Текст книги "Цой Forever. Документальная повесть"

Автор книги: Александр Житинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

1984
«Начальник Камчатки»

Я написал эту цифру, этот очередной год жизни нашего героя и вспомнил вдруг, что так называется знаменитый роман Оруэлла, запрещенный к изданию и чтению в Советском Союзе.

Потому что в этом фантастическом романе, изданном в Англии в 1948 году, описывается, каким будет мир в 1984-м. И этот мир, как предсказывал Оруэлл, будет тоталитарно-фашистским. И он был почему-то очень похож на порядок, который существовал в СССР.

Не всем, но некоторыми деталями.

Кто не читал – советую прочесть.

А я пока вспомню, каким же был в реальности наш тоталитарный мир в настоящем, не фантастическом 1984 году. Ясное дело, я буду вспоминать лишь то, что имеет отношение к предмету нашего разговора.

К этому году все как-то устали «ждать перемен», хотя было ясно, что какие-то перемены должны наступить скоро, ибо кремлевские старцы помирали один за другим, их уже почти не осталось. После Брежнева немного порулил Андропов и умер буквально через несколько дней после свадьбы Цоя и Марьяны.

Думаю, что они этого не заметили.

Потом выдвинули Черненко, но было ясно, что он тоже долго не протянет. И действительно, через год его не стало и в Союзе наступило то, что называлось тогда «перестройкой», а на деле вылилось в смену экономической формации, то есть, по существу, в революцию.

Но пока еще многого было «низзя».

Марианна Цой (из повести «Точка отсчета»):

«…Год заканчивался мучительно, и мы вздохнули с облегчением, когда он кончился.

После всех этих нервотрепок и хвороб у Вити что-то щелкнуло в голове, и мы отправились подавать заявление в ЗАГС, где и предстали 4 февраля 1984 года на торжественно-идиотской церемонии. Глоток свежего воздуха там обеспечил, естественно, БГ, явившийся в концертном гриме с намотанными на шею разноцветными тряпками.

А на следующий день в нашу несчастную квартиру набилось человек сто. Витька перенапрягся и в результате этого радостного события слег с температурой».

Александр Липницкий (из интервью автору, 1991):

«Самое смешное: их свадьба с Марьяной. Мой брат, отчаянный пьяница, на тот момент был в завязке, и я умолял молодоженов его не приглашать, но те были непреклонны: Вовчик должен «украсить» наш праздник. Правда, Марьяна обещала проследить, чтобы ему не наливали, и действительно, после поезда несколько часов у меня оставалась надежда, что все обойдется… Но ближе к вечеру кто-то Владимиру налил, и сразу много. Я обиделся и в стиле КПСС сразу объявил, что умываю руки. Позже мне рассказали, что отличился Майк: когда Владимир с угроз перешел на махание ножиком, Майк подошел к нему, задрал маечку и видом своего нежного, тогда только-только набухавшего животика смирил бунтаря.

И молодожены получили в свое ложе неожиданный подарок: большого черногривого мужчину. А поутру они втроем проснулись, и свадьба продолжалась!

Потом, и уже скоро – печальное. Цой был близок к нашему дому, и потому ничего нет странного, что он единственный из ленинградских друзей провожал брата в последний путь, играл в этот вечер в саду «Эрмитаж» на его гитаре и утешал нас любимой песней московских психбольниц, которой Владимир всегда сопровождал наши встречи:

 
«Переехало собаку колесом,
Слез не лили обязательных над псом…»»
 

Но предаваться празднованиям было некогда. Нужно было не только устраивать свой быт (а именно менять комнату, оставленную Цою «про запас» на случай женитьбы, и двухкомнатную квартиру, где жили Марианна и ее мама Инна Николаевна, на трехкомнатную, где и поселились молодые), но и готовиться во Второму фестивалю Ленинградского рок-клуба, имея пока лишь одного гитариста Юрика Каспаряна.

Кроме всего прочего, новые песни Цоя буквально рвались наружу, желая попасть в очередной альбом «Начальник Камчатки», который вскоре стал писать у себя тот же Андрей Тропилло.

И тогда решили поговорить с Сашей Титовым, постоянным басистом «Аквариума».

Александр Титов (из интервью автору, 1991):

«…Где-то поздней осенью 1983 года я впервые услышал «45». Альбом, конечно, был раньше записан, но, видимо, все время мимо меня ходил. Некоторые вещи из него очень хороши, да и весь альбом совершенно уникален по атмосфере. После этого мы с Витькой стали общаться больше.

Примерно в этот же период состоялась их знаменитая свадьба с Марьяной – это событие долго еще потом все вспоминали. Там был покойный брат Сашки Липницкого – Володя. Это совершенно ураганный человек, который мог мгновенно влюбиться, тут же расстроиться от неразделенной любви и гоняться с ножом за людьми по квартире. Майк тогда принял на себя его немилость, за что чуть не пострадал.

Зимой мы начали писать у Тропилло «День Серебра» – практически каждую ночь сидели в студии. Витька тоже хотел записать новый альбом. К тому времени они уже разошлись с Рыбой, и он попросил меня помочь ему на записи. Некоторые вещи, которые должны были войти в альбом, я уже слышал на разных концертах, где он выходил один с гитарой. В частности, был такой концерт в Москве, в школе Липницкого. Там еще впервые играли «Звуки Му» и «Браво». А Витька тогда пел «Транквилизатор» и что-то еще. «Транквилизатор» тогда был просто суперхит. Люди сразу въехали в эту песню. А для нашего круга это было тем более близко. Поэтому я с удовольствием согласился помочь ему на записи. О том, чтобы мне играть с ним постоянно, мы тогда не говорили.

Мы с Витькой начали писать «Начальника Камчатки», а параллельно я доделывал с «Аквариумом» «День Серебра». Борис тоже принимал участие в записи Витькиного альбома и в некоторых вещах играл на «Кассиотоне» – дурацкая, в принципе, штучка, мы ее у Артемия взяли. Но тогда для нас это просто мистика была: такая фигня, размером с детский пенал, а гляди ты – и клавиши есть, все играет, можно даже подключить куда-то. Я помню, что на том же концерте у Липницкого группа «Центр», сильно напившись портвейна, устроила с этим «Кассиотоном» какую-то нескончаемую композицию часа на полтора. Вообще, некоторые предметы особенно врезаются в память – они потом и создают вкус времени.

Витька меня всегда поражал. Он был человеком абсолютно неброским, не умеющим себя подать, даже стеснительным в компании. У меня до сих пор такое чувство, что я не знаю о нем и половины. Есть такие люди: когда начинаешь с ними знакомиться ближе и что-то в них приоткрывается, то ты видишь, что вообще их раньше не понимал. Общаясь с Витькой, я постоянно убеждался в таинственности его натуры. Он был очень сильный человек, очень сконцентрированный. Мог часами играть на гитаре и петь одну и ту же песню – Прорабатывать ее для себя. Но чего никогда не было в Цое, так это позы. В нем было геройство, но геройство абсолютно естественное, органичное. Оно было так же натурально, как и каждое его движение. Кстати, поэтому не было случая, чтобы кто-то подошел к Витьке после концерта и сказал: «Цой, у тебя шоу сегодня было хреновое». Все, что он делал, было абсолютно органично.

Писали мы альбом одним духом. Я даже хватался за барабаны, играл на них в какой-то песне. Барабанщика у нас не было в то время. Были Юрик Каспарян и Витька. Появился, правда, один парень на барабанах, но это был такой уровень… Церковно-приходский. После него чуть-чуть на барабанах поиграл Сева Гаккель – так это было лучше. Короче говоря, в альбоме творился полный бардак. И при этом все как-то божественно сложилось в одну картину. У «Начальника Камчатки» свой особый вкус, потому что этот альбом был еще вне моды.

…Первый Витин альбом – совершенно барочный. Он не имеет отношения к современной музыке, потому что он романтичен. Вообще, у Цоя все песни романтичны – по-мальчишески, совсем по-юному. Решен этот альбом очень близко к аквариумским записям того времени. Это не эпигонство, конечно, но по духу очень близко. Близко и по звучанию, потому что звук в тропилловской студии вообще отличается от звука любой другой студии. В этом его ценность, как я сейчас понимаю, а тогда меня это жутко раздражало. Странный какой-то звук. А сейчас понимаю, что в этом-то и была уникальность.

Мелодика в альбоме «45» абсолютно традиционна. В принципе это городские дворовые песни. Но они романтические и не имеют ничего общего по тексту с подобными песнями. По подаче это очень наивно и искренно.

Во втором альбоме (я имею в виду «Начальника Камчатки») уже были попытки привнесения какого-то стиля. Тогда впервые активно стали слушать модную музыку. Я имею в виду группу Human League, которая тогда появилась и от которой Витька тащился. Там была героика в текстовой подаче. Кстати, Витька в последние годы пришел к своему стилю пения, у него даже тембр голоса изменился. А тогда увлекались еще Duran Duran, смотрели видеоклипы до дыр. Появились более сложные аранжировки. Юрка стал больше играть, придумывал свои мелодические ходы. Собственно, все мелодические гитарные ходы на тех альбомах придуманы Юриком. Витька придумывал гармонию и голосовую партию.

Что касается Каспаряна, то перед тем, как он появился в «Кино», у него наверняка был период информационного голода, когда он тянулся к чему-то, но не имел источников. Это сказывалось на его игре, она была однообразной. Но он очень быстро вырос, потому что стал получать больше информации и потому, что он очень умный парень и у него хорошее ухо. Он талантливый в музыкальном смысле человек. Он же самоучка, а когда самоучка достигает каких-то результатов, это говорит о его таланте, о том, что ему дано свыше.

Я тоже тогда очень сильно интересовался музыкой. Первые новинки всегда появлялись у Боба, он всегда первым имел альбом любимого музыканта или группы. Много разной музыки приносил Курехин. Напротив «Сайгона» была квартира Оксаны Савельевой, там был очень хороший аппарат, на котором мы переписывали новые пластинки. Это был объединяющий момент. Сейчас это куда-то ушло, этот образ общения».

Сергей «Африка» Бугаев (из интервью автору, 2008):

«Я с ним у Борьки познакомился. Началось с того, что Цой принес какую-то запись, и нас объединила любовь и страсть к музыке. Доставать тогда музыку было сложной работой, приятной, но трудной, а Боря был в этом смысле фигурой центрообразующей. У него всегда стояли правильные записи, к тому же он был одним из немногих, кто хорошо знал английский язык и мог понимать, о чем в этих песнях поется. И к русской музыке он относился очень внимательно, его интересовало все.

Я отчетливо помню, как он принес одну запись со словами: «Да это вообще что-то нечеловеческое!» А тогда только появилось такое направление в музыке, как «новая романтика» – очень мелодичное, приятное и радостное – в лице таких ансамблей, как Human League, Ultravox и все такое. Первые драм-машины, еще свистящие…

И тогда Борька сказал: «Это невероятные парни!» и поставил запись. Там была «Восьмиклассница», «Мои друзья» и все такое. Все это уже само в рок-клуб попало, Борька выступил просто ретранслятором…

В какой-то момент он привел Цоя. Цой был очень скромным. Я не помню, первая ли это их встреча была, тогда, на Борькиной кухне. Но Цой, конечно, отчетливо понимал, кто такой Боря и как он с ним связан – мысленно, как продолжатель и участник этого процесса, что он свой на этом корабле. И для себя он в тот момент сделал выбор и встал на путь бескомпромиссного бойца, чтобы не испытывать иллюзий, что сейчас он начнет заигрывать с системой, с… ну, шоу-бизнеса тогда еще не было…

…Но тогда мы с Цоем подружились, когда поняли, что хотим обмениваться всем объемом информации, и музыкальной в первую очередь: ты это слушал? – а ты вот это?

Ведь все люди, которые у Бори оседали, имели маниакальную привязанность к музыке. И Цой здесь не был исключением. Он сразу всем понравился – своим обаянием и своей неподдельной романтической манерой, даже способом двигаться. Я тогда не был никаким поклонником Брюса Ли, а в нем это все уже было: мягкая беззвучная походка…

Я на барабанах играл. Когда еще в детских каких-то учебных заведениях учился. А с Тимуром Новиковым я познакомился, когда я уже был участником «Поп-механики». На мне там была перкуссионистско-творческая деятельность. И, собственно, главным тут было не умение, а ситуация доверия, которая возникла между мной и Курехиным, мной, Курехиным и Тимуром Новиковым, мной и Цоем. Вот это доверие нас и объединило. И каждый привлекал всех остальных немножко в свою сферу. Курехин всех привлекал на сторону фри-джаза и экспериментальной музыки, Тимур всех привлекал в сферу искусства и творчества, и это всем тоже нравилось.

Это очень сильно на всех влияло и всех развивало. Потому что такого рода и силы интеллектуальных потенциалов, какие были в той среде – я имею в виду прежде всего Гребенщикова и Курехина, – не было нигде.

Цой тогда, я помню, углубился в «Дао дэ Цзин» и какие-то восточные темы. Собственно, благодаря этому ему удалось сформулировать в песнях то, что он сформулировал. Потому что такую четкости ясность и прозрачность высказываний, как у него, вообще сложно найти. То есть это что-то нечеловеческое, это можно сравнить со святыми Востока, которые создавали мантры, которые потом сотни тысяч пели.

В тот момент у меня сложилась очень теплая дружба с Цоем. Кончилось это тем, что я стал как бы барабанщиком в «Кино»…

В какой-то момент Цой мне сказал, что мы отличные друзья, но для концертной деятельности я был молодой и слабый и недотягивал, чтобы одному играть на ударной установке. И он мне прямым текстом и говорит: давай лучше ты попробуй нам помочь найти барабанщика. А я в тот момент дружил с Гурьяновым – Густавом так называемым, я какое-то время у него жил в Купчино, и у него в той же квартире была какое-то время репетиционная база группы «Кино».

Занимался он тем же, чем и все мы в то время – переносил пластинки в полиэтиленовом пакете. Мы частенько встречались с ним на станции метро «Чернышевская»: он приносил одни пластинки, я приносил другие пластинки… Он в то время дружил с людьми, более тяготеющими к кругам хиппи, ближе к Жоре Ордановскому. Очень фактурные люди, в кожаных длинных пальтишках, с длинными по пояс волосами – самые настоящие враги народа.

Я не знаю, учил ли Георгия Константиновича кто-то играть на барабанах или не учил. Эта ситуация потом повторилась в моей жизни еще раз, когда я приехал в Москву играть в группе «Звуки Му», где Петр Николаевич Мамонов решил пойти по оригинальному пути и не брать людей со сложившимся сознанием и техническими навыками, а воспитать людей, схожих с ним по мировоззрению. И если я уже обладал каким-то навыком к тому моменту, то это ничего не значило в случае с Мамоновым, потому что это была принципиально иная ритмическая структура.

Тем не менее Гурьянов в процессе подготовки и репетиций в группе «Кино» набрал очень много в своих технических навыках. Он много играл дома, у него очень хорошая мама, прекрасный отец, и не было никаких проблем.

Андрей Тропилло (из интервью автору, 1991):

«Я помню Цоя того времени, когда он был практически один. В то время с ним еще можно было общаться. Он мог посидеть, подождать. А когда уже записывали «Ночь» или «Начальника Камчатки» общение было очень затруднительно. Почему? Постоянное ощущение дурдома. Ты что-то делаешь с одним исполнителем, а в это время другие, в том числе и Цой, Каспарян и этот самый Густав, непрерывно двигаются, подскакивают, непрерывно демонстрируют друг другу приемы каратэ. Они все время махали руками. А когда у тебя над головой непрерывно машут руками, это довольно неприятно. Причем их можно было обругать и заставить какое-то время перестать тусоваться так активно. Но проходили тягостные две-три минуты, и все начиналось по новой.

Между прочим, слово «асса» ввел в обиход году в восемьдесят втором именно Цой. Это никакое не гребенщиковское слово. По-моему, на записи «Начальника Камчатки» Цой стал говорить, что, по его мнению, главный тезис советской культуры вообще и различных молодежных деяний в частности должен выражаться словом, «асса!». То есть любое действие. А уж в фильме это все трансформировалось в неведомое «АССА». В принципе, это то самое грузинское, «асса». И вот у меня это, «асса» было постоянно за спиной. Они непрерывно это «асса» друг другу демонстрировали. Удар в челюсть ногой или что-нибудь еще.

На запись «Начальника Камчатки» пришел Боря и сказал, что он будет продюсировать этот альбом. Продюсирование заключалось в следующем. Тропилло, как обычно, все писал, дергался, вопил по поводу аранжировок, а Боря… Ему в то время, кажется, Липницкий дал такую музыкальную игрушку, называлась она «Кассиотон», размером с ладонь. Есть такие большие инструменты «Кассиотон», а это был маленький такой «кассиотончик». Мне оттуда сделали выход вместо динамика. Там было несколько занудных механических ритмов. Вот в «Начальнике Камчатки» их и можно прослушать. Что-то такое: тим-пам, па-папам… Все это идет непрерывно в одной тональности. Это и была основная продюсерская идея Бори – вставить этот «кассиотончик» желательно в большее количество номеров. Каким образом – это никого не волновало. Был визг, хрюканье, но надо было вставить. И вставлялось по мере возможности. В этом альбоме детская игрушка типа калькулятора или часов использована достаточно активно. Там, кроме всего прочего, было звуков двенадцать или двадцать, которые можно было извлекать, нажимая на клавишу. Или выдать какую-то готовую запрограммированную мелодию. Вот такой музыкальный инструмент, супер! Если помните, в «Последнем герое» – та-там, та-там… Это как раз игралось на «Кассиотоне» вручную, и Боря там был как бы клавишник «Кассиотона».

Мне кажется, что Цой относится ко второй генерации отечественных рокеров. Он, конечно, большими глазами смотрел на Борю, но по форме выражения это был уже Майк. Идеи, конечно, у него свои были, но это был уже второй слой. Он бы не смог так с нуля начать. А по подаче это был рок-н-ролльный бард, хотя, наверное, бард не может быть рок-н-ролльным. Ну, вот как Майк – в принципе, он может все под гитару петь и пел в свое время. Его «Сладкая N» – это в основном бардовская музыка. Но рок-н-ролльная. И Цой поначалу был именно такой, заквашенный на Майке, с подачей Майка по сути дела, но более подзаборного типа, грубо говоря. Как мне было сказано на «Мелодии», когда я пробивал пластинку «Ночь», так нелюбимую группой «КИНО», – «это музыка подворотен». Такую музыку, мол, играет шпана. Я это, кстати, воспринял как комплимент, хотя они хотели наоборот – укусить».

Так что же в результате получилось в «сухом остатке»? «Начальник Камчатки»:

1. Последний герой

2. Каждую ночь

3. Транквилизатор

4. Сюжет для новой песни

5. Гость

6. Камчатка

7. Ария мистера X

8. Троллейбус

9. Растопите снег

10. Дождь для нас

11. Хочу быть с тобой

12. Генерал

13. Прогулка романтика

Виктор Цой – вокал, гитара

Юрий Каспарян – гитара, подпевки (1–13)

Александр Титов – бас, ударные (1–13)

Георгий Гурьянов – барабаны (1–13)

Борис Гребенщиков – драм-машина, клавишные (1–13)

Сергей Курехин – клавишные (1–13)

Петр Трощенков – ударные (1–13)

Всеволод Гаккель – виолончель, барабаны (1–13)

Игорь Бутман – саксофон (1–13)

Песни – Виктор Цой

Аранжировки – «Кино»

кроме: (7) – ария из оперетты Имре Кальмана «Принцесса цирка»

Запись (1–13) 1984, звукорежиссер – Андрей Тропилло

Как видим, к альбому приложили руку почти все музыканты «Аквариума». Но здесь уже присутствует костяк будущего «Кино» – 3/4 его состава, только вместо Игоря Тихомирова играл Александр Титов.

Меня же больше занимает тематика песен, которая заметно изменилась в сравнении с первым альбомом «45». И прежде всего – заявка темы «Последнего героя». Тот бездельник, который еще недавно слонялся по улицам, пил пиво с друзьями у ларьков, ехал куда-то в электричке или гулял с восьмиклассницей, в первой же песне альбома обретает новое качество.

Он оказывается Героем. Последним героем.

Что изменилось? Почти ничего.

 
Ты уходишь туда.
Куда не хочешь идти.
Ты уходишь туда.
Но тебя там никто не ждет!
 

То есть почти то же самое, что в «Электричке». Не хочет он туда, где его никто не ждет. А куда же он хочет? Пока еще неясно.

 
В кабине нет шофера, но троллейбус идет,
И мотор заржавел, но мы едем вперед.
Мы едем не дыша, смотрим туда.
Где на долю секунды показалась звезда.
 

Здесь, кажется, впервые, лишь на долю секунды, появляется Звезда, столь любимая Цоем впоследствии, понимаемая им и как путеводная звезда и как та Звезда, которой он должен стать – и станет.

И если в первом альбоме Цой иронически обращался к папаше-битнику: «Где твои туфли на манной каше?», то здесь его заменяет Генерал, бывший герой: «Где твой мундир, генерал?»

Бывший бездельник примеривается к героическому пути. А называет он себя последним, потому что не перестает оставаться Романтиком. Романтический герой в наш век – это либо глупо, либо смешно. И нужно большое мужество, чтобы назвать себя романтическим героем, а потом и стать им.

Вот это я увидел в альбоме «Начальник Камчатки». И еще – одиночество такого типа, когда человек хочет быть один, но не может, у него нет еще для этого сил.

Александр Старцев. Из рецензии на альбом «Начальник Камчатки» (Б. Хрюндгофер, «Рокси», № 7,1984):

«Записанный в студии Вишни альбом, «Кино» «46», хоть Цой не собирался выпускать его в свет, сыграл определенную роль в восприятии, «Начальника». Здесь практически те же вещи, за исключением «Последнего героя», «Прогулки романтика» и еще трех вещей. Разница заключается в том, что на «46» Цой играл в две гитары с Каспаряном, а здесь все записано по полной схеме – с басом, барабанами и Гребенщиковым. Последний здесь развернулся вовсю.

Неудачней всего это проявилось в самой «Камчатке». Вместо тонкой, нежной, лиричной песни, согласующейся с голосом Цоя и нестандартной мелодией на двенадцатиструнной гитаре, здесь на первом плане присутствует желание сделать НЕЧТО – «Дэвида Ино с Брайаном Бирном», а уж потом – о чем там, собственно, поется. Короче говоря – «Ну и пусть» (строчка, замененная по отношению к первоначальному варианту).

Создается впечатление, что альбом было интересно записывать самим музыкантам, а вот слушать его… Не уверен, что им там самим все нравится. Кайфов, конечно, тоже много. Например, «В поисках сюжета…» было привычней слушать в другой аранжировке, но так, пожалуй, даже лучше. Следует отметить и колоссальный хит «Эй, кто будет моим гостем» с Курехиным на клавишах.

С другой стороны, сейчас время новых звучаний, и с этой точки зрения альбом выглядит очень современно. Тот факт, что он отличается от предыдущего альбома, вполне естественен. Никто не хочет стоять на месте, и вряд ли Цоя стоит упрекать в этом. Не следует также упускать из виду, что вся критика по поводу того, что вещи-то, дескать, старые, только сыграны по-новому, имеет смысл для человека, который живет в Ленинграде, шляется на все концерты Цоя – акустические и электрические – и слушает все записи, впадая от этого в некоторую заснобленность. Для всех остальных (а их больше, много больше) этот альбом – отличный подарок потому что вещи на нем собраны просто прекрасные».

Как видим, 1984 год можно назвать первым полноценным годом творчества группы «Кино», какой она и осталась в анналах отечественной музыки.

Во-первых место за пультом управления или, если угодно, за рулем группы уверенно заняла Марьяна. Как вы уже заметили, Марьяша стала говорить «мы», когда речь идет о группе: «Мы встречались с Сашей Титовым…» Она стала продюсером, администратором, визажистом, костюмером, гримером – она полностью и без остатка посвятила себя группе «Кино», и успех этой группы неотделим от деятельности Марьяны Цой.

Об этом надо помнить всегда.

Во-вторых, именно в это время, как мне кажется, начался осмысленный, целенаправленный путь Цоя к совершенству и на вершину славы.