Текст книги "Операция «Яростный полдень»"

Автор книги: Александр Михайловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Такое мне (и не только мне) приходилось повторять много раз, в ответ выслушивая здравицы в адрес товарищей Сталина и Путина, Красной Армии и всего советского-российского народа. Правда, такие беседы нам приходилось вести только с рядовыми сербами; с руководством Народной Югославской (а по факту Сербской) Республики разговоры шли уже на более серьезном уровне. Минимум эмоций, максимум конкретики.

– Мы очень рады, что советское командование сдержало свое слово и не прошло и месяца, как Красная Армия вступила на территорию Сербии, – сказал временный президент Народной Югославии Благое Нешкович. – И с Болгарией тоже получилось все так, как вы сказали. Раз – и из врага болгарская армия стала нашим союзником…

– Вот только год назад болгары вместе с Македонией аннексировали у нас, сербов, Пирот и его окрестности, – добавил его заместитель и министр финансов Сретен Жуйович, – и теперь нам неясна дальнейшая судьба этих территорий…

Генерал Бирюзов терпеливо ответил:

– Как мы вам и говорили, вопрос того, кто они – сербы или болгары – жители Пирота должны самостоятельно решить во время плебисцита, который будет проведен сразу, как только позволят обстоятельства.

Полковник Мальцев добавил:

– Насколько нам известно, эсэсовцы из дивизии «Принц Ойген» с одинаковым равнодушием убивали местных жителей без различия их национальности – так стоит ли нам, коммунистам-интернационалистам, придавать такое большое значение именно национальной принадлежности ваших товарищей? Мы уже не раз говорили вам, что если вы потащите в рот куски чужих земель, то получите все то же, что и в нашей истории, и, может, даже хуже. Нам ли не знать, что среди ваших товарищей есть мечтатели, которые хотят создать Великую Югославию – в дополнение к тому, что было при королевском режиме – натаскав куски от Италии и Австрии, присоединив по половине Венгрии, Румынии и Греции, а также целиком Болгарию и Албанию. Как я понимаю, кое-кому застит глаза лоскутная Австро-Венгерская держава Габсбургов, рассыпавшаяся на отдельные части после завершения Первой Мировой Войны.

– Да, так и есть, – с достоинством ответил Благое Нешкович, – такие товарищи среди нас имеются. И это ни плохо, ни хорошо. Нам кажется, что стремление к объединяющему началу является явлением благотворным, а не наоборот. Нам лишь непонятно, товарищ Мальцев, почему в вашем мире Югославия долго не распадалась, а потом все-таки распалась, и почему это случилось именно в начале девяностых годов, а не раньше и не позже? Я прочел книги по вашей истории, которые вы мне дали, но так и не понял, по какой причине люди, ранее объединенные в общее государство южных славян, вдруг захотели жить отдельными государствами. И даже, более того, из-за этого желания они стали совершать зверства, которые и не снились германским нацистам…

– Я, конечно, не историк, – ответил полковник Мальцев, – а потому могу объяснить эти причины так, как понимаю их сам. Начнем с того, что ядром вашей Югославии стало сербское государство в том виде, в каком оно образовалось в ходе борьбы за независимость вашего народа от турецких захватчиков. Население тогдашней Сербии было этнически однородным, к тому же в нее входило менее половины всех земель, населенных сербским народом.

– Все верно, – подтвердил Благое Нешкович, – но только я не понимаю, какое отношение этот факт имеет к распаду Социалистической Федеративной Республики Югославия из вашего мира.

– Отношение самое прямое, – со вздохом ответил Андрей Сергеевич, – чтобы маленькое мононациональное государство превратилось в многонациональную империю, необходимо соблюдение трех условий. Во-первых – наличие у государствообразующего этноса экспансионистского потенциала. Во-вторых – наличие у правящей элиты этого государства уникальной объединяющей идеи, под флагом которой будет проходить расширение его территории. В-третьих – запас времени в несколько столетий, дабы это расширение проходило поэтапно, после поглощения и полной ассимиляции предыдущих территориальных приобретений. Так росли все империи-гиганты в мире: от римской до последней, германской, и российская в том числе. Начнем с экспансионистского потенциала, и увидим, что у сербского этноса как такового его просто нет. Вы, сербы, от седой древности и до наших дней привыкли находиться в глухой обороне, защищаясь от поползновений сильных соседей: австрийцев, венгров и турок, и ни о какой экспансии у вас не шло даже и речи. Более того, за время турецкого ига вы потеряли контроль за сердцем своей страны – Косовским краем, который был постепенно заселен албанцами. О каком экспансионистском потенциале можно говорить в такой ситуации?

– Да, – с серьезным видом подтвердил начальник главного штаба народно-освободительной армии Арсо Йованович, – мы, сербы и черногорцы, очень не любим менять место жительства, и делаем это только перед лицом всеобщего уничтожения, ради спасения своих жизней и жизней своих детей. А вы, товарищи политики, лучше помолчите. Товарищ Мальцев говорит вам в глаза неприятные вещи, но все его слова – правда. У нас просто нет лишних людей для того, чтобы заселять ими огромные имперские пространства, как это сделали русские, расселившиеся по континенту до самого Тихого океана. И идеи, по которым предполагалось строить Великую Югославскую Империю, у наших интеллигентов и приблизивших их к себе правителей были книжными, вторичными, украденными частью у русских, а частью у итальянцев. И даже это, чужое, они не смогли применить правильно, не понимая, что у Сербии просто отсутствует возможность расширения и по итальянскому, и по русскому образцу. Итальянцы, несмотря на то, что апулиец или сицилиец едва поймет туринца или венецианца, все же чувствуют себя единым народом, и чувствовали это даже тогда, когда никакой Италии еще не было, а вот хорваты, македонцы, словенцы и бошняки никогда не будут считать себя сербами или там югославами…

– Югославами в конце существования единой страны считало себя ничтожное меньшинство, родившееся от смешанных браков, что-то около пяти-семи процентов, – сказал полковник Мальцев. – И когда начался распад, они оказались самыми несчастными людьми.

– Вот-вот, – сказал Арсо Йованович, – именно так. Нет у нас и огромных пустых пространств под боком, а также миллионов людей, готовых сняться с места жительства и идти навстречу восходящему солнцу осваивать новые земли. Нет у нас и нескольких столетий для того, чтобы вырастить таких людей, ибо строить Великую Югославию наши мечтатели хотят здесь и сейчас. Такую страну можно создать железом и кровью, как это сделали римские легионы, объединившие вокруг небольшого италийского города почти все земли Средиземноморья, но у нас нет такого количества солдат, чтобы проделать такой же трюк. А если мы попытаемся, то уже через поколение упадем обессиленные – и тогда все, что было завоевано огромным количеством жертв, снова попадет в руки наших врагов.

– Но все же я не понимаю, – сказал Благое Нешкович, – какой фактор до определенного момента мешал разрушению единой страны, а потом вдруг перестал действовать, и она распалась на составляющие… Как врач я считаю, что нужно не только знать симптомы болезни, но также ее причину. А иначе может случиться так, что то же явление захватит и ту Целокупную Сербию, которую вы советуете нам создать вместо прежней Югославии.

– Этого фактора у вас больше нет, – с мрачным видом ответил полковник Мальцев, – и имя ему было – Иосип Броз Тито, это маленький Наполеон, оседлавший коммунистическое движение в Югославии, отколовший его от основного потока социалистических государств, руководимого Советским Союзом, и фактически создавший эту страну под себя, под свою харизму и волю. Единственный президент-император за всю историю Социалистической Югославии, вождь и учитель, построивший идеологию третьего пути – неприсоединения ни к буржуазному Западу, ни к социалистическому Востоку, руководимому СССР – а внутри страны балансировавший между сербскими и несербскими элементами. Как только этот человек умер, слепленная по его лекалам страна сразу стала нежизнеспособной и смогла просуществовать лишь чуть больше десяти лет…

– А еще тому самому буржуазному Западу был крайне выгоден раскол в мировом социалистическом движении, – добавил я, – и распад вашей Югославии очень странно последовал за распадом Советского Союза, когда для наших врагов отпала надобность в поддержании ее существования. Лично для меня нет никакого сомнения, что хорватов, словенцев и бошняков, ставших инициаторами разрушительных процессов, прямо направили к тому, чтобы они восстали и устроили Гражданскую войну, перешедшую в очередной геноцид сербского народа. И зря вы, товарищ Нешкович, говорите, что даже нацисты не совершали таких преступлений, какие тогда творили хорваты и бошняки. Просто сербский народ в вашем мире оказался избавлен от большей части тех зверств, которые он пережил в нашем прошлом. И, пожалуйста, не надо смотреть с надеждой в сторону так называемых «цивилизованных стран: Франции, Англии и США. На самом деле своим поведением этот коллективный Запад показал, что и вы, сербы, и мы, русские, и много кто еще для этих деятелей ничем не лучше американских индейцев, которых они в свое время истребили без всяких сомнений. Если мы будем едины, то ничего они с нами не сделают, зубы обломают, а если разбежимся по отдельным национальным квартирам, то сожрут нас поодиночке и не поморщатся.

– Да, друг мой Алексей, – сказал Арсо Йованович, с чувством пожимая мне руку, – так оно и есть. Вы правы, а те товарищи, которые думают, что у нас есть какой-то отдельный путь, жестоко ошибаются. Нас, черногорцев, перед лицом окружающего мира – всего лишь маленькая горсточка, и мы особо остро чувствуем, насколько мы перед ним одиноки. Но ответить на этот вопрос – вместе мы с русскими или каждый по отдельности – сможет только весь наш народ на еще одном Великом Плебисците, который может случиться лишь после войны. Поэтому, товарищи, давайте закончим с политическими прениями и перейдем к практическим вопросам тактики и стратегии.

– Возможно, вы и правы, а мы ошибаемся, – как бы нехотя сказал Благое Нешкович, – в любом случае прав товарищ Йованович, сказав, что вопрос присоединения к Советскому Союзу должен решать сам сербский народ на плебисците…

Сретен Жуйович, второй человек в партии и временном правительстве после Благое Нешковича, утвердительно кивнул в знак своего согласия с вышесказанным.

А вот Тито с Ранковичем, наверное, сейчас уже упирались бы всеми четырьмя копытами. Ведь, в отличие от сидящих здесь двух сербов и одного черногорца, эти деятели хорватского происхождения не чувствовали никакого родства с русским народом, первым в мире воплотившим идею социально справедливого государства. К тому же они оба – и Благое Нешкович и Сретен Жуйович – не являются лидерами первого прядка, потенциальными Верховными Главнокомандующими и чисто инстинктивно ищут широкую спину вождя, за которой можно было бы укрыться от всех мировых бед. После того как случайные обстоятельства или подковерные политические игры забрали у них Тито, они волей-неволей убедят себя, что в единстве – наше спасение, после чего без дополнительного принуждения встроятся в советскую партийно-государственную пирамиду. При этом Арсо Йовановичу, в старой югославской армии имевшему звание капитана первого класса, теперь светит титул маршала Победы, что поставит его в один ряд с Жуковым и Рокоссовским…

– Что касается вопросов тактики и стратегии, – сказал генерал Бирюзов, – то надо понимать, что Красная Армия вышла к вашим границам только одним своим механизированным соединением, проделавшим марш в восемьсот километров через Румынию и Болгарию. Тылы подвижной группы катастрофически отстали, нормальное железнодорожное сообщение через Румынию еще не налажено. Бензовозы слили в баки боевых машин остатки топлива и ушли в Варну заправляться с танкеров. Такое же положение с боеприпасами после сражения за Пирот: в машинах имеется только возимый запас. К тому же до подтягивания стрелковых дивизий, разгружающихся с пароходов в Варне и Бургасе, и развертывания их в боевой порядок нужна как минимум неделя. Продолжение наступления на Белград в таких условиях выглядит как минимум авантюрой…

Кстати, по поводу Сергея Семеновича я ошибся. Товарищ Сталин выставил на Балканы по-настоящему первоклассную фигуру, и должность комфронта при таком соседстве генералу Бирюзову уже не светит. Пойдет он у нас, скорее всего, по военно-дипломатической линии, как связующее звено между советским и югославским командованием.

– Так, значит, освобождение наших югославских земель снова откладывается? – с некоторым разочарованием спросил Арсо Йованивич, по сути и являющийся тем самым югославским командованием, которое товарищу Бирюзову предстоит теперь окормлять до самого конца Балканской операции.

– Если и откладывается, то ненадолго, – отрезал генерал Бирюзов. – К тому при этом вы, югославские коммунисты, тоже не должны сидеть сложа руки. Сейчас необходимо всеми силами атаковать тылы немецких дивизий, пытающихся через Македонию прорваться на выручку своим войскам, блокированным в Греции. В ближайшее время они прекратят атаки, ибо им уже некого будет спасать, и начнут отход на север. Этому надо мешать всеми возможными средствами. Эти дивизии либо вовсе не должны иметь возможности отойти в Белград, либо они должны достичь его, потеряв по пути всю технику и тяжелое вооружение, а также понеся значительные потери в личном составе. В этом вам также окажет помощь наша авиация, которая в ближайшие дни непосредственно возьмет под свой контроль небо над Сербией. И только потом, когда враг значительно ослабнет, а Красная Армия подойдет к вашей столице с юга и востока, можно думать о полном освобождении вашей земли, и проделывать это следует совместными усилиями Красной Армии и ваших партизан.

Полковник Мальцев сказал:

– Было бы полезно издать воззвание от лица Антифашистского веча народного освобождения Югославии ко всем офицерам и солдатам старой югославской армии, еще не присоединившимся к вашей борьбе с немецкими захватчиками, и сделать это нужно как можно скорее, поскольку в противном случае после полного освобождения страны они будут считаться дезертирами. Власть вы здесь, в конце концов, или нет?

– Да, – сказал генерал Бирюзов, – таким образом вы можете пополнить свои отряды кадровыми специалистами, и в то же время изрядно проредить число сторонников покойного Драже Михайловича и генерала Недича, чертова гитлеролюба, который уже, наверное, мечется, ища в своем кабинете пятый угол. Его так называемая власть в скором времени начнет разбегаться, и нам необходимо сделать так, чтобы это происходило в правильном направлении. При оккупантах и их главных пособниках должны остаться только неисправимые персонажи, запятнавшие себя тяжелыми преступлениями, которым нет прощения ни при каких условиях.

– Хорошо, товарищи, – ответил Благое Нешкович, – чтобы приблизить освобождение нашей земли, мы предпримем большое партизанское наступление, сосредоточив основные силы в Южной и Центральной Сербии. Товарищ Йованович подготовит все необходимые приказы, а мы, как законное политическое руководство, обратимся ко всем гражданам Югославии помочь нам в этой борьбе. Красная Армия уже стоит на пороге Сербии, и нам было бы стыдно, если бы наша судьба решалась без нас самих.

15 июня 1942 года, полдень. Югославия, Белград, Савски Венац, улица Неманина, дом 11, коллаборационистское марионеточное правительство «национального спасения».

Присутствуют:

Премьер-министр генерал Милан Недич;

младший брат премьер-министра генерал Милутин Недич (только что выпущен из плена);

экс-кронпринц, а ныне частное лицо, Георгий Карагеоргиевич (55 лет).

Если под потолком кабинета Сталина в Кремле незримо парит древнегреческая богиня Ника и ветер от ее крыл поднимает бурю, сметающую в небытие целые царства, то тут, в Белграде, в кабинете премьер-министра марионеточного прогерманского правительства прочно прописались навевающие ужас Эриннии, грозя страшными карами изменникам, позабывшим о долге перед родной землей. Впрочем, изменник тут пока один. Год назад, приняв предложение оккупационных властей возглавить коллаборационистское правительство оккупированной Сербии, генерал Милан Недич заявил по белградскому радио, что делает это ради спасения сербского народа. Но потом все у него пошло наперекосяк. Сербский народ в своей основной массе пошел не за сотрудничающими с немцами коллаборационистами, и даже не за верными эмигрировавшему королю четниками капитана Драже Михайловича, а за коммунистическими вождями, что возглавляли партизанские отряды, возникшие в лесистых сербских горах.

В сербской добровольческой команде, которая в нашей истории в итоге вошла в ряды формирований СС – четыре тысячи добровольных пособников нацистов. В сербской государственной страже – семнадцать тысяч жандармов и полицейских. В равногорском движении (югославской армии на Родине) покойного капитана Драже Михайловича – пятьдесят тысяч бойцов, а численность красных партизан – двести пятьдесят тысяч злых, мотивированных и стойких борцов за свободу своей земли и за дело Ленина-Сталина. Эти двести пятьдесят тысяч не просто числятся на бумаге. Они прекрасно вооружены и оснащены, превосходно мотивированы, а еще их воодушевляет то, что Красная Армия стоит уже на пороге Сербии. И не она одна. Экспедиционный корпус России из будущего тоже участвует в боях на стороне коммунистов, и для многих сербов из числа колеблющихся или просто настроенных скептически по отношению к коммунистам этот факт имеет решающее значение.

При непосредственном боевом контакте с «марсианами» добровольные помощники нацистов будут истреблены до последнего человека – так же, как уже были уничтожены эсэсовцы из дивизии «Принц Ойген»; жандармы из «государственной стражи», едва их завидев, разбегутся кто куда, четники Михайловича не задумываясь перейдут на сторону русских из будущего или даже Советского Союза, а коммунистические партизаны встретят части Красной Армии и российского экспедиционного корпуса цветами и объятиями. Для них они «свои». Гибель от рук немцев основателя четнического движения и последовавшая за ней смерть короля Петра Второго в далеком Египте основательно подкосили некоммунистическое сопротивление немцам. Меньшая часть четников начала дрейфовать в направлении пронацистского вождя Косты Печенаца, а большая – иногда поодиночке, а иногда целыми отрядами – стала переходить на сторону красных… Усилилось дезертирство и в «государственной страже»: кто-то переходит на сторону «красных», а кто-то попросту ложится на дно, надеясь пересидеть трудные годы в подполье.

К тому же, напоминая о мощи пришельцев, над Сербией вообще и над Белградом в частности время от времени пролетают огромные четырехмоторные самолеты, которых нет и не может быть в военной авиации ни одной страны этого мира. Иногда они сбрасывают в парашютных мешках оружие и боеприпасы красным партизанам в Югославии и Италии, а иногда (очень метко) – бомбы неприятно крупного калибра на головы тех деятелей, которые не нравятся большевистскому вождю господину Сталину. Палача сербского народа германского генерала Франца Беме, оставшегося «на хозяйстве» после того, как фельдмаршала Листа отозвали на Восточный фронт, русские из будущего уничтожили вместе со всем его штабом как раз такой бомбой. Тяжкий грохот взрыва, от которого жалобно зазвенели оконные стекла, слышал весь Белград, а огромное грибовидное облако дыма и пыли, поднявшееся над местом взрыва, можно было наблюдать с большого расстояния.

Как раз в тот момент генерал Недич и понял, что и его жизнь может подойти к концу так же внезапно и неотвратимо – когда в Кремле решат, что существование коллаборационистского правительства в Белграде начинает активно мешать советско-российским планам. И это момент явно не за горами. Красная Армия вплотную подошла к границам Сербии. Только что ее передовые подразделения играючи помогли отбить попытку немецкого наступления на Софию, и теперь на фронте установилось пугающее затишье, через некоторое время готовое взорваться новым наступлением. Премьер-коллаборационист и сам был не без военных талантов, поэтому понимал, что с момента открытия Врат Третий Рейх проиграл войну за существование, и теперь его ждет неминуемый крах.

Конечно, на самом деле Врата не были и не могли быть причиной разгрома германской военной машины; проникший через них экспедиционный корпус только ускорил и направил этот процесс. Настоящих причин неизбежной гибели Третьего Рейха было несколько: стойкость советского солдата, яростное сопротивление которого в несколько раз превысило нормативы, заложенные в план «Барбаросса», невозможность для Германии сколь-нибудь длительной войны на два фронта, а также практикуемая Гитлером и Ко человеконенавистническая идеология национал-социализма – претворение в жизнь ее постулатов ослабляло саму Германию и максимально увеличивало сопротивление ее экспансии.

Но такие соображения Милану Недичу в голову не приходили, в противном случае он просто никогда не пошел бы на службу к немецким оккупантам. Вместо того он был обеспокоен собственной судьбой, а также задавался вопросом, что будет с Сербией после того, как Красная Армия и народно-освободительные партизанские отряды окончательно очистят ее территорию от оккупантов и коллаборационистов. В том, что его личная судьба будет печальной, премьер-коллаборационист не сомневался. Все его попытки навести негласные контакты по ту сторону фронта и банально подстелить соломки натыкались на глухую стену неприятия. Конечно, у генерала Недича были связи с людьми покойного капитана Драже Михайловича, через которых можно было попытаться выйти на британцев, но он сомневался, что в данных условиях мнение островитян будет иметь хоть какое-либо значение. Они ведь с русскими не союзники, а попутчики, причем каждый из них себе на уме.

И вот – еще один удар. Совсем недавно из германского плена (по просьбе самого Милана Недича) отпустили его младшего брата Милутина… Перед своим возвращением в Белград он имел беседу с неназванным им высокопоставленным представителем Германского руководства (Гейдрихом), сообщившим брату премьер-коллаборациониста, что германское командование рассматривает территорию южнее реки Сава как стратегическое предполье и не планирует ее упорную оборону. В целях своей защиты от югославских партизан и Красной Армии режим генерала Недича, мол, должен обходиться собственными силами. Исключение можно сделать только для Белграда, который должен превратиться в ловушку для советско-российских войск. Опцию «ожесточенное оборонительное сражение в крупном европейском городе» в этом мире еще никто не пробовал. Смоленск, где прошлой осенью в полном окружении дралась 9-я армия генерала Штрауса, по сравнению с Белградом – большая деревня. Причиной такого авангардизма, нехотя проявленного Гальдером, являлся хронический дефицит боеспособных войск и нежелание растрачивать этот ценный ресурс на оборону территорий с враждебным населением.

По мнению немецких генералов, по-настоящему стойко требуется защищать только Хорватию, Венгрию и сам Рейх, где местное население будет поддерживать вермахт, а не вставлять ему палки в колеса. С одной стороны, Милан Недич понимал резоны отдавших такой приказ германских генералов, а с другой, противился этому решению изо всех сил, ведь оно отдавало почти всю Сербию под власть коммунистов и их покровителей, а столицу государства обрекало на разгром и уничтожение. Как монархист и великодержавный сербский националист, Недич не хотел своему народу судьбы быть смолотым в жерновах истории между Советским Союзом и гитлеровской Германией.

Дополнительно эта ситуация усугубляется еще и тем, что попытка прорыва группировки вермахта в Греции на соединение с оккупационными войсками в Югославии потерпела неудачу. Совместная советско-российская подвижная группировка наехала на рвущихся к спасению немецких зольдатенов гусеницами своих панцеров, отчего те все как один нечаянно умерли. Вермахт в результате этого сражения еще более ослаб, а вторая подвижная группировка русских из будущего и большевиков после завершения этой работы в самом ближайшем будущем должна выйти в район Скопье-Куманово и составить пару соединению, которое под Пиротом недавно разгромило и полностью уничтожило дивизию СС «Принц Ойген».

После того как Красная Армия на сербском направлении двумя клиньями перейдет в решающее наступление, предпринимать что-то будет поздно, поэтому премьер-коллаборационист уже сейчас мечется ошпаренной кошкой, желая добыть своему режиму хоть немножечко легитимности, не завязанной на немецкие оккупационные войска. Именно с этой целью в его кабинете и находится экс-кронпринц Георгий Карагеоргиевич – истинный наследник своего отца, отстраненный от власти путем грязных манипуляций. Год назад он уже посылал пешим эротическим маршрутом представителей германского командования, пожелавших сделать его марионеточным прогерманским сербским королем. Потом в то же место пошли и посланцы сторонников покойного капитана Драже Михайловича, предложившие опальному принцу сомнительное счастье стать проанглийской марионеткой.

И сейчас на лице этого пожилого, измученного невзгодами человека написано упрямо-унылое выражение: мол, ну что, опять эти двое будут звать меня на трон, чтобы использовать как ширму для своих грязных дел?

И он не ошибся. С первой же минуты встречи премьер-коллаборационист стал канючить, чтобы Георгий Карагеоргиевич принял на себя обязанности сербского короля.

– Ваше королевское высочество, – вкрадчиво говорил он, – в условиях непрерывного нарастания красной угрозы Сербии как воздух необходима сильная легитимная королевская власть, а вы – единственный оставшийся в живых потомок по прямой мужской линии своего отца короля Петра Первого Карагеоргиевича…

– Поймите, господин Недич, – с саркастической улыбкой ответил экс-принц, – красные – это единственная политическая сила, которая не звала меня на мнимый королевский трон, а посему я склонен доверять коммунистам даже больше, чем остальным. Я и раньше не очень-то стремился к власти, потому что воочию наблюдал трагедию своего несчастного отца, превращенного в марионетку небезызвестным господином Димитриевичем и его подельниками из «Черной руки». Сейчас, после длительных мучений, желание держаться подальше от отравленных нессовых одежд у меня только окрепло. Поэтому – нет, нет и еще раз нет. Поищите на роль смешного паяца еще какого-нибудь чудака. Например, моего двоюродного брата Павла. Хотя и он, наверное, тоже откажется от предложенной вами «чести».

– Вот видишь, Милан, – вздохнул Милутин Недич, относившийся к коллаборационизму своего старшего брата с изрядным скепсисом, – я же тебе говорил, что королевич Джорджи настолько твердолоб, что способен переупрямить трех ослов. Кроме того, сейчас право говорить от лица сербского народа, хочешь ты того или нет, перешло к коммунистам, а это значит, что для любого представителя династии принять трон из твоих рук – значит замараться сотрудничеством с врагами нашего народа, то есть тем же грехом, что лежит и на тебе…

– Я же говорил вам обоим, что совершенно не стремлюсь к власти, – упрямо произнес Георгий Карагеоргиевич. – Но в последнем своем утверждении вы совершенно правы, потому что определенное ощущение гадливости от присутствия в этом кабинете у меня имеется. Для любого честного серба вы, господин Недич, некто вроде прокаженного, прикосновение к которому сулит неосторожному человеку неисчислимые беды.

– Ну хорошо, ваше королевское высочество! – всплеснул руками премьер-коллаборационист, – не хотите быть королем, так и не надо. Хоть это все осложняет, попробуем обойтись как-нибудь без вас. Единственное, о чем мы хотим попросить вас ради блага сербского народа и государства, это быть нашим послом в Ужице. Кто как не вы, с вашим нейтральным отношением к коммунистам, способен хотя бы попробовать договориться о сотрудничестве в условиях, когда немецкая армия намерена оставить большую часть сербской территории при минимальном сопротивлении и только в Белграде собирается дать русским сражение, которое должно дотла разрушить и разорить нашу столицу! Предотвратить такой сценарий, как мне кажется, долг каждого честно серба, и я надеюсь, что вы за это возьметесь, несмотря на всю ту гадливость, которую вам внушает мое существование.

– Что вы намереваетесь предотвратить, господин Недич? – с нескрываемым сарказмом спросил Георгий Карагеоргиевич, – отступление немцев из Сербии или разрушение Белграда?

– Первое предотвратить невозможно, да и не нужно, – ответил Милан Недич, – а вот сохранить в целости и сохранности нашу столицу, и так уже изрядно пострадавшую во время германского вторжения, было бы желательно, и даже необходимо. В решающий момент мы могли бы выйти из повиновения германского командования и отдать приказ сербской государственной страже атаковать и разоружить германские части в Белграде и окрестностях. Взамен мы хотим амнистии для себя и сотрудников своей администрации, а также предотвращения бессудных арестов и казней сербских патриотов, на которые так горазды прокоммунистические повстанцы.

Опальный принц усмехнулся и произнес:

– Сербскими патриотами вы называете оглоедов из движения ЗБОР, которое настолько маргинально, что по всей Сербии у него нашлось лишь несколько тысяч сторонников? Если мне не изменяет память, именно головорезы из добровольческой команды военизированного крыла этого движения с вашего собственного благоволения без суда и следствия вешают всех заподозренных в сочувствии коммунистическим партизанам. И я не удивляюсь, что те, в свою очередь, отвечают вашим «патриотам» столь же пылкой любовью.

– Ладно-ладно! – замахал руками премьер-коллаборационист, – господ Летича, Мушицкого и их сподвижников можно вывести за скобки предполагаемого соглашения с красными партизанами. От этого оно совершенно не пострадает. Говоря о патриотах, я имел в виду других, куда более солидных людей, ничем не запятнавших себя перед сербским народом и не замешанных ни в чем предосудительном…

– Ну хорошо, – сказал Георгий Карагеоргиевич, – предположим, что я согласился быть вашим послом. Теперь скажите, как вы собираетесь все это провернуть, ведь не могу же я просто так явиться в Ужицу – мол, вот он, я принц Георгий Карагеоргиевич, прибывший с посланием от предателя сербского народа господин Недича. Пожалуй, за такое предложение меня там просто побьют, или даже расстреляют без суда и следствия.