Текст книги "Первый из могикан"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Часть вторая
Амнистированные

11

До сих пор лунная база военно-космических сил представлялась Присцилле О'Нил как место, где вечно жарко. Даже лунной ночью от заглубленных в скальный грунт штабных помещений, казарм, ангаров, коридоров и туннелей не удавалось отвести достаточно тепла, непрерывно выделяемого людьми, компьютерами, механизмами. Пришлось даже издать специальный приказ, разрешающий персоналу, не занятому наверху, нести службу в легких блузах вместо форменных кителей. Почуяв послабление, персонал немедленно принялся нарушать и этот приказ, выходя на вахту в майках, шортах, бикини и чуть ли не нагишом. Пришлось наказывать. Приходили на ум пляжи, солярии и станции городской подземки, лишенные за ненадобностью даже намека на какую-либо систему отопления. Правда, пассажиров подземки спасает от перегрева незамкнутая система вентиляции, использующая даровой воздух, коего на Луне отродясь не бывало. Трудно убить двух зайцев одним выстрелом – с Луны легко стартовать, но в службе на ней очень мало приятного.

Сегодня, против обыкновения, госпожу главнокомандующую знобило. Температура в ее личном кабинете держалась на уровне плюс тридцать три, в сорока метрах над потолком изнывали в потоках солнечной радиации скалы и равнины, нескончаемый лунный день перевалил за середину, твердо обещая перегрев теплообменников и усугубление тропического пекла, а ей, Присцилле О'Нил, уже несколько часов было зябко. Даже в кителе.

Втянув шею в воротник, госпожа главнокомандующая нахохлилась, как воробьиха, пережидающая на ветке лютый мороз. На столе перед ней копилась стопка сводок, донесений и неподписанных приказов, а у нее все дела валились из рук. Вытянув из стопки ту или иную бумагу, она пробегала ее глазами, слова бойко складывались в предложения, а предложения в абзацы, но смысл их ускользал от главнокомандующей, и она с раздражением возвращала документ на место. Для всех главнокомандующая работала, но лишь одна она и, вероятно, ее адъютантессы знали, что знаменитая на всю Солнечную систему Присцилла, неустрашимая Присцилла, дальновиднейшая Присцилла попросту убивает время. Она, с легкостью управлявшая космическими армадами, славившаяся умением быстрее других штабных мыслительниц находить эффективнейшее решение в любой критической ситуации, сама осознавала, что выбита из колеи сильнейшим нервным напряжением, какое бывает у близких родственниц оперируемой больной, без мысли и действия ждущих, когда им сообщат о результатах операции. И причиной тому была принятая несколько часов назад радиограмма не в меру лаконичного содержания: «Эгида» сработала. Не могу управляться. Гаев».

А дальше – лишь автоматические позывные. Маячок. Пеленг показал, что капсула Гаева (в предположении, что это действительно она) движется с высокой скоростью мимо Луны на достаточно серьезном удалении от нее. Немедленно последовал приказ дежурному звену вылететь на перехват, топлива не жалеть и любой ценой доставить Гаева на базу. Минутой позже взлетел танкер-дозаправщик, а вскоре Присцилла, не выдержав, погнала следом свой личный корвет «Магдалену», способный принять капсулу в шлюз, а не тащить ее на внешних захватах. Если Гаеву нужна срочная помощь, пусть не говорят, что главнокомандующая не сделала все возможное, чтобы оказать ее.

Теперь оставалось только ждать, маясь от неизвестности.

Деликатно постучавшись, дежурная адъютантесса сунула в дверь нос, испросила разрешение войти. Что там у нее? Небось акт о списании еще одной «Жанны д'Арк», что гробанулась вчера при посадке? Да, так и есть. На Земле чрезмерно уповают на новейшую технику, закрывая глаза на ее конструктивные недочеты, с которыми капсула не капсула, а летающий гроб. Нет, годика этак через два доработок, испытаний и снова доработок злополучную «Жанну», наверное, можно было бы использовать по назначению, но пока лучшее ей применение – дистанционно управляемая ложная цель.

А за результат спросят с главнокомандующей. «Мы же для вас ничего не жалели!» Возопят хором. Последнее, мол, отдавали любимому космофлоту!

Нет, не возопят. В случае поражения некому будет вопить.

– Положите вот сюда. Я потом подпишу.

Изящно изогнувшись над столом, адъютантесса пополнила кипу бумаг.

– Принести вам кофе, мэм?

– Нет. Диетический кефир.

– Сию секунду, мэм.

Кефир, как назло, оказался ледяным, прямо из холодильника. Отпив глоток, Присцилла почувствовала, что лучше было бы попросить принести крепкого горячего чаю пополам с коньяком или ромом. Плевать на желудок. И на печень тоже плевать. У главнокомандующих не бывает ливера, все это дилетантские разговоры. У главнокомандующих бывают только мозги, ответственные за анализ обстановки и принятие решений.

В каком смысле сработала «Эгида»? Операция удалась? Полностью или в какой-то ее части? Эксмен-уникум Гаев имел задание прорваться на борт чужого корабля, вступить в контакт с его командой и, действуя по обстоятельствам, либо склонить чужаков к переговорам с землянами, либо попытаться уничтожить комманду. Первый вариант был предпочтительнее во всех смыслах. У чужаков далеко не один корабль. До сих пор не вполне понятны мотивы их действий. Переговоры, даже унизительные, всегда лучше тотального уничтожения.

Ради этого заранее списывалась со счетов Четвертая эскадра – почти двадцать процентов боевых средств космофлота, имевшихся на тот момент в наличии. Как ни удивительно, двадцать семь капсул Четвертой эскадры сумели дотянуть до базы на Церере как раз накануне второго масштабного сражения, и пилоты-эксмены приняли в нем участие. Трое уцелевших в той жуткой бойне, подвергнутые более тщательному допросу, нежели остальные, подтвердили главное: под прикрытием эскадры Гаев подобрался вплотную к чужаку, крикнул в эфир: «Иду», после чего его капсула более не маневрировала. По-видимому, Гаев сумел-таки телепортировать на борт чужака, явив собой абордажную команду из одного человека. Во всяком случае, из такой возможности следовало исходить в практических расчетах, поскольку предположение о том, что Гаев навсегда канул в Вязкий мир, не вело ни к чему, кроме констатации поражения с чувствительными, а главное, напрасными потерями.

Дальнейшее осталось загадкой. Судя по плачевным результатам побоища у Цереры, Гаев все-таки сгинул, ничего не добившись, а чужаки ни в малейшей степени не изменили своей тактики. Да и зачем им что-то менять? Пока людям не удается уничтожить ни одного чужого корабля, старая тактика себя оправдывает и барьер тотального уничтожения все ближе подбирается к Земле…

Чужаки начхали на цивилизованность землян. Гаев мог попасть к ним в лапы, они исследовали его и, вероятно, пришли к одному из двух умозаключений: либо пленник недостаточно разумен и с породившей его цивилизацией можно не церемониться, либо земляне суть конкуренты и как таковые тоже подлежат истреблению. Что в лоб, что по лбу.

Кое-кто из штабных открыто заявлял, что замысел «Эгиды» был порочен изначально: для контакта с чужаками следовало подобрать не эксмена, а человека, ибо ставилась цель убедить, а не устрашить; эксменов же стоило использовать лишь в качестве пилотов капсул, задействованных в отвлекающей фазе операции и все равно обреченных.

Среди попыток подкопаться под главнокомандующую эта была не первая и наверняка не последняя. Присцилла О'Нил и не думала скрывать, что идея «Эгиды» принадлежала ей, как и приказ набрать и обучить пилотов-эксменов. Перед лицом тотального уничтожения все равны: и господа, и слуги. Всякой живой твари присущ инстинкт самосохранения, всем нужна Земля, а значит, среди тех и других всегда можно найти желающих драться за жизнь – неважно какую.

Кстати сказать, в бою у Цереры эксмены в целом вели себя достойно – быть может, потому что были выделены в отдельную группу и получили свой участок боя. Конечно, Присцилла не собиралась смешивать подразделения – до такого шага додумалась бы только идиотка. И все же был документально зафиксирован по меньшей мере один случай, когда эксмен рискнул собой, чтобы прикрыть отход растрепанных остатков чужой для него эскадрильи с пилотами-людьми.

Чужой ли? Чужие становятся своими, когда на тебя и на них прет нечто стократ более чужое, то-то и оно.

Но Гаев в качестве ключевой фигуры «Эгиды»? В свое время главнокомандующая ничуть не сомневалась в правильности своего выбора. Пусть идеология сколько угодно вбивает в обывательские головы тезис о том, что эксмены врожденно тупы и порочны – Присцилла знала, что это не так. Порочны – может быть. Тупы – наверняка, если взять взрослых, и точно нет, если исследовать детей, еще не подвергавшихся школьному образованию. Более того, если целенаправленно искать отклонения от нормы в обе стороны и собирать статистику, то и тут, и там, эксменов окажется больше, чем людей! Больше кретинов, но больше и незаурядных умов. Глупо не использовать ценные кадры, а в критической ситуации – преступно. Человек, получеловек, совсем не человек – плевать, лишь бы шло дело. А у них там ценные головы и золотые руки заняты прокладкой, видите ли, Байкало-Камчатской магистрали в качестве простых рабочих. Валить лес и кормить гнус способны и дебилы!

Теперь даже в самую тупую управленческую башку не могла забраться мысль, будто в космосе можно обойтись без эксменов. Зато пятнадцать-двадцать лет назад за эту идею приходилось драться, отбивая идеологические нападки и упирая прежде всего на то, что тяжелые, опасные и, главное, не очень квалифицированные работы есть везде, и космос тут не исключение.

Да, она всегда требовала от Земли как можно больше обученных эксменов. Ей были нужны базы на спутниках и астероидах, марсианские поселки, кстати, так и не достроенные, исследовательские корабли, космическая инфраструктура. Она мечтала о выносе за пределы Земли любого производства, хоть чуть-чуть загрязняющего природу. Она всю жизнь воевала за свою мечту. Из палок, которые ставили ей в колеса, можно было бы выстроить забор от Земли до Луны. Лет десять назад начались кое-какие подвижки – ничтожные в сравнении с тем, о чем она мечтала, но все же будущее рисовалось в сравнительно радужном свете.

Еще ничего не изменилось восемь лет назад, когда в поясе Койпера начали гибнуть автоматические станции дальней разведки, ненадолго обогащая созвездия Геркулеса и Лиры новыми звездами, когда стало ясно, что на Землю надвигается нечно страшное, когда впервые прозвучало слово «барьер». А шесть лет назад изменилось сразу многое.

Во-первых, на космос стали отпускать больше средств, сразу в разы больше, причем было трудно понять, из каких загашников взялись эти деньги – во всяком случае, Верховная Ассамблея поначалу о них ведать не ведала. Во-вторых, о мирном космосе было приказано забыть и в спешном порядке наращивать «военное присутствие», как выражались в стародавние безумные эпохи. В-третьих, Присциллу О'Нил заставили получить полузаочное военное образование, поскольку лучшей кандидатурой для управления всем и вся в милитаризуемом Внеземелье, нежели та, что являлась руководителем де-факто, правительство не располагало. В-четвертых, ее назначили главнокомандующей новым – и теперь главным – родом войск.

И вот тогда она затребовала сразу тысячи квалифицированных работников преимущественно ущербного пола и получила требуемое. Она бомбардировала правительство требованиями радикально перестроить промышленность, изменить систему образования, свирепо изничтожать ведомственный патриотизм, дать народу новые идеологические установки (тезисы прилагались) – и грозила подать в отставку, если ее требования не будут выполнены в срок и без возражений. Желая отбирать для себя лучшую молодежь, чего невозможно достичь без массового наплыва желающих, она финансировала из средств космофлота съемки художественных и научно-популярных лент о героике космоса и находила время лично редактировать сценарии. Она добилась права перемещать кадры по своему усмотрению, по ее настоянию был принят Устав, позволяющий главнокомандующей двигать нужных людей вверх через несколько ступеней – и она двигала нужных, не жалея для остальных щедрых премиальных. Девяносто девять процентов подчиненных души не чаяли в Присцилле О'Нил.

На свой страх и риск она начала формирование эскадрильи, а затем и эскадры, состоящей преимущественно из специально обученных эксменов-добровольцев. И она не считала, что совершила этим ошибку.

Зато так считали другие, имевшие возможность докладывать через голову главнокомандующей свое видение событий. Только ленивые не писали на нее доносов, обвиняя в подкопе под идеологию. К сожалению, многие командиры старшего и среднего звеньев были в этом заодно, а наиболее оголтелыми из них верховодила, вероятно, Иоланта Сивоконь. Генеральскую фронду в принципе можно было побороть, если уделить этой задаче достаточно времени, но данный товар у Присциллы О'Нил всегда был в жестком дефиците. Можно научиться делать десять дел одновременно, но в сутках все равно останется двадцать четыре часа и ни минутой больше.

Пока что счет между ней и доносчицами был равный. За несколько дней до начала «Эгиды» разразился бунт эксменов на Ананке, погибли люди. Правда, бОльшая часть пилотов не присоединилась к бунтовщикам и даже вступила с ними в бой, защищая не столько людей, сколько свое право остаться избранными, лучшими среди худших. Удивительно, но эксмены подавили бунт без посторонней помощи. И позднее они не подвели. Тим Гаев и вовсе оказался на высоте, проявив не только решительность и практическую сметку, но и качества политика. Во всяком случае, без него главнокомандующей было бы куда труднее сдержать праведный гнев генерал-поручика Сивоконь, настроенной исключительно на репрессии, и тем самым спасти «Эгиду».

Если бы та операция безусловно удалась, Присцилла О'Нил заработала бы одно очко в споре с Иолантой Сивоконь и ее подпевалами. Но итоги «Эгиды» остались неясными, а счет – ничейным. После Цереры позиция главнокомандующей, упорно продолжавшей делать ставку также и на эксменов, заметно упрочилась. И все снова рухнуло после недавнего бунта рабочих на Марсе, по размаху далеко превзошедшего события на Ананке. Большинство не было способно понять, какого же рожна хотели те рабочие. Ведь марсианские поселки должны были полыхнуть значительно позже Земли! Их продолжали строить в качестве последнего форпоста, никак не иначе.

Присцилла знала, чего хотели рабочие: настоящего дела и настоящей драки с чужаками! На Марсе взбунтовалась не серая тупая масса, не те, кто желал продлить свое прозябание на несколько лишних месяцев, исступленно цепляясь за каждый момент их никчемной жизни, – взбунтовались сильные и активные, которые, окажись они на Ананке, не бунтовали бы, а гасили бунт…

А ничего не поделаешь – пришлось карать. Железной, так сказать, рукой наводить порядок. Пришлось спустить с цепи Иоланту, а уж та расстаралась, сразу набрав очко. О «недальновидной и ошибочной» линии главнокомандующей заговорили в открытую. Присцилла знала: не пользуйся она таким авторитетом в низовых звеньях, не будь барьер столь пугающе близок, ее и без того непрочное положение, превзошло бы неустойчивостью куклу-неваляшку, поставленную на голову.

Но главным было даже не это. Главным было то, что радарный контакт с чужаком, нацеленным на Землю, прервался уже более десяти суток назад и до сих пор не был восстановлен. Автоматические буи, во множестве запущенные к самой границе барьера уничтожения, в большинстве своем исправно сканировали пространство, не обнаруживая перед собой ничего достойного внимания. Чужак просто исчез. Ни с того, ни с сего. Такое случалось и раньше, но никогда контакт с ним не терялся больше, чем на несколько часов. Сманеврировал ли чужак, резко сменив дислокацию, научился ли полностью поглощать все диапазоны электромагнитных волн, подействовал ли каким-то необъяснимым образом на буи, заставив их врать, – оставалось неясным. В штабе забыли, что такое сон. И вот теперь – сообщение от Гаева, что «Эгида» сработала!

От Гаева ли еще? Быть может, чужак умеет хитрить не хуже, чем переть напролом, сметая на своем пути к Земле все и вся?

Однако сразу после получения радиограммы был отдан приказ направить два буя за барьер, и пока оба аппарата оставались целехоньки. За эти несколько часов ожидания главнокомандующая не приняла никого, оставив штаб без руководства. Она не желала никого видеть и еще больше не желала показывать себя подчиненным, понимая, что до прибытия «Магдалены» с Гаевым на борту не сумеет заставить себя принять вид Несгибаемой Присциллы, а останется той, кем можно быть только наедине с собой, – сухонькой, седенькой, очень уставшей пожилой женщиной, почти старушкой. Она не могла заниматься никаким делом, дрожа от озноба в жарком кабинете. С «Магдалены» давным-давно донесли, что перехват осуществлен и корвет ложится на обратный курс. Долго еще ждать? Скорее бы. Что они там копаются?..

Палец сам собой нашел кнопку вызова дежурной адъютантессы.

– Связь с «Магдаленой» устойчивая?

– Так точно, мэм. Шесть минут назад корвет совершил посадку на первой площадке.

Далеко не впервые Присцилле О'Нил захотелось грязно выругаться. Но далеко не всегда побороть это желание удавалось без тяжкого труда. Сейчас был именно такой случай.

– Почему не доложили немедленно?

– Прошу прощения, мэм… Госпожа Лин просила сообщить вам, что эксмен с перехваченной капсулы нуждается в санобработке. Она просит дать ей пятнадцать минут.

Теперь хотелось ядовито усмехнуться, но лицо главнокомандующей осталось бесстрастным. Миниатюрная китаянка Чэн Лин, командир «Магдалены» и личная пилотесса Присциллы, обладала рядом неоспоримых достоинств, но отказывалась понимать, что некоторые из них, в частности любовь к чистоте, не всегда достоинства.

– Что с ним такое? Обделался?

– Не могу знать, мэм. Сейчас выясню, мэм.

– Нечего выяснять. Сюда Гаева. Немедленно. В том виде, в каком есть.

Мелькнувшая было мысль о возможной заразе была сразу же отметена. Без сомнения, бортовой врач обследовала Гаева еще на «Магдалене», а вот помыть пациента… Присцилла наконец усмехнулась. Капитан Лин скорее подала бы в отставку, чем позволила бы осквернить корабельную душевую грязным эксменом. Что ж, надо уметь снисходить к слабостям подчиненных, пусть даже это умение оплачивается лишними морщинами и седыми прядями.

А не седых уже почти и не осталось…

Минуты через три в кабинет втолкнули Гаева, и видно было, что его гнали бегом. Эксмен-уникум находился не в лучшей форме – шатался, бестолково размахивал руками и ловил ртом воздух. Грязное лицо, сальные лохмы, отросшая клочковатая борода и дикий взгляд делали его похожим на гипотетического предка всех эксменов, непременно изображаемого в новейших учебниках биологии как существо, сумевшее выдержать эволюционную борьбу в африканской саванне просто потому, что львы и прочие хищники брезговали охотиться на такого противного. Сейчас же в нос ударил крепкий запах давно не мытого тела и перепревшего пота, пропитавшего полетный комбинезон.

– Табурет и стакан воды ему, – приказала Присцилла.

Поблагодарив взглядом и мычанием, Гаев выхлебал стакан в два глотка, поперхнулся, икнул и расплылся в блаженной улыбке.

– Спасибо… Пожевать бы мне сейчас чего-нибудь… ик!.. шесть дней маковой росинки во рту… И поспать…

– После, – отрезала Присцилла. – Всем выйти.

– Мне тоже? – Легка на помине, генерал-поручик Сивоконь была тут как тут.

– Нет, прошу остаться. Ты мне нужна, дорогая.

Госпожа главнокомандующая лгала – сейчас она легко обошлась бы без Иоланты Сивоконь. Она вообще бы расчудесно обошлась без Иоланты. Экая фигура – заместитель главнокомандующей по вопросам безопасности! Безопасности – от кого? От чужаков, что ли? Хороша будет Иоланта в боевой капсуле… А от кого еще? От личного состава? Личный состав флота верен долгу, жаждет драки и победы, пораженческих настроений почти нет. Ни вражеской агентуры, ни диверсантов, ни партизан в космических просторах пока не замечено. Наконец, если в порядке бреда допустить, что она подозревает, будто среди штабных работниц имеются переодетые эксмены, то не проще ли провертеть дырку в душевой кабине, убедиться в неосновательности подозрений да и подать в отставку?

Проще. Но такие, как она, по-своему не ищут простых решений. Если должность велит им болтаться без дела – они будут добросовестнейшим образом болтаться без дела, стойко и без жалоб…

Синекура? Отнюдь нет. Надо думать, не всем в Главном штабе нравится чрезмерный, как они полагают, авторитет главнокомандующей, а равно ее строптивый и самостоятельный характер. Робким душам в каждом кусте мерещится медведь. Неужто внизу считают, что космофлот, зависимый от Земли во всем необходимом, не говоря уже о великом множестве мелочей, может однажды выйти из повиновения?.. А похоже на то. Навязать в штаб Иоланту для пущего присмотра – это еще не самая большая свинья, какую Земля могла подложить Присцилле О'Нил. В сущности, это не более, чем традиционное решение. Копни военную историю и сосчитай полководцев, имевших возможность действовать без опаски и оглядки на собственный штаб, – много ли насчитаешь? Десяток, может быть.

Нет, надо отдать Иоланте должное – однажды она оказалась даже полезна, предложив для «Эгиды» кандидатуру эксмена-уникума. Телепортирующий эксмен – кто мог подумать, что это реальность, а не извечная детская страшилка? С ума сойти. Однако вот он – жив-здоров и даже икает, а главное, утверждает, что «Эгида» сработала!

Нет, указать заместителю по вопросам безопасности на дверь было бы сейчас сугубой ошибкой. Присцилла сразу решила не допрашивать Гаева с глазу на глаз. Один такой допрос – и в Главный штаб, если не куда-нибудь похуже, полетит донос о чудовищном преступлении и чудовищном позоре сговора главнокомандующей с эксменами…

Иоланта нашла кресло в углу под самым кондиционером. Дышать она старалась через рот. А эксмен-уникум, распространяя зловоние, без всяких церемоний плюхнулся на табурет, яростно почесал в бороде и порыскал по столу алчным взглядом, ища, как видно, что бы употребить в пищу. Не найдя ничего съестного, он огорченно посопел, но, похоже, не слишком расстроился. Он и без еды казался довольным сверх меры – рот до ушей, глаза шалые. Словно бродячий кот-помоечник, еще не дорвавшийся до сметаны, но уже получивший статус кота домашнего. Словно тот же гипотетический предок, получивший от Первоматери Люси вожделенное разрешение иногда греться у костра в обмен на охоту и караульную службу.

Но в ледяном – куда деваться! – тоне главнокомандующей не нашлось места ноткам презрения:

– Доложись, пилот.

– А? – Гипотетический предок эксменов был явно удивлен. – Что? Какой пилот? Поскольку задание выполнено, я уже не пилот. Вот она знает… – Грязный палец с обгрызенным ногтем нагло уставился в сторону генерал-поручика Сивоконь.

Иоланту передернуло.

– Встать! – жутковатым голосом скомандовала Присцилла О'Нил. Она нисколько не сомневалась в том, что сумеет укротить любого эксмена лишь голосом и взглядом. И у людей-то, бывало, коленки тряслись. Эксмен помедлил и повиновался. – Как военнослужащему, пусть и низшего разряда, тебе стыдно не знать, что до отдания приказа об увольнении ты находишься на действительной службе. Смирно! Доложись как подобает.

– Пилот Тимофей Гаев, – насупившись, пробормотал гипотетический предок. – Задание командования выполнено.

– Так-то лучше. Не забывайся, пилот. Можешь сесть. Докладывай. Что означала твоя радиограмма?

– Она означала, – Гаев рухнул на табурет и снова икнул, – что цели операции достигнуты.

– Следовательно, чужой корабль уничтожен?

– Что? А, нет. – Гипотетический предок усиленно замотал головой, будто отгоняя приставучую муху цеце. – Он не уничтожен. По-моему, его вообще нельзя уничтожить нашими средствами. Ему ядерный взрыв что слону дробина, почешется только… Кроме того, уничтожив одного, нам пришлось бы иметь дело с другими, а их тысячи. Тоже мне, цель операции! Он пересмотрел свои планы и отказался от прежнего намерения, только и всего. И его коллеги тоже.

– Иными словами, мы можем считать себя в безопасности?

– Ну да. А я о чем говорю? В полной безопасности на ближайшие две тысячи лет – столько времени он дает человечеству, чтобы вымереть естественным порядком. Этот умник все подсчитал… Он живой, между прочим.

– А экипаж? – вмешалась Иоланта. – Экипаж нейтрализован?

– Что? – Гаев завертел головой и покачнулся. – А, экипаж!.. Да нет там никакого экипажа, есть один опекаемый фрукт, помесь майского жука с черепахой, только он слабоумный… Сидит внутри, как глист. Он ничего не решает, он и решать-то, по-моему, не умеет, у него капризы, а не решения…

– У тебя есть доказательства? – спросила Присцилла.

– Что?

– Не «что», а «что, госпожа». Я спрашиваю: какие у тебя доказательства?

– Насчет чего, госпожа? Что через две тысячи лет… э-э… никаких. Какие тут могут быть доказательства? Эксмены столько не живут, да и люди тоже…

– Пилот Гаев!

– А, понял! – Эксмен-уникум настолько просиял лицом, что у главнокомандующей отпали всякие сомнения в том, что он не издевается нарочно. Просто вымотан и не в себе. – Госпожа говорит о ближайшей перспективе? Да нет у меня никаких доказательств, кроме того факта, что я здесь. Чужак меня отпустил. Он был настолько любезен, что восстановил мою капсулу, а потом выпроводил меня восвояси и исчез. Больше мои радары его не ловили.

– Значит, никаких весомых доказательств ты не привез? – ввернула Иоланта Сивоконь.

– Через пятнадцать суток Земля не сгорит, это и будет лучшим доказательством.

– Значит, только твои байки и отсутствие радарного контакта с чужаком? Не много.

– Достаточно! – Ошалевший эксмен даже не заметил иронии, прозвучавшей в словах генерал-поручика. – Более чем достаточно. А если вы мне не верите… ну тогда не знаю… – Он развел руками. – Проверьте как-нибудь. Неужели не найдете способа?

Он покачнулся на табурете и едва не упал навзничь. Нелепо взмахнув руками, на секунду восстановил равновесие. Сейчас же его повело в другую сторону, и он нырнул вперед и влево, повалившись ничком и опрокинув-таки табурет. Судя по тому, что он не остался недвижен, а нелепо ворочался на ребристом полу и даже пытался встать, сознание осталось при нем. На своем веку Присцилла повидала немало измученных людей и превосходно умела распознавать симуляцию. Гаев не симулировал. Он был выжат до капли.

– Встать! – резко крикнула Иоланта.

Зря. Дура. Поморщившись, Присцилла утопила костяшкой пальца кнопку вызова дежурной адъютантессы.

– В санобработку его и на медосмотр. Дать общеукрепляющее по усмотрению врача, выдать обмундирование, накормить жидкой пищей, выделить помещение – пусть выспится. Через восемь часов снова его ко мне, чистого и бодрого.

– Слушаюсь. Выделить ему карцер, мэм?

– Зачем же карцер? Найдите что-нибудь другое. Но пусть помещение охраняется.

– Слушаюсь, мэм.

Как только караульные, брезгливо косоротясь, вынесли сомлевшего Гаева за руки, за ноги – хорошо, что на Луне малая тяжесть, хватило двоих! – Присцилла О'Нил самым дружелюбным тоном обратилась к своему заместителю по вопросам безопасности:

– Ну-с, дорогая, что ты об этом думаешь?

Было ясно, что ничего путного Иоланта не думает, поскольку еще не успела просчитать наивыгоднейшую линию поведения, и главнокомандующая не без удовольствия приготовилась внимать. Включенная заранее аппаратура, старательно задокументировав каждое слово из нелепого доклада Гаева, тоже внимала всеми объективами и микрофонами. Знает ли Иоланта, что разговор не приватный и всякое неосторожное слово может быть использовано против нее?

Без сомнения, догадывается. Жаль… Вообще с Иолантой пора кончать, уж больно резва стала девочка, работать мешает. Только не надо размениваться на мелочную тактическую борьбу, на мышиные подковерные интриги, тихие сапы, осторожные многоходовки – в них Иоланта сильнее, в них она собаку съела, и не одну… целую стаю собак. Съела и обсосала косточки. С такими противницами, как Иоланта, нельзя фехтовать изящными рапирами, а надо сразу бить их по голове тяжелой дубиной, чтобы если и встали, то не сразу, чтобы им для этого понадобилось провернуть две-три многоходовки, – а потом снова дубьем по голове… Жаль только, что дубина не всегда имеется под рукой. Сейчас ее, к сожалению, нет, разве что противница сдуру сама даст ее в руки… Малый, но шанс.

– Трудно сказать что-то определенное вот так, сразу, – ускользнула Иоланта. – Нахамил, навонял, наобещал… Наглецом он был всегда, а что до его обещаний, то не скажу ни за, ни против. Надо допросить его, как только очухается, и обязательно с детектором. Не был бы наш ментоскоп таким барахлом, можно было бы работать прямо сейчас. Окатить клиента водой или взбодрить электроразрядником – ничего, выдержал бы…

– То есть ты ему не веришь? – спросила Присцилла.

– Кто же верит эксменам? – Иоланта улыбнулась, как бы оценив шутку главнокомандующей. Пока что она била наверняка и позицию имела удобнейшую. Трудно было и ожидать, что, вечно атакуя главнокомандующую со стороны официальной идеологии, Иоланта скатится до голого практицизма, на котором ее можно было бы поймать за шкирку – и носом, носом в это самое… Присцилла сама не знала, что сделала бы с Иолантой, окажись та способна хоть раз сознательно подставить себя для пользы дела… вполне возможно, простила бы ей все, честное слово!

– Не ты ли мне его рекомендовала, дорогая?

Иоланта моментально перебросила мяч обратно:

– Совершенно верно, мэм. Использовать эксменов необходимо, но вот доверять им… – Она снова улыбнулась. Вижу, мол, все вижу. Поймать меня хочешь? Лови.

– Достойная позиция, – сдержанно похвалила Присцилла. – Но вот что, дорогая, мне нужен твой совет. Какое предварительное донесние я должна отправить сейчас на Землю? «Есть основания предполагать, что цели «Эгиды» достигнуты, информация проверяется» – так, что ли? Если бы мы рискнули поверить Гаеву на слово, текст был бы примерно таким. Если же мы не верим ни одному его слову, необходимость в срочном донесении отпадает естественным порядком, но тогда… ну ты сама понимаешь, что тогда…

Иоланта, конечно же, понимала. «Тогда» – это безусловное сохранение полной боевой готовности космофлота и всесилие Несгибаемой Присциллы. Еще более существенно, что «тогда» означает неукоснительное продолжение выполнения планов гражданской обороны, всех, какие только существуют, а сходятся они в одном: разрушив на поверхности все, что можно, сравняв с землей максимум искусственных сооружений, спасти часть населения в подземных убежищах. Вот и думай. Лишняя секунда ожидания – это лишний взорванный дом, и не маленький. Минута – городской квартал, или стадион, или фабрика. Час – одно из крупнейших промышленных предприятий или, скажем, морской порт. Цивилизация сама себе подрезает жилы, а что делать? И не то еще будет. Хочешь жить – отруби себе руки-ноги, вырежи гланды, не говоря уже об аппендиксе. Только, в отличие от аппендикса, цивилизация когда-нибудь вновь нарастит то, что сама себе оттяпала.