Текст книги "Абсолютный узник"

Автор книги: Александр Нилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– 

Зачем?

– 

Чтобы это не повлияло на наши дальнейшие действия, на наш выбор. Видите этот флагшток? Каждый день мы будем менять на нем флаг. Вы уже будете дома, а мы все будем его менять по определенной программе. А потом еще кое-что сделаем. Это будет решаться на основе случайных чисел.

Теперь по программе. Мы решили, все-таки, отправить вас на одну неделю. По правде говоря, нам просто не терпится побыстрее проверить результат.

– 

Понятно, – сказал Антон. – А-а…

– 

Что – а?! – спросил Петровский.

– 

А если я смещусь в какую-нибудь гору, да там и останусь? Я же ничего не увижу.

– 

Как вы думаете, а почему мы в горы залезли? Здесь высота – семьсот метров. Точнее – семьсот двадцать один метр. Девяносто девять процентов поверхности планеты располагаются ниже этого уровня. Надеюсь, этого хватит. А если забраться еще выше, вы можете не увидеть, что находится внизу. Может быть, это перестраховка, но, думаю, не помешает. Вопросы еще есть? Нет? Все! Желаю приятного путешествия. Все по местам!

И Петровский удалился, оставив Антона наедине с пейзажем.

Антон принялся рассматривать красивый пейзаж, но тут что-то зажужжало, и цилиндр медленно поехал вниз. Антон непроизвольно съежился, но тот остановился, даже не войдя в соприкосновение с его головой. Скошенная передняя часть цилиндра позволяла без помех смотреть вперед, и Антон смотрел, стараясь запомнить детали пейзажа. Можно даже сказать, что никто и никогда так внимательно ничего не рассматривал. Он упаковал каждую деталь пейзажа в целостную картинку и теперь мог повторить все в мельчайших подробностях.

А позади засуетились. Кто-то даже забегал. И суета эта продолжалась минуты четыре. Слышались невнятные разговоры, замечания, пару раз Петровский неласково высказался в чей-то адрес. Потом все стихло и в воздухе повисло такое явное напряжение, что у Антона мурашки по спине поползли.

И в этой тишине Петровский сказал:

– Так, внимание! Начинаю обратный отсчет. Три, два, один, старт!

«Недолгий отсчет» – подумал Антон, и услышал:

– Есть матрица!

А потом…

Антон почувствовал, как чувства исчезли.

Несуразица получается – как можно чувствовать, если исчезли именно чувства? Но, ощущение организма действительно пропало. Как будто кто-то повернул выключатель. Одновременно с этим, изменилось и зрение. Зрительное поле сузилось и у него появились четкие границы, как если бы он смотрел в бинокль, а цвет значительно ослабел.

«Ну, вот! Как же я распознаю цвет флага?» – подумал Антон. И в этот момент Петровский нажал большую белую кнопку.

А через минуту произошла катастрофа.

Когда мы слышим слово «катастрофа», то представляем нечто очень шумное. Дым, огонь, пыль, осколки во все стороны. Но, эта катастрофа была очень тихой. Поэтому Антон ее даже не заметил. А остальные посчитали, что это просто неприятность.

– 

Старт! – сказал Петровский, глядя на таймер.

– 

Есть матрица!

– 

Есть перемещение.

Петровский немного помедлил, посмотрел на Антона, вздохнул, и нажал белую кнопку.

На мониторе начала раскручиваться цепочка цифр, в какой-то момент она стала желтой, затем красной, и тут монитор вырубился.

Петровский чертыхнулся. Вернее – крепко выразился и возопил:

– 

Борис! Что происходит?!

– 

Не знаю, – сказал испуганный Борис.

– 

Все работает?

– 

Все работает нормально, никаких сбоев.

– Так! Говорил, чтобы второй монитор подключили, черти! Нужно было десять мониторов включить! Теперь мы как дураки – без таймера. Володя, что там у вас?

– Все нормально, нормально, – отозвался врач. – Все параметры в норме.

– Быстро тащите монитор!

В рядах исследователей произошло некоторое замешательство, затем несколько человек бегом кинулись из комнаты, а Петровский бросил взгляд на «паровой молот» и сидящую под ним фигуру Антона. И посмотрел на другие кнопки – на зеленую и красную.

Нажать, не нажать? Хорошо, хоть стартовый пульт сделали без привязки к клавиатуре и монитору. И на что нажать? Остановить ускоритель и зафиксировать Антона в будущем? Может быть, замедлить движение? Или вообще выключить матрицу и прекратить эксперимент?

Как быть без монитора? Забрать у медиков или физиков? Нельзя. Они обеспечивают работу системы, у них масса данных, а на его мониторе, как ни крути, всего один показатель. Плохо, что матрица ускоряется неравномерно. Скорость, со временем, как будто, растет. Да и сам процесс разгона плохо контролируется. Безалаберность! Да нет, плохая подготовка эксперимента! Монитор не зря крякнулся. Руководитель – идиот!

Вот возьмет, и уйдет вперед не на неделю, а на год!

– Как работает ускоритель?

– Активен.

– А стабильность, мощность?

– В пределах нормы… энергии немного больше берет, а так, – все как обычно.

Надо же, все как обычно, только энергии больше берет! С другой стороны – медики говорят, что с Антоном все в порядке. А если все в порядке, то пусть хоть на десять лет уходит, какая ему разница. Посмотрим, на сколько ушел, что увидел, и от этого будем танцевать.

Самое главное – продолжать эксперимент или нет? Выключим, и что? А если действительно сейчас получится, а потом не получится? Вот это паршиво.

А вдруг, вообще, компьютер полетит? Можем и не узнать, насколько он улетел. Нужно дождаться, пока принесут монитор, зафиксировать время, а потом уже выключать.

Зафиксировать на десять минут, как планировали, и все, – эксперимент состоялся! Петровский посмотрел на наручные часы. Господи! Он даже по ним время не засек! Кажется, прошло уже минут пять. Но монитор то, где?

– Ну, где там монитор?!

– Ищут! Уже два поломанных нашли.

– Да вы что, с ума сошли! В центре, что, мониторов нет?

– Есть, но мы все сюда перетаскали. А остальные закрыты в лабораториях. Вы же приказали на всякий случай всех лишних удалить, а лаборатории закрыть. За ключами пришлось бежать.

Петровский опять выругался.

Наконец открылась дверь и в зал внесли монитор. Его водрузили на стол рядом с погасшим, и попытались подключить.

– Разъем не подходит!

– Вон!

Еще несколько томительных минут ожидания, и, наконец, через шестнадцать минут с начала эксперимента в зал внесли монитор с нужным разъемом.

– Где взяли?

– У охраны.

– Ну ставьте, ставьте быстрее!

Монитор включили, его глазок загорелся и Петровский внезапно успокоился.

Семнадцать минут. Это приблизительно полгода должно быть. Ничего страшного.

Монитор наконец засветился синим цветом и на экране появились долгожданные цифры.

Много цифр.

И они очень быстро менялись.

Петровского вдруг прошиб холодный пот.

Он подавил в себе желание немедленно нажать красную кнопку и попытался сосредоточиться. Так, что это? Все-таки компьютер подвел, или это объективные показатели? Вот это секунды, это минуты, а это часы?!

Но все это так быстро меняется, что прочитать невозможно!

Петровский почувствовал как замолкли окружающие, затем ушли и другие звуки, и остался только отчетливый звон в ушах. Он встряхнул головой и решительно нажал на зеленую кнопку.

И красные цифры застыли.

Хоть это хорошо!

«Так, куда же он улетел? На сколько лет?» – подумал Петровский. – «На десяток миллионов, что ли? Интересно, конечно, что он там увидит». Он повернулся к врачам, сидевшим за несколькими столами.

– Как состояние?

– Вроде нормальное!

– 

Что значит «вроде»?

Врач не ответил. Петровский повернулся к пульту. Борис уже держал в руках калькулятор и сосредоточенно шевелил губами.

– Сколько?

– 

Сейчас. Шкалы не хватает. Сокращу.

– 

Ну, что?

– 

Сейчас.

Опять наступила звенящая тишина и через минуту все услышали:

– Так. Ничего себе! Пять миллиардов шестьсот девяносто три миллиона четыреста восемьдесят тысяч пятьсот три!

– 

Чего?

– 

Лет.

Петровский не нашел в себе сил даже присвистнуть.

Он ошеломленно посмотрел на неподвижную фигуру путешественника во времени, несколько секунд поколебался (пусть хоть что-то запомнит) и нажал красную кнопку.

Через несколько секунд цилиндр вздохнул и с легким завыванием поднялся вверх. Петровский и его свита быстрым шагом направились к подопытному путешественнику. Антон сидел, глядя прямо перед собой неподвижным взглядом.

– 

Ну-с, как дела? – спросил Петровский наигранно бодрым голосом. Но Антон не ответил. Он продолжал сидеть как статуя.

– 

Антон!

Никакого ответа. Петровский нагнулся к нему и посмотрел прямо в глаза – никакой реакции, глаза неподвижны. Петровскому стало нехорошо. Он потрогал Антона за руку – ничего. Тогда он повернулся к врачу:

– 

Что с ним?

– 

По приборам все нормально, – ответил тот и начал осматривать Антона.

Петровский некоторое время наблюдал за его манипуляциями и ему становилось все хуже и хуже.

Он повернулся и пошел к пульту.

А на мониторе по-прежнему светились те самые цифры.

– Дай калькулятор. – сказал Петровский Борису и протянул руку. – Ты уверен, что правильно посчитал?

– Вроде правильно.

Петровский начал пересчитывать. Извлек блокнот, авторучку, Умножил 60 на 60, 3600 на 24, потом на 365, получил 31536000 и стал делить экранное число. Долго делил, и, в конце концов, убедился, что Борис прав. Пять миллиардов шестьсот девяносто три миллиона четыреста восемьдесят тысяч пятьсот три. С хвостиком.

Ну ладно! Пусть даже так! Пусть улетел он черт знает куда, но это заняло всего семнадцать минут! Это что? Нервная реакция? Или его сознание не вернулось? Так у всех же возвращалось! Или он увидел там что-то, что ввело его в такой ступор? Господи, вот бы привести его в чувство и узнать!

Петровский подавил внезапно возникшее острое желание подойти к машине времени, стащить Антона с кресла и самому повторить эксперимент. Нет. Не хватало только, чтобы и он впал в каталепсию!

Он повернулся, подошел к Антону и снова стал смотреть как врачи делают уколы, пытаясь привести его в чувство. Но, реакции не было.

Через пять минут Володя повернулся к Петровскому и сказал:

– 

Ничего не понимаю! Никакой реакции на внешние раздражители. Очевидно, он в ступоре.

– 

В коме?

– 

Ну, это не совсем кома. Определенные реакции есть. Но вывести его я не могу.

– 

А что могло послужить причиной?

– 

Не знаю. Все что угодно. Может быть, переволновался. Очевидно, психика не выдержала, и он впал в такое состояние.

– 

Он, что, слабонервный, особо чувствительный?

Врач развел руками.

– В любом случае, нужно будет его в больницу везти. Еще и психиатров подключить придется. Гипнотизера, может быть.

Через двадцать минут мрачный Петровский наблюдал из своего панорамного окна, как Антона увозила дежурившая у здания скорая, и настроение у него было – хуже некуда.

Как это могло произойти?!

Но, Петровский сам знал ответ на этот вопрос. Очень хотелось. Даже если такая технология не позволит заглядывать в параллельные миры, то ее потенциал невозможно переоценить. Будущее уже сегодня! Даже если нельзя самому пройтись по будущему пешком, главное, что можно было открыть окошко. Маленькое окошко. И это уже позволило бы построить новый мир. Например, можно было бы наладить поток информации из будущего в прошлое – помещать актуальную информацию в определенных местах и считывать ее людьми из прошлого, мнемониками, такими как Антон. Привело бы это к искажениям реальности? Может быть. А может быть появилась бы возможность использовать технологии будущего и заранее готовиться к катастрофическим событиям. Такая цивилизация могла бы развиваться в несколько раз быстрее! Еще не выйдя во время, они уже чувствовали себя Властелинами времени и хотели держать его в собственных руках! Палец на кнопке и не иначе! И он сам хотел этого не меньше, чем другие, а может быть и гораздо больше, чем другие. И вот, – естественная расплата за гордыню.

А впереди еще встреча с Мариной! Он сам ее не пустил на испытания, чтобы не переживала лишний раз и не нервировала Антона. И что теперь он может ей сказать?

Плохо дело!

Когда Петровский нажал белую кнопку, и началось ускорение матрицы, Антон немедленно поехал влево и назад. Со скоростью бегущего человека. Почти сразу, на краю поля зрения, он увидел себя сидящего под цилиндром, несколько фигур в белых халатах, затем, через несколько секунд, он пересек зал, прошел сквозь его стену, оказался в другом помещении, и очень быстро выскочил под открытое небо. Некоторое время он двигался над двориком лаборатории. Хотя вниз Антон смотреть не мог, было ясно, что земля под ним быстро поднимается. Еще несколько секунд – и вокруг стало темно. Он вошел в гору.

Жутковатое ощущение.

Так. Без паники. Петровский предупреждал, что такое может быть. Так что, если он продолжит движение, то через какое-то время из горы выскочит. Но какую модель это подтверждает? Хотя Петровский и говорил, что лаборатория находится на такой высоте именно для того, чтобы уменьшить влияние рельефа на наблюдателя, ни в одной из гипотез такого сценария не было. Да, собственно, какая разница. Его задача смотреть и запоминать. Но, в данный момент запоминать было нечего. Не исключено, что он, на все десять минут, так и останется внутри горы. Тогда у него есть всего несколько секунд воспоминаний. Но, наверное, физикам и этого хватит.

Антон попытался разобраться в своих ощущениях. Да, чувствительность полностью отсутствует, но голова соображает вроде бы неплохо. Да что там неплохо! Отлично соображает. Ясность кристальная.

Удивительно, что он не заметил перемещения во времени. Если он ускакал вперед на две недели, то в какой момент это произошло? Петровский сказал: «Старт». Это он слышал. Затем кто-то сказал: «Есть матрица», и его ощущения исчезли. Он увидел пейзаж, а через несколько секунд поехал. Очевидно, сознание не заметило самого путешествия во времени. А вот фиксации не получилось.

В этот момент Антон вышел из горы и по диагонали начал удаляться от склона. Его внимание полностью переключилось на созерцание камней и деревьев. Если было сказано: «Запоминать все!», значит нужно запоминать все. Но не успел он сосредоточиться, как снова вошел в гору.

Так, сколько ему еще остается? Может ли он правильно воспринимать течение времени? Прошло, кажется – минут пять. Значит, у него есть еще пять минут. Можно не торопиться. Хотя, куда торопиться? И как?

И опять он выскочил из горы.

На этот раз путешествие над горной долиной заняло больше времени. Потом он опять вошел в гору, но на этот раз не более, чем на полминуты. Когда он оказался на открытом пространстве, высота была уже значительно большей. Еще немного, какие-то три минуты, и его путешествие закончится. Надо смотреть и смотреть. Может быть, за две недели произошли какие-нибудь события, которые, как-нибудь, отразились в пейзаже? Жаль, что это не тот пейзаж, который он так хорошо запомнил. Там он заметил бы любую разницу.

По мере того, как высота увеличивалась, смотреть становилось все более неудобно. Горы отодвигались, и ближний план перемещался в нижнюю часть поля зрения. Но, через минуту показалась лента узенькой горной реки, и местность снова поползла вверх.

Кажется, опять вопрусь в гору! Но как, все-таки, неудобно ехать по диагонали! Уж лучше бы просто назад. Впрочем, кажется, время иссякает, и неудобства скоро закончатся.

Но, минуты текли, а путешествие продолжалось. Когда, по расчетам Антона, прошло около двадцати минут, он сообразил, что действие происходит не по сценарию.

Затягивается путешествие.

И что могло произойти? Может он воспринимать и время перемещения, и фиксацию, как события, которые никак не отличаются? Может быть. Тогда стоит еще подождать, а потом уже начинать беспокоиться.

Он попробовал отсчитывать секунды, но это мешало воспринимать окружающее, и тогда Антон плюнул (мысленно, конечно), и стал просто смотреть и запоминать.

Когда прошло приблизительно полчаса, он решил начинать беспокоиться. Хотя это получалось не очень хорошо. Странное это было беспокойство – ни учащенного сердцебиения, ни холодного пота, просто неприятное настроение. Ты не робот, но эмоции какие-то неполноценные.

Итак, что произошло? Предположим – аппарат сломался. Но, Петровский говорил, что если он сломается, Антон моментально вернется в свое тело, поскольку матрица, к которой сейчас прилеплено его сознание, просто перестанет существовать. А она остается на месте. Вот если бы Антона вынесли из-под работающего аппарата, тогда, наверное, такое могло случиться.

Антон представил себе, как неизвестные диверсанты, нет, научные противники Петровского, его оппоненты, аспиранты и научные работники под предводительством седобородых профессоров и академиков, организуют нападение на лабораторию и уносят его бесчувственное тело. В этом случае выключение аппарата, наверное, приведет к тому, что его сознание просто перестанет существовать, а может быть заблудится, и будет рыскать по пространству в поисках своего тела. Как бесплотный дух! Господи, а может он уже умер?! Эксперимент не удался, он благополучно окочурился и его душа совершает то же самое путешествие, какое совершают все прочие души?

Антон попытался оценить свое состояние, но оно было таким безукоризненным, что в последнее как-то не верилось. К тому же, траектория движения души была непохожей на путешествие в рай или ад.

Так, предположим, эксперимент продолжается. Вполне возможно, что он просто сидит под колпаком, не едет ни в какое будущее, но, по какой-то причине, матрицу не могут выключить. Технический сбой! Уже теплее. Если произошел сбой такого рода, значит им понадобится время, чтобы все исправить. Сколько? А сколько нужно. Может быть – пять минут, а может быть – три дня. Это, конечно, крайний случай, но, по крайней мере, это вполне приемлемая версия. А еще какие могут быть варианты?

И глядя на медленно отъезжающий горный массив, Антон начал восстанавливать в памяти все произошедшее за последние несколько дней. Все разговоры с Петровским, все события. Досадно, все-таки, что его зрительная память значительно лучше слуховой. На мысленное прокручивание двух последних дней ушло минут тридцать, и за это время не изменилось ровным счетом ничего. Кроме проплывающего мимо пейзажа.

Наконец, он дошел до последнего разговора перед стартом.

Что Петровский говорил о пейзаже, который Антон должен был наблюдать? Десять минут на просмотр. Но он запоминает уже час! Может быть он быстро проскочил на неделю вперед, а когда остановился, то сразу «отъехал»? Итак, Петровский говорил… что на флагшток вывесят флаг! Но, когда начался эксперимент, мир так стремительно сдвинулся, что Антон практически не обратил внимания на то, что происходит за окном. Изменилось ли там что-нибудь? Антон начал восстанавливать в памяти ускользающую картинку. Это потребовало некоторых усилий, но зато, когда процедура была закончена, он был твердо уверен – флага не было!

Но, что это значит? Забыли повесить? Или вся штука заключалась в том, что его, как раз, не должны были вывешивать, и Антон должен был по прибытии сообщить: «Флага не было!». Или… а если это и есть путешествие во времени?! Петровский ведь говорил, что именно перемещение во времени может сопровождаться дрейфом. Может ли такое быть, ведь все должно было занять всего несколько минут? Но, с момента старта прошло уже около часа! Если это путешествие, то оно либо затягивается, либо происходит в темпе реального времени. Но, вообще, может ли быть, что субъективно (или объективно, черт его разберет!), путешественник во времени воспринимает ускоренное движение в темпе реального времени? В конце концов, он выпал из реального времени и не подчиняется обычным физическим законам. Черт побери! А ведь действительно! Если ты выпал из реального времени и находишься в ускоренном, то почему бы тебе не воспринимать ускоренное время как реальное? Конечно, с точки зрения любого физика, таким рассуждениям грош цена. Но здесь ведь речь идет о сознании. О характере восприятия. А кто в этом разбирается? Никто. Так что, тут любая концепция может оказаться правдоподобной. В конце концов, то, что флага не было – неплохое доказательство. Это факт.

Но почему Петровский не говорил о такой возможности? Да просто не знал, вот и все! Потому что все остальные путешествовали быстро.

Но тогда почему все быстро, а он медленно? Что изменилось?

Антон начал вспоминать свой инструктаж, все подробности разговора и постепенно дошел до фразы: «Единственное новшество – это линзы».

Может быть именно линзы изменили правила игры? Что там они делают? Привязывают к реальности, вот что!

Да, это возможно. Но если путешествие совершается в темпе реального времени, то это катастрофа! Ведь это значит, что длительные путешествия во времени невозможны! Кому нужно засовывать свою личность в какую-то матрицу, если при этом ничего не происходит. Не заставишь же человека висеть в пространстве сто лет! На год или два, желающие, может быть, и найдутся, но даже на двадцать лет – вряд ли. Да и с параллельным миром, похоже, ничего не получается. Во всяком случае, он никаких отличий не заметил.

Вот это удар! Петровский этого точно не переживет!

Но, что дальше? Ведь если это так, ему придется неделю болтаться в воздухе, а конец эксперимента – фиксацию, он, наверное, определит по остановке движения, хотя, на такой высоте этого можно и не заметить.

Впрочем, неделя путешествия – это не худший вариант. Могли бы и на год отправить. Или на сто. Хорошо, что хоть какое-то движение есть. Антон представил себе, что он, в течение ста лет, неподвижно и непрерывно созерцает из окна один и тот же пейзаж, и содрогнулся. Мысленно.

Так, теперь нужно разобраться в следующем вопросе – почему он движется? Если это – вращение Земли, то скорость должна была бы быть намного больше. За полторы тысячи километров. А получается ни то, ни се. Может быть, это как-то связано с техническим сбоем? Матрица поплыла в пространстве, они не могут восстановить ее координаты и поэтому не могут выключить. Да нет! Матрица создается аппаратом, аппарат стоит на месте и никуда поплыть она не может! А может, может? Но, одно дело – смещение, о котором говорил Петровский, а другое – отрыв матрицы. Петровский не один раз подчеркнул, что в этом отношении система безопасна. Так что, разумнее будет исходить из того, что матрица остается на месте. А вот, что касается движения… Петровский ведь не зря перестраховался и загнал лабораторию на такую высоту.

Ладно, пока что, он ничего сделать не может, а потому остается только наблюдать. И надеяться, что через неделю все это закончится!

И Антон занялся наблюдениями.

К сожалению, земля уходила все ниже, и смотреть становилось все более неудобно. Зато пространство разворачивалось потрясающее. На что же это похоже? На птичий полет? Да нет, – полет на воздушном шаре, вот что! Та же скорость, та же высота. Ну, что же, воздушный шар, так воздушный шар. Ты смотришь на линию горизонта, и, кажется, – стоишь на месте, а через какое-то время оказывается, что внизу уже появились какие-то новые детали пейзажа. Это все равно, что следить за движением минутной стрелки. Скучновато, конечно, но, что остается! Кстати, а высота не растет? Кажется, нет. Но, в любом случае, его задача – смотреть и запоминать то, что он видит.

И Антон смотрел. Он смотрел на предгорья, потом – на высокие холмы, потом – на равнину.

А потом наступил вечер.

А потом ночь.

Спать не хотелось абсолютно, да, наверное, и невозможно было. Антон плыл в темноте, под звездами, и оказалось, что даже так есть на что смотреть. Он старался запоминать конфигурации редких населенных пунктов, силуэты отдельных, ярко освещенных зданий, любовался звездами, которые на этой высоте были прекрасны, заметил мигающий огонек самолета, и встретил рассвет в приличном настроении. В конце концов, такое может и не повториться. Да что там – может! Дураку понятно, что это – уникальный случай! Поэтому, нужно лететь и наслаждаться. Вот диагональ, только, достает.

Утром солнышко встало с правой стороны и нахально проникло в его сознание. И это было не очень приятно! Глаза, естественно, не болели и не слезились, но само присутствие слепящего света в зрительном поле очень мешало наблюдать за землей. Через несколько минут солнце ушло, и Антон мысленно поблагодарил Петровского за предусмотрительность. Похоже, что он до сих пор сохраняет четкую ориентацию на север. Все-таки, Петровский умница! Предусмотрел значительно больше, чем требовала теория.

Итак – день второй! Какие перемены? Никаких. Разве что, облака появились с левой стороны, и как раз на высоте Андрея. Возможно, придется поплавать в облаках.

И пришлось. Разница с пребыванием внутри горы заключалась в том, что там все было черное, а здесь все белое. И снова он выскакивал, и заскакивал. Но переходы были плавными и гораздо более живописными. Клочья тумана проплывали беспорядочными кусками, то сбоку, то сверху. Очень красиво.

Игра с облаками продолжалась часа два, а потом Антон снова вырулил на чистое пространство. Земля опустилась еще больше, но понять, поднимается он или опускается – было невозможно. Вот внизу показалась довольно широкая река, потом какой-то городишко, потом лес.

К вечеру второго дня Антон устал наблюдать. И не то, чтобы физически, нет, просто надоело. Захотелось новых впечатлений. Перемещение было таким медленным, что смотреть становилось просто скучно. Любая монотонность утомляет, даже такая необычная. Особенно досаждало то, что объекты, приближающиеся к оси его взгляда, оказывались уже достаточно далеко, на расстоянии нескольких километров. Насколько было бы лучше, если бы его взгляд был направлен градусов на двадцать вниз, тогда можно было бы рассмотреть значительно большее количество подробностей! Но все его непроизвольные попытки перевести взгляд, были безрезультатными, – в центре зрительного поля упорно маячила белесая полоска линии горизонта.

Нужно что-то делать. Вот это интересный вопрос, – как что-то делать, если ничего не можешь сделать? Ни рук, ни ног, – ничего. Да и материала нету, точки опоры. А без точки опоры, как известно, мир перевернуть невозможно. Вообще ничего невозможно! В сущности – это идеальная тюрьма! Побег невозможен. В его распоряжении нет ничего кроме собственного сознания. И воспоминаний.

Стоп. А воспоминания-то – есть! Вспоминать можно сколько угодно! Антон попробовал целенаправленно заняться воспоминаниями и обнаружил, что вспоминается просто здорово. Он начал вспоминать студенческие годы, знакомых девушек, однокурсников, потом одноклассников. Шикарная, все-таки, штука – память!

Это занятие заняло у него довольно много времени, а потом снова наступила ночь. Вторая ночь под небесами. Интересно, кто умудрялся летать непрерывно больше суток? Наверное, – военные летчики, с дозаправками. И космонавты!

И он начал потихоньку проникаться сочувствием к космонавтам.

Под утро он впал в какое-то внутреннее оцепенение. Воспоминания настолько вытеснили из его внимания зрительную картинку, что Антон почти перестал видеть, что происходит внизу. Да и сами воспоминания зациклились на каких-то случайных эпизодах, которые приходили и повторялись несколько раз в различных вариациях. Возможно, это был некий аналог сна. Мозг, даже не нуждавшийся во сне, но привыкший к определенному циклу, в ночное время прокручивал, казавшуюся бессмысленной, ленту памяти. И это состояние не дало ему по достоинству оценить широченную реку, довольно долго остававшуюся в поле зрения.

Утро опять порадовало Антона раздражавшим солнышком и изменившимся пейзажем. Местность внизу теперь была довольно однообразной. Это была холмистая степь, – местами перепаханная, а местами нетронутая. Населенные пункты встречались еще реже, и смотреть было еще скучнее. Может быть, в мире есть и более скучные места, но найти их очень трудно. Самым интересным событием, за несколько часов наблюдений, был военный аэродром, с которого взлетали истребители. Но они пролетали далеко, и он не смог даже разглядеть, что это были за самолеты. И все это продолжалось целый день. Поэтому Антон снова попытался предаться воспоминаниям.

О чем мечтает человек, у которого не хватает времени? Он мечтает о том, чтобы остановиться и подумать: «А что он, собственно говоря, делает? Все ли он делает так? Может быть, все надо перепланировать, переделать? Удачно ли он, например, собирается женится?».

После некоторого размышления Антон пришел к выводу, что, все-таки, удачно.

А в тот ли институт он поступил, вернее, – в те ли институты?

Да вроде бы – в те.

А правильно ли он построил свою карьеру, может быть, нужно было заниматься совсем другими вещами?

Да вроде – правильно.

И так далее.

Анализ обстоятельств личной жизни занял у него весь день, и к вечеру Антон обладал очень четким представлением о своем месте в этой жизни, о своих талантах, о своей жизненной позиции, а также о возможных перспективах.

Правда, эти перспективы могли быть начисто перечеркнуты событиями, происходящими в данный момент.