Текст книги "Не ложись на краю!"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Интересно, почему нельзя уйти от них прямо сейчас? Чего проще – сложил парашют, разбежался и сиганул. Попробовавши раз, входишь во вкус, во всяком случае, перестаешь бояться. Можно спуститься на уступ ниже, а можно попытаться поймать сильный восходящий поток…

Не то чтобы Леману хотелось это сделать, но запрет слегка задел за живое. Либерализм, но с принуждением?

В любом случае надо сначала осмотреться, а потом уж показывать когти. Если понадобится.

Назвавший себя Радхакришнаном не вернулся – отдав парашют одной из женщин, тут же принявшейся кутать ноющего ребенка, вновь взялся скрести кожу. Больше никто не подошел. Леман ловил на себе заинтересованные взгляды, и только. По правде говоря, не чрезмерно заинтересованные. Может, по местным обычаям, от чужака требуется какое-то специальное приветствие или иное ритуальное действо? Нет, не похоже…

Ясно, что гости на этот уступ иногда заходят. Залетают, а может, и заползают, если они хорошие скалолазы. Не чересчур часто, по всей видимости, не каждый день, но и не слишком редко, потому и не вызывают удивления. Такое впечатление, что гость может вести себя так, как ему вздумается, лишь бы не раздражал хозяев…

Он решился на эксперимент. Подошел к компостной куче, на ходу расстегивая комбинезон: те аборигены, что были лицом к нему, немедленно отвернулись. Ага, понятие об интимном еще не растеряли… ну и ладно. Леман без толку постоял над кучей, застегнулся.

Интересно, а поесть дадут?

Он огляделся. Никто уже не обращал на него внимания. Нагая купальщица оказалась женщиной не первой молодости, вышла из-под водопада, неспешно и, как показалось Леману, напоказ, обтерла тело комком какой-то ветоши и, небрежно драпируясь на ходу в подобие грубой туники, прошла мимо. В одежде она выглядела лучше.

– Эй! – негромко позвал Леман.

– Да? – Женщина остановилась.

Легкое любопытство нарушало безмятежную доброжелательность ее лица.

– Прошу прощения, я тут нездешний…

– Вижу.

– Словом, мне бы поесть…

Женщина склонила голову набок и несколько мгновений пристально изучала чужака.

– Сильно голоден?

Леман только кивнул. Рот моментально наполнился слюной, кадык непроизвольно дернулся.

Женщина молчала. По-видимому, кормить чужаков задаром здесь не принято. Значит, не совсем дикари, подумал Леман, хмыкнув про себя, значит, не так уж безнадежен этот мир…

Он разделил комбинезон на штаны и куртку, переложил нож в карман штанов, а куртку протянул женщине.

– Годится в уплату?

Женщина долго изучала ткань и покрой, вертя куртку так и этак, покачивая головой и временами удивленно присвистывая.

– Плохая одежда, – определила она наконец. – Но одной сытной кормежки стоит. Жди, я принесу.

Еда оказалась на удивление вкусной – холодная каша из зерен уже знакомых злаков, сдобренная пряной травой, с кусочками незнакомого мяса. Да еще ковш напитка, в котором Леман опознал пиво – странное на вкус, но несомненно пиво. И неплохое! Леман почмокал губами. Кой черт неплохое – отменное! Да за один рецепт этого пива любой пивовар из тех, кто сбывает свою продукцию поближе к военным базам, без колебаний заложит шакалью свою душонку и последние штаны в придачу! Узнать бы рецептик да не продешевить…

На миг Леман даже испугался мысли, что спасательная команда подберет его раньше, чем он узнает рецепт, но быстро опомнился. Какая такая спасательная команда? Капсула погибла, это ясно, и вряд ли его найдут без радиомаяка. Станут ли заглядывать в каждый каньон, обшаривать каждый уступ? Вряд ли. Еще рано терять надежду, но и слишком обольщатьс» тоже не стоит.

– Доволен? – спросила женщина.

– У-мм, – сказал Леман. – Неплохо. А пиво просто божественное.

– Ты что, из религиозной общины?

– Нет. А ты?

– И я нет. Радхакришнан – тот немного проповедник, даже имя себе сменил – вообще-то его Михаем зовут. Но не хочешь его слушать – пожалуйста. Не заставят и не прогонят. Уступчивость превыше всего, верно?

На всякий случай Леман кивнул.

– Я спросила только потому, что ты сказал «божественное». Странный оборот. Откуда ты?

– Издалека. – Леман решил не уточнять.

– Это я и так вижу. Говоришь с акцентом. Одежда у тебя такая, что сопреет за год. В твоих краях так шьют, да? У вас что, птицекрылов нет?

– А у вас? – спросил Леман.

– Сколько угодно. Как везде. Птицекрылы только Сумрачных уступов не любят, но ведь там никто и не живет… Или ты все-таки оттуда?

– Сумрачные уступы – это где?

– Везде, куда солнце не заглядывает. У вас не так, что ли? У нас-то каньон хороший, три урожая в год снимаем. Сам видишь, сколько тут людей. А на нижних уступах еще больше.

– А на верхних?

– Верхний жилой над нами всего один. Выше плохие уступы: и узко, и холодно. Там только охотники иногда бывают, но они ведь летуны, им там не жить. – Женщина посмотрела не него испытующе. – Странный ты все-таки… У тебя с головой все в порядке?

Леман кивнул.

– Так ведь я не навязываюсь, – сказала женщина, помолчав. – Не хочешь рассказать о себе – твое дело. У нас обиход понимают, неуступчивых нет. Ты к нам надолго?

– Не знаю. Как получится.

– Если тебе нужна твоя куртка, возьми ее обратно. Ты можешь рассчитаться за еду другим способом. Понимаешь, мой последний мужчина ушел к верхним, и у меня уже давно никого не было…

Леман подавился куском.

– Ты серьезно?

– Я всегда серьезно. Между прочим, меня зовут Идрис. Так что: да или нет?

– Еще не знаю, – пробормотал он. – Вот так, сразу…

– У вас это бывает не сразу? – фыркнула Идрис. – Слушай, откуда ты такой чудной явился? Тебе нужно время, чтобы понять, хочешь ты женщину или нет? Если да, ты спишь под моим одеялом. Если нет – спишь один, и никаких обид. Какое я имею право мешать тебе мерзнуть без твоего согласия?

– Я… кха! – Леман наконец заглотнул застрявший кусок. – Можно я дам ответ позже, ладно? Ты только не обижайся… Женщина расхохоталась.

– Нет, ты правда чудик. Кто же на это обижается? Смешной ты! Леман решился:

– Ты случайно не знаешь, где можно найти хороший передатчик?

– У нас, – Идрис ничуть не была удивлена. На этот раз Леман поперхнулся остатками пива.

– Где?!

– Да вон он ползет.

Не сообразив, что она имеет в виду, Леман вскинул голову, вглядываясь туда, куда указывала Идрис. Сверху, временами несильно стукаясь о скалу, спускалась на веревке большая плетеная корзина. Один из разнежившихся на солнышке бородатых бездельников нехотя взгромоздился на ноги и пошел принимать груз.

– Это и есть ваш передатчик? – Леман постарался не выдать горечи.

– Ну да. Не карабкаться же с грузом с уступа на уступ, а на летуна много ли навьючишь? У нас с верхними хороший передатчик, совсем новый. Тебе ведь хороший нужен? А тот, что с нижними, будем подновлять, как только снизу прутья получим, а то как бы дно не отвалилось. На самом нижнем уступе хороший лозняк растет, не будь его, пришлось бы передатчики из соломы плести, а разве солома порядочный груз выдержит?

Леман мысленно обругал дикарей, а заодно и себя. Оказывается, речь шла всего лишь о меновой торговле! Зря раскатал губу, зря сердце пропустило такт…

– А ваш уступ чем торгует? – спросил он.

– Зерном, веревками и горным воском. Ну и транзит идет, само собой. Сверху – кожи, перепонки, а то и яйца птицекрылов, если охота удачна; снизу – и не перечесть всего. Фрукты оттуда хороши, рыба, ну и, понятно, изделия… На третьем снизу даже кузница есть.

Ясно одно: о настоящем передатчике, равно как и о сигнале бедствия, дикарка не имела ни малейшего понятия. Леман встал, поблагодарил кивком головы. Во рту остался горький привкус.

Дана вводная: ты попал в чужой мир, населенный людьми, которые называют корзину передатчиком. Твои действия?

***

Первым действием Лемана была прогулка за водопад. Ничего интересного там не оказалось: уступ вновь начал сужаться, пока не превратился в узенький карниз, куда и ступить-то было страшно. Возможно, дальше он снова расширялся, но Леман решил пока не рисковать. Да и что можно найти на смежном уступе – еще одно полудикое племя? Спасибо, в другой раз.

Назад Леман шел, исполненный решимости. Поверхностная разведка, можно считать, произведена, выявила неизбежные трудности. Стало ясно, что выжить здесь можно! Всему ему, от носа до пятки, не говоря уже о самой тупой мозговой извилине, понятно, что помощи извне ждать не приходится. Капсула сгинула, и маячок не тревожит эфир. Вопрос: что из этого следует?

Только одно: надо любой ценой дать знать о себе на Базу и потребовать эвакуации. Он пилот, а не дезертир, и в военное время не собирается греть пупок на здешних уступах. Сеять злаки и варить пиво он тоже не собирается. А то, что местным это по душе, его не касается. Главное, что тут появилась какая-никакая цивилизация, а это, с какой стороны ни взгляни, колоссально облегчает задачу. Не может быть, чтобы у аборигенов нигде не нашлось хотя бы одного передатчика, не являющегося корзиной! Очевидно, предки их прилетели откуда-то в давние времена, стало быть, какие-то осколки настоящей техники могли сохраниться. Где – вот вопрос. Похоже, этого не знают и местные…

Зато узнает он. Разумеется, нет нужды искать наугад, ползая по всем уступам всех каньонов, сколько их тут… На это не хватит всей жизни. Видно, придется все-таки переспать с этой бабой, как ее… Идрис, что ли? Издержки контакта, так сказать. От нее он узнает главное, через нее он войдет в местное племя на правах равного и очень, очень скоро станет вождем. Иначе просто не может быть. Кто способен помешать достижению намеченной цели – местные беспечные лежебоки, притулившие к скале свой смехотворный раек, похожий с высоты на корочку плесени? Вырожденцы, забывшие, что такое служба и дисциплина? Ха! Им придется это вспомнить!

Задача не трудна, если знать, как за нее взяться. С помощью Идрис он подыщет себе сторонников, крепких молодых парней, тяготящихся авторитетом старших, и в обмен на безусловную преданность подымет их над инертной массой остальных. Он будет суров, но справедлив. Если именующий себя Радхакришнаном действительно не лидер, а всего лишь проповедник, и если он согласится подчиниться, он может оказаться полезен, в противном же случае улетит в пропасть вниз головой. И все несогласные последуют за ним. Да. Леман на ходу ударил кулаком по каменной стене. Да, так и будет. Этих – не жаль. Люди, дошедшие до такой, с позволения сказать, жизни, вряд ли сохранили право называть себя людьми, ибо настоящие люди не первое столетие сражаются и умирают за Лигу – между прочим, рядом с их паршивым мирком! А когда на уступе воцарится настоящий порядок и настоящее почитание вождя, шансы найти на этой планете что-нибудь вроде передатчика увеличатся стократно! Вместо того, чтобы ползать по кручам самому или летать на каких-то идиотских крыльях, он начнет посылать экспедиции. Наверняка где-нибудь на дне самого глубокого каньона спрятан ржавый звездолетишко, некогда доставивший сюда первопоселенцев, а если вдруг окажется, что на него наложено табу – что ж, придется изничтожать местные суеверия…

Между прочим, задачу можно и нужно расширить! Почему это стратеги Лиги сочли планету бросовой? Ничуть она не бросовая, а наоборот, находится именно там, где нужно, имеет возобновляемый резерв неквалифицированной рабочей силы, и если подойти с умом, можно устроить ренегатам неприятный сюрприз…

Додумать мысль не удалось. Воздух, минуту назад столь прозрачный, что Леман без труда мог сосчитать уступы на противоположной стене каньона и даже разглядеть черные точки людей, внезапно потемнел. Огромная гудящая туча насекомых, заняв собою весь каньон от стены до стены, стремительно неслась куда-то на восток. Похожие на птиц создания прорезывали тучу наподобие черных молний – то ли охотились, то ли, что вернее, спасались вместе с тучей от неведомого бедствия. Вот одного из птицеподобных закрутило, ударило о скалу, понесло дальше смятым комком…

На всякий случай Леман перешел на бег.

Первый шквал настиг его у водопада, едва не швырнул ничком и заставил пробежаться так, как не снилось спринтеру-рекордсмену. По спине и затылку пребольно застучали насекомые, сразу отбив всякую охоту оборачиваться. Вихрь сдул растрепанную бороду водопада, и стало видно, как люди, только что занимавшиеся своими обыденными делами или мирно дремавшие, спешно образуют тесный, прижатый к скале полукруг. У самой скалы оказались женщины, дети и старики, присевшие на корточки, пригнувшие головы, сцепившиеся локтями в живой шевелящийся монолит, со всех сторон прикрытые мужчинами, также сцепившимися в какое-то нелепое подобие пчелиного роя. Со всех ног бежал к рою давешний косичкобородый знакомец, наклонившись к ветру под немыслимым углом.

– Чужак, скорее! – долетел крик Идрис. – Сейчас начнется!

Повторять не было нужды – Леман уже понял, что надвигается буря, такая же, как та, от которой он прятался в ледниковой трещине, но бушующая в каньоне, как в аэродинамической трубе, и оттого более страшная. Второй шквал, куда сильнее первого, поднял его в воздух и швырнул на копошащуюся кучу людей. Леман сейчас же вцепился в чью-то одежду, в уме похвалив аборигенов за шитье из кож – любую тряпку сразу разорвало бы. И любого одиночку сдует с уступа, как пушинку, спастись можно только так, всем вместе… Дикари дикарями, но в примитивном здравом смысле им не откажешь…

Кто-то ударил его по руке, впился жесткими пальцами в запястье, силясь оторвать чужака от человеческой кучи. Это был косичкобородый. Леман попытался лягнуть его и еще успел изумиться, как в первое мгновение изумляется всякий человек, неожиданно получивший удар в лицо от незнакомого прохожего, – но тут буря обрушилась по-настоящему, и изумляться стало некогда.

Вряд ли удар стихии длился больше пяти минут, но Леману они показались часами. Дважды его поднимало в воздух и мотало, словно нитку перед вентилятором, дважды онемевшие перетруженные пальцы готовы были разжаться; временами он повисал горизонтально, не в силах вобрать в легкие хоть капельку взбесившегося воздуха, удивляясь тому, что еще жив, не оторван от человеческой кучи, и кто-то – Леман знал кто! – продолжал при любой возможности бить его по рукам, пытался отжать намертво вцепившиеся пальцы…

Буря унеслась, не причинив бед. Один миг пронзительной тишины – и человеческая куча рассыпалась, послышались шутки и смех. Но сейчас Леман меньше всего был готов веселиться.

Его хотели убить! Подло, без предупреждения! И мерзавец наверняка объяснил бы его смерть силой бури и неумением чужака как следует цепляться…

Распираемый яростью, он очутился со своим противником лицом к лицу.

– Ты… – начал косичкобородый.

– Дерьмо! – рявкнул Леман, помогая плечом стремительному полету кулака к физиономии негодяя.

Удар был хорош – косичкобородый впечатался в стену и, замычав, обхватил руками голову. Вовремя вспомнив о его соплеменниках, с трудом подавив горячее желание продолжить расправу с неудачливым убийцей, Леман нащупал в кармане нож. Кинутся – пусть пеняют на себя.

Никто не кинулся. Молчали, смотрели. Из ниши в скальной стене с кряхтеньем выбиралась старуха с двумя спеленутыми младенцами на руках, недоумевающая, отчего мамаши не заберут у нее своих чад… Лишь один мальчонка лет двенадцати приблизился на несколько шагов и, очень серьезно глядя Леману в глаза, произнес писклявым дискантом:

– Не ложись спать на краю.

– Не ложись на краю, – поддержал Радхакришнан. Остальные закивали.

– Не ложись спать на краю.

– Не ложись…

Косичкобородый отер кровь и поплелся прочь, по виду, начисто забыв о Лемане. Мало-помалу разбрелись кто куда и его соплеменники. Молодая мать принялась кормить хнычущего младенца. Двое мужчин расстелили свертки невыделанной кожи и вновь принялись их скрести. Задержалась лишь Идрис:

– Ты симпатичный, но… не ложись на краю.

– Дерьмо, – прошипел Леман, дергая щекой. – Тут у вас что, одни психи? Хоть ты мне объясни – что это значит?

– Уходи, – сказала Идрис. – Странно, что взрослому мужчине приходится объяснять такие вещи. Лучше уходи прямо сейчас, иначе подкараулят и спихнут с уступа. Я сама спихну. Удовольствия никакого, но надо же с тобой что-то делать…

***

Леману снился чудесный сон: ударная эскадра противника, развернутая в боевой ордер, преследует отходящие к Базе растрепанные остатки флота Лиги, еще огрызающиеся огнем, пытающиеся контратаковать, но уже безнадежно проигравшие сражение. Эскадренные дестроеры, крейсеры, чудовищные линкоры ренегатов – и все это нацелено на развитие успеха, на прорыв к Базе и уничтожение всего и вся. Мутно-голубой шарик никчемной планетки на траверзе – кому до него есть дело?.. Но со дна глубочайших каньонов единственного материка неожиданно для противника вырываются стаи вертких истребителей, тысячи управляемых ракет, сокрушительный удар разваливает ордер противника надвое, свежие силы Лиги наваливаются со всех сторон, битва превращается в свалку, затем в побоище, и вспыхивают, вспыхивают нестерпимым светом гибнущие корабли ренегатов, посмевших когда-то отделиться от Великой Лиги! Смерть и разрушение! Планетка-то отнюдь не бросовая… Космодромы подскока в ее каньонах – что может быть проще?

Просыпаться не хотелось совершенно, и Леман, приоткрыв глаза и сообразив, где он находится, сейчас же вновь сомкнул веки, надеясь досмотреть сон. Как назло, сюжет сна не захотел развиваться в желательном направлении, а потом сон и вовсе куда-то пропал. Зато с особенной ясностью вспомнились вчерашние события: как ему посоветовали не спать на краю и Идрис разъяснила, что это значит, и как он, не пожелав смириться с приговором, настойчиво вызывал на честный бой любого желающего, но никто не откликнулся, и как он ударил еще кого-то, а затем еще, и швырял им в лицо грязные оскорбления – без всякого толку, ибо местный народец теперь уже окончательно потерял к нему какой бы то ни было интерес. Он мог кричать сколько ему хотелось, он мог всласть бить аборигенов, отнимать у них пищу – а они только отворачивались и не желали иметь с ним дела. Но они не желали и подчиняться, вот что бесило сильнее всего, а еще беспокоила туманная опасность в ближайшем будущем – Леман ясно ее почувствовал, когда Радхакришнан, сплюнув вместе с кровью выбитый зуб, спокойно, будто ничего не случилось, еще раз посоветовал не спать на краю.

Ночь упала быстро, и этой ночью Леману пришлось уйти. Только сумасшедший рискнул бы остаться на уступе шириной в несколько шагов, где так просто подкрасться к человеку в темноте и как следует толкнуть. И где будущему вождю так трудно, а вернее, попросту невозможно, найти телохранителей…

По счастью, веревка «передатчика», примотанная к крупному обломку скалы, никуда не делась – стометровый спуск в кромешной темноте по одним лишь неровностям отвесной стены был бы чистым безумием даже для опытного скалолаза. Леман не знал, остался ли незамеченным его уход и старался не думать о том, что аборигены могут перерезать веревку. Он вздохнул спокойно, только коснувшись ногой уступа – уже третьего сверху. А сколько их всего?..

Стараясь не спотыкаться о спящих, Леман отошел на порядочное расстояние, разумно держась скалы. Там, где уступ едва достигал трех шагов от стены до пропасти, он свернулся калачиком на голом остывающем камне, пожалел о том, что в своем бешенстве забыл забрать назад куртку и парашют, подумал, что завтра придется начать все сызнова на новом уступе, учтя ошибки минувшего дня, и уснул.

Чудесный сон так и не вернулся. Утреннее солнце согрело озябшее тело, стало даже жарковато. Леман с хрустом потянулся всем телом, окончательно разлепил веки и заморгал в растерянности – перед ним на корточках сидел Валентин.

– Ага?.. – только и выговорил Леман. – Я уже покойник? Валентин сдержанно улыбнулся.

– Узнал? А мне говорили, что я здорово изменился.

– Не очень, – почти не соврал Леман. – Ну, загорел, конечно, здорово, да и одежда эта кожаная… На местного похож.

– А я и есть местный. Вот, сегодня с утра залез сюда, а мне и говорят: появился, мол, нездешний человек, спит. Я и решил посмотреть. Так и знал, что когда-нибудь встречу знакомого.

– Ты здесь живешь? – спросил Леман.

– Я нигде не живу. Я путешествую. Собственно, мне надо наверх…

– Ищешь связь с Базой?

– Когда-то искал, – кивнул Валентин. – А только нет здесь никакой связи с Базой и не будет.

Леман недоверчиво покачал головой.

– Тогда чего ради ты скалолазом заделался? От скуки, что ли?

– И это тоже, – усмехнулся Валентин, – хотя сейчас я не просто так, а с поручением. Я сват. На втором уступе нехватка молодых мужчин, вот я и хожу с известием: кто хочет переселиться, пусть поспешает. Девушки что надо, место тоже неплохое, хотя и не по мне: жарковато, и река чересчур шумит. Если я когда-нибудь осяду на одном уступе, то уж никак не ниже шестого. Да вот здесь хотя бы – чем не жизнь?

Вопрос был явно риторическим, но Леман решил все же выразить свое отношение к перспективам жизни на уступе – и выразил, отправив смачный плевок за кромку обрыва.

– Зря, – сказал Валентин. – Попадешь еще в кого-нибудь там, внизу. Зачем это тебе? А здешние увидят – могут и посоветовать не спать на краю, даром что ты новичок.

– Они уже поняли, откуда я? – Леман вытаращил глаза.

– Не считай их идиотами. Прекрасно поняли. Только их это не интересует.

– Если уже посоветовали – что, в самом деле попытаются спихнуть?

Валентин кивнул в ответ.

– Это подло – исподтишка! – прошипел Леман, сжимая кулаки.

– Подло быть такой скотиной, чтобы людям захотелось от тебя избавиться, – возразил Валентин. – И избавятся, не сомневайся, если, конечно, вовремя не удерешь. Сверхбдительности надолго не хватит, и надо же когда-нибудь спать.

Помолчали.

– Тут что, никаких законов нет? – без особой надежды спросил Леман.

– Абсолютно. Сам понимаешь, нет и принуждения. Зачем оно? Есть единственно возможный способ жизни на этих уступах, и он, поверь мне, охраняет получше любой полиции. Да ты сам подумай: разве закон, запрещающий, например, убийства, сработает там, где убить человека легче легкого? Будь здесь хотя бы один уступ шагов в пятьдесят шириной – тогда, конечно, другое дело… Да вот беда, – Валентин негромко засмеялся, – нет у нас таких. Ни одного.

– И все населены?

– Почему все? Есть опасные уступы, куда часто падают сверху ледяные глыбы. Там никто не живет, разве что летуны прилетают охотиться. Есть уступы, где невозможно защититься от ветра. Есть сколько угодно Сумрачных уступов, не освещаемых солнцем, правда, в нашем каньоне таких почти нет. Наконец, есть слишком узкие уступы, где трудно заниматься земледелием или промыслом.

– Там тоже никто не живет? – спросил Леман.

– Иногда селятся отшельники, – нехотя сказал Валентин. – Знаешь, есть такие… неуступчивые. Великие индивидуалисты, непризнанные гении, а то и попросту неисправимые склочники. Но их немного. Жить-то хочется, вот и живут. В одиночку. Только в одиночку у нас не особенно выживешь… ты уже понял, да? В конце концов они либо гибнут, либо возвращаются на какой-нибудь населенный уступ и пробуют начать сначала.

– А если и там проявят неуступчивость? – ухмыльнулся Леман, но ухмылка вышла растерянная.

– Или приспособятся, или уйдут снова. Кому охота бояться спать у края?

Леман облизнул пересохшие губы.

– Как же жить – без законов?

– Очень просто. Например, ты летун и изготовил себе крылья, то есть складной балансирный планер из перепонок птицекрылов, прутьев, нитей и горного воска. Или выменял на что-нибудь, это совершенно не важно. Планер – твой. Но если кто-нибудь попросит тебя одолжить его, чтобы навестить приятеля, живущего на той стороне каньона, а у тебя нет чрезвычайно веской причины для отказа, ты должен пойти ему навстречу и предоставить планер, иначе у просителя появится повод для обиды. Сам понимаешь, тех, кто живет с тобой на одном уступе, лучше не обижать…

– А если он разобьет планер? – перебил Леман.

– То, скорее всего, погибнет при этом сам, а с мертвого взятки гладки. Если же он приведет планер в негодность, а сам останется жив и здоров, то он обязан компенсировать тебе потерю, иначе уже ты получишь законное право на него обидеться…

– И спихнуть с уступа?

– А почему нет? В любом случае, если люди тобой единодушно недовольны, а ты настолько глуп, что не видишь этого, полета не миновать. Только до крайностей дело доходит чрезвычайно редко. И вовсе незачем убивать, если достаточно просто не помочь. Ты видел, каковы у нас бури. В спорных случаях иногда прибегают к суду старейшины уступа, но его решения вовсе не обязательны к исполнению. Скорее, это рекомендации, как проще уладить конфликт. А самое главное в другом. Когда человек с младенчества воспитывается в твердом убеждении, что за нанесенную соседу обиду может запросто улететь в пропасть, неуступчивость у него как-то проходит сама собой. Понятно, за подростками приходится присматривать, чтобы не натворили глупостей, делать им небольшие скидки на возраст, но ведь так везде и всегда… Будь уверен, за поломанную вещь ты получишь компенсацию, превосходящую стоимость вещи. Только не вздумай требовать. Сами дадут. Тот, кто пользуется твоим планером, рассчитается с тобой и за простой износ работой или подарком, или это сделают его родственники, если, конечно, захотят горбатиться за неуступчивого. Я привел тебе самый простой пример, но общий принцип универсален, что бы ты ни делал – скажем, засеял поле или собрался вступить в брак. Уступчивость – это здесь единственно разумный способ жизни.

– Постой, а как насчет кровной мести?

– Последний такой случай произошел лет сто назад и не в нашем каньоне. Обычно и до ликвидации обидчика дело не доходит – достаточно намекнуть ему, чтобы не спал у края. Это такая форма предупреждения неуступчивым и заодно изощренное оскорбление. Предупрежденные обычно понимают правильно.

– И что?

– Либо стараются загладить вину, либо уходят с уступа. Проще загладить.

– Иначе спихнут? А если без долгих слов разделаться с предупредившим?

Валентин вздохнул.

– Хорошо, что ты спросил об этом меня, а не кого-нибудь другого… В этом случае, парень, у тебя вообще нет никаких шансов. Уйти с уступа тебе не дадут, это точно. Только повышенной скоростью и по нисходящей параболе…

– У меня в первый же день отобрали парашют, – мрачно сказал Леман. – Сказали, чтобы укутать больного.

– Это другое дело. Надеюсь, ты не очень сопротивлялся? Впрочем, ясно, что не очень, иначе ты бы сейчас со мной тут не разговаривал… Погоди, а почему ты не остался на том уступе?..

***

– Ты случайно еще никого не успел убить? – настороженно спросил Валентин, выслушав краткий рассказ.

– Следовало бы. Но пока нет. Только побил кое-кого.

– Тогда не все так плохо. То есть я хочу сказать, что не фатально. А с чего началось?

– Кажется, я топтал их посевы.

– Худо, – осудил Валентин. – Впрочем, чего ради я тебе подсказываю? Твоя жизнь, тебе решать. У нас каждый сам решает, как ему жить, так что тебе виднее.

– Они отказались со мной драться…

– А зачем им? – Валентин заметно удивился. – Судьба неуступчивого ясна и без драк.

– Может, все-таки спасут? – с тоской спросил Леман. Валентин наморщил лоб, пытаясь понять, о каком спасении идет речь, и, поняв, покачал головой.

– Отсюда не спасают. Никогда. Тех, кто пропадает без вести около этой планеты, никто не ищет. Командование сразу списывает их в расход.

Леман сглотнул.

– Почему?

– Чтобы, насмотревшись, не подрывали дисциплину. Я думал, ты догадливей… Кстати, командование вашего противника поступает точно так же.

– Вашего противника? – ощетинился Леман. – Вашего? Валентин равнодушно пожал плечами.

– Ну не моего же…

– Ты что, уже не лигист?

– Лигист, ренегат – какая мне разница? Я уступчивый. Не только Лига теряла здесь свои корабли, ренегаты тоже теряли. Теперь живем бок о бок. Конечно, такие, как мы с тобой, здесь редкость, большинство населения планеты на этих уступах и родилось. Кто уступчивый в двадцатом поколении, а кто и в тридцатом…

– А ты в первом? – съязвил Леман.

– Не один я, – сказал Валентин. – Еще Хенрик. А помнишь, лет семь назад была большая драка в этом секторе и нам наваляли? Хотя, ты же еще в курсантах ходил… Короче, минимум три подбитых истребителя нашли спасение на этой планете. Грег, Иост и Тенгиз. Может, и еще кто был, не знаю. Так вот, Тенгиза я встретил в прошлом году, он хороший летун и охотник на птицекрылов. Женат, очень привязан к детям, их у него двое. Звал к себе, обещал помочь сделать планер. Иоста пока не встречал, но как-нибудь соберусь навестить. Говорят, он живет где-то на нижнем уступе, рыбачит. Один Грег не выжил. Да ты-то его должен помнить, норов у него был тот еще! Уступчивым он никогда не стал бы, нечего было и пробовать…

– А ты? – спросил Леман.

– А я стал. Поначалу едва не спихнули, но потом обошлось. Только посоветовали впредь не ложиться на краю, ну я в тот же день и перебрался на другой уступ. А там уже легче дело пошло, я после первого урока ученый стал…

– То есть уступчивый?

– Это не так плохо, поверь. Жить всегда хорошо. А иного способа выжить здесь просто не существует. Не веришь – попутешествуй по уступам, посмотри. Ни тебе, ни мне не изменить то, что нащупывалось столетиями отсева неуступчивых. Люди разные, а система всюду одна. И знаешь, она мне нравится.

Лемана передернуло.

– Чем же, интересно?

– Свободой.

Это прозвучало до того смешно и дико, что Леман растерялся, вместо того чтобы расхохотаться во все горло. Словно личинка короеда, заклинившись в прогрызенном отнорке, вздумала вдруг порассуждать о бесконечности Вселенной. Свобода – на этой каменной полочке?! Свобода невзначай сорваться с карниза – самому или не без посторонней помощи – и с долгим криком полететь вниз, навстречу гибельным бурунам беснующейся реки?

– И ты не хочешь, чтобы тебя вытащили из этой дыры?

– Нет.

– Почему?

– Я уже ответил.

– Ты был классным пилотом, – сказал Леман, в ответ на что Валентин досадливо махнул рукой. – Нет, ты послушай… Кто, скажи мне, был лучшим в штаффеле командиром звена? Ты. Кто подбил крейсер ренегатов и был награжден Золотой Молнией третьей степени? Тоже ты. Кому разрешали свободную охоту? На кого молились молодые лейтенанты – разве не на тебя? Я сам молился! – Леман уже кричал. – А скольким тыловым шавкам ты набил морду, помнишь? Ты был человеком ТАМ, ты это еще не забыл? А кто ты ЗДЕСЬ?

– Уступчивый. – Валентин лучезарно улыбнулся. – Ты погоди, не кипятись, я тоже не вдруг привык. Только вот какое дело: когда я, по твоим словам, был человеком, а по-моему, кем-то иным, надо мной стоял командир штаффеля, а над ним командир бригады, а над ним еще кто-то… много их было, всех не упомнить. Я с удовольствием прожил бы без них – вот и живу. С удовольствием. Здесь надо мною только небо.