же лекции и у нас проводили – кошек травили, – Невский был явно поражен – это сколько же кошек по Союзу загубили за все годы, чтобы медикам вдолбить истину в головы?

– Да ты че, кошек что ли жалеешь? – вступил в разговор Жора, – и у нас на лекциях такое же творилось, никто не плакал от жалости к тварям.

– А я хорошо помню, как девчонки ревели, просили спасти кисок, – это уже Акбаров.

– Как хоть принимать-то надо, для чего используют, не травиться же «духи» везли эти коробки? – Невский внимательно разглядывал пузырек.

– Слушайте дальше, перевожу: принимать строго по 1 десертной ложке 3 раза в день после еды. Есть пометка – превышать установленную дозу не рекомендуется. Принимают в качестве тонизирующего средства при больших физических нагрузках, особенно в высокогорных районах, после операций в период выздоровления, для поднятия аппетита, после тяжелых инфекционных заболеваний и т. д. и т. п. Да, забыл сказать, что алкоголь составляет до 30%.

– Вот с этого и надо было начинать, жучара, а-то про какой-то стрихнин мелет, а главного не сказал, – подвел итог «прений» Жора Кравченко.

Офицеры были явно озадачены. Никто не хотел принять решение. И тут точку поставил Жора. Он открутил свинчивающуюся крышку, понюхал содержимое, хмыкнул, потом решительно взял со стола мерную пластмассовую ложечку, налил ее до краев. Все смотрели на него, затаив дыхание. В Медроте давно все знали о его пристрастиях к злоупотреблениям: пил все, что попадалось, покуривал «травку», даже, поговаривали, колется. И вот новый опыт на себе…Он победно глянул на всех сразу, выпил, закатил глаза и уставился в потолок. Прошло несколько секунд, ничего… Вдруг он схватился за сердце и сделал вид, что сейчас упадет. Невский и Акбаров шагнули к нему. И тут Кравченко дико захохотал и крикнул: «Потрясающе, мужики! Как торкнуло! Хочу еще!»

– Хорошего понемногу, – Саша Тамару отнял у него флакончик. – Кто следующий?

Попробовать решились все. Один за другим медики подходили к Сашке, он отмеривал дозу и вливал в открытый рот. Это напоминало раздачу микстуры от кашля в детском саду. Переводчик последним получил дозу. Выпил и Тамару – «воспитательница». Спустя пару минут все загалдели, каждый, стараясь перекричать соседа, выражал восторг. Было, отчего радоваться: появилось ощущение легкости, ушла усталость, все органы чувств заработали в полную силу: зрение стало резче, слух – тоньше, нос улавливал новые неведомые запахи. Казалось, внутри каждого заработала ядерная установка. Это было настоящее чудо.

– Все ли ты перевел, может там есть наркотик, например кокаин? – наконец проявил опасение Толя.

– Нет, ничего больше не написано.

– А ведь это стрихнин так действует, ребята, он же является главным действующим компонентом. Но главное, помните о бедных кошках, не превышайте дозу. Я, пожалуй, уже пойду, скоро ужин. Давайте, разбираем по отделениям трофеи, я тут один представляю операционно-перевязочное отделение, значит, буду «временным бугром». Перевязочный материал: бинты, вату, салфетки делим с приемным отделением. Нет возражений, Жора?

– Саня-то Зыков куда пропал, – спросил Невского Ваня Сухар.

– Он ведь у нас начальник отделения, за всех отдувается, повез еще утром в госпиталь на консультацию раненого, которого мы оперировали с ним позавчера – не боевое ранение прямо на посту, помните? Наверное, притормозили в госпитале, взяли на операцию, ведь он хирург от Бога. А наш «ведущий» хирург уехал в Кабул, все себе новую должность выбивает…

– Его понять можно, надо майора получать, возраст поджимает, а здесь только капитанская должность. Комбриг его одногодок, тоже 34 года, а на днях уже полковника «обмывал» – впервые принял участие в разговоре начальник приемного отделения, капитан Васильков Витя.

Это был хмурый, вечно всем не довольный, коренастый, крепко сбитый человек, в прошлом боксер. О его занятиях боксом можно было даже не спрашивать – все буквально «отпечаталось» на лице – приплюснутый, не раз сломанный нос. Он постоянно смотрел исподлобья, казалось, он выбирает момент для своего решающего хука. Ему тоже давно пора быть майором, а должность не позволяет. Еще он считал себя большим хирургом, которого обидели, поставив на приемное отделение. А здесь не пооперируешь, только «малая хирургия» – панариции, флегмоны, перевязки. Приходилось еще организовывать ежедневные приемы больных, ездить в аэропорт за ранеными по первому звонку – раненые ждать не должны.

Впрочем, за ранеными чаще ездил его подчиненный, прапорщик Олег Шлемов. Удивляло другое: почему он упорно отказывался от участия в операциях в стационаре, не хотел и слышать об этом, не «вел» хирургических больных, истории болезни не записывал. Одним словом, совершенно отказывался от помощи хирургам отделения, даже при массовом поступлении раненых. Парадокс…

Офицеры стали расходиться по отделениям, унося первые партии» даров с неба», потом стали приходить медсестры, легкораненые, легкобольные, они уносили пакеты, коробки. Комната быстро освобождалась, к большой радости Тамару, он очень не любил беспорядок на своем рабочем месте. Вскоре в комнате медсклада остались только коробки с «Тоником», офицеры лишь взяли каждый по флакону. Не обидели и переводчика – он унес целую коробку, будет знакомить с чудесным напитком своих друзей…

3

Уже на следующий день в Кандагарской бригаде с быстротой молнии разнеслась новость о чудодейственном напитке. Не мало этому способствовали сами офицеры-медики: их поведение на ужине в офицерской столовой явно не осталось без внимания – слишком возбуждены были, каждый просил добавки надоевшей всем «до чертиков» гречневой каши с тушенкой. Даже девчата – официантки выразили недовольство, не хотели по второму «кругу» обслуживать медиков.

Первый «ходок» появился уже через пару часов после утреннего построения бригады. Он обратился к своему знакомому терапевту Кравченко. Получил заветный «сосуд с эликсиром» (он сам так его назвал), ушел очень довольный. К обеду «ручеек» просителей вырос в полноводную «реку». Все хотели приобщиться к чуду. Медики щедро делились с однополчанами. Все это надоело прапорщику Тамару – постоянно открывать и закрывать склад. С помощью очередной группы офицеров он перенес несколько коробок с «Тоником» в комнату дежурного врача, теперь раздача пошла еще бойчее… Каждому вбивали в голову о необходимости строго соблюдать дозу, кое-кто даже пытался пересказать историю о несчастных погубленных кошках.

Спустя 3 дня количество коробок с «Тоником» сократились вдвое. Уже мало оставалось не приобщившихся к «великой раздаче» чудес. Начали появляться и офицеры штаба бригады. Когда пришел сам начпо (начальник политотдела), стало ясно – «Тоник» покорил бригаду. Большой начальник не стал мелочиться, его «оруженосец» унес полную коробку…

Через неделю Невский заступил дежурным врачом, таких дежурств получалось 2–3 в месяц. Кроме того, приходилось исполнять обязанности и дежурного хирурга, число таких дежурств могло превышать 12 в месяц, «через день на ремень»… Но это-то как раз и не беспокоило. Настоящим «испытанием» были именно эти 2–3.В обязанности дежурного врача постарались «втиснуть» все: проверка солдатской кухни, осмотр суточного наряда по бригаде, даже тех, кого везли «на губу» осматривал дежурный врач, вызовы в качестве «скорой помощи» (к руководству бригады или в женский модуль). Вечером начинался ежедневный прием больных. Кроме врачей Медроты в график дежурств включали и врачей всех батальонов. Если сами они не могли разобраться, то приглашали дежурного хирурга или терапевта, по необходимости. Заступал хирург – приглашал на консультацию дежурного терапевта и наоборот.