Текст книги "Сквозь переборки"

Автор книги: Александр Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Как вас зовут? – спросил он.

– Это неважно, – ответили ему, – сейчас будет катастрофа. И тебе надо будет их спасать.

– Кого?

– Свои кораблики.

И сейчас же все увеличилось, выросло в размерах, и вот он уже стоит на корабле, в море. Корабль качает. Сильная качка. И тут он наталкивается на что-то, на что-то твердое, и все летят вверх тормашками и падают в воду.

– Надо идти, – он услышал голос за спиной и обернулся. Там стоял мужчина. Он подошел сзади.

– Куда? – спросил он.

– Надо что-то делать. Люди не слушаются. Им говоришь очевидные вещи, а они все ровно делают то, что считают нужным. Они не понимают. Ты должен им все объяснить.

– А что я должен объяснить?

– Ты должен им объяснить то, что с ними произойдет.

– Как же я все это объясню?

– Ты почувствуешь.

– А можно все объяснить словами?

– Нет. Словами не всегда можно все объяснить. У нас с вами разные слова, вот поэтому и надо почувствовать. Ты почувствуешь. Вот смотри.

Говорящий вдруг начал расползаться, разваливаться на части. Потом все части опять сползлись, соединились в аморфное нечто, и из него уже выросла голая мордочка животного – острая, оскал редких зубов. Сначала она была безжизненной, а потом обросла шерстью и открыла глаза.

И сейчас же он начал задыхаться. Едкий, удушливый дым. Газ. Это был газ. Он все разъедал. От горла остались одни лохмотья. Сырое мясо. Жуткая боль пронзила все тело. Тело выгнулось дугой, ударилось обо что-то острое, опять выгнулось. Дикая, раздирающая все боль.

Женя метался по амбулатории. Дима выгибался, его подбрасывало на кушетке. Эпилепсия. Это эпилепсия – никаких сомнений.

И вдруг он затих. Пульс! Пульс не прощупывался.

Но вот появилась ниточка, потом пульс стал ровнее, потом – хорошее наполнение… Дима открыл глаза.

– Ну, – спросил Женя, – что теперь?

Дима смотрел на него, не узнавая, а потом он узнал – Женя.

– Женя, они не люди.

– Кто не люди?

– Те, что все это со мной проделывают.

– А ты думаешь, что кто-то с тобой это проделывает?

Дима кивнул:

– Да.

– Хорошо. Давай по порядку.

– Давай.

– Ты считаешь, что над тобой, только над тобой одним, на этой лодке, в походе, проводят эксперимент?

Дима опять закивал. Глаза у него при этом были совершенно безумные.

Женя смотрел на него в некотором замешательстве.

Говорить или не говорить, что, скорее всего, мы имеем дело с эпилепсией? Он решил не говорить – суток семь надо еще продержаться, а там и берег. Надо просто выслушать Диму, успокоить.

– Хорошо, – сказал он, – расскажи все, что запомнил.

– Понимаешь, – заговорил Дима, – им что-то надо мне сообщить.

– Ну и чего ж они не сообщают?

– Они сообщают, но только не словами.

– Не понял. Самое простое – это сказать. На все есть слова.

– Все так, но это не люди. Они могут принимать облик людей, но слова они не могут найти.

– То есть, если я правильно понял, мы имеем дело с высшими существами, которые приходят к тебе во сне, но сказать они ничего не могут, и потому они выворачивают тебя наизнанку, чтоб, значит, ты почувствовал, как они о тебе пекутся. Так, что ли?

– Не совсем. Они пытаются.

– Погоди. Но ведь это же Солярис! Ты начитался Лема.

– Никакой это не Солярис.

– Ну как же! Высшие существа подбирают способ общения.

– Они не подбирают.

– А что ж они делают?

– Они так общаются.

– Ну правильно. А потом мы подберем им ответ, ответим, они поймут и перестанут тебя мучить – Солярис.

– Да нет же! Как ты не поймешь! Они нас о чем-то предупредить хотят.

– Он хотят предупредить, но через тебя, а ты настолько туп, что не понимаешь, о чем они хотят предупредить, а они настолько высшие существа, что придумать что-то – например, словами все объяснить нам, низшим, – ну никак у них не получается. Так? Я все правильно рассказал? Бред какой-то! Чушь. Это все лишено логики.

– Женя, я не могу объяснить.

– Я понимаю.

– Ты все время хочешь все упростить.

– А почему бы все не упростить? Объясни мне. Да, я не понимаю. Что в этом такого ужасно сложного? Ведь если оно высшее существо, как ты говоришь, то почему бы ему не использовать что-то простое?

– Женя, ну ты же не используешь язык шимпанзе для общения с шимпанзе. У них свой язык. «Что может быть проще, используй мой язык», – скажет нам шимпанзе.

– Хорошо. Согласен. Мы для них шимпанзе. Хорошо. И поступают они с нами как с шимпанзе. Вместо того чтобы сказать: не ходите туда, там опасно, они просто к забору подводят ток. Все правильно. А ты – шимпанзе – все никак не поймешь, куда тебя ведут и что от тебя хотят. Ты то и дело хватаешься за ограду, и тебя бьет током. Так?

– И так и не так.

– Хорошо, объясни, что не так.

– Их мир говорит образами. Видениями.

– Это они между собой так общаются или только с тобой?

– Я не знаю.

– Ты не знаешь, но утверждаешь, что они общаются видениями?

Дима видел, что Женю он ни в чем не убедил. Да и говорил он так, что все это выглядело… черт его знает, как это выглядело.

– Ну хорошо! – Женя вздохнул. – Хорошо! Допустим, ты общаешься.

Дима кивнул:

– Допустим.

– Хорошо. Что тебе нужно для этого общения? Если тебе нужно снотворное, то вот оно. – Женя выложил таблетку на стол перед Димой.

Дима поднял на Женю глаза, а потом взял и проглотил таблетку, запил ее водой и медленно лег на кушетку. Потом он закрыл глаза. Через минуту он спал.

Дверь амбулатории открылась, вошел командир. Он знаком показал Жене, чтоб тот не вставал.

– Как он? – спросил командир.

– Спит.

– Снотворное?

Женя кивнул.

– Хорошо. Есть что-то новое?

– Трудно сказать, товарищ командир.

Был припадок, очень похожий на эпилептический.

– Вы считаете, эпилепсия?

– Непонятно. Тут целый набор – эпилепсия, шизофрения, черт знает что. Стационар нужен.

– Нам неделю продержаться.

– Это может быть аневризма.

– В головном мозгу?

– Да. Местное расширение артерии. Хотя я не уверен.

– Если это аневризма, то тогда чем это нам грозит?

Женя посмотрел командиру прямо в глаза.

– Тогда он может умереть в любую секунду.

– Пойдемте, я вас проведу.

Было темно, они двигались по какому-то коридору. Впереди него шла закутанная в шаль фигура. Это была женщина, он догадался.

Он шел за ней.

– Вот и дошли, – сказала она и толкнула дверь, та заскрипела, и они вошли.

В глаза ударил свет. Много света. Комната была полна людей.

Он вошел, с ним начали здороваться. Казалось, они были с ним знакомы, он же не помнил никого. Все лица были чужие. И одежда. Какие-то туники, что ли, покрывала…

– Здравствуй!

Он то и дело отвечал: «Здравствуй».

– Как хорошо, что ты пришел. Мир тебе!

Я пришел? Куда пришел? Мир мне? Какой мир?

– Мы теперь тебя не отпустим!

Как не отпустим? Куда не отпустим?

Круг людей вокруг него становился все теснее и теснее, его то и дело хватали за руки, их улыбки теперь не казались ему доброжелательными. И вот уже вокруг него встали несколько человек, в него вцепилось не меньше десятка рук…

Дима метался на кушетке в поту, Женя сидел рядом, он ничего не мог сделать, а потом Дима вдруг успокоился и затих.

– Герцогиня!

Он был на балу. Всюду мелькали шали, танцующие пары.

– Вам повезло, – к нему обращалась молодая женщина. – Герцогиня вас просит пройти к ней. Она имеет к вам одно дело. Это очень важно.

Женщина увлекла его в сад. Из окон лилась музыка, бал продолжался. Они прошли мимо окон.

– Это в часовне, недалеко.

– В часовне?

– Да. Герцогиня всегда принимает в часовне. Прошу вас.

Они подошли к небольшому зданию, увитому плющом. Внутри горели свечи.

В самой середине стояла женщина. Его довели до нее и оставили. Он оглянулся – никого сзади не было.

Женщина, похоже, молилась. Он старался ступать неслышно. Он подошел и остановился в нескольких шагах рядом.

– Прошу вас подойти ближе, – у герцогини был низкий приятный голос.

Он подошел. Лицо ее было покрыто вуалью, ему показалось, что он ее уже где-то видел.

– Я рада, что вы пришли.

Он ответил легким поклоном.

– Вы, кажется, хотели бы знать, чем вы могли бы мне помочь?

– Я к вашим услугам, герцогиня.

– Благодарю. Вы мне нужны как судья. Хотя правильнее было бы назвать вас арбитром.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Я расскажу вам историю моей семьи.

– Буду рад ее услышать.

– Я происхожу из древнего рода, главным достоянием которого всегда почиталась родовая честь.

Женщина взглянула на него, он поклонился.

– Мы всегда были богаты, и мы всегда жили в мире со своими соседями. Но вот однажды двое соседских мальчиков были найдены мертвыми. Подозрение пало на нас. Результатом была вендетта, которая уничтожила оба рода. Даже если и случалось кому-то избежать ножа или пули, то все равно он умирал от болезни, разорялся, кончал с собой. Оба наших рода словно преследовало проклятие. И вот сегодня, сейчас, настал час. Я хочу знать – кто. Кто это сделал. Кто убил тех детей.

– Но, герцогиня, что же могу сказать я?

– Это очень просто. Есть то, что дано вам, и я это знаю. Настал час. Он дается нечасто. Только вы найдете убийцу. По одному только его лицу. Я должна знать того, кто всех нас погубил. Я призову всех, вы же только заглянете в их лица. – Герцогиня смотрела на него с мольбой и надеждой.

– Хорошо, – сказал он, – я согласен, но прошу вас не судить меня слишком строго, если мне не удастся этот эксперимент.

– Отлично! – Глаза герцогини засверкали. – Я ждала очень долго. Пригласите всех! – последняя фраза была обращена к мажордому, неизвестно откуда тут взявшемуся. Тот поклонился и ударил жезлом, что держал в руке, в пол.

И сейчас же стены часовни состарились, с них облетела штукатурка, а сами стены пронзили корни деревьев, потом обвалилась часть стены, из проема на землю упал гроб. Крышка его отлетела, и из него встал человек. Он поклонился герцогине и почтительно занял свое место у стены.

Сейчас же раздался грохот, и можно было не сомневаться, что это еще один гроб упал на землю, и из него тоже вышел человек. А потом они начали падать, как спелые яблоки, и вскоре все вокруг заполнили люди. Они приближались к нему отовсюду. Они смотрели на него с надеждой.

– Смотрите на них. Смотрите внимательно, – сказала герцогиня. – Он должен быть здесь.

Было очень холодно. Особенно спине. Он вглядывался и вглядывался в окружающие лица. Все вертелось, кружилось. В лица. Он вглядывался в лица. Они ничем не отличались друг от друга, но потом…. потом он заметил одно лицо. Оно с ужасом ждало его приближения. Губы его дрожали, глаза вылезли из орбит, лицо почернело.

Он подошел к нему и остановился, пораженный всеми этими превращениями. Человек не выдержал. Он подбежал к герцогине и рухнул перед ней на колени. Герцогиня наклонилась к нему:

– Он нашел тебя.

– Да, герцогиня, да! Но умоляю, выслушайте меня, – завопил несчастный. – Я был самым преданным вашим слугой. Любое ваше желание я исполнял сейчас же. В то утро дети играли. Они играли за оградой. Они очень шумели, и вы сказали, что хорошо бы, чтоб они замолчали… навсегда… Я же…

– Ты погубил оба наших рода.

– Я никогда…

– Все из-за усердия одного слуги?

– Госпожа…

– Все рухнуло из-за преданности?

Герцогиня выпрямилась.

– Уйдите все! – произнесла она, и все в тот же миг пропали. Герцогиня сделала ему знак следовать за ней. Страха не было, он повиновался. Герцогиня, казалось, скользила по земле, совершенно ее не касаясь.

– Я благодарю вас, – сказала она у входа. – Теперь я знаю, что мне сказать на суде.

В тот же миг она исчезла.

Дима открыл глаза. Он не понимал, где он. Еще больше он не понимал, кто он. Женя был рядом.

– Ну, – спросил он, – говорить можешь?

Дима кивнул.

– Что теперь?

– Там была герцогиня.

– Час от часу не легче. Где была герцогиня?

– В часовне. Там была часовня.

– И что произошло на этот раз?

– Я нашел убийцу детей.

– Дима, ты хоть сам понимаешь, что ты говоришь?

– Да.

– Давай так. Давай вместе попытаемся выстроить логику. Ты сейчас выглядишь так, будто явился с того света, а минуту назад у тебя тут только что пена изо рта не шла, и я уже не думал, что ты в себя придешь. А потом все стихло, ты лежал, как мертвец, белый, пульс почти не прощупывался, но вот ты начал розоветь, появилось дыхание, ты очнулся, и как только это произошло, ты начал говорить мне о герцогине. Теперь что было до этого. До этого у тебя болела голова, я дал тебе таблетку, потом – снотворное, потом ты начал говорить на древнемонгольском, потом исчезающие шрамы, потом припадки, потом пошли видения, которыми, как ты думаешь, тебе пытаются что-то сказать. Я ничего не упустил?

– Пока все так.

– И тут ты вдруг заговорил о герцогине.

– Она была.

– Хорошо. Была. Но при чем здесь герцогиня? Как герцогиня соотносится с тем твоим утверждением, что они хотят тебе что-то сообщить? Идем, идем, идем, все вроде складывается и вдруг – бах! – герцогиня.

– Понимаешь, Женя…

– Пока не понимаю.

– Не перебивай, дай сказать.

– Хорошо, молчу, говори.

– Этот мир многослойный. Это как дебри, джунгли. Есть то, что указывает тебе дорогу, но временами ты блуждаешь. Ты прав, я не могу всего объяснить. Я не понимаю. Но я стараюсь. Я всякий раз оказываюсь там, где я меньше всего предполагаю оказаться. Это странно, но таков, по-видимому, наш мир. Ты же не можешь сказать, что будет с тобой через минуту.

– Почему не могу Могу. Я дам тебе очередную таблетку, и ты опять уснешь.

– Я не об этом. Я о том, что возможно все что угодно. Мы можем провалиться на глубину, где нас раздавит. Мы можем сгореть от объемного возгорания в отсеке. Это только ты предполагаешь, что сейчас ты дашь мне таблетку, но множество всяких обстоятельств должны сложиться так, чтобы равновесие нашей системы: лодка, море, люди – ничем не было нарушено, и вот тогда ты действительно дашь мне таблетку Этот мир балансирует. И он балансирует все время. У меня же были видения не только во сне, но и наяву. Со мной все это было. И в то же время – ты совершенно прав – где доказательство того, что со мной это было? И где доказательства того, что было именно то, что мне виделось? Кто такая герцогиня? Почему она мне явилась? Тут может быть намек. Во фразе, во взгляде! Тут все связано. Ничего лишнего. И если мы не видим намек, то это еще не означает, что его нет. Послушай, может быть так, я сейчас только предполагаю, герцогиня мучалась долгое время. Она хотела знать, кто же виновен, а оказалось, что всему виной собачья преданность одного человека, погубившая целых два рода. Множество людей погибли только оттого, что кто-то просто дословно выполнил то, что ему сказали. Слово повлекло за собой поступок– убийство. Но ведь слово-то сказала она сама. То есть, по сути, убийца она. Тут есть мне подсказка. Я уверен. Есть. Какое-то обстоятельство, глупость, чушь, ерунда. Должна произойти какая-то ерунда, мелочь, кто-то что-то не выполнит или выполнит, поняв все буквально. Результат – гибель людей. Многих людей. Вот в этом, мне кажется, и состоит подсказка.

– Ну, знаешь, так можно объяснить все на свете.

– Хорошо. Проверим? – С этими словами Дима взял со стола таблетку.

– Разрешите, товарищ командир? – Женя постучал в каюту командира.

– Да! – Командир сидел за столом и что-то писал.

– Я насчет Осеева, товарищ командир!

– Да? – Командир отложил свою тетрадь и откинулся на стуле. – Что там?

– Пока спит, но…

– Но?

– Возможно привыкание к снотворному.

– Нам еще пять суток продержаться. Только пять, потом всплытие, конец автономки, идем в базу, и вы получите свой стационар.

– Понял, товарищ командир. Но обстановка все равно тяжелая. Видения…

– Какие видения?

– Его посещают видения.

– Вы же сказали, что он спит.

– Вот он и видит сны.

– Пускай видит. Осталось пять суток.

– Но во время этих снов его колотит, пот, только что пена изо рта не идет.

– Это вы называете шизофренией?

– Пока это трудно как-то называть, но каждый раз я боюсь, что это будет его последнее видение.

Командир устало вздохнул:

– Что ж, нам всплывать и получать два балла за службу? Пять суток!

– Я понял, товарищ командир.

– Вы должны быть все время рядом с ним. Поселите его в своей амбулатории. Чтоб все время под наблюдением. Надо продержаться.

– Есть. Будем держаться.

– Надо.

Раз, раз, раз – капли капают в стакан с водой. Капли чего-то густого. Они попадают в стакан и повисают в воде. Эти капли красного цвета.

– Это кровь? – спросил он.

– Кровь, – ответила ему женщина. Он был уверен, что отвечает женщина. Тот, кто ему ответил, был небольшого роста, закутан с головы до ног в белую ткань. Он никак не мог разглядеть лица. Руки тоже прятались в складках одеяния. Но этот голос он уже слышал. Кажется, слышал. Это был женский голос.

– Зачем это?

– Кровь нужна. Всем нужна кровь. Даже тебе нужна кровь.

– Мне не нужна кровь.

– Да? Сейчас увидим.

Его руку взяли и по ней легко провели чем-то. Боли не было, показалась кровь. Теперь она капала в стакан с водой.

– Видишь, как красиво. Кровь всегда так красиво капает. Можно загадывать желание. Под капающую кровь.

– Желание?

– Да. И оно сбудется. Кровь все делает конечным, смертным. Смертные имеют право на исполнение желаний. Надо только правильно пожелать. Все должно быть сделано правильно. Желай.

– Я?

– Ты. У тебя нет желаний? У людей всегда есть что пожелать.

– А вы не люди?

– Звучит печально. Это от одиночества. Ты боишься одиночества. И жизни. Ты боишься жизни. Тебе страшно.

– Нет.

– Тогда желай, пока не вытекла вся кровь. Надо успеть. Жизнь уходит. Та жизнь, которую ты боишься, от тебя уходит. С ней уходит страх. А если дать тебе другую жизнь, ты и ее будешь бояться. И ничего не успеешь.

– А что я должен успеть?

– То, что ты должен успеть, зависит только от твоего желания. А ты его не высказал. Желание надо всегда иметь при себе. Готовым.

– Что это означает?

– Его надо проговорить про себя множество раз, и тогда оно отделится от чепухи. Чепуха не может быть желанием.

– Как понять, что чепуха, а что нет?

– Видишь? Кровь капает. Что бы тебе хотелось больше всего? Твои желания будут возникать и пропадать. Они будут отменяться тобой же. Одно за другим, пока не останется одно желание. А все потому что ты видишь, как уходит из тебя жизнь. Тут нельзя промахнуться. Одно желание.

– Я…

– Ты не успел…

Женщина исчезла. Дима очнулся.

Первым делом он проверил руку – пореза не было, но рука болела. Наверное, отлежал, затекла.

– Ну? – спросил Женя. – Что на этот раз?

Женя сидел рядом, но он про него совершенно забыл и очень удивился, остановив на нем взгляд.

– Я…

– Ты. Что теперь тебе сказали?

– Мне?

– Ну не мне же! Что с тобой? Ты меня слышишь?

– Я?

– Господи! Ты что? Поглупел?

– Я? Нет.

– Помнишь хоть что-нибудь?

– Конечно. Конечно. Я все помню.

– Мы с тобой говорили о твоих видениях, снах. Помнишь?

– Помню.

– Ну и что? Что на этот раз?

– Кровь.

– Какая кровь?

– Они порезали мне руку, и стала вытекать кровь. А потом она сказала, чтоб я желал.

– Кто сказала?

– Там была женщина. Мне кажется. Мне кажется, что это была женщина. У нас с ней был разговор.

– О чем?

– О жизни. О том, что она коротка.

– Ну что ж, это свежая мысль.

– Ты б ее слышал. Там все было мыслью. Мне очень страшно, Женя.

Дима потянулся за таблеткой.

– Ты куда?

– Это успокоительное?

– Это снотворное. Отдышись, а то ведь опять чего-нибудь приснится.

– Что ты предлагаешь?

– Я предлагаю успокоиться и не так часто глотать снотворное.

– Я тебя не понимаю. То ты предлагаешь глотать, то не глотать.

– Глотай, но нельзя же глотать через каждые пять минут.

– Ая спал пять минут?

– Ты спал пять часов. Ты выспался. Побудь немного здесь. На этом свете. И расскажи про свою кровь. Подумай. Какой здесь может быть намек?

– Намек? Не знаю. Пока никакого намека, кроме того, что я должен поторопиться.

– Может, это и есть намек? Может быть, событие уже приближается? То, от чего тебя хотели предупредить?

– Может быть. Не знаю. Я уже ничего не знаю. Так можно с ума сойти.

– Можно. Может, мы все сошли с ума. Давно. И совершенно этого не ощущаем. Может, нас вернуть хотят. В разум. Кроме вытекающей крови там больше ничего не было?

– Она хотела, чтоб я высказал свое желание.

– И ты высказал?

– Нет.

– Почему?

– Потому что сбывается любое желание. Самое что ни на есть глупое. Понимаешь? Причем если оно высказано неточно, то сбываются все варианты желания.

– Это они тебе сказали?

– Это я сам догадался.

– Когда ты догадался?

– Только что.

– Хорошо. Сбываются все желания. Пусть сбываются, и что с того?

– А надо, чтоб сбывалось самое главное, сокровенное желание.

– И как узнать, что оно главное?

– Его надо выносить.

– Выносить. Отлично. Ты выносил? Высказал желание?

– Нет. Я не успел.

– Молодец. Ну и чего ж ты не пожелал, чтоб тебе все прояснили? Чтоб сказали, почему они тебя всем этим мучают? А?

– Я не успел.

– Понятно. Не успел. – Женя помолчал, потом он улыбнулся. – Ну чего ты раскис? Ну не успел, ну и что? Успеешь.

– Ты думаешь?

– Я думаю. Я думаю, что они от тебя так просто не отстанут. Если уж взялись непонятно почему.

– Ты мне веришь? А? Жень?

– Я тебе верю. Тебе от этого легче?

– Конечно.

– Тогда отдохни.

Дима потянулся к таблетке.

– Без снотворного. Просто закрой глаза и полежи. Я сейчас приду.

Дима закрыл глаза. Женя вышел из амбулатории. Он кругами ходил по отсеку.

В отсеке сработал вызов «каштана»:

– Вахтенный пятого!

– Есть вахтенный!

– Врач в отсеке есть?

– Есть!

– Врачу позвонить командиру!

– Есть, передано!

Женя отправился к ближайшему телефону Командир ответил:

– Командир!

– Товарищ командир…

– Да, я понял. Что там с Осеевым?

– Спит.

– Опять снотворное?

– Пока нет. Так спит.

– Понятно. Боитесь привыкания. Как он? Как его видения?

– Постоянно разговариваем об этом.

– Заговариваете?

– Конечно, товарищ командир.

– Хорошо. Если что – сразу ко мне.

– Есть!

Это была его бабушка. Он это точно знал. Он узнал ее сразу.

– Бабушка!

– Да.

– Как же так?

– Что тебя удивляет?

– Почему ты здесь?

– Я хочу помочь тебе вспомнить.

– Вспомнить? Что я должен вспомнить?

– Ты сильно болел в детстве. Помнишь?

– Болел. Да. И что из того? Все болели.

– Нет. Так болели не все. Тебя с трудом спасли.

– Меня спасли?

– Теперь ты должен спасти.

– Кого я должен спасти?

– Их больше некому спасти.

– Но кого, бабушка, кого?

– А разве мы спасаем того, кого не знаем? Посмотри, что у меня есть.

Это была гравюра – множество людей в старинной военной форме. Среди этих людей он нашел и себя.

– Но ведь это было давно, – сказал он и поднял глаза.

Как только он поднял глаза, то увидел, что бабушка исчезла. И сейчас же кто-то толкнул его в плечо.

– Бежим!

– Куда?

– Сейчас будет налет. Они прилетят.

– Кто?

И вот он уже бежал. Рядом с ним бежали какие-то люди, и он бежал вместе с ними по бескрайнему пустому полю. Людей было много, кто-то кричал, потерялся.

– Сейчас! Они уже летят!

По небу летели огромные хищные птицы. Множество птиц. Целая стая. Все небо стало черным от птиц.

А потом они превратились в самолеты и сейчас же началась бомбежка. К земле устремились тысячи бомб. Они поднимали землю на воздух. Он почему-то вспомнил, что надо упасть в воронку и переждать, потому что бомбы редко падают в одно и то же место. Когда он упал в воронку, то перевернулся и посмотрел на небо. Оттуда на него медленно опускалась огромная бомба.

Она будто не падала, а именно медленно опускалась, и он начал карабкаться из воронки, скользя и скатываясь назад. Он несколько раз обрывался вниз и сейчас же карабкался снова. Он удивлялся тому, как медленно падала бомба. Когда она упала, его в воронке уже не было. Он лежал на самом краю, и его засыпало землей. Он ничего не слышал. Мир вокруг него оглох.

– Мы будет тебя лечить, – сказали дети.

Он лежал на кровати, и кровать окружили дети.

– Скажи «А-а-а!».

Ему было трудно говорить. Он хотел сказать «А-а-а!», но он только мычал. У него не было лица. Только глаза и марлевая повязка, прикрывавшая кровавое месиво. Ему не было больно, и еще у него не было рук. Ниже груди все представляло собой один большой кокон.

– Оставьте его! – сказала строгая женщина, и дети, галдя по дороге, покинули комнату.

– Сейчас мы все исправим, – сказала женщина и провела рукой по его лицу, и сейчас же у него появилось лицо – все кости встали на свои места, а потом появились руки и ноги. Она стерла кровь ладонями. Там, где она проводила рукой, кровь исчезала.

– Вставай, – сказала женщина, и он встал.

– Идем, – позвала она, и он пошел за ней по бесконечным коридорам.

– Сегодня прием у королевы, – говорила она на ходу. – Это такая редкость. Это большая редкость. Будут все. И ты приглашен. Вот только на обед тебя не пригласили.

«Ну и ладно, – подумал он, – зачем мне их обед, и королева мне не нужна!»

– Ну как же! – Она словно читала его мысли. – Королева очень нужна. Она нужна всем.

– Зачем? – спросил он.

– Она может изменить Судьбу. Все хотят изменить Судьбу. Разве ты не хочешь?

– А ее можно изменить?

– Конечно. Надо только пожелать. Ты желаешь?

– Я?

– Смотри, – она протянула ему пробирку. – Вот твоя Судьба.

В пробирке было что-то похожее на яичный белок.

– Вот это моя судьба?

– Да. Видишь, сколько тут лишних узелков и линий?

– Не вижу.

– Сначала никто не видит, но если как следует приглядеться, то можно убрать это, это и это. Я бы убрала и это, как ты считаешь?

– Как я считаю?

– Ну да! У всех спрашивают. И каждый решает сам.

– А что я должен решить сам?

– Ты должен решить, для чего тебе жить.

– Это решаю я?

– Да.

– А как же судьба?

– Сначала решаешь ты, а потом – Судьба.

– А если мы сейчас разобьем эту пробирку, грохнем об пол, то и судьба закончится, и я умру?

– Нет. Пробирку разбить можно, но Судьбу можно потом собрать с пола – ничего с ней не сделается. Запачкается немного, замарается – мало ли у нас замаранных судеб? – но потом очистится. Все очищается. Да, и вот еще что: ничего просто так разбить нельзя. Для этого надо иметь собственную Судьбу, в которой можно будет разбить чужую Судьбу. Я же говорила про узелки. Там много узелков, к которым должны подойти узелки другой Судьбы. Если слить все это в одну большую пробирку, то судьбы перемешаются, и тогда…

– Королева, королева! – раздалось впереди, и его собеседница смолкла. Она присела в почтительном реверансе.

По проходу шла женщина в черном. За ней двигалась свита. На вид ей было лет шестьдесят. На груди у нее висел огромный бриллиант. Женщина остановилась рядом с ним и внимательно на него посмотрела.

– Это он? – спросила она. Голос у нее был тих и зловещ.

– Да, ваше величество! – ответила за него его спутница.

– А его Судьба?

– В ней много лишнего, ваше величество.

– Кто может знать. Только ум-недомерок сразу и во всем видит лишнее. Покажите.

Ей почтительно протянули пробирку. Она взяла ее в руки, взболтала, посмотрела на свет. Она смотрела и смотрела.

Ему стало не по себе. Это было разглядывание хирурга. Наконец она скупо улыбнулась:

– Ничего необычного. Несколько ненужных узелков. Он немного побродит. Иные блуждают годами. Если б все было просто, кому нужен был бы человечий ум. До всего надо дойти самому.

– Но у нас пять дней, ваше величество.

– И пять ночей. Он справится. Немного мучений и боли.

– Так все перемешалось, ваше величество.

– Я знаю. Все будет так, как начертано. Надо только помочь ему вспомнить. Он вспомнит.

Потом она обратилась к нему:

– Я не приглашаю вас на обед.

– Да, ваше величество, – сказал он, склонившись.

– Это пока не для вас. Он должен вспомнить, – бросила она женщине и пошла прочь. Свита двинулась за ней.

– Да, ваше величество! – присела та низко.

– Что я должен вспомнить? Что? – спросил он у женщины, когда они остались одни.

– Не надо так горячиться, – ответила она. – У нас есть Время.

– Время? Какое время?

– Время. Внутри каждого из нас есть Время. Чем сложнее человек, тем больше в нем накоплено Времени.

– И что потом?

– А потом человек умирает и отдает свое Время.

– Для чего тогда все?

– Для чего?

– Для чего накапливать с таким трудом, чтоб потом отдать!

– Это закон Времени. Все накапливают Время. Иначе ты не человек, а камень, листва – в них мало Времени. Интересно только то, в чем много Времени.

– Кому интересно?

– Судьбе.

– Но судьба в пробирке.

– В пробирке путь. А Судьба… ты только что ее видел.

– Королева?

– Не будем отвлекаться.

– Как же не отвлекаться? Я же должен понять!

– Судьба дает тебе все для этого, но есть путь, который ты выбираешь сам. Это и есть твоя Судьба.

– И я могу выбрать все что угодно?

– Все, что угодно Судьбе. Надо только вспомнить.

– Как я могу вспомнить то, чего не было?

– Все уже было. Ты всего лишь добавляешь нить. Остальное уже соткано. Это похоже на ковер. У каждого своя нить.

Дима открыл глаза – рядом был Женя.

– Ну, как ты?

– Женя, мне надо вспомнить.

– Что вспомнить?

– Они не сказали. Но я должен. Осталось пять дней.

– Правильно. Осталось пять суток. Придем в базу, и там я тобой займусь по-настоящему.

– И пять ночей. Так сказала королева.

– Теперь там была королева?

– Женя, понимаешь, у всего есть судьба.

– Я об этом тоже догадывался.

– Да нет же! Все не так.

– Что не так?

– Понимаешь, все в пробирке…

– Боже! Началось…

– Но послушай!..

– Я слушаю.

– И твоя судьба и моя – они в пробирке…

Женя демонстрировал безграничное терпение.

– А потом их сливают…

– Содержимое этих пробирок. Вместе. В одну лохань.

Дима смотрел на него с недоумением. Он никак не мог понять, как же Женя догадался.

– Да…

– Слушай, Дим, ну что ты несешь!

– Это все из-за Времени.

– Какого времени?

– Которое внутри нас. Им нужно Время.

– Им нужно время?

– Они его скапливают.

– Кто скапливает?

– Судьба.

– Которая в пробирке? Дим, ну ты сам себя послушай. Ты себя-то слышишь? Я так не могу. Я должен пройтись. Я погуляю в отсеке. Ты лежи, я сейчас приду.

Уходя, Женя обернулся:

– Дима!

– Да.

– Ты говорил, что некоторые видения у тебя повторяются.

– Да.

– А тот человек, с розовыми волосами, к тебе больше не приходил?

– Тот человек?

– Да.

– Не приходил.

– Хорошо. Лежи. Я скоро.

Женя повернулся и стал выходить из амбулатории. Он очень медленно открывал дверь в отсек. В этот момент его волосы стали розовыми.

– Я схожу с ума, я схожу с ума, – Дима это твердил и твердил. – Надо же! Розовые. Я уже думать про них забыл.

– Ну как?

Дима так это все твердил, что пропустил возвращение Жени, – тот уже зашел в амбулаторию и прикрыл дверь:

– Как ты?

– Я?

– Ну не я же!

Никаких розовых волос. Неужели все это опять привиделось?

– Я? Нормально.

– Ну да, нормально. Ты будто привидение только что увидел. Рассказывай.

Теперь можно. Я погулял по отсеку, привел в порядок ум и готов тебя слушать хоть до утра: судьба, время, пробирки – давай. Теперь обо всем этом по порядку – так, глядишь, мы и поймем чего-нибудь. Ну! Что там тебе про судьбу наговорили?

– Жень, но ты же не веришь ни одному моему слову.

– А ты бы себя послушал. Человек очнулся, а потом и говорит: «Я видел королеву». А потом эта королева оказывается судьбой. И все это в пробирке. Ну где здесь норма? Как это все я должен воспринимать? Вот я и пошел погулять. Но теперь я пришел, и ты мне теперь расскажи все, что, на твой взгляд, во всем этом бреде было особенно странно.